20. (1/1)

***От лица Эммануэль.Это было странно, но так... Так странно было чувствовать его не просто сердцем, но и телом, разделить с ним боль напополам, помочь ему унять свои эмоции, целовать и прикасаться к нему, так, как никогда прежде, а затем слушать, как он читает мне строчки своего романа, а после, зубами сняв колпачок от шариковой ручки, он продолжил писать. И это было так здорово... Невольно улыбаюсь уголками губ, отклоняя голову вправо, и мечтательно рисую сердечки на полях острым грифельным карандашом. Много-много сердечек в каждой клеточке. Краем глаза цепляю подозрительный взгляд Дилана, сидящего рядом. Внезапно возвращаюсь в реальность, пытаясь вникнуть в атмосферу экранизации "Больших надежд" на уроке литературы, а еще впервые ощущаю некую неловкость между мной и Диланом, которой не испытывала раньше. Теперь я знаю, какими мальчики бывают в ином смысле, а до этого я воспринимала их обычно, как Дилана. Почему-то вспоминаю все те моменты, когда он замечал меня в одном лишь нижнем белье или я его, расхаживающего по квартире без футболки. Блин. С тех пор словно какая-то стена выросла, что ли... Ее никогда не было, мы всегда были очень близки, очень родными друг другу, ведь у меня был только он, а у него только лишь я, и теперь все как-то иначе... Мне не нравится такой порядок вещей. Мне хочется, чтобы все между нами с ним было честно, без секретов и лжи. Но он солгал мне о том, где работает... Почему я должна рассказывать ему о том, чем занималась с Фредди? Он не пускает меня в свою личную жизнь. Вот и я его не пущу в свою. Так. Когда он так на меня смотрит, мне аж нехорошо становится. — Что? — тихо шепчу, обращаясь к брату, он недоверчиво и подозрительно просверливает дыру в моем лице, щурясь. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Эммануэль? — голос ровный, но от этого все внутри меня как-то напрягается. О-о чем сказать? Я ничего не хочу сказать. Неа. Вообще. Мне нечего сказать. Ни о том, чем мы занимались с Фредди. Ни о том, что я... Качаю головой. — Нет, — мой голос дрожит, а к стенкам гортани подступает нервный ком, который мне трудно проглотить. Смотрит на меня так, словно все знает. Знает, что я сделала, где провела вчерашний день, с кем, знает, чем мы занимались. Боже, он это по моим глазам читает? Из меня никудышная лгунья. Но моя ложь хотя бы может спасти Фредди жизнь, ибо, если Дилан узнает... Я даже не знаю, каким способом он его убьет. Или он знает уже?— Точно? — уточняет, настаивая на том, чтобы я начала отвечать. Господи, нет.Он все знает. Он. Все. Мать его. Знает. Что меня выдало? Счастливая улыбка? От меня несло одеколоном Хаймора? Потому что я не знаю, я не чувствую запахи. Он увидел на моей шее засосы? Фредди пытался быть осторожным, не оставить на моем теле ни единого признака физической близости. Или все-таки оставил? Воздух застревает где-то в горле, и я ловлю себя на мысли, что у меня дергается один глаз. Фак-фак-фак!— Я ничего тебе не хочу сказать, Дилан, — а дрожь в моем голосе выдает меня с концами. — Правда? А мистер Андерсен так не считает. Это ж чем вы таким с Хаймором важным занимались, что это было важней визита к доктору? — мой близнец вопросительно пожимает плечами. — М-мистер Андерсен? — недоуменно хмурюсь, а после я вспоминаю, что вчера пропустила сеанс обследования. — О... Оу! — роняю удивленный и виноватый вздох. — Блин, точно! — возбужденно шепчу. — Надеюсь, он не в обиде? И ты тоже... Ты же пришел, туда, чтобы меня поддержать и выслушать очередную лекцию от него, да? Мистер Андерсен. Профилактика. Мое здоровье.Фух, аж отлегло. — По факту, я не смог придти, меня попросили выйти на работу пораньше... — он отводит взгляд, и я цепляю в его голосе неуверенность. Дожать мне его или нет? Сказать о том, что я знаю, что его босс не тот грек, что не работает в супермаркете? Что я знаю, что он мне лжет? Или не говорить, ведь я уже знаю его ответ: все, что он делает, это ради моего же блага. Сказать? Не сказать? Сказать или нет? Это как гадать на ромашке, только в этом случае мое решение либо сплотит нас с братом снова, либо разобщит еще больше, и стена вырастет ввысь. И я решаю не говорить. Он какой-то бледный, вид у него уставший. Он хоть спал сегодня? Завтракал? Мне иногда тоже хочется находиться рядом с ним каждые пять минут, чтобы следить за тем, сколько он спит и правильно ли питается. Раньше так и было... До того, пока мой кислородный баллон не приземлился на ногу Фредди. До того, пока мой брат не начал общаться с Билли Шамуэй. Бросаю на девушку короткий взгляд, наблюдая за тем, как она складывает на груди руки, удобнее размещаясь на стуле рядом с Роуз МакГинес. Сегодня на ней джинсовая юбка с завышенной талией и полосатый свитер с красными кедами. Каштановые волосы собраны в хвостик на макушке. Шамуэй с энтузиазмом смотрит фильм, делая какие-то пометки в тетради карандашом. И я отслеживаю взгляд брата, понимая, что он тоже смотрит на девушку. — С каких пор вы общаетесь друг с другом без желания один другого испепелить? — шепчу, и Дилан роняет недоуменный смешок: — О ком ты? — О Билли, конечно! Ты на нее так посмотрел только что...