19. Хранитель (1/1)

Часы тянулись, собираясь в спутанные вытянутые спирали, собирались в дни. Из мутных окон чужих глаз виднелось больное бледное солнце, что поднималось, превозмогая плоское небо, и падало, не выдерживая измученных равнин и мёртвых лесов с обломками ветвей. Всё, ради чего он жил, оберегал и ценил, погибло.Фокусировка внимания вовне не давала ему передышки, а только вдавливала в боль бессмысленность собственного бытия. Иногда он пытался забыться, но дремавшая чернота тут же просыпалась и начинала излюбленную пытку.Вязкая мгла извивалась чёрными липкими змеями, заползала в ноздри червями, забиралась под кожу, тыкалась в подреберье. Винбарр не мог ни отвернуться, ни сбежать.—?Довольно, ущербный, откуда у меня ноздри и рёбра, я давно мёртв!Мёртвый король мотнул головой, сбрасывая наваждение, и цветасто послал dob anem shadi1 настолько далеко и глубоко, что смутился бы даже Данкас.Внимательные белки немигающего взгляда намекнули из черноты, что у него будут и рёбра, и руки, и ноги, и всё, что вздумается его новому… соседу? хозяину?Было так плохо, что хотелось выть. Винбарр рванулся прочь, собрав всю волю и ненависть. Мерцающие в тесной темноте его заключения зубы предложили попробовать удесятерить потенциал, вспомнив силу надайга. Хм, пусть даже мёртвого, но попробовать определённо стоило!—?Не знаю как, но я сделаю из тебя удобрение, мразь…Конечно сделает. И не одно. И не раз. Когда-нибудь. У него на это впереди чуть меньше вечности, потому что к тому времени от мёртвого короля останется примерно то же, что осталось от его мёртвого бога?—ничего…От него осталась только неукротимая воля. И что-то вроде.надежды? Не то. Принятия? Ни за что. Понимание? Может быть. Он с трудом взял себя в руки и решил двинуться навстречу своему самому тёмному, закрытому и глубокому страху и вызвал в памяти наставницу, хранительницу мудрости, Мев. Когда-то притягятельные, зрачки цвета цветущей воды превратились в мёртвые осклизлые глаза и косили, а из порванного горла с хрипом выходил воздух.—?Я хочу стать как ты, Мев, стать мёртвым.—?Ты хочешь сбежать, маленький надайг.Вот они снова сидят в святилище у алтаря, и Мев показывает, как вязать узлы из нитей жизни, чтобы отсрочить надвигающийся конец. Её рожки ещё без цветов, волосы заплетены в сотню косичек. Сложенная щепотью рука покачивается в такт терпеливому объяснению, почему именно так, а не эдак. Живые блестящие глаза будущей хранительницы мудрости лучатся пониманием и счастьем говорить с равным, разделяя переживания и сомнения.Он бережно берёт её ладонь в свою и спрашивает то, о чем молчал всю жизнь.—?Почему ты так и не вернулась в святилище en on mil frichtimen2?Длинные губы застывают на полуслове, она внимательно смотрит ему в белёсые глаза и видит, что ребёнок перед ней исчез, а его место занял взрослый мужчина, чуткий жрец и прекрасный воин. От неё исходит только покой.—?Мой бог меня предал, Винбарр.—?Почему ты не рассказала…—?И надломила твой Путь?Она смотрит на кончики пальцев без ногтей.—?Мы все звали его там, в подвалах. Шептали его имя на остатках дыхания. Думаешь он нас слышал?Он не смеет поднять глаза и глядит то в пепельные камни вокруг, то в грубо прочерченные линии на её щеках, пытаясь вдохнуть хоть немного принятия услышанного. Ему становится так больно, что хочется вырвать из груди осколки печальной правды вместе с сердцем, подарившим только ложь и слепоту, за которые он отдавал раз за разом всё, чем бы он ни обладал. Не оставляя для себяничего…—?Зачем тебе божества, Винбарр?—?Как зачем… чтобы служить? нести Волю оттуда в наш мир? —?