18. (1/1)

***В школе для тебя есть лишь два места: ты либо на вершине всего, местный бог, идол, или ты в самом низу, посмешище и изгой, третьего, увы не дано. Ты все равно будешь близок к одной из крайних точек.Такие, как Эрик Картер, Линдси Стоув и Ванесса Грейвз чувствуют себя вполне комфортно, находясь на самой верхушке социальных слоев. Что хочешь, то и делаешь. Кем хочешь, тем и манипулируешь. Над кем хочешь, над тем и смеешься. Кого захочешь, того и похоронишь заживо, заставив жалеть, что вообще появился на свет. Линдси Стоув поправляет светлые локоны, глядя в маленькое зеркальце своего шкафчика, и достает из сумочки коралловую помаду, нанося легкий слой на губы. Строит сама себе глазки и поцелуй воздушный посылает. — Идеально, — тихо слетает с ее уст. Ее взгляд слегка "уходит" влево, куда-то вглубь коридора за ее спиной, из-за поворота которого выходит О’Брайен. Девушка слегка прищуривается, проходясь кончиком языка по губам, глазами отслеживая траекторию его передвижения в зеркальном отображении. Вот, чего ей не хватало всю эту неделю даже больше. Дней десять? Две недели? Черт. Ей хочется его прямо здесь и сейчас. Это странно. Линдси Стоув, обычно никого толком и не хочет, а здесь словно нужно ощутить чью-то близость. Эрик делает все не так, хотя его, в отличие от Дилана, волнует, что чувствует Линдси. В этом они разные, в этом они совсем не похожи. Картер — как расхлябанная размазня в постели, а О’Брайен — даже как-то слишком груб и холоден. Нужна "золотая середина". Верно. Нужно заплатить Дилану за эту мягкость. Его не было в школе где-то с неделю, его сестра Эммануэль как-то обмолвилась, что ему несколько этих дней было нехорошо. А сейчас он спокойно идет вперед, направляясь к мужской раздевалке. Сегодняшняя игра на физкультуре обещает быть интересной.Линдси спешно заходит в пустой кабинет химии, слегка прикрывая дверь, и в тот момент, когда Дилан проходит мимо класса, придерживаясь левой стороны, чтобы дать пройти компании ребят, состоящей в школьной сборной по баскетболу, она внезапно берет его за грудки, сминает в кулаки ткань его рубашки, оттягивая на себя, и парень от неожиданности и недоумения происходящего заходит в класс, повинуясь. — Ты что, совсем больная? — ему требуется всего секунда, чтобы понять, кто именно затащил его в пустой и относительно темный класс; еще меньше, где-то полсекунды, чтобы понять, для чего.Ему не нужно поднимать на нее взгляд, он узнает ее по запаху парфюма. Отвратительно сладкого, аж вызывающего пересыхание в слизистой, до рваного кашля. Кошмар просто. Все это — просто один сплошной ночной кошмар. Когда кто-нибудь наконец-то его уже разбудит? Когда кто-то скажет, что все это просто сон, что Рене все еще их мама, а не мать, что она на завтрак приготовила вафли с нутеллой и заварила чай? Скажет, что какой-то там отец из Ирландии все время был рядом, что он сейчас сидит за столом и читает утреннюю газету, посербывая кофе с чашки? Скажет, что Эммануэль на самом деле не больна, что с ней все хорошо, что она жива и здорова? Когда кто-то наконец-то потормошит его за плечо и скажет, что это всего лишь сон, что он сам просто человек, а все то плохое, что с ним происходит, все то, чем он занимается, — это просто часть его ночного кошмара?— И тебе привет, сладкий, — Стоув прикасается подушечками пальцев к его щеке, и Дилан неприятно морщится, грубо убирая ее руку. — Нас могут увидеть, — процеживает сквозь зубы холодно. Надо же! За ту неделю, что его не было в школе, Линдси даже начала, хм... переживать за него? Быть такого не может. — Я соскучилась по "нам", — девушка запрыгивает на парту, закидывая ногу на ногу, и принимается накручивать на палец блондинистый локон. — Во-первых, никаких "нас" нет, Стоув, а во-вторых, я еще долго буду не в духе, у меня была не самая лучшая неделя, — он фыркает, кладя руки на талию. И почему-то Линдси ему верит. Зная, кем он работает и чем зарабатывает на жизнь, можно легко понять, какой насыщенной у него была неделя. И все же это не меняет того факта, что Стоув хочется, чтобы он взял ее прямо на учительском столе. — Нет, — он отрезает, тихо шипя, когда она ему это предлагает. — Я не буду тебя трахать здесь, Линдси, — он отрицательно качает головой. — У меня сейчас урок начнется, — он знает, что это не отмазка. "Значит, дело лишь во времени, малыш? — произносит она слащавым и медовым голосом. — К черту ту физру". — Ясно, — он закатывает глаза, — нам с тобой больше не о чем разговаривать. Я пойду, — оу, мальчик забыл, что даже дышать не может без ее разрешения? Не порядок. Блондинка извлекает из кошелька стодолларовую купюру, теребя ее в пальцах. "Даже от Франклина откажешься? Он так хочет помочь твоей сестричке приобрести новый кислородный баллон, м-м-м, — она надувает губы, выгибая брови домиком, и давит на больное. — Даже не примешь помощь от этого парня? А если к Франклину присоединится Джексон?". Из себя уже выводит просто, как всегда. — Ты будешь мне теперь каждый раз платить сто двадцать баксов за секс? Сделай себе одолжение, Линдси, и не страдай фигней. Я уже сказал тебе, что не буду спать с тобой. Нет. No*.