— А, о ты об Эвелин? И ни на кого я не смотрел, Эммануэль, глупости, — он насмешливо фыркает, словно я сказала что-то из разряда полнейшей ахинеи, и, тем не менее я замечаю, как на его щеках проступает румянец, и уши начинают краснеть. А, попался все-таки? — Эвелин? — удивленно переспрашиваю, впервые слыша, чтобы кто-то ее так называл. — Это ее полное имя. Не зови ее так слишком часто при общении, она не сильно его любит. Как, собственно, и имя "Билли". Откуда он знает, что она любит, а что нет? М?— Между вами с ней что-то есть? — с моих уст слетает вопрос, который заставляет Дилана покраснеть еще больше. — Есть, значит, — улыбаюсь уголками губ, и мой брат закатывает глаза. — Эм, между нами с Билли ничего нет, — старается отвечать более уверено. — То, что мы просто хорошо общаемся, это еще не повод считать, что между нами с ней что-то есть. — Ты улыбался только что, глядя на нее. — Вовсе нет, — спешно отрицает, вперив взгляд в экран телевизора. — Улыбался-улыбался, я все видела. Вы общаетесь с ней так же, как и мы с Фредди? — как же я соскучилась по нашему с ним общению, когда мы делимся друг с другом всем тем, что нас тревожит, что нам интересно, что нам дорого, имеет важную ценность для нас. — А как вы с Фредди общаетесь? — он окидывает меня подозрительным взглядом, находя в моих словах какой-то скрытый смысл, которого там нет. Ладно, то, как мы общаемся с Фредди, включает в себя поцелуи, проведение времени вместе, а теперь еще и... Расходование оставшейся пачки Contex. Боже, кошмар. Неужели я о таком думаю? — Нет, мы не встречаемся, если ты об этом, — отвечает, словно мысли мои прочел. — Эм, я же говорил, что, если в моей жизни кто-то появится, ты об этом узнаешь. — Я уже знаю, — с улыбкой пожимаю плечами. — Не думай, что я не одобряю Бил... Эвелин. Я не хочу разодрать ей ногтями лицо и патлы все повырывать, как ты Фредди. Напротив, она мне очень даже нравится, и если ты...Мои слова обрывает школьный звонок. — Поверь, Эмми. У меня нет времени на личную жизнь, — констатирует факт Дилан, складывая учебник в рюкзак. Из-за меня нет времени? Из-за его работы? Или потому, что он сам так решил? Почему ему не хочется с кем-то нормально встречаться, завести себе девушку?Он словно сам не хочет никаких отношений? Но почему?Боится, чтобы они с Билли не оказались очередными Рене и нашим отцом из Ирландии?Или в его жизни произошло что-то такое, о чем я не знаю?Это его работа? Сложив учебник и тетрадь в рюкзак за спиной, я крепче обхватываю пластмассовую ручку своего кислородного баллона на колесиках и принимаюсь проходить вдоль ряда парт к выходу, у которого меня ожидает Фредди. Пусть не улыбается так широко, или его улыбка выдаст нас с концами. Дилан и так мне уже дал понять, что подозревает нас. То, чем мы занимались... Намек был понят. Сейчас даже поцелуй воспримется Диланом гневно, наверное. Поэтому я просто беру Фредди за руку, и мы вместе выходим из классного помещения. Молчаливо иду вдоль коридора, ощущая, как Фредди надежно сжимает мою руку в своей. А голова моя забита кучей мыслей о Дилане. Врунишка. Я же видела, как он на нее посмотрел. Он боится признать, что между ними что-то есть? Или не хочет, чтобы что-то между ними было? Или не знает, что что-то есть? — Ты выглядишь задумчивой, не поделишься своими мыслями? — мягко спрашивает Фредди, и я улыбаюсь уголками губ.— Да так, не обращай внимания. Все хорошо.Или нет. Что же у тебя за работа такая, Дилан? — Не забывай, что я писатель, Эм, я очень тонкий знаток в выражении людских лиц, — издает смешок, и мне почему-то становится тепло. Он заряжает меня собой, как адаптер, как батарейка. И мне хочется делиться с ним полностью всем. — Почему по твоему взгляду мне кажется, что ты что-то задумала?— Ну, может, немного... — лепечу тихо, отводя взгляд. — Дай угадаю, Дилан не в теме твоих планов, так? — он выгибает дугой бровь, и я поджимаю губы. — Эммануэль, ты же знаешь, как я не люблю что-то утаивать от твоего брата, — качает головой.— Даже то, чем мы занимались в мотеле? — Это немного другое... — он несколько заливается краской, опуская взгляд в пол. — Мне нужна твоя помощь, Фредди. Вообще-то, я хотела попросить ее еще вчера... Мне кажется, что Дилан влип в неприятности... Он солгал мне насчет того, где он работает. Да и я не верила сильно в то, что консультант в супермаркете смог бы столько денег собрать на мои лекарства, понимаешь? — пытаюсь поймать его взгляд. — Я хочу выяснить, что у Дилана за работа такая. Ты в деле? Ему не нужно долго думать для ответа. Он просто знает, что куда я, туда и он. Он меня одну не оставит, даже если ему самому не улыбается идея или план. — Я в деле. ***Он не знает, почему дожидается, пока из помещения выйдут все, даже учитель. Эвелин Шамуэй просят вытереть доску и полить цветы на подоконнике, и Дилан ловит себя на мысли, что не знает, хочется ли ему поговорить с ней или нет. Рассказать о том, что с ним произошло. Он