21. Круги на воде (1/1)

Хранительница мудрости насвистывала неприличную песенку о том, откуда берётся жабья икра и, высунув язык, подшивала охранной вышивкой большую тунику Катасаха. В этом была почти позволительная ирония: обычно охраняют жизнь. От смерти, от болезни, от потери, от несчастья, от страха. А Мев воплощала в себе всё названное в самом чистом, самом искреннем и самом разрушительном состоянии. Она была самым страшным, что могло случиться с живым. И пожалуй, с мёртвым. Неестественно согнутая чёрная ладонь погладила вышивку. Только он смог безусловно принять и полюбить её такой. Такой. Не испугался, не закрыл глаза, не обесценил, делая вид, что ничего особенного, что не существует чёрной бездны и смертного лабиринта внутри самой её сути. Она расцвела в лучах его заботы и сумела принять те остатки себя, что стыдливо прятала ото всех, кто ей важен и избегала. С Катасахом она стала собой истинной. Бесконечно счастливой и гармоничной во всём ужасе внутреннего бытия.А целитель всё так же стремился защищать её ото всего и баловать. Она покачала головой и опустила ресницы.Разумеется, на нынешнем Тир-Фради хранительница мудрости была всего лишь второй после Самозванца. Вся её бесконечная жизнь была служением родному острову и его обитателям, самым неприглядным и горьким сторонам их жизней. Все её многочисленные жертвы и ИХ Праздники были посвящены заботе о питании острова силой en on mil frichtimen1.…для того, чтобы изниоткуда появился этот, и бездумной прихотью своей превратил их землю в отравленную пустыню, а детей Тир-Фради?— в запуганные стайки человекоподобных животных?Неуязвимый, ненасытный, безразличный, всемогущий. Вся её мудрость оказалась бессильной понять корень его дурной, дурной природы.И кто тогда она такая, как не обладательница пустого знания, бесплодного и мёртвого без применения?Большая костяная игла скрипнула, слишком глубоко войдя в вышивку.—?О? —?не получалось привыкнуть к отсутствию боли. Сильные пальцы здоровой руки крепко дёрнули, и игла вышла, блестя застывшими соками ноги Мев. Так даже лучше: немного неожиданного цвета освежит узор. Она снова любовно погладила вышивку кривыми чёрными пальцами и тихо вздохнула.Поодаль, оперевшись об уснувший навечно алтарь, стояла хорошо знакомая фигура Винбарра. Будь Нанчин или Сиора рядом, они отметили бы косую угловатую тень из неясных очертаний. Скрещенные на груди руки маскировали его почти детский восторг. Дождавшись, пока мысли хранительницы мудрости уподобятся зеркальной глади тихих вод, мёртвый король продолжил:—?…а потом пришла ты. И снова выворачивала наизнанку своими вопросами. Но у меня получилось.—?Вывернулся? —?Мев поглядывала на воспитанника, скашивая глаза то на шитьё, то на него, и тихо радовалась. Наконец свободен! То-то minundhanem2 обрадуется!—?Вывернулся,?— Винбарр опустил голову и продолжил рассказ, не пряча улыбку.Наскоро собранный из скромных постных трав пирог должен был порадовать друзей если не вкусом,?— с жизнью каждый из них потерял львиную долю аппетита,?— то запахом. Прекрасным запахом трав и памятью жизни горячо любимой всеми ими земли острова.Но что-то неуловимо изменилось. Время свернулось серой трубкой.Мев уронила иглу, склонила набок голову, вслушиваясь, и вопросительно посмотрела на Винбарра. Тот замолчал и нахмурился.Нанчин открыл дверь, и на пороге появился Катасах. Мев уставилась на него, сдвинув брови. Её губы были плотно сжаты.