Потасканный осмелел? Нужно напомнить ему. Нужно показать, в чьих руках контроль над ситуацией. Дилан уже удобнее закидывает рюкзак на плечи, демонстративно разворачиваясь на каблуках и направляясь к двери, когда слова Стоув острыми осколками впиваются ему в спину: — Ты, милый, забыл о том, что о нашем секрете могут узнать все? От Линдси Стоув вот так не уходят.— Забыл, что об этом может узнать Эрик?Линдси Стоув не принимает отказы. — Забыл, что об этом может узнать милая Эммануэль? Линдси Стоув в с е г д а привыкла получать желаемое. Дилан стискивает челюсть, начиная громко и отрывисто дышать. Гнев. Он всегда злится. Нет, Эрика он не боится, но вот того, что об этом узнает его подыхающая сестренка... Это слабость Дилана. Именно его сестра. Он пойдет на все, что угодно, чтобы уберечь ее и ее здоровье. Он пойдет на все, чтобы она не узнала. Правда ведь?— Знаешь, что? — он резко разворачивается к ней лицом и за два широких шага оказывается рядом настолько близко, что ей даже приходится немного отклониться назад. — Делай, что хочешь, Линдси, — он уже просто не может, не может терпеть все это. — Мне надоело! Я устал от твоего шантажа и от необходимости трахать тебя тогда, когда ты щелкнешь пальцем, — злой, агрессивный, снова в глазах мерцает холодный блеск того, что он ее собственными руками задушить хочет. Это совсем не ново для Линдси, удивляет лишь то, что он сдается, у него больше нет сил сопротивляться. За эту неделю с ним случилось нечто такое, о чем она не знает? — Поэтому валяй, блять, мне уже на все просто насрать! Это не так, Линдси знает. За свою сестричку он пасть любому порвет.Кабинет О’Брайен покидает не с самым лучшим настроением. Оно у него всегда не самое лучшее, с самого его рождения. Стоув сидит в расстроенных чувствах еще где-то с полминуты, но это отчаяние вдруг сменяет улыбка на лице, растягивающая уголки ее губ. В голову прямо идея стукнула гениальная. Бедный Дилан, сам уже запутался во лжи людям. Ну, ничего, "святая" Линдси поможет ему распутать этот клубок, верно? Боже, пришедшая в голову мысль аж захлестывает девушку, и это подбивает на, с одной стороны весьма опрометчивый, но с другой вполне удобный поступок. — Нет конечно, — слух цепляет смех Вайолет Эйприн, стоящей неподалеку в компании нескольких своих друзей. Девчонка прижимает к себе учебники, смеясь над шуткой своего одноклассника, и поправляет тонкую лямку сумки через плечо, чтобы она не впивалась в кожу и не резала трапециевидную мышцу. Темные волосы распущены, взгляд невинных орехово-медовых глаз мгновенно цепляет Линдси, проходящую мимо, и красивая улыбка на девичьи устах тает, не оставляя от себя и следа. Она симпатичная. Даже без тонны косметики она просто так нравится парням, и дело совсем даже не в длине ее юбки и цвете губной помады. Вайолет открытая и естественная. Такие девочки — прямо угроза для Линдси, но Стоув не считает ее конкуренткой, так как уже победила ее во всех боях, заставив исполнить свое желание. Вайолет слишком мягкая. Ее легко уломать. Эйприн плохо разбирается в людях, и жизнь ее ничему вообще не учит никогда.Вайолет. Именно она и нужна. А еще Ванесса. Да, втроем они смогут это устроить. У Эйприн есть причина. Есть мотив. Посмотрите, что этот мудак сделал с ней? Испортил ее тело. А о том, что все это произошло именно по воле Линдси Стоув, сама блондинка так не думает. — Нам нужно поговорить, — произносит Линдси, попутно строча на сотовом сообщение Ванессе: "Ты мне нужна прямо сейчас. Это важно". Это очень важно. Это требует немедленного разрешения.— Хорошо, давай поговорим, — смело и холодно отвечает ей девчонка Эйприн. Линдси переминается с ноги на ногу, переведя взгляд с девушки на ее одноклассников.— Ну, типа, сгиньте все отсюда, что ли, — качает головой, словно все должны ее послушаться. — Катитесь.— Ладно, увидимся позже, Вайолет, — вежливо прощается с ней ее одноклассница, и они с ее другом уже, было, собираются уйти, как Вайолет их останавливает:— Нет-нет, погодите, ребят, можете остаться. Если Линдси Стоув есть, что мне сказать, тогда пусть говорит это при моих друзьях, мне от них скрывать нечего, — малышка выгибает бровь дугой, уверенно скрещивая на груди руки. Прямо-таки нечего? Даже потерю девственности с проститутом?Ну-ну. Ладно, маленькая сучка, будет по-твоему. — У меня есть к тебе маленькое предложение, Вайолет.— Я больше ничего тебе не должна, Линдси, — Эйприн немного задирает нос вверх, но все равно относится к Стоув с опаской и недоверием. Это Дилан ее настроил против, да? Это все он, верно? Посмотрите на эту бедную Вайолет, что этот ублюдок сделал с ней!?