22. (1/1)

***Даже не королева, богиня. Так ее называют в стенах этой школы. Всех восхищает ее красота, ее "неподдельная" святость, "желание помочь" всем. На нее смотрят сквозь розовые очки, не замечая все ее изъяны и скверный характер; она именно тот человек, перед которым все расчищают дорогу, не желая становиться на ее пути, ведь знают — она не просто уничтожит. Она в порошок сотрет. Ее легко узнать по стуку ее каблучков, отбивающий всем знакомый ритм от каменного пола в коридорах школьного здания. У нее всегда проходят самые крутые вечеринки, и она встречается с самым крутым парнем в школе. Хотя, нельзя уже сказать, что и встречается, так много произошло в такой сравнительно короткий срок...Хорошо, не одна. Их таких две. Портящих другим жизнь.Обожающих унижах и сплетничать. Линдси и Ванесса. Ванесса и Линдси. Порой даже не знаешь, кто из них хуже. Одна довела Эвелин Шамуэй едва ли не до анорексии, а вторая всячески пользуется знанием чужого секрета, над которым, на самом деле нельзя глумиться, но все же это играет ей на руку. Попытка показать О’Брайену, что он не имеет права на отказ, заставила Линдси Стоув пойти на такие меры, как поведать Билли чудную историю про место и статус его работы. Их нельзя назвать "крайними", ведь еще так много всего можно сделать, чтобы заставить его ее слушать, заставить делать то, что она хочет. Внезапно Линдси понимает, что и обычного секса ей не хочется. Ей хочется, чтобы Дилан разговаривал с ней так же спокойно, как с Вайолет или Билли. Хочется, чтобы так же робко прикасался к ней, неуверенно, словно сам себе не доверяет. Она видела это между ним и Билли. Она видит это даже сейчас, резко останавливается в коридоре, замечая эту гребаную парочку у шкафчиков. Дилан что-то извлекает из своего, книги, кажется, а Билли просто стоит рядом, прижимая к себе учебники. И, блять, словно Линдси и не доводила Шамуэй до истерики, когда рассказала ей о Дилане. Словно ей все равно, как он искусно трахал ее, где и как она захочет. Но она все равно... Она все равно стоит рядом с ним, в этом безвкусном джинсовом сарафане, полосатой футболке, таких же полосатых колготках и кедах. Совершенно некрасивая, волосы у нее просто распущены, никогда не завивает их в локоны, даже, наверное, не знает, что такое маска для волос, и эти передние зубы, как у кролика, взгляд зеленых глаз до сих пор смотрит с какой-то дикостью, недоверием и опаской. Но не на него. На него она смотрит открыто. Смеется с каких-то сказанных им слов. Нескладная, худощавая, невысокая. Тело все всегда в синяках. Она вызывает у Линдси уже даже не жалость и не отвращение. З а в и с т ь.Она до сих пор стоит с ним рядом. До сих пор разговаривает с ним, даже после того, что узнала, кем он работает, как зарабатывает на жизнь и лекарства для сестры. Почему она все еще рядом? Почему приняла его сущность? Почему из кожи вон не лезет, чтобы ему понравиться? Одевается вообще безобразно, не умеет подчеркивать свои достоинства. Неинтересная, грубая, странная, вечно в драки лезет. На ментальном уровне она, наверное, просто мальчиком родилась. Что в ней такого особенного? Она не такая красивая, как Линдси, у нее нет такой точеной фигуры и отличной, ухоженной кожи. Обычная. Самая обычная. И почему-то Дилан улыбается ей в ответ. З.а.в.и.с.т.ь.Что в ней такого особенного, что он предпочитает ее даже малышке Вайолет? Что в ней есть такого, что заставляет его быть счастливым? Ведь рядом с ней он улыбается не наигранно, рядом с ней он искренен. ***Дилан улыбается, но роняет тяжкий вздох, словно внутри так тяжело, там целый склад металлолома и различного ненужного хлама. И, вроде, Билли знает о нем уже все.Вроде, она принимает, мирится с тем, кто он.Вроде, поддерживает, понимает.Вроде, от ее поддержки должно стать легче. И все же Дилан не уверен, что рассказал бы ей при нормальных обстоятельствах.Он не рассказал бы это никому. Но внутри все равно так тревожно, так неспокойно...Ведь если от реакции Билли его едва ли не порвало, то...Что будет, если на него окажут самый сильный рычаг давления?— Что с тобой? — Эвелин спрашивает обеспокоенно и осторожно, еще более осторожно кладет руку ему на плечо, зная, что любые прикосновения для него значат. — Все нормально, — отвечая, он старается держать в голосе уверенность. — А что? — Ты вздыхаешь тяжко.Не только вздыхает. Дышит так. Живет так. Все время словно в тисках, в опасении, что может произойти что-то плохое. Ни секунды внутреннего покоя, ни секундочки, ни даже ее ничтожной крупицы. Все теперь кажется таким уязвимым. И даже если Билли рядом, он еще никогда не чувствовал себя более слабым. Когда никто и ничего не знал, было как-то в разы легче, а теперь словно висит на волоске, на ниточке, которую так легко обрезать. Кому Линдси Стоув еще может рассказать? Ну, даже не знаю... Как насчет: всем?— Впервые я был с кем-то настолько откровенен, что это меня пугает, — он сдвигает брови к переносице, опуская взгляд на носки своих кроссовок. Даже откровенней, чем сам с собой. Это еще хуже. — Ты боишься, что я кому-то расскажу? — в голосе Билли даже обида слышится. Ауч! Больно! Нет, после всего того, что произошло, Дилан доверяет Эвелин даже больше, чем самому себе, ведь знает, что она будет молчать. Просто... Просто это так сложно...— Я не боюсь, ведь знаю, что... — не расскажет. — А вот Линдси... К чему еще она прибегнет, чтобы я продолжил выполнять то, чего она хочет? Она будто мной одержима, — одаривает Билли коротким взглядом, поджимая губы.— Она любого может довести, — горько роняет девушка, вспоминая, что до сих пор разбирается с проблемами пищеварения, насильно заставляет себя есть. — Такие, как она и Ванесса могут многое, но я знаю тебя, Дилан, ты сильнее их. Ты не обязан выполнять все, что она тебе скажет. — Думаешь? — Я знаю. И по стенкам сердца, легких, каждого органа внутри словно растекается тепло. Билли рядом. Билли верит. Билли поддерживает. Она улыбается ему, разговаривает с ним. С понимаем смотрит в глаза без какого-либо скрытого умысла. Она знает о нем все. Принимает его таким, какой он есть. Любит его таким. Все же хорошо ведь.Тогда почему тяжесть не проходит? Почему создается впечатление, что дело здесь уже совсем не в чувствах к Эвелин? Нет, тяжесть кроется и разрастается именно в страхе. Дилану страшно.Он цепляет взгляд Стоув, стоящей в коридоре, и все внутри холодеет, содержимое желудка отрывается от самих стенок. Линдси наматывает на палец блондинистый локон, наигранно машет ему рукой в жесте приветствия. А улыбка на ее лице не сулит ничего хорошего. Чего ей от него еще нужно? Нет, это был риторический вопрос, ответ на него озвучивать не нужно, ведь он и так очевиден.