10 (1/1)
Джин добрался до Нара к вечеру. Постоялые дворы гудели от сплетен: из-за безродного бродяги храм Кацуга переругался с сёгуном. Говорили, что это бандит, зарезавший самого микадо. Говорили, что это пират из западных варваров. Говорили, что это последний потомок древнейшего рода, тайно путешествующий по стране и несущий справедливость. Говорили, что это тенгу, которого укротили монахи. А еще говорили, что приговор будет оглашен и приведен в исполнение послезавтра. Ночь Джин провел на постоялом дворе, а день — изучал окрестности храма и пути отхода. Подобраться к подземной тюрьме было невозможно — она находилась во внутреннем дворе, куда мирян не допускали. Окрестные леса, окутанные нежной весенней зеленью, были полупрозрачны. Птицы пересвистывались в ветвях, и если б не кровь и боль, которыми пропахло письмо Мугена, Джин бы просто наслаждался весной. Пока он видел только один вариант: отбивать Мугена прямо перед казнью. Конечно, один он не справится, придется звать Йодзу — охраняли преступника и монахи, и самураи сёгуната. Этому способу не хватала изящества, он был груб и прямолинеен, слишком опасен… и как ничто иное подходил именно Мугену. …В день оглашения приговора, смешавшись с толпой, он был готов ринуться вперед в любой миг. Не так уж он и рисковал: самый опасный боец из служивших сёгунату был мертв, и наверняка Муген, прежде чем его повязали, успел убить несколько самых сильных самураев. Джин был готов увидеть коврик крови и Мугена перед ним, но вместо этого храмовый глашатай прочитал приговор. Услышав слова ?без пролития крови?, Джин напрягся: пробиваться к виселице будет сложнее. А потом глашатай объяснил, что значит ?без пролития крови?. Жестокая, долгая казнь… но какой шанс! И главное, не имеет значения, в каком состоянии будет Муген. А состояние у него было аховое. Он с трудом держался на ногах, половина волос была опалена, один глаз не открывался, на правой руке, похоже, были переломаны пальцы, и главное — Джин бы поручился, что Мугена еще и лихорадит. Проследив, как его заковали в колодки и увели, чтобы сбросить в пересохший колодец на задах хозяйственных построек, Джин ушел от монастыря. Совокупная жестокость сёгуна и монахов оборачивалась к лучшему. Теперь оставалось подготовиться. …Закопавшись в сено над денником своего мерина, Джин слушал колокол, отбивавший часы. На постоялом дворе вместо себя он оставил куклу, которая до утра сойдет за спящего мужчину. Спустившись вниз глубокой ночью, он заседлал коня, перебросил через его спину свернутый холст, веревку и основательный железный штырь. Муген был в колодце, колодец — накрыт мельничным жерновом с квадратным отверстием посередине. Караул нес единственный самурай — после падения Муген не подавал голоса и казался безопасным. Джин проскользнул под навес, где дремал охранник, зажал ему рот, нащупал на шее пульс, нажал и держал, пока самурай не обмяк и не начал падать. Подхватив его, чтобы не загремело и не звякнуло оружие, Джин оттащил караульного подальше и связал. Потом вернулся к колодцу, привязал веревку к штырю и просунул в отверстие жернова. Подергал, отмотал несколько локтей, обвязал свободный конец вокруг конской шеи и медленно повел мерина по двору. Тот напрягся, ударил копытом и навалился, как упряжной бык. Жернов заскрежетал и начал двигаться. Уговаривая и поглаживая коня, Джин заставил его пройти три шага. В колодец он спустился по той же веревке. Муген был там, Джин не видел его, но слышал хриплое дыхание. Да и пах Муген, как любой, прошедший многодневную пытку. — Это я, — сообщил Джин, ощупывая Мугена. Тот был горячим, как угли на хибати, вдобавок, похоже, при падении ему досталось колодкой по голове. — Сейчас вытащу.Это было проще сказать, чем сделать. Джин отрезал кусок веревки, чтобы связать Мугену запястья, потом на ощупь нашел замок колодки и срубил его сёто — для катаны тут было слишком мало места. Тьма и толща земли давила, и Джин закрыл глаза, чтобы не напрягаться, пытаясь что-то увидеть во тьме.Путь наверх был мучительным и долгим. Дзёри скользили по сырому камню, Муген болтался за спиной, как куль с рисом, задевая за стены, а ладони Джин сорвал до крови. Колодезная вонь впивалась в легкие, как тысячи мельчайших мошек. Ему пришлось лечь и отдышаться, когда он выбрался наружу. Быстро ощупав Мугена и убедившись, что тот по-прежнему не пришел в сознание, Джин замотал его в холстину, потом снова закрыл колодец жерновом и освободил крепко спящего караульного. Взвалил Мугена на спину мерина и вышел из монастыря.