— Конечно же нет, милая, — губы блондинки растягиваются в идеальной, но натянутой улыбке. — Так или иначе, я просто хочу кое-что прояснить, и я более чем уверена, что тебе будет интересно то, что я скажу. — Ты знаешь, — Вайолет отрицательно качает головой, выпячивая нижнюю губу, — мне уже не интересно. Что бы ты там ни задумала сделать, я не буду частью этого, Линдси. — Ты уже часть этого, малышка Вайолет, — Стоув часто моргает, мило улыбаясь, отчего Эйприн вдруг захотелось долбануть ее лицом об стену так, чтоб аж до сломанного носа и вылетающих на хуй зубов изо рта. — Ты стала частью этого тогда, когда проспорила мне свою девственность, — Линдси именно хочет произнести это вслух, чтобы все вокруг слышали, ну, если не все, так хотя бы друзья Эйприн. Лицо Вайолет бледнеет становится практически мертвецки синим, кажется, она теряет былую уверенность в самой себе и своих словах. Погодите, так ее друзья не знали? Значит, все-таки малышке Вайолет есть, что от них скрывать? Связь с Потасканным. Связь со шлюшкой. — Упс! — Стоув наигранно прикрывает рот ладошкой, изображая неловкость. — Я думала, ты рассказала своим друзьям о таком важном событии в жизни. Приношу свои извинения, — звучит вообще не искренне, Линдси получает только больше кайфа, глядя на то, как собственные слова гвоздями впиваются в юное тело Эйприн и прибивают его к стенке. Мягкая. Линдси же говорила, что Вайлет мягкая, да? — Я больше не стану тебе потакать, Линдси, — Вайолет смело выходит вперед, делая шаг ближе к блондинке. — Еще раз подойдешь ко мне, Стоув , — я расскажу все полиции. Расскажу про твой шантаж.— Милая, моя опрометчивая, Вайолет, — Линдси кладет руку девчонке на плечо, якобы бережно стряхивая с него пылинки, — в первую очередь пострадаю не я, а он, — ей не нужно называть конкретное имя, чтобы Эйприн поняла, что речь идет о Дилане. — А ты... — она смотрит ей прямо глаза, тут же читая тревогу. Че-е-ерт, да она втрескалась в него! Переживает за него, волнуется о нем. — Ты же не хочешь, чтобы он пострадал, верно? Эйприн слишком мягкая и эмоциональная. Как открытая книга.П о б е д а. Конечно, Линдси не добилась того, чего хотела изначально, но теперь она получила от их разговора даже больше, чем ожидала сперва. — Так что как скажешь, малышка Вайолет, — Линдси ей наиграно подмигивает, после чего приобнимает и двумя секундами спустя наконец-то принимается уходить прочь, вдоль коридора. Эйприн ей не поможет, ну и пусть. Они с Ванессой сами справятся.Вайолет влюблена в него. Какая фантастика. Что ж, однажды это даже может сыграть Линдси на руку. ***В его грудной клетке будто бы пожар, Великий лондонский пожар 1666 года. Пульс бьется где-то в висках, в горле, и дышится безумно трудно, словно весь поступающий в легкие кислород проходит жесточайшую фильтрацию, и практически ничего так и не доходит, что можно было бы назвать полноценным вдохом. Жарко. Майка липнет к телу. В ушах стоят неприятный скрип резиновой подошвы по лакированному полу спортзала, чьи-то оживленные выкрики и свисток тренера. Игра захватывает, вовлекает в эту вязкую и липкую паутину. Зал разделен на две части: в одной девчонки играют в волейбол, а в другой парни пытаются отобрать друг у друга мяч и забросить его в кольцо.Момент — и мяч в руках Дилана. Боковым зрением парень цепляет противника сзади. Резиновый оранжевый мяч дважды пружинит от пола, в тот момент, когда О’Брайен делает крутой обманчивый маневр, уходя своему противнику под руку. Обхватывает предмет двумя ладонями, задерживая дыхание. И... Решающий момент...— Ну же, О’Брайен! — в слух врезается голос тренера. — Давай, парень! Выбрасывание мяча вверх, кажется, остановка сердца. У Дилана глаза широко раскрыты, он жадно дышит ртом и коротко облизывает кончиком языка сухие губы. Мокрая от пота челка липнет ко лбу. И... — Двух очковый! — учитель физкультуры победно ликует. — Да! Молодец, сынок!Почему нельзя так всегда? Почему нельзя просто играть в баскетбол?Почему нельзя иметь нормальную жизнь?Почему нельзя просто быть нормальным?Почему? Потому что "нормальность" не про него. Дилан не посещал школу пять дней, физическое восстановление потребовало у него даже больше времени, чем он думал. А как же выздоровление в моральном плане? Нет, его никогда не будет. — Молодец, Дилан! — кто-то из одноклассников хлопает его по плечу, и парень вздрагивает. Это они ему? Взгляд машинально падает на лавочку запасных в стороне девчачьей части зала, где обычно сидит Эммануэль. Сегодня она не пошла на урок физкультуры, решила подготовиться к тесту по биологии в библиотеке. Почему-то Дилану становится тревожно. Ему хочется, чтобы она была в поле его зрения постоянно, и это желание можно понять, оно мотивированно страхом, ведь Эмми — это все, что у него есть. Больше не осталось никого. Только он и она. Только двое. Из похода в собственные мысли возвращает волейбольный мяч, покинувший зону игры в волейбол и приземлившийся на часть баскетбольного поля.— Шамуэй подает как, сумасшедшая, — голос Ванессы Грейвз — это еще одна причина ненавидеть школу. — Подайте нам мяч, мальчишки. Девушка с черными, как смоль волосами подходит ближе, кладя руки на тонкую талию. — Но подача только что была не ее, — вклинивается Хаймор. — Она всего лишь отбила. Как ее с поломанными ребрами вообще пустили играть, ей еще неделю минимум нужен покой? Терминатор какой-то, на хрен, думается Дилану, но в каком-то хорошем смысле этого слова. Она так мужественно терпит боль в теле, так отчаянно старается никому не показывать свою уязвимость. Его взгляд невольно скользит в сторону Билли. Волосы затянуты в хвостик на затылке, футболка в рукавами в три четверти облегает ее худощавое тело, которое, после издевательств над собой голодом, еще сильнее осунулось. Короткие шорты подчеркивают наличие форм тела, которым по-странному удалось уцелеть, не подвергнувшись сильно похудению. И ноги тонкие с сильными мышцами. Тело у нее не такое изящное, как у Стоув, с множеством шрамов, синяков