Она тяжело поднялась с циновки, придерживаясь за стену, всё время втягивая воздух и тревожно поглядывая на Катасаха. Тот только кивал, одними губами говоря ?пожалуйста, Мев, пожалуйста…?.Когда в хижину ввалился Константин, Мев ничуть не удивилась.—?Помоги ей! Прошу, помоги ей…Константин так и не понял, что появилось раньше,?— тонкий свист рассекаемого воздуха или вспышка холодного блеска лезвия. Полумесяц верного серпа взлетел снизу вверх, обещая раз и навсегда поставить точку в полной отчаяния жатве детей Тир-Фради, которая так и не смогла утолить всё растущий голод Самозванца.Чёрные неживые глаза переполнялись выходящей из берегов яростью, прорастали гневом, собранными на конце лезвия.Он не защищается, даже не вскидывает руки. Лишь чуть поворачивается плечом, закрывая собой девушку на его руках.Длинные крепкие зубы обнажаются, подставляя их каплям, что вот-вот согреют её безумную улыбку.Блеск. Свист. Серп. Холодный и чистый. Косой взлёт, направленный к горлу. …направленный в сторону уверенной рукой Катасаха?— прочь от горла застывшего Константина.Внезапное тепло его руки заставляет вздрогнуть.—?Мев, не надо. Ты же можешь?— не делать. Не делай, Мев.Весь водоворот бурлящего неистовства обрушивается только на него. На него одного. Чёрный-чёрный пугающий и слепой взгляд вперивается в Катасаха, и солнце его лучистых глаз угасает.То, что было Мев, кричит, исторгая воплощённый ужас самого Рассоздания.Константин успевает вжать голову в плечи и отвернуться, закрыв собой Анну, подставляя лопатки колючему острому воздуху.—?Просто доверься, Мев, пожалуйста. Это очень тяжело, знаю, но мне не страшно, и ты не бойся,?— он не сводил с неё потухших глаз, а нездешний ветер сдувал его призрачную плоть, и тысячи стылых осколков счищали с реальности слой за слоем, превращали в сыпучую труху всё, к чему бы ни прикоснулись. С Катасаха сходили лоскуты оболочки, которую он с таким трудом воссоздавал, обнажая обгоревшие кости, возвращая его к тому истинному, что он есть.К тлену.—?Ты обязательно поймёшь, я знаю, Мев. Служение для тебя всегда было важнее самой себя. Такой я тебя и полюбил.Стены хижины крошились и ссыпались вникуда. Нанчин с выпученными от ужаса глазами выскочил на улицу. Весь их мир снова летел к тенлановой матери. На этот раз?— изнутри…Катасах прикрыл торчащие острые кости свободной рукой и мягко притянул к себе кричащую страшную Мев, чёрную, мёртвую, чудовищно и невосполнимо пустую.Она вжалась в его грудь, и обломки рёбер прошли насквозь его руку. Чуждые вихри срывали и обращали в ничто того, кто был Катасахом. А он всё шептал:—?Пожалуйста, не нужно. Остановись, Мев, не делай…Он поцеловал её одними зубами и потерся о её холодную щеку тем, что когда-то было носом.Серп тяжело звякнул, громыхнув о деревянный настил.Опомнившись, Мев схватила лекаря обеими руками, не понимая, куда делась плоть, и беспомощно оглянулась на следы свирепого урагана. Катасах осел на пол.—?Нет-нет-нет, что же это, это всё Мев? —?её горючие слёзы закапали в провалы под его скулами.—?Посмотри на него, Мев. Он больше не опасен. —?Катасах слабо улыбнулся без щёк и губ,?— ты ведь можешь всё. Если ты не поможешь им, девочка не сможет жить.—?Ну да, ну да. А ещё накорми Самозванца посытнее и дай воды,?— мёртвый король неподвижно стоял у алтаря и наблюдал. Даже Катасах не понял, сарказм ли это, или Винбарр совершенно серьёзен.—?Рад видеть, брат мой,?