не понимает, хочет ли он прикоснуться к ней снова, или то, что с ним случилось, слишком сильно на него повлияло и травмировало его восприятие. Он не просто не знает, что чувствует. Он просто этого не понимает. — Привет... — она обращается к нему первой, и внутри что-то переворачивается. Все стало таким сложным и запутанным после того, что произошло в раздевалке. Хах, можно подумать, что было легче, когда он пришел к ней домой после той самой ночи или когда переночевал у нее после встречи с Рене. Когда-нибудь хоть что-то было легко? Но будет легче, если не говорить о раздевалке. Дилан не готов. Не после того, что случилось. Держится как-то на расстоянии вытянутой руки, ближе не подходит. Билли же не сможет сделать с ним то же, что и тот рыжий мужчина, да? У нее ведь на это сил не хватит? Он как-то нервно сглатывает скопившуюся в горле жидкость, перебарывая страх. Ему и хочется ступить ближе, ему и хочется ее приобнять и искренне расплакаться у нее на плече, но он держится. Но если он вчера от души оттрахал Линдси Стоув, да еще и без оплаты, значит, наверное, все в порядке, да? Ч у ш ь.— Привет, — выдавливает из себя, словно зубную пасту. — Ты в порядке? Ты мне вчера так и не позвонил... — Эвелин переводит на него обеспокоенный взгляд, откладывая влажную тряпку, которой вытерла доску. — Я в порядке, — он вдруг ловит себя на мысли, что солгать сейчас будет куда проще, чем сказать правду. А еще почему-то касается ее плеча кончиками своих пальцев.И с чего это Эммануэль решила, что они с Билли вместе? Пф, смешная. Ну, да... Был поцелуй. Спали на одной кровати вместе. Знают нечто очень личное друг о друге. Она видела его в таком состоянии, в каком не видела даже Эммануэль. О, а еще раздевалка... То, что произошло там, это вообще за гранью. Кто она для него? Что он к ней чувствует? Ему так трудно... Ему так чертовски трудно понять.Она открыто смотрит ему в глаза, задерживая дыхание. Эвелин не отходит ни на шаг, просто пытаясь понять Дилана, о чем он сейчас думает. По его глазам видно: что-то очень сильно его тревожит, что-то буквально узлом связывает его, разрывая изнутри. — Что ты делаешь? — наконец спрашивает Шамуэй, практически шепчет, когда подушки пальцев О’Брайена касаются ее шеи, просто трогая ее на ощупь. Это так странно, все то, что происходит между ними...— Пытаюсь понять, что я к тебе чувствую, — на свое удивление, он отвечает ей честно, но после сказанного он убирает руку. — Я пойду, у меня французский сейчас... Нужно подготовиться к контрольной...— Не... — ее голос хрипит, потому Билли прочищает горло. — Не буду тебя задерживать... — Может, встретимся после школы? — предложение поступает весьма спонтанно, даже раньше, чем парень успевает его обдумать. Билли переминается с ноги на ногу, поджимая губы, а затем отвечает как-то сбито, заикаясь: — Д-дав-вай... На школьной аллее, там есть столики...***Линдси Стоув поджидает его у двери, удивляясь тому, почему Дилан до сих пор не выходит. Заявился вчера к ней, сам, без предлога шантажа. Как Линдси того и хотелось. И занимался э т и м с ней не так, как раньше — жадно, неумолимо, грубо и холодно. На этот раз его волновало, что чувствует она, по крайней мере, ей так казалось. Во всяком случае, брат Эммануэль не выходит у Стоув из головы, и было бы круто узнать, что на него вчера нашло. Он ведь ненавидит Линдси. Он ведь терпеть ее не может. Убить готов.Девушка нервно цокает языком, закатывая глаза, а потом заглядывает в маленькое окно в закрытой двери классного помещения, лицезря картинку того, как О’Брайен касается пальцами шеи этой невыносимой Шамуэй. И внутри блондинки создается впечатление, словно желудок обрывается и падает куда-то вниз; вся ее улыбка сходит на нет. Когда парень разворачивается, принимаясь идти в сторону выхода, Линдси спешно отходит назад, скрываясь за поворотом, но когда близнец Эмми выходит из помещения, направляясь по коридору, Стоув решает его догнать. — Мне стало дико интересно, оплачивает ли Билли твои ухаживания за ней, — она пускает обидный смешок, настолько внезапно оказываясь рядом с Диланом, что его аж передергивает. — Ты следишь за мной? — сухо спрашивает, не удивляясь ее игривому тону. — Ни за кем я не ухаживаю, — фыркает, удобнее закидывая рюкзак на спину. Хмурится, коротко поднимая на девушку глаза.— А как же? Этот взгляд, которым ты на нее посмотрел во время фильма. Теперь это прикосновение к ней... — Линдси кривит изрядно перекрашенные розовой помадой губы. — Значит, ты за мной следила. — Да, следила, О’Брайен, мне просто было интересно, какого хрена тебя вчера занесло ко мне в дом. И что тебя сподвигло сделать это немного в другой, но не менее потрясающей манере?