и царапин, и даже оно привлекает О’Брайена больше, чем Линдси. Все это фигня. Билли лишь кажется такой титановой, пуленепробивной. На самом деле Дилан знает, что эти пули уже насквозь прошили ее нутро. Он знает часть настоящей Шамуэй, бедной девочки, у которой не было имени и семьи с детства. — Да какая разница, Пришелец? — Ванесса издает смешок, и Фредди отступает на шаг назад. Дилан разворачивает спиной к Грейвз, поджимая губы. Взгляд его падает на Эрика Картера, поднимающего с пола волейбольный мяч. Парень с пшеничными волосами ухмыляется, заводя руку с мячом куда-то назад для подачи, и Дилан почему-то отслеживает примерную траекторию полета, понимая, что мяч целится прямо в голову Фредди. — Чувак, — слетает с его уст, чтобы предупредить, и Хаймор разворачивается к нему лицом, отчего становится только хуже. Секундой позже мяч попадает Фредди прямо по лицу, от неожиданности сбивая парня Эммануэль с ног. — Ты что творишь? — тренер неодобрительно свистит, подходя к Эрику. — Объяснись, Картер.— Эй, — Дилан наклоняется, нависая над Хаймором, распластавшимся на полу. Фредди часто моргает, а по щеке начинает стекать капелька крови из носа. — Ты живой, Хаймор? — Этот кретин мне нос сломал? — если даже разговаривает адекватно и задает подобного рода вопросы — живой, значит. — Нет, только разбил, — О’Брайен хмыкает, пожимая плечами. — Не переживай, даже с искривлением твоей носовой перегородки я не смогу изменить тот факт, что моя сестра от тебя без ума, — даже как-то досадно, что ли, но всячески пытаясь поднять дух и разбавить повисшее в воздухе напряжение.— Рад это слышать, — Хаймор слабо улыбается, одаривая брата своей девушки призрачной улыбкой. Окидывает взглядом спортзал, понимая, что никто уже не играет, но все лишь наблюдают за случившимся. Пытается встать, когда Дилан подает ему руку, даже удивляется, что О’Брайен действительно это делает, помогает ему. Дилан ощущает, как внутри у него черными бутонами роз распускается гнев. Он стискивает челюсть, поворачивая голову к Эрику. — Ой, сорри, Пришелец, я тебя не заметил, ты такой прозрачный, понимаешь? — после намеренного удара мячом по лицу эта сволочь еще и дерьмом его поливает? — Да я и мышцу потянул, видать, вот промах вышел, прямо по роже Хаймору, — Эрик начинает оправдываться перед всеми, но Дилан видел, он знает, что Эрик сделал это преднамеренно. — Ты специально ударил его, — заткнись Дилан. Заткни свой рот и не переходи эту грань, которой ты старательно придерживался всю жизнь, делая вид, что тебя не задевает все то, что тебя не касается. — Ты направил на него мяч, я видел, — шаг вперед, и еще один, для чего-то используется жестикуляция, чтобы придать голосу не просто уверенности, но и правдивости. — Ты намеренно запустил в него мячом, Картер. Поздно, блять. П о з д н о. Пали оковы, которые сдерживали его все это время. Пала стена, которая не позволяла высказать Эрику все в лицо и хорошенько начистить ему рожу, так, чтобы его зубы пересчитали количество досок на лакированном полу. — Ты что-то сказал, О’Брайен? — Эрику прямо даже не верится, но он все это время ждал. Ждал, в какой именно момент Дилана просто на хрен порвет, когда что-то сделанное им станет последней каплей. О да. Наконец-то. — Я не расслышал, — цокает языком, ухмыляясь. — Я сказал, что ты специально задвинул ему мячом по лицу, — грубо и уверенно повторяет О’Брайен. Сделать это сейчас? Опустить его и растоптать прямо сейчас? Не-е-ет, здесь нет никого, кроме, разве что Фредди и Билли, из-за кого бы ему захотелось умереть. И даже они просто не в счет будут, если речь пойдет о сестре Дилана. Кто бы еще не появился в его жизни, он всегда будет всем предпочитать сестру. Нет-нет. Ее здесь нет. Ее здесь нет, чтобы она узнала всю правду о том, кто ее братишка. А мужикам он дает тоже? Пиздец просто. Нет, это Эрик сделает позже. Он еще успеет убить Дилана изнутри. Ударить его? Не вариант, отстранят от учебы на день или два. Зато говорить о его сестренке никто не запрещает. А все знают, что она его слабое место. Он о ней так заботится... — Как твоя подыхающая сестренка, О’Брайен? Сколько ей еще осталось? — да, боже, эффект поразительный. Дилан бледнеет, стискивает челюсть до того, что каждый мускул напрягается, и пальцы длинные в кулак сжимаюся. — Два года? — хруст костяшек. — Год? — Эрик сокращает время, и Дилан ощущает, как короткие ногти до крови впиваются в кожу ладони, оставляя на ней следы в виде полумесяцев. — Пару месяцев? — он добивает каждым словом, получая от этого кайф. — Вы с ней постоянно вместе? — наигранно хмурится, улыбаясь.Не постоянно. В последнее время вообще нет. — Ты знаешь, это со стороны выглядит странно, Дилан. Я даже слышал, что о вас с ней слушок пускают, мол, ты с ней спишь. Грудная клетка Дилана почти упирается в грудину Картера, и они смотрят друг другу в глаза, переполненные гневом.Ч-что? Полнейшая дискоординация. Нет. Нет, это не так. Все совсем не так. Им... Им не понять, как они друг другу нужны. Им не понять, насколько она больна, насколько ей важно его присутствие.