***Она цокает языком, хмурясь, и смеряет Билли с Диланом неодобрительным взглядом. Она знает, что О’Брайен видит ее, знает, что он помнит, что ничего не забыл. Знает, что он уже не может больше ее недооценивать...И все же, почему ей так больно смотреть на то, как эта выскочка Билли, за все грызущая землю, тусуется где-то рядом? Все внутри сжимается, кровоточит. Линдси откидывает на спину светлые волосы, замечая, как мимо нее проходит малышка Вайолет Эйприн, прижимая к себе учебники. Она подходит к своему шкафчику, бросая короткие взгляды на Дилана. Итого — у троих девчонок на него слюнки текут. Ладно, Шамуэй не в счет, она влюблена в него молча, это выдает ее взгляд. Или не влюблена, но их связывает нечто даже большее? Почему он рядом с ней? Что в ней такого особенного?Дерьмо. Настроения нет. Нужно поднять его себе за счет того, чтобы сделать кому-то больно. Что ж, малышка Вайолет так вовремя появилась на горизонте... До сих пор слезки роняет от того, что Дилан не с ней? А она ведь тоже видит их вместе. Нет, за руки они не держатся, и сам Дилан не похож на того человека, способного принять обыкновенные отношения... Они... Они просто идут по коридору вместе, словно им не столько весело друг с другом, сколько спокойно. Линдси плевать на то, что было в жизни Шамуэй до знакомства с ней, но на обыкновенную девчонку просто с жирной матерью она не похожа. Есть что-то еще, что-то очень сильное. То, почему Дилана притянуло к ней, а ее к Дилану. Фак. Нет. Настроение падает ниже плинтуса. Нужно сделать что-то. В а й о л е т.Почему Линдси еще от самой себя не тошнит?— Ну, привет, малышка Вайолет, — растягивает уголки губ в идеальной улыбке, немного удивляясь тому, что девчонку больше не передергивает от ее присутствия. Теряет хватку. — Линдси, — отвечает холодно, даже как-то резко закрывает дверцу шкафчика, наверняка представляя, как ее металлическая поверхность проходится Стоув по роже. И за что бы это? Ах, да... За то, что заставила переспать со шлюхой и стала причиной всей этой душевной боли. Стоув улыбается чуть шире и коварней, замечая, как Вайолет все еще бросает на Дилана короткие взгляды. — Неприятно, правда? — цокает язычком, с наигранной заботой и беспокойством кладя свою руку Эйприн на плечо. — Видеть, как он улыбается не тебе. — Мне пофиг, — безэмоционально бросает Вайолет, заправляя за ухо темную прядь. — А по выражению твоего лица так и не скажешь, малышка. Кажется, ты вот-вот расплачешься.— Прекрати называть меня малышкой, Стоув, — грубо и самоуверенно, словно вовсе страх потеряла. — Ты меня плохо знаешь, если думаешь, что твои слова меня задевают, — задирает голову, переминаясь с ноги на ногу. — Радует лишь то, что ты, похоже, тоже ему не нужна. — Видишь, мы с тобой первые члены клуба "Ненужных Дилану". Скольких еще он так обидел? — не дает ей пройти, своими словами ковыряет рану под ребрами. Давай, малышка Вайолет. Расплачься. Линдси это важно. Линдси это нужно. — Я же сказала, что мне плевать. П л е в а т ь.Не похоже.Слишком неубедительно, Вайолет. Не поверит. Неа.— Надеюсь, он просто с ней счастлив, — она роняет тяжкий вздох, но слова ее звучат искренне, и это добивает Стоув. Искренняя. Он причинил этой девчонке так много боли, а она искренне желает ему счастья? Как это возможно? Это... Линдси не понимает. Возможно, потому, что она не знает, что такое жалость, искренность, сочувствие. Возможно, поэтому слова Эйприн вызывают в ней смех: — Счастлив? После всего ты желаешь ему счастья? — нервно, хрипло, надрывно. Счастья. С ней. С Билли. С этой коровой нескладной. Замарашкой. С ней. Что за бред? — Да, Линдси. Счастья. После всего, через что он проходит, он его заслуживает. Ты знаешь это не меньше моего. Это ты у нас желаешь всем вокруг страданий, хочешь, чтобы таким образом тебя боялись и уважали. Но я тебя не боюсь, Стоув. Я смелая настолько, чтобы сказать тебе прекратить. Прекрати все это. Оставь Дилана в покое. Ты ведь знаешь, почемуон работает именно там, почему занимается этим... Это отвратительно, знаешь, то, что ты этим пользуешься. Оставь. Его. В покое.Ух-ты! Какая смелая. Смелая, маленькая влюбленная девочка. Все еще живет иллюзией, что он когда-нибудь ей ответит? А он отвечает хоть кому-либо? Той же Билли? Интересно. — Полагаю, тебе бы хотелось, чтобы на ее месте была ты? Давай, Вайолет. Сдавайся. Линдси тебя так или иначе дожмет. Ты же знаешь, она может, ей в этом нет равных. — Он потаскун, дорогая Вайолет, — произносит с гаденькой улыбкой на лице, от которой тошнит. — Он просто не может тебя любить и не любит, — ковыряет больней.Но ответ доставляет боль ей самой даже больше, чем Вайолет: — Он человек, Линдси, — совершенно спокойно, без нервов, даже с некой насмешкой. Насмешкой? Не будь Вайолет такой до невозможности правильной, из нее вышла бы первоклассная сучка, у нее есть все для этого задатки, учится у лучших. — И тебя он, кстати, не любит тоже.Вайолет поправляет край розовой блузки, заправляя ее в джинсы, после чего скрещивает на груди руки, отклоняя голову немного влево. Во, как... — А теперь отойди, мне нужно успеть сдать проект по физике до начала урока, — с легкой и натянутой улыбкой роняет Эйприн, поправляя лямку сумки через плечо. И из того человека, перед которым все расступается, очищая путь, Линдси Стоув медленно превращается в того, кого просят отойти, чтобы дать пройти. Иерархия медленно разрушается. Линдси сверлит спину Вайолет взглядом, понимая, что девочка забыла, где ее место. Ничего, Стоув прекрасно умеет устранять проблемы и заставлять поступать так, как ей хочется. Дилан тому пример. Малышка Эйприн хочет войны? Она ее получит. И проиграет. Все проигрывают. Всегда. Линдси пойдет на что угодно. А на что она пойдет ради того, чтобы заставить Дилана к себе что-то чувствовать? ***Эта дрянь портит настроение одним только своим присутствием, ей даже ничего говорить не нужно. И все же Вайолет отдает себе должное за выдержку и хладнокровие. Просто безэмоционально и здраво терпеть все то, что Стоув скажет, — стоит многого. Пусть наталкивается на обжигающих холод и знает, что все ее слова более не ранят Эйприн. Фактически. Черт. Из-за последних двух минут ее жизни у нее из головы вылетела подготовленная речь для проекта, который нужно сегодня сдать и защитить. Блин. Уход в себя и собственные мысли настолько затягивают девушку, что она даже не сразу понимает, что ее учебники падают на пол от столкновения с кем-то, и тупая боль в плече не сразу дает о себе знать. — Прости... — лишь