— Катасах протянул к нему истлевшие руки.—?Отрыжка вайлега выглядит лучше,?— проскрипел Винбарр, критически оглядывая друга. Они обнялись, и он закрыл глаза.—?Я не дам вам его убить,?— тихо сказал Катасах. —?Их.—?Это ведь уже было. Да? —?Мев не сводит взгляд с Винбарра.—?Было,?— Винбарр странно смотрит на Константина и приближается к Анне. —?Уже было.Бледный renaigse3 что-то шепчет, шепчет не переставая.Мев близоруко уставилась в Константина, прощупывая его до самой земли болезненными иглами невыносимого взгляда: бледное мясо, кости, и никаких следов Самозванца. Разве что слабое омбре. У него нет права голоса здесь. И никакого права ни на что. Его нет вообще.—?А гдеее? Где этот Другой? —?сложенная щепотью ладонь словно помогала ей в поиске.—?Радость моя, у нас будет много времени всё узнать, обещаю. Сейчас у его minundhanem времени нет вообще. Совсем. Ты очень нужна ей, Мев.—?Но если он вернётся! Если он дожрет наш остров! Добьёт ещё живых! —?запротестовала Мев. Ей было, что терять. Как будто было. Как будто остров был её неотъемлемой частью, ею самой.—?Какая разница, одним трупом больше, одним меньше,?— процедил Винбарр, и в ожидании реакции уставился на Катасаха.—?Ведь ты же не такой, брат мой. Убить?— легко, ты же знаешь,?— как будто мстительные тенланы выглянули из его погасших глаз. —?А ты живи. Живи сам и дай жить другим.—?Ах ты говнюк.—?Я значительно хуже,?— осклабился Катасах.—?Но Мев не знает. Она не умеет, в конце концов! —?Мев взволнованно посмотрела на него. —?Живое слишком сложно, слишком неуловимо и непредсказуемо. Мев такое не понимает.—?Здесь всё просто. Надо собрать сосуд, чтобы не упустить уходящую жизнь. Оранжевые нити и кровь. On ol menawi? окропила собой весь путь, и почти ничего не оставила. Нужно что-то придумать.Хранительница мудрости тёрла лоб и что-то прикидывала, не отнимая ладонь от размолотого до костей плеча Катасаха.—?Возьми мою! —?прохрипел Константин. —?Возьми мою кровь и отдай ей! Наши врачи уже пробовали переливать кровь от человека к человеку! Правда, есть какие-то признаки, не нанесёт ли это больше вреда, чем пользы. Я не знаю, как это проверить…—?Что он говорит? —?Мев обнюхала Константина и снова заглянула в него мёртвыми неподвижными глазами.—?Он говорит, бульоном с него деревня будет сыта до следующей Луны, а остальным хорошо получится удобрить посевы,?— беззлобно сострил Винбарр.—?Он говорит, можно долить ей кровь,?— Катасах показал Винбарру кулак, на что Винбарр ответил жестом, определяющим направление долгого пути Катасаха подальше от этой хижины и поближе к чреслам вайлежьих вожаков.Мев забралась на колени Катасаха и позвала Нанчина;—?Котёл с-под супу не мыли? Неси, если не мыли. И неси ещё, если осталось мясо, кости. Навар неси в общем. И уведи renaigse. Он здесь мешать будет.—?Его зовут Константин,?— тихо сказал Катасах.—?Да без разницы.Немного подумав, она добавила:—?Какой же он Константин. Константин?— тот, за кого отдал свои силу и жизнь мой minundhanem. И Константин умер вскорости. Кто это теперь?— Мев не знает. И никто не знает, понимаешь?—?Нужна тонкая полая трубка или… Или игла. Или тонкое перо тоже подойдёт,?— настаивал молодой человек. Он напряжённо всматривался в лица вождей, продолжая всё так же прижимать к себе Анну. Рассечённый ум смотрел, как мёртвые договариваются о шансе для живых. Для всё ещё живых.—?У Нанчина есть,?— устало сказал Катасах. —?