Им не понять, что она единственное, что делает Дилана счастливым. Он никогда... Он никогда даже не прикасался к ней в этом смысле. — Тебе нравится, О’Брайен? — каждое слово буквально лишает воздуха в горле. — Тебе нравится трахать ее? Нравится прикасаться к ней, целовать ее? Расскажи, каково это, вы же близнецы. Ты находишь в этом какой-то кайф? — никогда, он же никогда к ней... — Может, поэтому ты такой урод? Расплачиваешься за все это теперь? Может, она умирает по твоей вине? — Картер! — тренер свистит в свисток прямо практически в ухо. — К директору, твою мать! Быстро! — его крик разряжает обстановку, и Эрик с Диланом не сразу отходят друг от друга.Сука. И ударить нельзя. — Хаймор, живо к медсестре!— Я в порядке, тренер, — Фредди торопливо шмыгает носом, утирая кровь с щеки тыльной стороной ладони. Сам тоже бледный, лица на нем нет, и все же он не сравнится с О’Брайеном в этот момент. — Дилан, — хрипло произносит мужчина, и это становится неким триггером, спусковым крючком: парень срывается, спешным шагом направляясь к раздевалке. Тренер понимает, что Дилану сейчас совсем не до игры, и то, что сказал Картер, — глубоко личное, задело за живое, ржавым крюком вцепилось куда-то в подреберье. И все же игру, да и сам урок никто не отменял. — А ну, живо всем играть! Я не давал вам команду "стоп"!И ребята в спортзале возвращаются к привычному забрасыванию мяча в кольцо или перебрасыванию его через сетку. Словно ничего не случилось. Будто на полу нет нескольких капелек багровой крови из разбитого носа Фредди Хаймора. Словно Эрик Картер не ударил его намеренно. Будто не высказал Дилану в лицо все эти абсурдные, но очень задевающие вещи. Блять. Дверь в раздевалку открывается едва ли не при помощи ноги и закрывается резко, громко и грубо. Дилан часто дышит, понимая, что сейчас внутри произойдет взрыв. Ему некуда себя деть, он то кусает кулак, глядя себе под ноги, куда-то на пол, то зарывается длинными пальцами в спутанные и мокрые темные волосы. Снимает с себя мокрую от пота майку, отбросив ее в сторону. Жарко. В собственном теле неуютно. Эрик сказал так много плохих вещей об Эммануэль, а Дилан ничего не сделал. Удар. О’Брайен ударяет кулаком по металлической глади чьего-то шкафчика, шипя от боли, но не в руке, а где-то в сердце. Им не понять. Никому не понять, насколько они с Эммануэль одиноки. Никому не понять, что они друг от друга зависят. Но они никогда... Господи, никогда... Он никогда не прикасался к ней так, как обычно делает это с другими девушками. Крутит кран в душевой и становится под струйки ледяной воды, даже не снимая спортивных штанов и кроссов с протертыми задниками. Похер. Надо сбавить обороты, умерить пыл. Нужно просто успокоиться, на хрен. Упирается рукой в кафельную стенку, ощущая, какое неприятное, противоречивое чувство вызывает в нем соприкосновение холодной воды и разгоряченной кожи тела — обжигает, словно огнем. Черт. Он даже ничего не сделал... Картер говорил о нем и о ней такие вещи, а он, блять, даже не сделал ничего!Дыши, Дилан, дыши. — Дилан? — слух цепляет нотки знакомого обеспокоенного голоса. Ей не стоило сюда входить. Ей не стоило вообще о нем заботиться. Он доставляет ей самим собой слишком много неприятностей и хлопот. Как тогда, когда он пришел к ней после той черной ночи, которую так хочется забыть но не выходит. Когда Дилан наконец смог уйти к себе домой, с тех пор они практически с ней не общались. Вплоть до сейчас. Не стоило ей входить. Она не должна видеть Дилана таким. Хотя каким Билли его уже только не видела, даже голым, даже пьяным, даже обдолбанным, потерянным, уставшим, напуганным, разбитым, злым и агрессивным, слабым. А каким она увидит его сейчас? — Вероятно, я сейчас не самый нужный тебе человек, и ты вообще никого не хочешь видеть, я лишь хочу узнать, в порядке ли ты...Он проворачивает кран, выключая воду. Холодные капельки стекают от головы по коже обнаженного туловища. Он покидает душевую, с каждым шагом оставляя после себя огромную лужу, словно Снежный человек. — Я уже давно не знаю, что такое порядок, Билли... — он даже не понимает толком, что говорит. Ему все еще хочется проломить ублюдку череп, повыбивать головой Картера все стекла в рамах окон спортзала. Для начала. У Шамуэй перехватывает дыхание, и она замирает на месте. Ловит на себе его темный взгляд, физически ощущая исходящую от него боль и ярость. — Послушай, то, что Эрик о вас сказал... — сбито лепечет, не заканчивая свою мысль, и отступает на шаг назад, потому что О’Брайен делает его вперед. — Я никогда не спал с ней, — ему даже не нужно произносить это в слух, он знает, что Билли не верит в эти сплетни. — Я никогда не целовал ее, — делает еще один шаг, заставляя Шамуэй пятиться. — Никогда не прикасался к ней в этом смысле, — еще один его шаг вперед — и ей некуда отступать назад, за спиной лишь холодная металлическая гладь шкафчиков, выстроенных вряд, и ее лопатки врезаются в твердую поверхность. — Никогда, — для чего-то повторяет, подходя к Билли настолько близко, насколько это вообще возможно. Ее глаза немного расширяются от того, что она искренне не понимает план Дилана. Его непосредственная близость выбивает из колеи и не дает толком пошевелиться. — Я никогда не прикасался к ней так, — он неуверенно кладет свою руку на ее грудную клетку, подушечками пальцев прикасаясь к коже из-за горловины ее футболки. Прижимает свою ладонь к ее груди так, словно пытается ощутить