нотки незнакомого, но искренне извиняющегося голоса наконец возвращают ее в реальность. Момент — и кто-то крепкий помогает встать. Она упала на пол? Так, Вайолет, очнись. И возвращает ей назад в руки книжки, собранные с пола. — Ты не сильно ушиблась? — Чего? — невнятно переспрашивает, а после, установив зрительный контакт с незнакомым парнем, наконец берет себя в руки. — Прости, нет, не сильно... И это.. Это я, кажется, должна извиниться за столкновение. — Замечталась? — он издает какой-то совершенно безобидный смешок и улыбается, отчего под его синими-синими, как морские глубины, глазами появляется едва заметная сеточка тонких морщинок. Взгляд светлый и открытый, а сам парень коротко взъерошивает тонкими пальцами рыжеватые волосы. Губы у него тонкие, и нос усеян россыпью едва заметных веснушек. — Нет. Я не мечтаю, — с улыбкой отвечает Вайолет. — Тогда прости, ты была такой задумчивой, я перебил тебе все мысли, — он неловко прикусывает губу, кладя руки на талию. — Ничего, они все равно были не самыми приятными, — пожимает плечами, робко заправляя за ухо темный локон. — Ты новенький? Я тебя здесь раньше не видела, — слегка хмурится, крепче прижимая к себе учебники, а в остальном чувствует, как легкий стыд рисует красками румянец на ее щеках.— Оу, да, новенький, — он немного спешно протягивает ей руку для пожатия и называет свое имя: — Меня зовут Оззи. Оззи Харрингтон. Но все зовут меня просто Оз.— Оз? — ее губы растягиваются шире. — Как Оззи Осборн? — Именно.— Что ж, я рада знакомству, Оз. А меня зовут Вайолет Эйприн. Ты из десятого класса? — Эм, да. Ты тоже? — он вдруг сам не замечает, что они начинают медленно идти по коридору. — Да, из десятого. — Круто, выходит, мы одноклассники, — он щелкает пальцами, акцентируя на этом внимание девушки. — Ой, у меня здесь, кстати, друг учится... Не знаю, знаешь ли ты его...— Я многих знаю, Оз. Я председатель школьной газеты и ее редактор. Легкий намек на то, что всегда рада видеть новых людей в нашей команде, состоящей из меня, меня и меня, а еще Джии, — издает смешок, бросая на Оза короткий взгляд. — Намек понят, хах, — он одаривает ее улыбкой, оглядываясь по сторонам и рассматривая все вокруг. — Словом, я ищу Дилана О’Брайена. Ты знаешь его? — Харрингтон задает вопрос, ответ на который девушка дает не сразу. Улыбка ее практически сходит на нет, и вместо приветливости внутри разрастается чувство подозрения. Зачем ему Дилан? Он знает, что он?.. Если знает, то что он хочет сделать? — Он мой друг, и я беспокоюсь о нем... — и все же это вселяет в Вайолет некое доверие. Как же ей хочется верить, что она не ошибается. — Я его знаю, да. Видела его минут пять назад. А что? — Ничего. Просто хочу поздороваться и спросить, как у него дела. В последний раз, когда мы общались, он выглядел таким напряженным. Вы хорошо с ним общаетесь? — Не так, чтобы очень... Я и сама в последнее время замечаю, что он сам не свой. Он так переживает за свою сестру... — Наверное, здесь все ребята выражают свое сожаление по поводу болезни Эм, да? Дилан их, кстати, не любит, — с горькой улыбкой молвит Оз. — Нет, — Вайолет останавливается, оборачиваясь на Линдси Стоув, поправляющую укладку в маленьком зеркальце ее шкафчика. — Не все, — роняет тяжкий вздох. — Есть те, кто хочет ему навредить... Кажется, Оз Харрингтон хочет спросить у нее имя, но отслеживает ее взгляд и сам понимает, что это за человек. Человек, о котором Дилан ему рассказывал. Человек, которого Дилан ненавидит всем сердцем. Человек, который доставил Дилану о-о-очень много неприятностей.Линдси Стоув. — Она? — Знаю, выглядит, как ангел. Тебе не стоит ее недооценивать, Оз. Она способна на все. Даже на то, чтобы человеку не захотелось больше жить. ***Вдох и выдох. Или, нет. Это полу-вдох. Теперь уже и с кислородными трубочками дышится тяжело. И аэрозоль помогает ненадолго. Вдохи маленькие и короткие, нет полного насыщения воздухом, нет ощущения, что голова кружится от высокого содержания двух атомов кислорода в крови. Сердце стучит как-то неравномерно, отчего на душе у Эммануэль становится как-то тревожно. Неспокойно. Тяжко. Тяжко дышится. Словно металлическую стружку вместе со вдохом втягиваешь. А она ведь не сказала. Ни Дилану, ни Фредди о последнем приступе. Собиралась, хотела, даже открыла, было, рот, но не стала расстраивать Дилана, он вернулся домой вчера таким уставшим... Да и у Фредди, наверняка, было много дел, очень важных. Настолько важных, чтобы не брать трубку. Эмми всего лишь переживает за них. А еще за то, сколько у нее еще есть времени. Она знает, что доктор Андерсен говорил об этом с Диланом и назвал примерную дату. Дилану не обязательно это скрывать, Эм знает, что это случится. Липкое и вязкое, до неприятного странное ощущение страха крадется вверх по венам, вдоль хребта, разливаясь по всему телу. Она чувствует. Времени мало. Почему-то хочется найти сейчас Дилана и обнять его. Прижать его к себе так крепко, как никогда, как никогда обнимала его до этого. Он всегда показывал ей, что рядом, и Эм хотелось верить, что и он верит в то, что он не один. Самый лучший человек в ее жизни. Нет, нужно найти его и рассказать, ведь этим утром ей этого не удалось... Нужно найти и сказать ему, чтобы он взял ее за руку и сказал, что тревога напрасна, ей нечего бояться, он защитит ее от всех, заслонит самим собой. Он всегда был рядом... Всегда... Он должен знать, что... Что ей... Что это чувство... Они с Диланом выбрали разные факультативы, касаемо иностранных языков: Дилан выбрал французский, а Эммануэль — немецкий, поэтому сейчас девушка направляется к классу французского в надежде найти там своего брата. Шаг спешный, каждую секунду вызывает какую-то панику, страх, словно она не успеет, словно не успеет обнять его и сказать, как сильно любит его, как сильно дорожит им, как счастлива и горда быть сестрой такого прекрасного, светлого и заботливого человека. Просто... Просто нужно его найти. И все пройдет. И станет легче. Когда он рядом, все хорошо. Так было всегда. До Фредди, во время Фредди, и после него. Дилан всегда рядом. Ее родной Дилан.Эм вдруг резко останавливается и замирает на месте, слабо и призрачно улыбаясь, когда замечает брата сидящим на подоконнике у кабинета и разговаривающим с Билли. Она еще никогда не видела, чтобы он так кому-то улыбался. Не ей. Кому-то другому. И внутри почему-то становится сразу так тепло, так уютно. Ему с Билли спокойно, ему нравится общение с ней. Эмми... Она одобряет, в общем.