Принеси, Молчаливый Брат. —?Он держался из последних сил, чтобы не рассыпаться в пыль. Мев озабоченно гладила чёрной ладонью его лицевые кости.—?Я не дам тебе снова умереть,?— проговорила она Катасаху, а Константин слышал, что эти слова адресованы Анне. Его Анне.—?Она жива! Жива! —?молодой человек старался, чтобы голос звучал громче, он очень старался. —?Помоги, помоги! Пожалуйста!—?Какая ирония. Ни тогда, ни сейчас, Мев не видела от renaigse добра. И вот, наконец renaigse пришел, чтобы умолять Мев. Какая ирония,?— хранительница мудрости рассматривала Константина, как можно рассматривать мелкого, но доставляющего беспокойство, жука.—?Вспомни, Мев, почему ты согласилась исполнить просьбу Керы? —?не унимался Катасах. —?Не потому ли, что увидела то же, что видишь сейчас и в нём? Отчаянную храбрость идти вслед за minundhanem? Силу идти против всего на свете, даже против самой смерти? Силу, которую я не сумел найти в себе, когда должен был…Мев печально покачала головой.—?Ты выбрал скверный пример,?— отозвался вместо неё Винбарр, и теплота в глубине его глаз противоречила тому, как мёртвый король рубил слова, одно за одним. —?Из-за прихоти Керы мы потеряли весь наш мир.—?Не следует называть прихотью её любовь и преданность, брат мой. Не следует обесценивать единственное, что стоит любой цены. Посмотри хорошо, Мев. Посмотри и увидь в нём не врага, а того, каким мог стать и я, если бы мне хватило дерзости. Когда он умирал у меня на руках, он был другим. Он боялся смерти. А теперь сам готов отдать свою жизнь.Хранительница мудрости поджала губы и вцепилась в Катасаха.—?Тех, кто так отчаянно хочет жить, в смерти ждёт только боль, только пустота и сожаление. О том, что не сумели спасти самое дорогое. О том, что их жертвы были напрасны. Представь: что если бы я стал песком и исчез под твоими ногами?—?О нет, нет-нет!—?Они тоже не заслуживают такой участи, Мев. Ненависть ничего не решит. Слишком много было ненависти, боли и смертей. И потерянного времени,?— Катасах печально улыбнулся. —?Подарим им время, Мев. Пусть хоть кто-то сумеет им насладиться.Мев молчала и рассеянно водила маленькой ладонью по плечу возлюбленного.—?Сюда клади,?— она устало кивнула на алтарный камень, с которого возникший изниоткуда Нанчин убрал лишнее.Хранительница мудрости знала Печать Смерти,?— величие, которое ложится на лицо умирающего, кем бы он ни был. Она посматривала на лицо on ol menawi и беззвучно шевелила широкими тёмными губами, пока бывший Самозванец располагал на камне её тело, которое словно таяло и истончалось.—?Пошёл вон,?— тихо, но зло, сказала Мев.—?Я никуда не уйду. Я не оставлю её. Нет. Ни за что.—?Уведи renaigse,?— она попросила уже Катасаха.—?Его зовут Константин,?— тихо ответил тот.—?Да без разницы.—?Я не уйду,?— Константин мотает головой. —?Не оставлю её. Не оставлю. Я обещал ей, что больше никогда не оставлю.Мев прожигает его прищуренным взглядом, скептически поджимает губы, и, спустя секунды тягостного молчания, кивает на узкий кремневый нож, который, вместе с другим скарбом вроде костяных игл для шитья и чего-то ещё притащил Нанчин.—?Срезай одежду.Пока молодой человек возился с тряпками, хранительница мудрости ходила вокруг алтаря, изучая раны on ol menawi.—?Посмотри, minundhanem,?— подзывает Мев Катасаха, и запускает в одну из Анны ладонь по самое запястье. —?И вот ещё,?— ещё одно отверстие. —?И здесь. Она словно побывала на рогах андрига.