вибрацию сердца. — Но я мог бы... — еще один шаг — и его грудина соприкасается с ее. Билли сбито произносит "Дилан", вначале пытаясь остановить его действия, но замирает, как только его губы касаются ее скулы. — Я мог бы... Но не прикасался к ней так, — шепчет практически на ухо, и Шамуэй понимает, что не в силах сопротивляться. Его мокрые такие обжигающе-горячие, даже после холодного душа, пальцы касаются обнаженного участка кожи на ее бедре. Он аккуратно целует ее в угол губы, но не более. Лишь физически ощущает, как быстро стучит ее сердце, как ее горячее дыхание стелется по собственной щеке. Она дышит так громко, на ногах словно едва ли стоит, а он оттягивает резинку ее спортивных шортов слегка, после чего отпускает, и ткань немного бьет по коже. — Я умею... Я многое умею...— Дилан, не... — хочет закончить на "надо", но вместо этого она прикусывает губу и вся напрягается, когда руки Дилана начинают оглаживать внутреннюю сторону ее бедра, касаясь чувствительных мест сквозь ткань. — Ди... — не договаривает и с испуга набирает в легкие столько воздуха, сколько только может. Дверь в раздевалку скрипит, что дает понять, что кто-то вошел внутрь. — Дилан? — из-за разбитого носа Хаймору стоит не малых усилий, чтобы нормально выговорить букву "н". — Ди, ты в порядке? Билли не сводит с О’Брайена испуганный взгляд зеленых глаз, а затем ощущает, как Дилан прикладывает палец к ее губам в знаке "тишины", "мажет" подушечкой по ее губам. Тише. Они должны быть тихими. Они же не хотят, чтобы их обнаружили, верно?— Да, — ответ поступает не сразу. Шамуэй немного отклоняет в сторону голову, но не отводит взгляд, чувствуя, как пальцы Дилана вновь проводят те же манипуляции, прикасаясь к чувствительным местам сквозь одежду. Кончик его носа трется об ее висок, и Билли задерживает дыхание, ощущая дрожь в коленях. — Не бери слова Эрика в голову, — голос Фредди становится все отчетливее и громче по мере, того, как он приближается. О черт. Черт-черт-черт! Нет! Не заглядывай сюда! Не подходи!— Это же Эрик, он всегда над всеми издевается...— Да, — кажется, Дилан забыл все слова, кроме этого "да", вот и оперирует им, как может, чтобы просто не молчать. Он вновь оттягивает пальцами резинку ее спортивных шортов, на этот раз запуская всю ладонь под ткань. Какая у Шамуэй кожа горячая, она вся покрывается мурашками в его руках, стыдливо зажмуривает веки от понимая того, что ей нравятся эти прикосновения, во всяком случае, ее тело реагирует именно так, как того ожидает Дилан. Прикосновения становятся еще чувствительней, девушка едва ли сдерживает стон, поджимая губы, и ее руки впиваются О’Брайену в запястья. — Эм... Она... — Боже, Хаймор, прекрати болтать. — Она болеет не из-за тебя, ты должен это знать...— Я знаю, — выдох слов приходится Билли куда-то в волосы, пахнущие малиной. Девушка едва ли не мычит, когда парень аккуратно отодвигает в сторону край ее нижнего белья, горячими подушечками пальцев прикасаясь непосредственно к нежной коже. — Я знаю. Он физически чувствует, как Шамуэй на грани уже сейчас. Что, так быстро? Он еще ничего такого не сделал. Он физически чувствует ненависть к самому себе, понимая, что ему становится немного лучше только сейчас, когда он занимается тем, что он ненавидит больше всего на свете. Ему кажется, что Билли отдавит ему руку или укусит его за плечо. Она может, он знает. Сколько она уже не дышит? Или, нет, дышит, но едва ли ее горячее дыхание касается его подбородка. Вводит один палец внутрь, ожидая реакции, не скулит, значит, не больно, значит, знакома уже с подобным ощущением. Легкий толчок — и у нее коленки подгибаются, она едва ли не падает на пол, схватившись за шею Дилана. Еще один толчок пальцами. Она до крови прикусывает губы, после чего зарывается лицом ему в шею и больше еже не выныривает.— Ты... Ты хороший брат... — нет, Фредди, он совсем не хороший. Он делает с девочками то, что тебе и не снилось, но он не прикасался к ней так. Никогда. И все же это не делает его хорошим. — Эмми так много о тебе говорит, она тебя так любит... К первом пальцу присоединяется второй, и плавные движения начинают набирать темп. Он знает, как правильно. Он знает, как сделать так, чтобы свести с ума. И все же он занимается сейчас тем, что ненавидит больше всего на свете, и ненависти становится еще больше, когда в голову бьет осознание, с кем он это делает. С девушкой, что вызывает в нем неопределенные чувства. Она ему сестра или клиентка? Нет, к сестре он так никогда не прикасался. Выходит, клиентка? Деньги он берет наличными и наперед. Блять. Она почти мычит. Нужно заставить ее молчать, они должны быть тихими, она помнит? Берет ее за подбородок, впервые наконец целуя. Не нежно, а как-то властно, тут же толкаясь кончиком языка ей в рот. Сам не понимает, что так делает только хуже. — Я знаю, что ты делаешь для нее, Дилан.Да неужели? — Я знаю, как она тебя дорога. Я знаю, что между вами есть очень крепкая связь, и даже я иногда не могу поддержать ее так, как ты. Ты очень хороший брат. Ритм движений пальцев добивает. И ее, и его. Он чувствует, как ее мышцы сокращаются, и как она до боли кусает его губу. Добился-таки, чего хотел. — Знаешь, у меня нет таких братьев или сестер. Я по жизни один, — Фредди пожимает плечами, все еще стоя по другую сторону шкафчиков, в коридоре, упираясь плечом в стенку. — Но я рад, что у Эм есть ты. Ты в порядке? — Да, мне просто нужно... — а вслед за яростью наваливается волна ужаса от осознания. Что он делает? Что он делает с ней? — Пара минут... — едва ли выдавливает из себя и убирает от Билли руки, отходя от нее на шаг, словно обжегся.