Все внутри кричит не тревожить их, но ноги сами несут тело вперед. До тех пор, пока не оказываются рядом, чтобы руки смогли прижать родное тело. — Хэй, — Дилан как-то неожиданно шепчет, тепло приобнимая ее в ответ. Просто хочется, чтобы он никогда ее не отпускал. Чтобы было как раньше. Только они одни. Вдвоем против всего мира. И только рядом с ним она наконец делает вдох "полной грудью". Он всегда был самым лучшим лекарством, его поддержка, его рука, накрывающая ее. Эм помнит. Помнит, каково это, когда широкая и теплая ладонь растирает спину в тот момент, когда кажется, что легкие вот-вот порвутся прочь от надрывного кашля. Но сейчас кашля нет. Сейчас его теплые ладони просто нежно прижимают ее к себе, а кончик вздернутого носа утыкается в макушку, и по телу пробегаются мурашки от того, как его горячее дыхание касается виска, стелется по коже. И время будто замирает. Будто здесь, в школьных стенах, никого, кроме них, нет. Как бы там ни было, насколько бы близкими они с братом ни стали для Билли и Фредди, Хаймору и Шамуэй не понять эту связь, и, увы, никогда ее постичь. — Ты в порядке? — Дилан отстраняется первым, все еще недоуменно, но спокойно глядя на сестру. — Да, я просто... — улыбается уголками губ, бросая беглый взгляд на Билли. Билли. Ей так много всего хочется сказать, о многом поговорить, но вместо этого Эмми просто берет девушку за руку, и Эвелин с братом Эммануэль обмениваются короткими взглядами. — Эм?..— Я, просто хотела сказать, что... — нервно улыбается шире, пытаясь настроиться. Но звонок на урок перебивает все планы. — Что...— У меня сейчас контрольная, Эм... — он крепко сжимает ее ладонь в своих руках и чуть приопускает голову, чтобы поймать ее взгляд. — Я напишу ее даже быстрее, чем нужно, чтобы освободиться, ладно? Ты скажешь мне потом, после урока?— Конечно, — произносит как-то слабо, но затем прочищает горло, отвечая уверенней: — Это не так важно...Но знает, что Дилан все считает важным. И поэтому он выслушает. А расскажет ли она ему? Он сейчас так спокоен... У него хорошее настроение, благодаря Эвелин. Эммануэль так не хочется его портить... На мгновения она отрывает взгляд от закрывающейся двери, переводя его на коридор, и глаза у нее расширяются от того, в каком виде она замечает Фредди, направляющегося вперед к шкафчику. Два шага неосознанных, третий и все последующие — целенаправленные, к нему навстречу. Вместо серого пальто на теле темно-синяя худи, капюшон наброшен на голову, а на джинсах в месте колен ткань рваная. Но больше всего внимание привлекает не одежда, а лицо. Запекшаяся кровь на нижней разбитой губе, ссадина на скуле и лиловый фингал под глазом, а сам глаз с полопавшимися капиллярами от удара. Боже... Что... Что с ним случилось? — Ф-Фредди? — и речи быть не может о том, чтобы было как-то иначе, Эмми все равно, хочет ли он этого, или нет, она все равно прикасается подушечками своих пальцев к его ранкам, так, словно они у нее магически-целебные. — Что?.. Что с тобой случилось? Хаймор поджимает губы в тонкую полоску, зажмуривая веки от ее прикосновений. Его лицо... Оно...— Я упал... — издает совсем не смешной смешок, и Эм тут же понимает, что к чему, взволнованно развивая эту тему: — На кулак Эрика Картера? — Тебе не стоит об этом переживать, Эмми, — бережно берет ее за руку, поднося ее ладонь к свои губам и целуя ей нежные костяшки. — Я в порядке. Все хорошо. — Твое лицо... О, Фредди... — издает тяжкий вздох, но Хаймор напротив, отвечает даже как-то поразительно спокойно: — Правда, не беспокойся об этом, Эммануэль. Почти не болит. Я со всем разберусь, — улыбается, оставляя на ее щеке легкий поцелуй. — Просто... Просто не думай об этом... — Он же... Ладно... Хорошо, — шумно и сбито отвечает, стараясь сделать глубокий вдох.А выходят лишь короткие и мелкие, никак не насытиться этим количеством воздуха. — Не опаздывай на немецкий, слышишь? Не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы... Точно не из-за меня, — он отступает от девушки на шаг, доставая из шкафчика тетрадь. — Ты о чем это? — Ни о чем, Эм. Все хорошо, — отвечает на удивление спокойно, и это Эммануэль даже немножко пугает. Его... Его избили, а он спокоен, как удав, ведет себя так, словно ничего и не произошло. Нет. Ведет себя даже хуже — так, будто что-то от нее скрывает. ***От лица Фредди. Прежний Фредди Хаймор по-прежнему лежит в луже. Или, нет. Дворники его в мусорник закинули. А я — я это что-то другое, больше не способное терпеть все эти насмешки ни на над собой, ни над моей девушкой, ни над кем-либо еще. Я собираюсь быть настоящим сыном своего отца, мой папа, наверное, возгордился бы мной за то, что я собираюсь сделать. С о б и р а ю с ь. Мне надоело быть тряпкой.Надоело, что все вокруг называют меня "Пришельцем". Тот Фредди в мусорнике, его скоро отвезут на свалку. А я тот, кто собирается постоять за самого себя. Нет, под худи я не прячу обрез, пистолет или дробовик, чтобы просто на хрен расстрелять тут всех тех, кто когда-то хоть слово плохое обо мне сказал. Там нет кастета, чтобы Эрику Картеру все зубы к хренам повыбивать, и бита не спрятана, чтобы череп ему проломить. Я не собираюсь его зарезать или задушить, хотя последний пункт я рассматриваю с огромной охотой. Ничего. Я познакомлю его с темным Фредди. Совсем другим Фредди, которому надоело терпеть. И сегодня школьной иерархии придет относительный конец. Во всяком случае, ее верхушку уже не будут занимать Эрик, Линдси и Ванесса. Только бы все вышло... Выйдет, Фредди. Выйдет. Пасую испанский. Своим видом, наверняка, вызову кучу вопросов у преподавателей, а после своего плана, не мудрено, что и к директору загремлю, но мне насрать. Плевать на оценки. Плевать на то, кто и что думает. Мне плевать на все этим утром, кроме моих друзей. И так вышло, что один местный ушлепок оскорбил их, посчитал себя богом. Что ж, я собираюсь показать всем, что он даже нимбом не обладает. У Эрика Картера сейчас индивидуальная тренировка, он претендует на спортивную стипендию, хотя вряд ли ему ее дадут уже после одного только поджога класса химии. Ничего, я разрушу его идеальный мир. Нет, не так. Он это сделает сам, своими руками, а я к этому даже не притронусь. Захожу в мужскую раздевалку, спокойно, неспешно, не врываясь туда ураганом. Помещение практически пустое, за исключением самого Эрика, стоящего ко мне спиной и надевающего на мускулистое тело спортивную футболку, о именном знаке которой мне оставалась лишь мечтать. Дожидаюсь, пока он закончит, проскальзывая вглубь помещения, как тень — тихо и практически незаметно. Так уж вышло, что моя синяя худи едва ли не сливается с цветом краски на шкафчиках в раздевалке, поэтому Эрик замечает меня не сразу, принимая меня за шкаф. Долговязый. Тощий. Синий. Да мы, блять, со шкафом близнецы. — Х-Хаймор? — он не пугается, лишь издает хриплый смешок, увидев мою физиономию в двух метрах от себя. — Господи, блять! Не узнал! Не отвечаю, лишь смотрю на него смело, немного исподлобья.