— Не говори, что тебе этого не хотелось, Стоув. А вообще забудь. Это было один раз. Я не буду больше с тобой спать. Ни так, и никак иначе. — Что, тебя потянуло на Билли? Она твой новый клиент? Здорово она тратит деньги своей толстозадой мамашки, — гаденько фыркает, цокая языком. — Ты жалкая, Линдси, если думаешь, что обидные шутки про Джо могут как-то поднять твой статус или авторитет. И, нет, Билли мне не платит. — О, так ты трахаешь ее просто так? — она удивленно смеется. — Никого я не трахаю, Линдси! — у него просто терпение кончилось. — Ты меня заебала уже! Кое-что произошло со мной, окей? — резко останавливается, из-за чего девушка едва ли не врезается в него. Принимается на пальцах ей объяснять, как тупо доходящей: — Я... Я завязываю с этим! Полностью. И я просто физически не могу еще раз дать тебе то, что ты хочешь, ты меня понимаешь? Ага? — он дышит шумно, делая вопросительный кивок головой и вскидывая брови. — Потому что, если я сделаю это, я умру, ты понимаешь, Линдси? Это меня убьет на хрен. Ты ничего обо мне не знаешь, не знаешь, через что мне пришлось пройти ебаные две недели назад, так что, будь добра, просто исчезни, блять, мне сейчас хреновей некуда! Осыпав ее букетом оскорблений, он принимается дальше идти по коридору, заставив Линдси от него отстать. Физически, но не мысленно. "Хреновей некуда"? Нет, он, похоже, еще не знает, что такое "хреновей некуда". А Линдси ведь может ему это показать, просветить в сортах "хреновости". Ведь если Дилан прикасался к Билли не потому, что она платит ему за оказание своих услуг, он делал это потому, что сам того хотел. Шамуэй что, особенная блять? Хм, непорядок. Линдси оглядывается, замечая фигуру Эрика Картера в коридоре. Он видел их с Диланом разговор, видел, с какой агрессией О’Брайен ей отвечал. К счастью, он не слышал того, о чем они разговаривали. Иногда Эрик кажется ей таким дурачком, из которого можно веревки вить. Ей просто не приходило в голову, что на самом деле он куда умней ее, и просто притворяется идиотом рядом с ней. Ей не приходило в голову то, что он уже давно может знать об их с Диланом интрижке. Вот будет сюрприз обнаружить, что он уже знает. Да и насрать. Поправив прическу и откинув на спину белокурые локоны, Линдси гордо задирает голову наверх, продолжая свой путь, как ни в чем не бывало, и лишь стук ее каблучков отдается в ушных раковинах периодичным выстрелом. Сейчас главное ликвидировать Шамуэй. Сильно под ногами путается. ***От лица Билли.Балетную студию в школе я миную стороной, мне очень не хочется лишний раз встречаться с ней взглядом, видеть ее, разговаривать с ней. Нет. Нет, нет, нет и нет. Но, чисто по инерции меня несет вперед, вдоль коридора, и мой взгляд падает на приоткрытую дверь, в студию, в которой нет никого, через которую я некогда наблюдала за уроками балетных па от Элеанор Блант.Нет, Билли. Разве ты не достаточно вынесла уже? Не смотри туда, даже не думай. Я хоть и не думаю, но меня все равно заносит в пустое помещение. Пусть не обольщается, я не стану с ней разговаривать. Никогда в жизни. Какая нормальная мать бросает своего ребенка ради карьеры? Я все еще думаю, что это сон. Что эта женщина не моя биологическая мама и мое настоящее имя не Эвелин. Словно я все еще просто девочка из детдома. Безымянная Билли. Дверь скрипит, и я неуверенно вхожу внутрь, проходя на середину зала. Оглядываюсь по сторонам, понимая, никого здесь точно нет, и мне как-то становится от этого спокойней. Тихо, но тяжко выдыхаю, расслабляясь, а потом оставляю свою сумку через плечо у зеркала, неподалеку от выхода из студии. Не знаю, зачем, но выхожу на середину, останавливаясь. Смотрю на себя в зеркало немного исподлобья, пытаясь выровняться. Балерины себе под ноги не смотрят, они держат голову гордо и прямо. Выравниваю спину, немного разминая плечи, чтобы избавиться от усталости, и оттягиваю носок, после чего совершаю последовательные переходы с ноги на ногу на полупальцах. Становлюсь на одну ногу, пытаясь удержать равновесие, и сгибаю вторую ногу в коленке, притягивая ее к себе так, как если бы она находилась во второй позиции. Плавно вытягиваю руку вперед, понимая, что выгляжу я нелепо. Я просто чувствую острую нужду сделать это, вспомнить, каково это — ощущать единственное, что доставляло в детстве счастье. Мои красные кеды, разумеется, далеко не пуанты, и поэтому пируэт дается мне туго, я едва ли не заваливаюсь в сторону, но второй уже выглядит получше. Не любила я пируэты, терпеть их не могла просто. Джинсовая юбка не позволит мне совершить арабеск больше, чем строго на девяносто градусов, но даже так моя нога поднимается под этим углом вполне без единых проблем. Я не знаю, что я делаю, это просто набор разнокалиберных движений, никак не вяжущихся в одну связку. Что ты здесь делаешь, Шамуэй? Нет, правда.Что. Ты. Здесь. Делаешь?Я, конечно, не Катриона, местная прима-балерина в этой студии, поэтому я многое и в половину не так хорошо сделаю, как она. Я очень долго не практиковалась, удивительно, как вообще еще не забыла, каково это — танцевать. Плие, а затем резко поднимаюсь на носочки. Как однажды сказал Дилан, до того, что ноги себе поломает. А если не поломает, так обязательно свернет. Плавно поворачиваю голову влево, одновременно с этим вытягивая в ту же сторону и левую руку, словно провожаю взглядом собственные кончики пальцев. Вновь пытаюсь переместить вес на одну ногу, чтобы совершить пируэт. И в этот раз я снова чуть не заваливаюсь на паркет. И виной тому не ужасное трение резиновой подошвы моего кеда об пол. Виной этому внезапный голос, прозвучавший настолько неожиданно, что я практически потеряла равновесие: — У тебя хорошая база движений, Эвелин.