—?Неси жилы,?— велел Катасах молчаливому Нанчину. —?Будем шить. Я подскажу.—?Молока ей дай,?— хранительница мудрости кивнула на приготовленную чашку.Молодой человек замешкался, но исполнил требование. Катасах одобрительно кивнул.Не обращая на него внимания, Мев продолжала по-хозяйски ворошить пальцами в ранах Анны, хмурясь и что-то обдумывая.—?Твой талант в узлах и швах раскроется и в этой бедной плоти, лунная жрица,?— подбадривает Катасах. —?Начинай.В конце концов, on ol menawi всегда была добра к детям Тир-Фради. Хранительница мудрости шумно выдохнула и нависла над Анной.Чёрные мёртвые пальцы Мев быстро и жестко раздвигали подсохшие края влажных отверстий, пока пальцы правой орудовали кривой иглой, протягивали белые жгучие жилы.Входили белые, возвращались красные. Входили белые, возвращались красные.Время лилось молоком кобылицы, разбрызгивая и отнимая шансы, рассыпая вероятности исходов. Всё быстрее ходит игла, всё тоньше идут жилы. Белые-красные, белые-красные. Мев закрыла глаза, чтобы лучше видеть и шила вслепую. Белые-красные, белые-красные…—?Мев закрыла все бреши,?— хранительница мудрости облизнула пересохший рот. —?Но это не вернёт в чашу сока. В ней почти не осталось крови.—?Молока больше нельзя,?— Катасах сосредоточенно качал головой и, кажется, нахмурил брови. То, что осталось от белобрысых бровей на ободранной плоти его лица. —?Сердце может не выдержать. Слишком много крови потеряла.—?Отдай ей мою кровь! —?вновь вскинулся Константин.Мев изо всех сил старалась увидеть в нём человека. Равного. И услышать того, кто он есть здесь и сейчас, сдвинув в прошлое Самозванца. Смотреть на него глазами Катасаха. Любить, как умеет любить только он.—?Тогда сделаем всё, на что способны,?— устало резюмировала она. —?Что нужно?—?Понадобится тонкая полая трубка или… Или игла. Или перо, ость пера тоже подойдёт.—?Что ещё? —?подбодрил Катасах.—?Кажется… нет, нет, точно, нужно рассечь сосуд вот здесь, на локтевом сгибе, засунуть в неё трубку. Выпустить воздух. Вторым концом?— ей. Сверху вниз. Да, кажется, так,?— он отчаянно смотрел на Катасаха: пожалуйста, пожалуйста, скажи, что я прав, что это может сработать!—?Мы такого раньше не делали… Но мы попробуем,?— он спокойно и собранно раздавал указания, невзирая на рассредоточение и уплывающее сознание. —?Нанчин, дорогой, принеси и подготовь всё, что назвал Константин.—?Minundhanem,?— Мев потянула Призрачного Вождя за бахрому истлевшего рукава. —?А если кровь Самозванца окажется дурной? Что, если в его крови сидят семена dob anem shadi5? Будет так же, как с Тир-Фради? Мы дадим ей смерть под видом новой жизни, да?Катасах сгребает Мев в охапку, целует в макушку безгубым ртом.—?Тогда мы заселим к ней Винбарра, а землю продолжим засеивать новыми саженцами. И тогда посмотрим, кто кого!—?Лучше заселите к ней Катасаха, а Винбарра оставите в покое,?— Винбарр скривил рот, пряча улыбку.—?Ты же нам саженцы уморишь, Наивысочайший. Нельзя тебе доверять полив и удобрение! —?на почти лишённом щёк лице Катасаха не видна улыбка, но в голосе слышны её отзвуки. —?Minundhanem,?— он повернулся к хранительнице мудрости. —?Я никогда прежде не просил тебя. Но сейчас прошу. Дай мне сил. Именно сейчас и именно для этого момента. Пожалуйста, Мев.Мев не раздумывая, протянула чёрную руку с сочащейся раной.—?Бери.