— Что, так понравилось получать по еблине, что пришел за новой порцией? Понравилось вчера чувствовать мой кулак на своем лице? — делает ко мне шаг на встречу, но я не пячусь от страха назад. Страха нет. Лишь гнев и ярость. А еще жажда мести. — Давай, подставляй свой поганый фэйс, я постараюсь. Говори, Эрик, говори. Признавайся мне во всем.— Пришел у тебя спросить, каково это? — делаю аккуратный шаг влево, обходя его стороной. — Каково тебя бить? Это чертовски круто, Пришелец.— Нет, каково это — знать, что не можешь контролировать все? Что твоя девушка тебе изменяет? — спокойно, холодно, настороженно. А даже и без настороженности я ничего сделать не смогу, он сильней меня раза в два, это в случае, если он снова захочет меня ударить. Пусть бьет. Я выдержу. Я не отступлюсь. Ибо хватит. Воротник моей худи — его цепкие пальцы. Моя спина — холодный, плоский металл дверцы шкафчика. Разъяренное дыхание Эрика — мой сиплый хрип. — Не нарывайся, Хаймор, или я убью тебя, слышишь? Я... — нервно смеется, тыкая мне в грудину пальцем, и дышит так громко, что я чувствую, как его горячее и сбитое дыхание обдает мне жаром подбородок. — Может, я тебе нравлюсь, а? Я помню, как "лестно" ты писал обо мне, Пришелец, — капюшон спадает с моей головы, и Эрик запускает пальцы в мои волосы, обхватывая чуб и затылком прикладывая к железной глади. — То, как извращенно и искусно ты меня все время унижаешь, бьешь, высмеиваешь наталкивает меня на совершенно ответную мысль. Линдси тебя уже не удовлетворяет? Или тебя бесит то, что ее уже не способен удовлетворить ты?Удар. Скулу пронзает тупая и ноющая боль. — А ты прав, сукин ты сын! — опять берет меня за грудки, пригвоздив к одному из шкафчиков. — Ты абсолютно прав насчет моей потаскушной девушки! Она ничем не лучше тех шлюх, которым платят за секс, особенно твоему дружку. Ты передал ему привет? — он не называет имя Дилана, и это только сильнее играет мне на руку. Хотя я все еще не знаю, почему он считает, что Дилан... Я не знаю, что произошло между ним и Линдси Стоув, я лишь импровизирую, строю из себя умного. И у меня выходит, кажется... — Ты не ответил мне на вопрос о том, каково это, Картер, знать, что твоя девушка тебе изменяет.— О-о-о, — в его взгляде холодных, льдисто-голубых глаз разгорается азарт. — А ты тогда ответишь мне, каково это — трахать умирающую, идет?— Тебе это так интересно? Тебе доставит это удовольствие? Разве тебе не плевать? — говори, Эрик, давай, скажи это. — Мне насрать на всех, чувак. Плевать, сдохнет она или нет. Плевать, что станет с ее паскудным братиком. Мне насрать, что станет с Безымянной и ее жирной бочкой, работающей в этой школе. Мне абсолютно плевать, что станет с тобой, утирок, подохнешь ли ты вслед за своей подружкой. Мне фиолетово, что станет с Линдси. Я любил ее. А сейчас мне насрать, на нее, как и на Ванессу, с которой я сам отлично развлекаюсь последние две недели. Мне плевать на эту ебаную школу, — давай, Эрик, скажи это. Продолжай говорить. — Мне плевать на учителей, на каждого учащегося здесь и каждого человека в этом паршивом городе. Слышишь? Мне плевать. Вы все — ничто.— И что бы ты сделал, чтобы нам всем отомстить? — хриплю, потому что получаю кулаком в живот и "стекаю" на пол, тяжко и жадно дыша от боли. Его так бесит, что я вообще рот открываю. Давай, Фредди. Еще немного. — Что бы ты сказал Линдси? Или Ванессе?— Закройся, блять, Хаймор, или я тебя убью, нахуй! Нужно было, блять, спалить вас всех тогда в том классе химии. Ты зачем сюда вообще пришел, Пришелец? Психологом на полставки подрабатываешь? — Пришел посмотреть на то, как все разрушится, — улыбаюсь уголками губ. А Фредди, находящийся в мусорнике, так бы не смог, ему бы не хватило сил. — И что ты для этого сделал, шланг? — он смеется, отходя от меня на несколько шагов. Я и так потратил слишком много его времени, тренировка вот-вот начнется. Ничего, Эрик.В том-то и дело. Я ничего не сделал. Почти.Ты сам себя разрушил. — Ты беспомощный кусок дерьма, Фредди. Ты ничего не можешь, — пожимает плечами, пятясь в сторону зала. Не могу? Вау! А я сижу на полу и тяжело дышу до того момента, пока его шаги совсем не теряются где-то в спортивном зале. Улыбаюсь сам себе, как последний дебил, кончиком языка проходясь по нижней губе. Блять, опять треснула. Опять разбил. Эммануэль это не понравится, как и то, что сказал Эрик. А Дилан, вероятно, вообще мне голову открутит. Какое-то время я смотрю куда-то на проем, следя за тем, чтобы никто не вошел, и только тогда, убедившись, что я здесь один, я вынимаю из кармана худи маленький, подаренный на Рождество нашим водителем Дереком диктофон, выключая запись. Сюрпрайз, сука. Поднимаюсь на ноги, принимаясь направляться к выходу из раздевалки. Эрик так любит популярность... Почему бы не сделать его еще более знаменитым? Как насчет пустить все это на волне школьного радио? М-м-м?Если бы у меня спросили о десяти вещах, о которых никто вообще не знает, одной из них был бы мой скрытый талант ко взлому компьютерных систем. Что Эрик Картер скажет на то, если его исповедь прокрутить в эфире? ***От лица Дилана. Я могу посчитать этот день относительно хорошим. Погода сегодня шикаркая — первое. Я впервые могу быть спокоен за Эммануэль, зная, что операция уже скоро — второе. Сегодня даже наш химик, этот напыщенный петушара Пайк меня не бесил — третье. Билли рассказывала мне множество интересных и смешных советов по тому, как быть самостоятельным, и мне, правда, было весело — четвертое. Есть еще пятая причина. Это то, как крепко меня обняла Эммануэль. Как никогда прежде. На пятой причине считать этот день хорошим причины и заканчиваются. Начинаются те, за которые этот день все же кажется адом. И начинается он с того, что я иду по коридору, собираясь встретиться с Эм у выхода из школы, чтобы вместе с ней поехать домой, но чьи-то цепкие руки вылавливают меня из толпы, как чувство дежавю, затаскивая в пустой и темный класс. Я не удивлен, лишь чувствую, как к стенкам гортани подступает до конца непереварившийся ланч, горчащий в пищеводе.— Линдси... Не улыбается, не пытается со мной слащаво разговаривать. Просто складывает руки на груди, хмуро глядя на меня. Такой я ее вижу впервые. — Я уже просто не знаю, каким языком дать тебя понять, что я больше не буду спать с тобой! — да мне похер уже. Плевать, как громко я это говорю. Я больше не могу выносить это. Х в а т и т.