И ее голос словно что-то во мне ломает. На этот раз не я наблюдаю за ней из-за дверного проема. На этот раз все как раз наоборот. Тонкие и изящные руки сложены на груди, темные волосы закручены в "ракушку" на затылке; черное болеро натянуто поверх баклажанного купальника. — Где ты научилась балету? — мисс Блант не переходит границ, стоит на своем месте, и я мысленно издаю короткое, но весьма уместное "блять", которое описывает все мои мысли. И то, что я ее увидела, хотя нельзя бегать вечно. И то, что она обратилась ко мне, хотя я зареклась общаться с ней. И то, что я не могу покинуть эту хренову студию, моя мамаша загородила мне проход. П о т р я с а ю щ е. — В приюте, — холодно роняю, щурясь, и женщина одаривает меня печальной улыбкой. — Кто бы мог подумать, да? Что единственной ниточкой от меня к тебе будет именно балет, — загадочно произносит Элеанор, наконец-то проходя вглубь помещения и освобождая мне выход. Прекрасно, я смогу теперь уйти. Уходи, Билли. Сейчас же. Чего ты стоишь, Эвелин? — Ты позволишь? — подойдя ко мне, слетает с уст матери. Нет, не позволю. Меня словно замораживают, все во мне сковывает по цепной реакции. Элеанор Блант становится четко за мной, и я чувствую, как ее изящная и нежная рука касается моей, пытаясь согнуть ее и вытянуть под правильным углом. Ее прикосновение к моей спине заставляет меня прогнуться в позвоночнике еще больше, поднимая грудь вверх, а еще меня дико начинает мурашить. Женщина немного отставляет мою ногу подальше, заставляя встать на третью позицию, а финальным ее прикосновением ко мне становится то, что она немного приподнимает мою голову за подбородок изогнутым указательным пальцем. — Вот так... Так ты похожа на настоящую балерину, — она слабо улыбается мне, и я перевожу на нее взгляд в отображении длинного зеркала во всю стенку. Не дышу, ощущая за спиной ее непосредственную близость. Сердце бьется так спешно и громко, что это становится единственным, что я слышу, когда помещение погружается в идеальную тишину. Или нет, еще я различаю дыхание матери у уха. И не выдерживаю. Отступаю от нее на шаг, кладя руку на шейные позвонки. Я не балерина и никогда ею не стану. Я не Блант, я всегда буду Шамуэй. Я не могу. Я не...Срываюсь с места, принимаясь направляться к выходу. — Эвелин... — слетает с ее уст, и женщина делает ко мне шаг.— Приходить сюда было ошибкой, — произношу холодно, подбирая с пола у зеркала свою сумку и закидывая ее себе не плечо. — Прощайте, мисс Блант. Она мне не мама. Она лишь моя биологическая мать. Выхожу из студии, не оглядываясь, и направляюсь просто вперед до лестницы, ведущей на второй этаж.Мне почему-то опять хочется найти Джо и обнять ее. Именно она единственный человек на свете, кто показал мне, что такое настоящий дом. ***Почему нельзя было вторым языком выбрать испанский? Не выходит у него картавить и на французский манер произносить "р", хотя сам язык на звучание симпатичный. Этим вопросом Дилан задается, уже покидая класс. Лишь бы не думать о том, что бередит душу. Выходит в шумный коридор на перерыв, крепче сжимая в пальцах лямки рюкзака на спине, и рассматривает цятки на каменном полу, поджимая губы. Встретиться после занятий с Эвелин? Какой черт его за язык дернул это сказать? Хорошо, что дернул. О’Брайен не знает, почему сейчас мысли о Шамуэй являются единственным, что не связано с происшествием. Он лишь понимает, что обычный разговор, просто разговор, не более, позволит хоть на какое-то мгновение ощутить себя лучше. И все равно он не сможет ей рассказать о том, что с ним произошло. Он никому не может об этом рассказать, и это убивает его изнутри. Идет по коридору, поднимая голову на учеников в коридоре, и губы машинально растягиваются в улыбке, вместо закатывания глаз. Фредди Хаймор стоит рядом со своим шкафчиком, облокотившись на его поверхность плечом, и наблюдает из далека за тем, как Эммануэль извлекает необходимые вещи из сумки. Она небрежно расчесывает тонкими пальцами челку, заглядывая в маленькое зеркальце. И Дилана почему-то захлестывает идея проверить Фредди на прочность. — Салют, — внезапно наваливается на Хаймора со спины, отчего тот охает от неожиданности. — Как оно? — До тех пор, пока ты не напугал меня до усрачки, Дилан, все было прекрасно, — с сарказмом отвечает. — Я думал, что до усрачки тебя может напугать лишь состояние Эм, — свешивает руку с его плеча, и они вдвоем переводят взгляд на Эммануэль, которая, заприметив своего парня и своего брата в коридоре, мило машет им рукой, но не подходит к ним. — Нет, состояние Эм пугает меня до смерти, — выдыхает спокойно, и в словах Хаймора Дилан улавливает искренность. — Она с нами надолго? — бросает на брата девушки серьезный взгляд, и О’Брайен хмурится:— Ты о чем? — Ты знаешь, о чем я, Ди. — Доктор Андерсен говорит, что операцию нужно провести хотя бы этим летом, времени мало. Но она пройдет, даже если для этого мне придется пожертвовать ей свои собственные легкие, — Дилан хрипло смеется, а вот Фредди напротив, бледнеет от осознания, что брат его девушки уже не в первый раз заикается об этом. — Половина суммы на операцию уже собрана...