Ладони соприкоснулись с лёгким треском. Винбарр так же улыбался, неподвижно стоя у алтарного камня подле Анны. Мев прижалась к Катасаху, и он потерял резкость. Секундой позже на обожжённые кости вновь наросла призрачная плоть, вернув целителю прежний облик.Он уткнулся носом в щёку хранительницы мудрости. Она ответно погладила его носом.Пришлось легонько толкнуть застывшего Константина. Молодой человек словно потерял свою душу, убегая от чего-то невыносимого, и теперь единственная его опора уходила, становясь невесомым призраком, всё ещё прикованным к слабеющей тонкой плоти. Лекарь толкнул и себя, толкая его.—?Давай руки. Обе. Сядь крепче. Тебе нельзя падать. Упадёшь ты?— и не сможет она.—?Я знаю. Я смогу. Смогу.Катасах нетерепеливо потряс вытянутой рукой. Молчаливый Нанчин вложил в его широкую ладонь острые перьевые стержни и привязанные жилы, от которых едко пахло. Невольная усмешка поломала узкие губы целителя. Этот запах всегда сопровождал их задушевные беседы с Винбарром на болотах. Наверное так едко пахло и с треском вскрытое каменное сердце.—?Выдыхай!Симметрия не свойственна живому. И вот он, умирающий minunhanem, возле minundhanem, тоже умирающей. Он оглянулся на Мев. Та неподвижно сидела у ног Винбарра, который замерев, смотрел на Константина, вбирая в себя происходящее.—?Ещё. Выдыхай! —?Катасах растождествился с собой, гибнущим вместе с Константином, умирающим от страха за маленькую сильную девочку де Сарде. Остался только глубокий автоматизм опыта и чутье, те, что выше чувств, выше истрёпанных нервов, те, что движимы только волей.Константин не меняется в лице, когда тёплая смола пропитывает повязку. Не меняется он в лице и тогда, когда глубокие тени вокруг его глаз становятся совсем чёрными. Только кисть, перебирающая ставшие почти красными волосы Анны, тяжело опускается, еле шевеля пальцами.—…Молока больше нет. Он выдержит? —?кажется, это грубый голос Мев.—…достаточно, иначе не получится,?— Катасах какой-то холодный и чужой.—…сколько нужно…бери,?— на грани слышимости бормочет Константин.Мев поглощает невесть откуда взявшаяся волна сочувствия, и вот уже усиливаются тонкие нити страдания, облекаются силой её участия в боль и безысходность, и большие чёрные глаза блестят от слёз…Катасах взял её на руки.—?Много, слишком много боли даже для тебя, minundhanem. Идём на воздух,?— она прижалась к нему, как щенок вайлега.Внимание к происходящему можно сравнить с азартом. Мёртвый король жадно следит, как Мев погружается и усиливает бездну чужого отчания, многократно, чрезмерно, возводя целый мир горечи на осколках воспринятого страдания.Как Катасах сдирает с себя сострадание, пеленой кутающее разум, делающее нетвёрдой руку, от чьего движения зависят две крохотные жизни.Как смазывается суета Нанчина, и он превращается в Молчаливого Вождя Людей Тени, самого странного племени острова. Вождя, что был слугой почти всю свою долгую жизнь.Бывший Винбарром уселся на опустевшем алтаре и ненасытно внимает, впитывает в себя соки нового мира, текущие в его людях. В тех, кто ими остался. Или стал.Когда в хижину заходит Сиора, стёршая-себя-в-скорби-Сиора, она спотыкается о его нечеловеческий взгляд, в котором безумие Верховного Короля сплетено намертво с нерождённым Хранителем, причастившимся от каждой угрозы, зависшей над его землей, над счастливыми землями детей Тир-Фради.—?Уйди,?— нетерпеливо машет он ей, и Сиора переводит с него воспалённый взгляд на молодого человека в бинтах.