— Мне не нужно, чтобы ты спал со мной! — резко выпаливает, замахиваясь сумкой для удара. Кажется, у нее истерика, и в самом негативном смысле этого слова. — Нет, нужно, но не так! Не так, чтобы я тебя, сволочь, заставляла! — бьет меня кулаком в грудь.— Тогда что тебе от меня нужно? — тяжело дышу, не сводя с нее взгляд. — Мне... — хрипит, и я повышаю голос до крика, до того, что аж в горле болит: — Скажи мне!!! — Дилан... — плачет, она, блять, плачет... Впервые. — Что тебе нужно?!— Дилан!— Скажи мне, что тебе от меня нужно?! — я прихожу в ярость и ощущаю, как на виске пульсирует венка. Мой крик заставляет Линдси вздрогнуть, и тоже сорваться: — Я хочу, чтобы ты любил меня, О’Брайен! Потому что я люблю тебя!Меня накрывает. Просто выпадаю в чертов осадок. Хочется засмеется. Громко, сипло, до слез. Нервно, на изломе, до хрипа. — Я люблю тебя!Любить ее? Она любит меня? — Это — не любовь! — зло процеживаю, изрядно жестикулируя. — Ты ожидаешь того, что я буду любить тебя в ответ? — прохожусь кончиком языка по сухим губам. — После всего, что ты сделала со мной? — я на грани того, чтобы ее ударить. — После... После того, как насильно заставляла меня себя трахать? Как шантажировала? Ты действительно думаешь, что я смог бы тебя любить? Ты насмехалась над Фредди. Ты издевалась над моей сестрой, — делаю паузу, ощущая, как рвусь прочь изнутри. А Линдси просто стоит рядом, опустив голову и рыдая, обхватив себя за плечи. — Ты... Ты с Ванессой едва ли не заставили Эвелин поехать крышей на почве ее проблем с весом! Ты унижала ее маму! Ты разрушила меня! Разрушила мою жизнь! Ты рассказала Билли о нас! О том, чем я занимаюсь! Ты знаешь, как она поступила, Линдси? Знаешь, что мне пришлось пережить? — делаю шаг, и поэтому девушка пятится, вжимаясь в стенку. Господи, как же я на нее зол! — Знаешь, что меня поимел взрослый мужик против моей воли? — руки чешутся ей шею свернуть. Бью кулаком в поверхность стенки рядом с ее головой, и Линдси вскрикивает. — Знаешь, блять? — удар. — Знаешь? — еще один. — Я никогда не буду любить тебя!— Это из-за нее, да? Из-за Билли? Ты так сильно ее любишь? — Единственная, кого я люблю, это моя сестра! А ты воспользовалась моей слабостью, использовала это себе во благо! Это не любовь! Ты одержима мной! Ты хочешь владеть мной, как вещью, но я человек! Я чувствую! Я... Блять, я живой! Я не кукла, не гребаная марионетка! Я не могу выполнять все, что тебе захочется по щелчку пальцев! — грубо беру ее за плечи, неосознанно начиная трясти. — Я не могу включить к тебе чувства, которых нет! Я не люблю тебя, Линдси Стоув, и никогда не буду! А ты не умеешь любить, ведь то, что ты со мной сделала, это — не любовь! Я ненавижу тебя! Я так тебя ненавижу! Я больше не могу находиться рядом с ней. Она олицетворяет все то самое ужасное во мне, что я пытаюсь искоренить, вытянуть из себя. Поэтому я пулей вылетаю из класса, шмыгая носом, и спешно направляюсь к выходу из школьного здания. Я не могу. Я не могу больше здесь оставаться. Это выше моих сил.Любовь. Разве насилие зовется любовью? Нет. ***В щепки.Он ее просто в щепки разнес. Под нижними веками осыпалась дорогая тушь, темные дорожки скатываются вниз по бледным щекам. Губы, накрашенные розовой помадой, дрожат от всхлипываний. До такого состояния ее доводит не каждый. Никто, если брать по факту. Даже Эрик. Мелкие шажки на каблуках, колени слабые, так и хочется рухнуть наземь и больше никогда не вставать. Потерянно обнимает себя за плечи, покидая школьное здание, и направляется на парковку. Хочет уехать? Куда в таком состоянии? От заплывшего от слез взгляда она впишется в ближайшее дерево, и О’Брайен будет этому только рад. Ему доставит удовольствие, если с ней что-то произойдет, он дал ей четко понять, что чувствует по отношению к ней. Х о р о ш о. Блять. Всхлипывает громче. А она ведь... А она ведь действительно любит его. Все в этом жизнью потасканном О’Брайене. Даже его ненависть к ней. Даже его желание ее придушить. Ее даже Эрик не заставлял себя так чувствовать. Никто до Дилана. Это какая-то магия, на хрен. Руки дрожат, спешно ищут ключи от машины в сумке. Ключи, которые хочется от злости и отчаяния запустить куда-то подальше, как теннисный мяч метнуть. Н е н а в и д и т. Он ее ненавидит, она ему жизнь испортила. Принуждала все делать, надеясь, что так смогут возникнуть чувства. Пытается открыть водительскую дверцу ключом, но никак может попасть в скважину, дрожь в руках не позволяет.— Да бля! — зло выпаливает, подавляя желание к хренам выбить лобовое стекло. Линдси не из тех, кто боится боли, кто боится поломать ноготь или что-то в этом роде. Она куда сильней, чем кажется, и она пойдет на все, даже если "все" означает ее собственный конец. — Плачешь из-за своего потаскуна? — знакомый, холодный и насмешливый голос касается мембран и барабанных перепонок, а в нос забивается сигаретный дым.Эрик Картер стоит совсем недалеко, подпирает собой забор, упираясь в сетку спиной, и делает затяжку, хрипло смеясь. Потаскуна?И давно он знает? Да насрать, в общем. Пофигу. Теперь уже ничего неважно. Все равно это конец.— Отвали от меня, Эрик! — шипит, всхлипывая, и снова пытаясь открыть дверцу. Нет, ну она стекло сейчас явно выбьет. — Вау, должно быть, он настолько тебя впечатлил, что ты не удержалась, разыгрывая дешевую королеву драмы, — роняет с сарказмом, делая еще одну затяжку, после чего выпускает в атмосферу облако дыма, струйкой вьющегося из его уст. — Настолько хорош этот твой О’Брайен? — Закрой рот! Ты ничего не знаешь! — Нет. Мне хватает лишь того, что ты платила ему за секс. А теперь глянь на саму себя, Линдси, — хмыкает, выдыхая дым практически ей в лицо. — Тебе нравилось, когда он был с тобой? Нравилось выкрикивать его имя? Почему ты плачешь, Линдси? Из-за того, что даже Потасканный тебя уже не хочет? — Закрой, блять!— Тебя уже никто не хочет, Стоув. Ты жалкая. А я тебя любил, знаешь. Я боготворил тебя. — Мне плевать! — наконец ключ вставляется в замок. — Мне плевать! — Я был готов на все, ради тебя! Я хотел убить твоего Дилана, когда узнал, знаешь? Но не стал, зная, что тебе было бы больно, если бы он сдох. Видишь, как я любил тебя, Линдси? Я любил тебя так, что терпел твою измену, — грубо берет ее за руку. — А он тебя так любит? Он о тебе так беспокоится? Или предан своей отбрасывающей коньки?— Мне плевать на твои чувства!