— Сколько она стоит? — Двадцать пять тысяч, — отвечает. — Или семнадцать, если легкие донора мы предоставим сами. Фредди поджимает губы, хмурясь.— Ты же не думаешь, что я позволю тебе отдать свою жизнь? — А ты бы свою отдал? — серьезно спрашивает парень, заглядывая Хаймору в глаза. И по взгляду он понимает, что да, отдал бы. Если бы это как-то спасло Эм, он отказался бы даже от своего писательского таланта. — Я собрал лишь половину, но не знаю, позволит ли мне работа собрать столько же до конца лета, сейчас все очень сложно, я даже не уверен, смогу ли продолжать... Хаймору вдруг дико хочется узнать о том, кем работает Дилан, но почему-то именно уважение заставляет его молчать. Он уважает Дилана и то, что он делает ради сестры, чем бы это ни являлось. — А если я скажу, что могу помочь? — выпаливает Фредди. — Нет, чувак, я не могу тебя об этом просить... — упрямо отрицает ее брат, качая головой. — Я твоего разрешения и не спрашиваю, О’Брайен. Я просто хочу, чтобы Эм оставалась с нами до конца наших дней. Он хочет помочь ему в денежном плане? Нет, разумеется, Хаймор не будет стоять на панели и продавать себя за двадцатку в час, да и в службе эскорта работать не будет. Он мальчик из богатой семьи, ему ничего не стоит попросить десять-пятнадцать тысяч у мамочки с папочкой.— Нет, я не хочу, чтобы ты напрягал своих предков. — Вот упрямые вы оба, кошмар просто! — фыркает. — То ли она в тебя такая, то ли ты в нее такой. Я предков напрягать не буду, мой отец уже сейчас где-то в Нью-Йорке, уехал туда навсегда, вчера подписав договор о разводе. Так что нет у меня больше понятия "предки", — спешно произносит, замечая, как Дилан меняется в лице. А ведь Эм ему не сказала... Он не знал, что родители Фредди... — Чувак... — это сочувствие? — Господи, что это? — недоуменно роняет Хаймор, наблюдая за выражением лица близнеца Эммануэль. — Т-ты о чем? — Ты так на меня смотришь, словно тебе меня жаль. Я уж было, думал, никогда не заслужу такого с твоей стороны. — Идиот, — издает смешок О’Брайен. — Ты... Ты просто делаешь ее счастливой, и я никак не могу изменить этот факт.— Я говорил о своих деньгах, не о матери или отца, хотя моей маме Эм очень понравилась. — Откуда у тебя столько бабла? — Дилан окидывает его подозрительным прищуром. — Долго копил, планировал с их помощью раскрутить самого себя и свои будущие книги, — отвечает Фредди, роняя вздох, и они оба переводят взгляд на девушку, стоящую в коридоре и общающуюся с кем-то из одноклассников. Она сжимает ручку кислородного баллона, трубочки из которого вставлены ей в ноздри, и их концы теряются где-то за ушами. — А ты где достал столько бабла? — с улыбкой задает ответный вопрос, на что Дилан отвечает спешно, и Фредди расценивает это как сарказм: — Занимался сексом за деньги, — поджимает губы, и его ответ вызывает в Хайморе хриплый смех. А ведь он-то сказал правду... Видимо, его слова воспринялись как нежелание расскрывать настоящий источник дохода. Наверняка в голове Фредди сразу всплыло что-то опасное, связанное с преступностью и законом. — Ладно... — роняет Хаймор. — Я отвезу Эм домой, хорошо? — На своем велосипеде? — хмыкает Дилан. — Тачка у тебя прост класс. — Да, обожаю свой велик, начищаю его до блеска каждый день, — в тон ему отвечает Хаймор, а когда получает долгожданное добро, с его уст слетает вопрос: — А ты не едешь домой? — Нет, у меня встреча с Эвелин, — пожимает плечами, коротко проходясь кончиком языка по сухим губам. — Эвелин? — Фредди хмурится. — Что еще за Эвелин? Я думал, что вы с Билли...Блин. А ведь Дилан совсем забыл, что мало, кто знает ее настоящее имя. — Это и есть наша Билли. Это ее полное имя, — почему-то произносит это с какой-то гордостью, словно говорит про самого себя. — Э-Эвелин... — задумчиво тянет Хаймор. — Ладно, окей тогда... Удачи вам двоим. Ну, еще увидимся, то ли? — он странно хмурится, при этом улыбаясь. — Непременно, еще не раз узрим лик друг друга. ***(Писалось под: of Verona – Breathe)Я не знаю, чего мне ожидать от встречи с Диланом, каждый раз все заканчивается чем-то непредсказуемым, набирает таких оборотов, что даже словами не передать. Каждый раз рядом с ним я чувствую себя оголенным сгустком нервов, обнаженной душой. Я одновременно и хочу раскрываться ему полностью, но вместе с тем и не хочу его отягощать, ведь знаю, что у него не меньше секретов, а может, даже и больше. Когда урок заканчивается, я выхожу из класса в коридор, а после направляюсь в уборную. В голове так много мыслей... Практически все из них о том, что сказал и сделал Дилан. "Пытаюсь понять, что я к тебе чувствую", — мелькают в голове его слова. Так, словно не только ему трудно осознать, что такое чувства вообще. Так, словно у него тоже на душе есть тяжелейший камень.