Мёртвый король смотрел, как Сиора ухаживает за убийцей всего её клана, почитая эту заботу за очередной бесчеловечный урок нелюдимой. Считая её глазами трупы, глядя невинностью из распахнутых век Самозванца .Ему было невдомёк, что можно быть всеми одновременно, ощетиниться правотой и поражать ею безоружных униженных противников, коих истина и выбрала своим постыдным рубищем. Зрелище столкновения истин полностью захватило его. И неспособный больше сдерживать эмоции, он вышел из хижины.Ту, что была Мев, нежил на руках Катасах. Словно не было свёрнутого в человека вихря клубящегося Рассоздания, словно не было страшной силы, еле держащейся все эти десятилетия десятилетий в слабом теле той, что была нелюдимой.—?Она такая маленькая, такая хрупкая,?— Катасах гладил её за ухом.—?И любит бабочек,?— проскрипел Мёртвый король. —?Нужно было умереть, чтобы понять, как тебе удалось…—?Пустое,?— замахал руками целитель. —?Постереги, пойду проведаю её. Их.Он пришёл ребёнком, когда остров уже знал Мев. Теперь сам он?— остров во многом благодаря ей. Но даже сейчас он не может сказать, кто такая и какова она. Мир знает Мев такой, насколько та позволяет себя знать. Бывший Винбарром рассеянно гладит её холодную бледную щёку. О, что бы ни происходило?— это всего лишь очередной сон Мев. Теперь он точно был в этом уверен.Мёртвый король не слышит слабые, но отчаянные крики. Их слышит она, и этого достаточно, чтобы провалиться сквозь вязкие реальности именно в эту, размежить тяжёлые веки и, опираясь о стену, войти в хижину.Песня смерти звучит отчётливо, звеня в костях хранительницы мудрости. Точка невозврата. Нужно, нужно показать им, что мы ещё поборемся, и что надежда… Мев слушает в рёбрах Анны. Сердце покинуло их, в предрассветный час вылетев пёстрой птицей через ноздри. Страх отпустить говорит из губ бывшего Самозванца. Мельчит дробью вопросов с очень простыми и страшными ответами. Мев не умеет такое сказать. Её губы двигаются в такт его вопросам, но она не знает нужных слов. И только вбежавший Катасах наконец называет:—?Мы сделали всё, Константин. Всё, что могли.Он только исходит волокнами боли, но они безвредны для Тир-Фради. Наконец безвредны. Хранительница мудрости отводит глаза, спрашивая себя, а всё ли возможное она сделала, чтобы on ol menawi жила.— On ol menawi была достойным соперником,?— скрипуче тянет Винбарр, поджимая губы и отворачиваясь, отвлечённо глядя куда-то поверх Анны.Катасах качает головой, невесомо ведёт ладонью по плечу Константина и уводит Мев на улицу.—?В такие моменты не стоит жалеть о несделанном,?— Винбарр зачем-то всё ещё здесь. —?Возьми её на руки. Будь с ней, пока она ещё может тебя чувствовать.Мальчишка, едва не раздавленный обрушившимся на него могуществом. А что он, бывший Винбарром, сделал для того, чтобы renaigse мудро распорядился полученным?Винбарр встаёт за его спиной, опускает тяжёлую руку на плечо. Молчит. Слушает.Его ртом говорит сама Боль, и мёртвый король чутко и внимательно слушает, положив другую руку на собственное сердце, пылающее льющейся через край новой жгучей жизнью.Его ртом говорит рождённая самими Отчаянием Мудрость, и он просит бывшего Винбарром отправить его вслед за своей minundhanem. И тот не вправе отказать.—?Иди за ней,?— мёртвый король обнимает сердце мальчишки renаigse так, как ни одна рука в жизни не обнимала его собственное сердце.И Константин уходит за ней.А бывший Винбарром задумчиво смотритемувслед.