неродившиеся ответы разбивались калейдоскопами крошащейся мозаики, изначально ложные, изначально неверные. Он умолк. Только белёсые зрачки буравили темноту, не замечая сладких улыбок, пьющих его боль. Больше не было необходимости в богах.—?В чём твоя Воля, Винбарр?—?Хранить жизнь и её законы… защищать… любить,?— он внезапно захлебнулся вкусом всего, что было в слове ?любить?, ощутив внезапный удар молодого сердца и растерянно оглядел свою темницу. Как будто ничего не изменилось. И всё стало иным. Ещё один удар оглушил его и наполнил радостью, дал музыку самой Жизни.—?Что наполняет тебя, Винбарр?—?Ненависть… гнев? —?он искал хотя бы что-то настоящее внутри, и вдруг неожиданно спокойно посмотрел в глаза dob anem shadi. И с удивлением понял, что ничего не чувствует. Разве что отстраненное любопытство. Гнев, ненависть и бессилие покинули его, освободив место чему-то большему, чему-то важному.—?Видишь, как всё оказалось просто,?— напротив него была Мев, и бутоны на её рожках раскрывались один за другим.—?Спасибо тебе, Мев.Она расхохоталась.—?Бестолковый, Мев здесь нет. Ты снова говоришь сам с собой.Его взгляд лучился пониманием и покоем. Потому что для радостей, сожалений и страданий не осталосьничего…Узилище перестало давить теснотой.Если бы у него была голова, она бы кружилась. Винбарр пьяно улыбнулся и вдохнул несуществующей грудью. Он ощущал одно только Блаженство. Блаженство было вне позволений, вне всего, что разделяло его измученный разум, блаженство разорвало его жажду свободы, и она внезапно потеряла своё значение, став парадоксальной препоной, скрывая от него тёмные неведомые горизонты.Dob anem shadi словно агонизировал. Мёртвый король склонил набок рогатую?— о, ему пока хотелось думать о себе как о живом! —?голову и вслушался.Нет-нет. То не было агонией в полном смысле. То были границы, чёткие, яркие, привнесённые извне чьей-то чистой волей, настолько чистой, что она обогащала его Блаженство. Границы бережно, но неотвратимо, сжимали, собирали dob anem shadi, спрессовывали его в точку, отнимая у него всё напряжение, мягко глушили сопротивление чёрного естества. Винбарр беззлобно улыбнулся. Чёрный злобный мучитель полностью потерял для него важность. Его внимание обратилось к источнику, распространявшему нежные и твёрдые, как тугие бутоны, границы.Renaigse3 и on ol menawi? и точка невыносимого напряжения между ними. Ох уж эти minundhanem5. Таинство меж двумя таковым и должно оставаться.Внимание рассеялось. Окружающий мир так огромен и так узок, что вся жизнь человеческого ума способна его постичь. Тогда что уж говорить об уме?— нечеловеческом?Блаженство самой жизни переполняло, и Мёртвый король уже видел, как все здешние существа выпивают его дух и живут, и полнятся, и плодоносят, и расцветают новыми красками, разлетаются птичьими стаями, оживляют воздух… ещё никогда он не был так счастлив, так самодостаточен.Винбарр превратился в звук, похожий на радостный крик. В воздухе было свежо и прохладно. В дымке тёмного дня словно начало светать.Он с этой минуты стал другим.?Ответь, старый Винбарр,?— думал он,?— может ли полная свобода становиться чем-то большим. Настолько большим, что с ней начинают бороться??Вот только внутренней трагедии больше не было. Она была, но словно в другом месте, куда более далеком, чем его захлёбывающееся радостью живое сердце.Ничего такого, что можно было бы выразить в словах, внутри не было.Он ощутил единение с миром, и ничто больше не могло нанести ему вреда. Любовь победила, любовь на осколках свободы, и теперь он смотрел вокруг очень чисто и очень просто.Но всё равно остались вопросы и мысли. А главное, остались вопросы. И Винбарр знал, кто бы ему ответил, не говоряничего…