Так, будто он не может в себе разобраться, как и я. Будто у него в жизни был кто-то, кто был для меня как Хавьер.Или все куда хуже, такого человека не было, но понятие любви и чувств искажено до максимума. Роняю тяжкий вздох, открывая холодную воду и умываясь. Холод пощипывает кожу лица, и я поднимаю на себя взгляд в зеркале, закладывая за ухо выбившуюся прядь. — Ты мне так и не назвала марку помады, которой пользуешься, — слух цепляет знакомый приторно-медовый голос, а на глаза попадается гаденькая улыбка Линдси Стоув, стоящей рядом со своей верной подругой Ванессой Грейвз. Все во мне напрягается, подбирается, хотя они просто за мной наблюдают. Что они хотят сделать?Побить меня? Разбить зеркало моей головой? Поиздеваться над моим весом или весом Джо?Или засунуть мою голову в унитаз одной из этих кабинок? Что именно? Или снова запереть меня в кладовке? — Видела, вы с Диланом начали хорошо, я бы даже сказала, близко общаться...— Чего ты хочешь, Линдси? — устало спрашиваю, складывая руки на груди. — Я хочу спросить у тебя, сколько ты ему платишь? — с ее уст слетает простой вопрос, повергающий меня в замешательство. Она больная или что? — Кому плачу? — издаю смешок, переминаясь с ноги на ногу. — Дилану, кому же еще. Он ведь брал с тебя плату за секс, да? Он всегда трахает всех за деньги, — она не прекращает гадко улыбаться, а я вот чувствую, как кровь отливает от моего лица. — Он прекрасен в постели, скажи? Я подтвержу это эм-м-м, — она задумчиво отводит взгляд к потолку, — примерно более двадцати раз. А сколько подтвердят его клиенты... Ты себе даже не представляешь, Билли. Скажи, он прекрасен? К-клиенты? Что? Я не... — Ой! — она наигранно вздыхает от неожиданности. — Погоди, он тебе разве не сказал, что он шлюха? Разве не говорил, что за проведенное с ним время нужно платить? — она читает в моих глаз боль, ведь то, что она говорит, это действительно больно. Это ранит меня даже больше, кажется, чем она предполагала. Но мне не стоит верить ее словам. Она как всегда пытается меня довести. Дилан не шлюха, да? Он просто парень с тяжелой жизнью. — Он элитная проститутка, милая, одна ночь с ним стоит от двухсот долларов и выше, ты не знала? — Посмотри на нее, Линдс, думаешь, малышка Билли знала? — Ванесса громко смеется, и меня аж передергивает. — Вчера у нас с ним был такой потрясающий секс, ты себе даже не представляешь, — она откидывает на спину блондинистые волосы, ненароком демонстрируя вишневые засосы на своей шее. Она врет, так ведь? С чего мне ей верить? Я доверяю Дилану. Он не поступил бы так со мной. Не поступил бы, правда? Он знает, как сильно я ненавижу Линдси. Он не мог с ней переспать. Или спать в целом, ведь по ее словам это случилось не раз.— Ты часто замечала пластыри на его шее и синяки на теле в целом, правда, Билли? — дожимает, и все в моей голове почему-то начинает приобретать смысл. Объясняется его реакция на прикосновения, поведение, когда мы слишком непозволительно близки друг к другу. Мне становится нехорошо, я не хочу больше ее слушать. Предпринимаю попытку уйти, но Ванесса и Линдси не просто загораживают мне путь, они хватают меня за руки, прибивая к стенке, и я в ужасе ловлю себя на мысли, что не способна отбиться. — Нет! — срывается с моих уст лепет, и я чувствую, как на глаза накатываются слезы. — Пусти!— Куда ты так спешишь, Шамуэй? Разве не хочешь послушать больше о своем драгоценном Дилане? Скажешь, что он для тебя ничто, да? Не поверю, милая, — Линдси наматывает на палец прядь моих темных волос, после чего принимается оглаживать ладонью мою щеку. — Я ведь вижу, каким взглядом влюбленной коровы ты на него смотришь, бедняжка, и ты такая не одна. Я расскажу тебе про Вайолет Эйприн. Дилан за деньги лишил ее девственности, девочка в него влюбилась, а сейчас страдает от безответной любви. Я расскажу тебе о нас с ним... — пытаюсь вырваться, шипя. — Оу, не хочешь слушать о нас с ним? Как жаль. Как жаль, что слушать ты не хочешь, но, ничего, Билли, тебе придется. Он брал с тебя деньги за поцелуи? Как именно он тебя трахал? Медленно? Ты звала его по имени, когда он доводил тебя до исступления? А я звала, и ему это нравилось, — смотрит мне прямо в глаза, и улыбка по-прежнему растягивает ее губы. — Он не смотрел тебе в глаза, когда кончал? Он никогда не смотрит в глаза, просто утыкается в плечо носом, знаешь? В какой позе он тебя имел, Билли? На четвереньках, нет? Его любимая — это всегда быть сверху и положить под поясницу подушку, чтобы проникать как можно глубже. Вы такое практиковали? Или он доставлял тебе удовольствие другими частями тела? У него умелый и юркий язычок, не так ли? А его длинные пальцы... У нас была такая прелюдия, — на ее слова я издаю всхлип, не в силах больше выслушивать столько дерьма о нем. Дилан не такой, так ведь? Он не стал бы заниматься этим со Стоув или с кем-либо еще. За деньги.Только не с ней. Почему? Почему именно с ней?