Смотрит на нее широко распахнутыми глазами, в которых плещется целый океан сожаления. И слов не нужно, чтобы понять, что им двоим жаль того, что произошло. Того, что он с ней сделал, а она позволила. — Хорошо, я тебя оставлю, — бросает Фредди, и через несколько мгновений скрип двери дает понять, что в раздевалке О’Брайен и Шамуэй остаются совсем одни. Мгновение — они просто смотрят друг на друга испуганно, шумно дыша. Оба ощущают привкус металла на губах. Она до крови укусила ему губу в поцелуе, он сам виноват. — Б-Билли... — шумно слетает с его уст, и он почему-то аккуратно выставляет перед собой руку, будто бы она его боится. Так... Так, боже, как все это могло произойти? Что?.. Черт. — Блять... — низко рычит, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что ему делать. Зато Шамуэй знает. Пулей покидает раздевалку, оставляя О’Брайена совсем одного. Он не спешит ее догонять, даже не уверен в том, что это нужно. Ему нечего ей сказать, кроме того, как ему жаль. Дилан закрывает рот ладонью, зажмуривая веки, не в силах осознать, что только что произошло. Что бы это ни было, оно перешло все рамки. — Блять...***Он... Он перешел все границы! А разве она их выстраивала? Разве она хоть когда-то возводилась неприступными стенами крепостей? Нет. Но то... То, что он сделал... Что сделали они...— Боже, — с губ Билли слетает растерянный шепот. Она старается спешно идти по коридору на выход из школы, ее тело все еще влажное после душа, как и кончики ее волос. Их близость стала непозволительно сильной и внезапной. Так... Так не должно быть. А вообще должно? А почему не должно? Кто они друг для друга?..— Эвелин! — вдруг слышит, как кто-то за ее спиной к кому-то громко обращается, кого-то зовет. — Эвелин! — продолжает себе идти вперед до тех пор, пока этот же голос не обращается к ней на: — Билли! Резко тормозит, понимая, что ее мысли сейчас в каком-то неадеквате. Это к ней так обратились? Ее взгляд цепляет учительницу балета, мисс Блант в коридоре, и девушка наблюдает за тем, как спешно она закрывает дверь своей студии. Эвелин. Пф. Ее зовут Билли. Просто Билли. Ее мама и папа не додумались назвать ребенка никак более официально. Они назвали ее, подобно кличке собаки. — Мисс Блант, — Шамуэй вежливо здоровается с женщиной. — О, все, — она облегченно вздыхает, изящно опуская связку ключей себе в карман. — Как твои дела? — спрашивает она как-то заботливо, и ее забота девушку как-то даже удивляет. — Не думала придти ко мне на пробный урок? Перестань думать о том, чем вы с Диланом занимались, Шамуэй. С тобой разговаривают. — А вам не хватает людей в танцевальную труппу? — издает хриплый смешок. Ей нравится эта женщина, с ней как-то легко, что ли... Хоть они и разговаривали с ней всего раз тогда, когда она выпустила ее из каморки для швабр. — Хватает. Просто мне кажется, что сами танцы — для тебя не пустой звук. У тебя осанка есть и тело сильное, — поясняет мисс Блант, в то время, когда они вместе выходят из школьного здания. Стук ее каблучков отстукивает неопределенный ритм по каменным ступенькам школьного двора. — У меня сейчас ребра зафиксированы, пытаюсь кости срастить, так что не удивлюсь, если у меня походка Королевы Виктории, — Билли почему-то вспоминает слова О’Брайена. — Так ты все-таки не занималась танцами никогда? — Вообще-то... — роняет тяжкий вздох, поджимая губы. — Занималась, — решает сказать правду. — В детстве. Очень и очень давно. Я занималась балетом до семи лет. — А почему перестала?Потому что учительница балета перестала к ним приходить в приют. Потому что маленькую девочку к себе приютила Джо, она обрела настоящую семью. Потому что балет — больше не часть ее. Это было что-то, чем она в детстве могла отвлечься от одиночества. — Вы назвали меня Эвелин... — Шамуэй немного меняет тему разговора. — Я Билли. Просто Билли. Это мое имя. Я не Эвелин. — "Билли"? Больше похоже на сокращение или... — мисс Блант умолкает и отчего-то даже бледнеет. — Или кличку собаки... — протягивает. — Прости, если тебя это обидело. — Ничуть, — качает головой девушка, слабо улыбаясь. Это ее имя. Билли. Как кличка собаки. Все верно. — Эта весна прекрасна, не так ли? — женщина полной грудью втягивает в себя аромат сирени. — Весна — как весна, — Билли пожимает плечами, хмурясь.— Не любишь весну? — она переводит на Шамуэй удивленный взгляд.— Я больше ненавижу лето. Летом я родилась, — умолкает, понимая, что начинает болтать лишнее. Мисс Блант останавливается, как вкопанная. И эта ее внезапная растерянность заставляет опешить и Билли. Что не так? Ее карие глаза прищуриваются, словно она пытается что-то понять. Да что не так, боже? Билли не понимает. — Ты... — ее голос отчего-то дрожит, и девушке даже становится не по себе. — Джорджия тебе не родная мама, не так ли?.. — это звучит не осуждающе, без насмешек и упреков. И все же молчание Билли Шамуэй служит ей ответом. — Ты... Ты из детдома? — Откуда вы знаете? — с опаской отступает от женщины на шаг, читая в ее взгляде тревогу и страх. Ей страшно задавать подобные вопросы, словно их ответ может привести к чему-то неизбежному. — Ты родилась в июле, да? — Я вас не совсем понимаю, мисс Блант. К чему все эти вопросы?