— Я любил тебя так, что не стал убивать твою новую игрушку и его подыхающую сестренку. Он сделал тебе больно, да? — с наигранным сожалением смотрит ей в глаза. — Что ж, пожалуй, это одна из немногих вещей, которые он сделал правильно в своей жизни. — Заткнись! — Ему на тебя плевать, я не прав? О да, — то, каким приторно-медовым голосом он произносит данные слова, лишь подливает масло в огонь. — Он тебя не любит. Лишь свою сестренку, которую, наверняка, трахает. Или Билли-Джин, которую определенно имеет. Он будет любить всех, кроме тебя, Линдси.— Замо... — Стоув обрывается где-то на полуслове, резко замолкая от того, что голос Эрика начинает звучать как-то везде, в каждом уголке школы: на поляне для ланча, на школьной парковке, в здании; а сами губы Картера не шевелятся. Его голос звучит по школьному радио:"Что, так понравилось получать по еблине, что пришел за новой порцией?"Его голос. Это явно его голос, словно в записи звучит. Линдси не сводит заплаканный и недоуменный взгляд с Эрика, чье лицо начинает стремительно бледнеть. Что это... Что это за запись? Что?.. — Не может... — он издает тяжкий и хриплый смешок, проходясь кончиком языка по внутренней стороне щеки. — Не может, блять, быть... — кладет руки на талию, поджимая губы со злой улыбкой. А Пришелец так легко дал себя снова избить и унизить...— Эрик, что это? — спрашивает как-то перепугано и недоверчиво. "Нет, каково это — знать, что не можешь контролировать все?" — и голос Фредди тоже там. — Эрик? — То, за что я убью Хаймора! Ему не жить! — срывается настолько резко, что Стоув передергивает. Картер отбрасывает в сторону непотушенный и недокуренный окурок в сторону, принимаясь спешно подниматься по лестнице вверх, чтобы зайти в школьное здание, а Линдси какое-то время лишь смотрит ему в спину, слушая бывшего парня по радио:"Не нарывайся, Хаймор, или я убью тебя, слышишь? Я..." Ох, Эрик, что же ты наделал?"А ты прав, сукин ты сын! — нервный смех разрывает реплику. — Ты абсолютно прав насчет моей потаскушной девушки! Она ничем не лучше тех шлюх, которым платит за секс". Линдси поднимает заплаканный взгляд, не в силах сделать вдох. Те из учеников, кто находятся на улице, бросают на нее взгляды, перешептываясь. Они знают. Они все и все знают. Сердце падает в пятки, и внутри все обрывается. Ты чувствуешь это, Стоув? Чувствуешь, как построенная тобой империя разрушается? Как из предмета, с которым смеются, ты становишься предметом, над которым смеются? Неприятно, скажи? Неприятно, когда на тебя смотрят так. Словно ты — грязь на подошве ботинков. Почувствуй, каково это. Как себя чувствует каждый, чью жизнь ты превращаешь в ад. Что ж, твой котел уже кипит.Это практически конец. Репутация испорчена. Любви нет. И кто остался счастлив? Стоув может назвать несколько таких людей. Остервенело садится за руль, извлекая из кармана телефон, шмыгает носом, набирая один номер на сенсорном экране и выжидая ненавистные гудки.Вот они, те самые крайние меры. Чтобы чужая боль заглушила собственную. Пофиг. Уже ничего не важно. Больше ничего уже нет.На что такое способна пойти Линдси Стоув, чтобы разрушить Дилана окончательно?— Эмми? Привет. Это Линдси. Я знаю, что я не самый приятный и желанный для тебя человек, но нам нужно встретиться. Думаю, тебе стоит кое-что узнать о своем брате. ***Эрик толкает руками двери, врываясь в школьное здание, и ощущение всеобщего презрения накрывает его, словно одеялом. Они все смотрят на него, по-прежнему расступаются, но смотрят и перешептываются. "Мне насрать, что станет с Безымянной и ее жирной бочкой, работающей в этой школе", — а собственный голос обволакивает барабанные перепонки. — Фредди! — спешный шаг, агрессивный взгляд. — А ну, иди сюда, тварь! "Мне абсолютно плевать, что станет с тобой, утирок, подохнешь ли ты вслед за своей подружкой". — Выруби это дерьмо! Выруби его, блять! — срывается на крик, спешно направляясь в помещение, где находится радио-устройство. — Выруби, сволочь! "Мне плевать на эту ебаную школу". Сердце бьется в ритме поезда. Они так любят унижать кого-либо при всех, чтобы все смеялись с их объекта насмешек. А как насчет того, чтобы побыть ими, ощутить все на своей шкуре? Неприятно, да? Это вам за каждого, кому вы сделали больно, Эрик. Это за каждого, чьи жизни вы сломали, чьи мечты стерли в пыль, чей индивид и уникальность похоронили в стенках этой школы. Неприятно, не так ли? Когда все на тебя смотрят с презрением. Когда пальцем на тебя указывают, перешептываются за твоей спиной. — Хаймор! А закончившись, запись начинает проигрываться снова: "Хаймор? Господи, блять, не узнал". И удар по лицу с отчетливым стоном. Он записал все. И признание, и насилие, все...— Иди сюда, блять! — дверь в школьную радио-студию он вышибает при помощи ноги, спешно закатывая рукава рубашки по локоть. Вот только в самой студии записи никого нет, лишь работающее устройство, которое Картер пытается отключить, на хер выдергивая все проводки из конструкции. Злость окисляет все внутри, заставляя разъедать уверенность. — Твою мать! — со всей дури футболяет ногой дверцу шкафа, а потом вдруг цепляет на столе записку, напечатанную на печатной машинке, в руки ее берет, принимаясь читать: "Поздравляю с твоим концом, Картер. Я же говорил, что пришел посмотреть на то, как все разрушится. Надеюсь, тебе нравятся звуки собственного голоса, урод. — С любовью, Пришелец".***От лица Дилана. Я не смог встретить Эм после школы, меня слишком порвало от признаний Линдси, моя сестра не должна видеть меня таким. Поэтому мы договорились встретиться дома, когда я успокоюсь, когда из меня вся злость выветрится. Должно быть, Эммануэль дома уже, у нее не было больше уроков после немецкого, а после него, говорят, в школе произошла какая-то жесть, подробности которой мне не ясны, но я искренне рад, что Эм тогда не было рядом. Фух.Дыши, Дилан. Дыши. Все... А хорошо ли? Это называется "хорошо"? Порой кажется, что ничего хорошего в этом мире не осталось, что все испорченное и отравленное, переведенное временем. Просто. Дыши. Иду вдоль улицы, делая глубокий вдох и пытаясь успокоиться. Да, все спокойно, О’Брайен. Эм в безопасности, ей ничего не грозит. Она дома. Дыши. Это так приятно — просто дышать. Вздрагиваю от внезапного звонка на рабочий телефон, и стараюсь голос сделать более спокойным и адекватным, заранее зная, от кого звонок, ведь на этот номер мне звонит всегда только один человек: — Я слушаю, — так, Дилан, без паники. Просто скажи, что больше не в деле, что больше не будешь этим заниматься. "Здравствуй, Дилан, — как всегда вежливо и понимающе. — Я тебе не помешал, надеюсь?"