— Думаешь, ты такая, блять, особенная, Билли? — она хрипло смеется. — Сколько ты ему платишь? Двадцатку? Сотку? Как просыраешь трудно заработанные деньги своей мамочки размером с земной шар? Я больше не могу это терпеть. Мною овладевает злость. Все... Все сходится... Предпринимаю попытку вырваться, и на этот раз мне все-таки это удается. Резко и грубо, так, что аж рвется плечо полосатого свитера на мне и запястья горят от цепкой хватки Ванессы Грейвз. Немедленно спешу покинуть девчачий туалет, ощущая, как в спину врезается звонкий и громкий смех. — Ты так много ему теперь торчишь, Билли. Придется самой перетрахать четверть школы, чтобы вернуть ему должок. Судорожно дышу, пытаясь все переварить. Она лжет. Она лжет, да?Господи, это не правда! Это не может быть правдой!Мне нужно самой спросить у Дилана. Он посмеется только, как узнает. Скажет, что Линдси Стоув несет чушь, дабы испортить его репутацию. Он же так скажет, да? Шмыгаю носом, часто моргая, дабы не заплакать. Слезы душат горло, но я все еще держусь. Возможно, моя ярость необоснованна даже. Но, если обоснованна, то... То, что мы с ним... И тот раз в раздевалке... О... О боже... Спешно покидаю школьное здание, заплетаясь в ногах, пока спускаюсь по ступенькам вниз. Мы договорились встретиться после уроков на школьной лужайке, где стоят столики, там-то я и выясню... Он скажет мне, что все это ложь, что он не занимается сексом с людьми за деньги. Я замечаю его сидящим за одним из столиков. Он сидит ко мне спиной, немного нервно постукивая ступней кроссовка в ожидании. Это все неправда. И сейчас он меня успокоит. — Скажи мне... — мой голос срывается на хриплый сип, заставляющий Дилана обернуться, и выражение его лица вмиг становится озадаченным, испуганным и обеспокоенным. — Б-Билли... — то ли это вопрос, то ли утверждение, то ли незаконченное предложение.— Скажи мне, что все это неправда! — чувствую, как словно задыхаюсь, мне не хватает воздуха. Дилан не сводит с меня глаз, словно завис, окаменел, и даже пошевелиться не может. — Скажи мне, что ты не спал с Линдси Стоув. Скажи, что ты не трахаешь девушек за деньги! Вдруг я замечаю, что его глаза наполняются болью, какой он на меня еще никогда раньше не смотрел, и я вдруг понимаю, что он молчит. — Скажи мне, что это неправда, Дилан! Что мы... Что с тобой... Что ты не... Просто скажи, что это не правда! — Эвелин... — его голос дрожит, как и мой, и меня наконец-то разрывают на части слезы, из-за чего силуэт О’Брайена двоится, троится в глазах. — Скажи мне, что не спал с ней! Что ты не... — Что я не работаю в эскорте? — приходит мне на помощь, и от его помощи мне становится еще хуже, как и ему. — Я не могу, Билли. — Скажи, что все это ложь! — Я не могу... — кажется, он тянет ко мне свою руку, но в переизбытке чувств я уворачиваюсь, отходя на шаг. Это... Это правда. Каждое слово о нем, сказанное Линдси, правда. Он действительно спал с ней. Он... Он действительно занимается э т и м за деньги. — Билли, послушай... Я могу все объяснить...Какое-то время просто смотрю на него не моргая, а затем резко срываюсь, принимаясь шариться по карманам. Достаю из юбки мятую десятку, кладя ее на стол и преодолевая желание швырнуть ему ее в лицо. Я не могу. Меня буквально рвет на части от того, что он подтвердил все, вместо того, чтобы опровергнуть. Дилан недоуменно хмурится, наблюдая за моими действиями, и мне почему-то кажется, что у него сейчас сердце не выдержит. — Вот десятка... — копаюсь в сумке, находя там еще двадцать пять долларов, и О’Брайен приоткрывает рот от удивления и боли, которой я ему доставляю. — И вот еще... Это все, что у меня с-с собой с-сегодня было, — заикаюсь, отступая на шаг назад, — но я все оплачу. Сколько я тебе еще должна за тот раз в раздевалке? Я плачу ему. Я плачу ему, как шлюхе, кем он и является, по словам Линдси Стоув. Я не особенная, она права. Я тоже для него клиентка.— Забери их назад... Пожалуйста... Забе... Забери их. Билли, убери... Не... Не делай этого...— Нет, я тебе заплачу... Все платят, так ведь?— ...— Я... Я клянусь, я все верну! А сейчас... А сейчас я просто не могу тебя видеть... — спешно бросаю, наблюдая за тем, как он закрывает лицо руками всхлипывая. И я не знаю, как мне поступить, я вижу, сколько боли ему доставил мой жест, насколько сильно он подорвал все между нами. Почему мне все равно хочется его обнять? Он стоит и плачет, и я вовсе не считаю его слезы признаком слабости, я считаю, что он очень сильный, раз может проявлять такие сильные эмоции. — Я... Мне нужно идти...Пячусь, чувствуя, как с каждым шагом, сделанным прочь от него, что-то внутри только сильней натягивается и в конечном итоге рвется ниточка за ниточкой. — Прошу тебя, только не говори ей... — его слова рикошетят от моих лопаток и врезается в фонарный столб. Я всхлипываю, обнимая себя за плечи. — Билли, скажи, что не расскажешь ей! Мне нужно уйти. Просто уйти прочь отсюда. — Скажи, что не сделаешь этого! Умоляю! Она не должна знать! Эммануэль не должна знать! Билли, пожалуйста! Скажи, что не скажешь ей! Скажи это! Эвелин!