Он гнал коня, как безумный, но добрался до Фуу к вечеру того же дня. Муген бредил. Его раны воспалились, в груди что-то клокотало. Правда, Джин был уверен, что если б не удар по голове, этот Такэда уже матерился бы и требовал меч. Фуу плакала, ругалась, хлопотала по хозяйству и гоняла немую служанку. В заброшенном доме поселились нетопыри, в кухне выросли разноцветные грибы, посуда частью побилась, частью была раскрадена, татами воняли плесенью, но Фуу, как смогла, подготовила для Мугена комнатку на втором этаже. Там он и лежал, то горячий и бредящий, то ледяной, облитый липким потом и молчащий. Через сутки Фуу сказала:— Глупо, но мне кажется, что Мугену легче, когда ты сидишь рядом. Джин хмыкнул. Качнул головой. Повернул руку, чтобы рассмотреть герб. И снял хаори, чтобы укрыть Мугена. Прохладный шелк спрятал раны, гербы легли на ладони и грудь, на мгновение вспыхнули радугой — и погасли. — Дело не во мне. Это благословение норо. Он поправится. Фуу шмыгнула носом, кивнула и села рядом с Мугеном. — Тогда я побуду с ним. Немая служанка натаскала и согрела воду. Джин мылся первым. Сидеть по плечи в бадье с горячей водой и вдыхать парок, пахнущий отсыревшим деревом, дымом, едким мылом и потом, было успокаивающе-привычно, хотя и не вполне комфортно. Запахи и формы Дома, потоки воды, ассоциировавшиеся там с истинной чистотой, сделали Джина привередливым. Но своя красота есть и в сложности, и в простоте. Он закрыл глаза и окунулся с головой, запрокинув ее назад, чтобы как следует намочить волосы. …Фуу поднялась ему навстречу, когда он, с еще не высохшими прядями, падавшими на хрусткое новое юката, вошел в комнату наверху.— Муген очнулся, — сообщила она. — Выпил рисового отвара и уснул. Джин кивнул. — Иди. Фуу поправила хаори, под которым похрапывал Муген, и вышла. Джин достал из-за пазухи гребешок и начал расчесывать волосы. Криптомериевый гребень с частыми зубцами был зачарован: волосы высыхали и ложились ровно и гладко, чтобы потом послушно собраться в прическу. Такие гребешки в Доме были у всех: Хаору и Наари почитали невероятно важной красоту прически. Иногда Джин думал, что и Эйрика-то Наари выбрала только за удовольствие смотреть, как бьется по ветру золотая орифламма его волос, и за право укрощать ее, заплетая в высокую косу.Муген захрипел и повернулся на левый бок. Сжал правую руку в кулак, застонал и открыл глаза.— Бля! Больно… Джин хмыкнул. — Ты еще смеешься!Муген произносил слова скомкано и невнятно. — У тебя сломаны пальцы, — сказал Джин. — Знаю.Муген заворочался и сел, опираясь на правую руку. Он выглядел отвратительно, но был, как ни странно, довольно бодр.— Фуу внизу.— Угу, и сральня тоже.Джин помог ему подняться, проводил до нужника, потом почти донес обратно. Муген обессилено рухнул на футон, укрылся хаори. — А мой меч ты добыл?Джин кинул на Мугена косой взгляд.— Да, не стоит требовать от судьбы сразу всего. Сам добуду. — Он у сёгуна. Трофей.— Угу. А где твои cтекляшки?— Сегодня я вижу нормально.— Сегодня? Джин кивнул. Зрение у него ?плавало? безбожно, в ?хорошие? дни он видел почти отлично, в ?плохие? — не мог посчитать крупинки риса в чашке, которая стояла перед ним. Впрочем, за последние месяцы ?плохих? дней не было совсем, а ?хорошие? становились все лучше. И головные боли почти исчезли.— Ты точно ненормальный. Ну, спасибо, что вытащил. А где это мы?— На постоялом дворе. Хозяйка — Фуу. — Джин собрал волосы в хвост и поднялся. — Скоро она придет. А мне пора. Муген лениво взмахнул покалеченной рукой. — Еще увидимся. Джин кивнул.Внизу Фуу, замотав голову полотенцем, раскладывала по плошкам рис и поливала его соусом. Служанка драила хибати. — Столько дел… — пожаловалась Фуу. — Прямо не знаю, за что хвататься. Муген спит?— Нет. — О, так я отнесу ему еды! — она подхватилась, поставила на поднос плошку, чашку чая, кинула палочки и унеслась наверх. Джин тем временем надел простое черное хаори без гербов, которое было куплено для Мугена, и сел за стол. Ел медленно, старательно прожевывая рис. Он решил выехать после ужина. Оставаться тут больше не было сил.Он вышел во двор, заседлал отдохнувшего и набравшегося сил коня, поправил мечи и выехал на дорогу, оставляя закат за спиной. До Нагоя он добрался к утру, спрямляя и срезая путь, где только можно — и как только можно. Конечно, получилось меньше пятнадцати ри, конечно, большую часть времени дорога шла не по земле Ниппон, но это уже не имело значения: ровно в полдень он вошел в ту же тории, чтобы встать на пороге Дома и толкнуть дверь.