— Нет, сэр. "Тогда отлично. Хотел спросить, в порядке ли ты, ты не выходил на связь где-то с неделю, и мы стали переживать. Оз в особенности". — Я в порядке, сэр, просто... Просто нужно было время, — поджимаю губы, наспех придумывая, как озвучить свой окончательный вердикт."Кое-кто назначил тебе приватную встречу, Дилан, и я хотел спросить, как ты смотришь на то, чтобы взять этот заказ?"— Я как раз хотел поговорить с вами, сэр. Я начал заниматься этим ради того, чтобы собрать деньги на операцию для сестры, вы знаете, а сейчас, когда сумма уже собрана, и операция оплачена, мне нет необходимости больше на вас работать. Я хотел бы уйти из этого бизнеса. "Думаю, ты принимаешь поспешные решения, Дилан, — отвечает спокойно и ненавязчиво, а главное, что не давит. Самый лучший сутенер на свете. — Но если ты все решил уже, то я не могу тебя держать, я уважаю желания своих сотрудников. Ты мне просто дай знать, если вдруг понадобится заработок, место Аполлона всегда будет твоим". — Благодарю вас за понимание, сэр, — роняю облегченный вздох, а затем прикусываю кулак, понимая, что не могу так просто уйти. Ладно. На свой страх и риск. — И, сэр... Кто заказал встречу со мной? "Женщина, — отвечает спешно, и у меня камень с души словно падает. Не он. Это не он. — Девушка молодая. А что? У тебя проблемы с клиентами мужского пола? Тебе кто-то и как-то навредил?" — Нет, — вру, стараясь держать тон в голосе ровным. — Просто я подумываю взять этот заказ... Последний. Последний заказ для меня. "Знал, что могу на тебя рассчитывать, Ди. Адрес и время встречи я скину тебе по СМС, идет?"— Как всегда, сэр. На свой страх. И риск. "Хорошо, мой мальчик". Последний. Это самый последний раз. Только лишь потому, что этот человек спас нас с Эм. Только лишь поэтому.[...]И... да. Я собираюсь сделать это снова. В последний, блять, раз. И никогда больше. Лепестки роз на постели, холодное шампанское в маленьком холодильнике и хренова туча зажженных свечей. Какая романтика. Сижу на кровати в номере мотеля уже без футболки, немного сутулюсь, рассматривая стенки, а все внутри почему-то сжимается в ком от чувства некой тревоги. Что-то не так. Что-то... Нет, Дилан, все хорошо. Это просто элементарный секс. Это для тебя не ново, ведь так? Скоро я вернусь домой к Эм, и все будет хорошо...А пока... А пока последняя работа. Последний чертов заказ. Терпи, Дилан, все это ради нее, ты же сам знаешь. Все и всегда ради нее. ***Эммануэль кажется, что слишком уж часто она думает жопой, ибо не знает, как еще объяснить свое согласие на встречу с Линдси Стоув. Тем более она не может понять то, что сподвигло ее сесть к ней в машину. История повторяется?Линдси не шутит, не улыбается слащаво, а еще Эм почему-то кажется, что она вообще плакала. — Когда ты звонила, ты сказала, что нам нужно поговорить, — сестра Дилана бросает на девушку короткие взгляды, наблюдая за тем, как озадаченно и сосредоточенно Стоув ведет машину. — Куда мы едем? — Ты все сама увидишь, Эммануэль. И поймешь, — единственное, что слетает с ее уст. — Почему Дилан сам не попросил меня куда-то подъехать? — О’Брайен смиряет блондинку недоверчивым взглядом. Все это так странно. — Не бойся, вы с ним скоро увидитесь, Эммануэль, — Стоув лишь бесстрастно улыбается уголками губ. — Примерно... Примерно минут через пять. — Что это значит?.. — Эмми недоуменно сдвигает брови к переносице, и странность происходящего еще сильней сковывает все тело. — Ты все узнаешь. И поймешь, откуда у твоего брата столько денег на твои лекарства. Дилан уже ждет тебя, — паркует машину на стоянке какой-то дешевой забегаловки на обочине дороги, рядом с которой так же располагается мотель. Так, погодите, в этом мотеле живет Фредди... — Почему мой брат будет ждать меня в этом мотеле? — почему что-то внутри скребется ноготками по стенкам желудка. Не нравится все это Эм, ох, как не нравится... — С тобой я не пойду. Я назову тебе цифру номера, в котором он тебя ждет. Ты умная, ты сразу все поймешь, Эм, — Линдси молвит сухо и спешно. — Пойму что? — сестра Дилана на нервной почве начинает раздражаться. — Комната №7. Тебе туда. — Что ты задумала, Линдси? — Лишь открыть тебе глаза на правду, Эммануэль, всего-то. Хочешь узнать, что твой брат от тебя скрывает — зайди в номер. Это даст тебе ответы на все. На то, почему ты еще дышишь.У Эм ресницы подрагивают и губы приоткрываются. Что... Что Линдси имеет в виде? О чем она? ***Почему мне вдруг резко становится нехорошо? Почему накатывает это ощущение тревоги? Словно что-то не так... Словно... Не знаю. Это что-то с Эммануэль? Я зачастую могу как-то ментально чувствовать ее, связь между нами слишком крепкая. И все же я не могу начать дышать ровно и приказать четырехкамерному прекратить так стучать, мои органы — не гонг. Так, возьми себя в руки, Дилан, посетитель вот-вот появится. С минуты на минуту. Так что успокойся, мать, твою. Все, как обычно. Несколько напрягаюсь, когда слышу, как скрипит входная дверь. Я уже, было, собрался подняться на ноги, чтобы поприветствовать клиентку, но так и замираю на месте, получая эмоциональный инфаркт. Или это у меня действительно так в грудине болит? Где-то слева, там, где сердце... Не знаете, случайно, что это?Она проскальзывает в номер медленно, трясущимися руками сжимая ручку своего кислородного баллона. Широко распахнутым взглядом рассматривает комнату: свечи, розы, бокалы шампанского. А еще малость оголенного меня, не в силах сказать ни слова. Ни я ей, ни она мне. А ей и говорить не нужно, чтобы я понял, что мне заплатили за встречу с собственной сестрой.А мне и рот даже открывать не приходится, ведь Эммануэль понимает все сразу, без слов, чем занимается ее брат, как он собрал деньги на ее лекарства и операцию. — Эм... — кое-как поднимаюсь на ноги и выставляю перед собой руку. А что ты сейчас скажешь, Дилан? Скажешь, что сможешь все объяснить? Это убьет ее. Она это выдержит. Не вынесет. — Эмми... — панически быстро и сбито дышу, наконец встречаясь с ней взглядом. Нет. Эм... Только... Только не смей... — Эм... — делаю шаг вперед, но она пятится, к двери. — Эм, пожалуйста... Только... Только не уходи... Не... Не бросай меня... Не смей меня бросать!— Эммануэль! — вздрагивает от звуков моего голоса, спеша покинуть номер мотеля, а я в ужасе ловлю себя на мысли, что не иду за ней, я не могу. Я не... Она знает. Она все знает! Дрожь окутывает каждую клеточку моего тела, глаза расширяются от немого ужаса и боли. Дыхание сбитое, и сердце стучит быстрей скорости света. Я кусаю зубами свой кулак до крови, едва ли переминаясь с ноги на ногу. Она... Она же... — Б-Блять, — запускаю пальцы себе в волосы, от страха норовя вырвать их, и издаю хнык, падая на колени. Она знает. Это... Это конец.