— В июле? — ее напор даже как-то начинает Билли пугать. — В июле... — голос девушки срывается на лепет. — Ты... — мисс Блант начинает плакать. — Ты вся в него, Билли. Ты так похожа на своего отца...Что? Что, простите?Сердце в груди замирает, и Шамуэй ловит себя на мысли, что не может сделать вдох. Просто растерянно и хмуро смотрит на женщину, ощущая скапливающуюся влагу в уголках глаз. Все внутри завязывается в узел, желудок падает куда-то в пятки. О чем эта женщина говорит? Какой еще отец? Что?.. Что происходит?Почему-то в голове всплывают произнесенные как-то раз этой женщиной слова: "В молодости я всегда была карьеристкой, думала, за балетом будущее. Думала, что меня ждет мировое признание и слава... Ты себе даже не представляешь, на что приходилось идти и от чего отказываться ради успеха в балете. А затем все, чего я толком добилась за жизнь, стало мое преподавание здесь, в этом классе..."Отказываться? Даже от собственного ребенка, ради карьеры?— П-простите?.. — Билли неуверенно качает головой, через силу выдавливая из себя слова. — Почти восемнадцать лет назад, двадцать седьмого июля я дала своей новорожденной дочери броское имя "Билли" и попросила унести ее от меня как можно скорей, чтобы больше никогда не видеть. Медсестра сказала, что у ребенка должно быть хотя бы имя. У нее не было ничего, даже фамилии, — что? Шамуэй вдруг ощущает, как в спину вставляют невероятных размеров нож, протыкая тело насквозь. Она никому не говорила. Никому не рассказывала... Только Дилану... Даже в ее личных документах не сказано об этом... Тогда... Тогда как?..Это шутка? Потому что это не смешная шутка. Очень и очень не смешная. Ни капельки.— Восемнадцать лет назад я отдала в приют маленькую девочку, покинув ее совсем одну и предпочтя ей карьеру. Но, после того, как я ничего так и не добилась, я попыталась ее разыскать, но было уже слишком поздно... П-поздно? О чем она говорит? О чем... Нет. Не-е-ет... Не может быть. Этого просто... Нет, Билли отказывается в это верить. Это же... Господи, это просто невозможно! Все это чушь. Родители Билли оставили ее, когда она только родилась. Ее подкинули. Или нашли в мусорнике. У нее было лишь имя... "Билли". Не-е-ет. — Это... — девушка пытается что-то сказать, но как-то не находит в себе силы. — Знаю, это практически не возможно... Эвелин. Я... Так обидела тебя... И мне никогда не искупить своей вины. Я так долго тебя искала и нашла в самый неопределенный момент своей жизни. — Что?— Меня зовут Элеанор Блант, Эвелин. Я твоя биологическая мать. Э в е л и н. — Э-Эвелин? — переспрашивает Шамуэй, ощущая, как каждое слово — это уже долбаная грань просто. Уму не постижимо. Это невозможно. Это нереально. Все это — лишь сон. — Это твое полное имя. Билли — так звали мою собаку в детстве. Эвелин — это имя твоей бабушки. Это твое имя. Ты — Эвелин Блант. Эвелин Блант. — Нет. Меня зовут Билли Шамуэй! — взрыв! "БАМ"! Где-то под сердцем разорвался снаряд. — Я Билли. "Безымянная" Билли! Меня нашли на мусорке, мои родители от меня избавились! Я жила в приюте и никогда не имела своих игрушек! Я Шамуэй! И у меня уже есть мама! Мама, которая меня не бросит, ради карьеры!Э-Эвелин срывается с места, ее голос хрипит от нервного срыва и крика. То, что душит горло, это даже не слезы, это злость. Это боль и гнев. Окажись сейчас Дилан рядом, она бы тоже выместила на нем это чудовищное чувство. Тоже прижала бы его к стене, запустила бы руку ему в штаны и заставила бы молчать, просто периодически затыкая его поцелуем, когда ему становилось бы уже невыносимо. Билли тоже умеет. Тоже кое-что может. А потом она посмотрела бы на него так виновато, как никогда прежде. И ей бы тоже стало лучше, да. Нет. Не стало бы. Слезы. Их нет. Кажется, щеки горят, в глазницах песок, а слез нет. Выплакала за все восемнадцать лет? За все те дни, когда она была одна, сироткой в приюте. За все те дни, которые ее избивали старшие девчонки, забирая у нее игрушки. За все те ночи, которые она проводила в холодном чулане, будучи запертой за непослушание. За каждый шрам на теле. За встречу и знакомство с Хавьером. За то, как обращаются с Джо. Выплакала. Остались только боль и гнев. Много гнева. Моря. Океаны. Незыблемые горные системы гнева. Заполненный до краев, весь Марианский желоб гнева. Домой. Нужно скорее домой, чтобы рассказать все Джо. Впервые Билли хочется этим поделиться. Почему-то сейчас очень сильно хочется обнять Джорджию, прижимать к себе ее необъятное и мягкое тело. Теплое и такое родное. Потому что, быть может, ее имя и Эвелин, но она никакая не Блант. Она Шамуэй. ***Эммануэль О’Брайен выходит из больницы в семь часов вечера, это была обыкновенная консультация с мистером Андерсеном, ничего необычного, если бы Дилан был рядом, он бы знал, что переживать не стоит. Это не процедура по очищению легких от слизи, так что ее брат может дышать спокойно. К слову, нужно будет кислородный баллон заменить уже на новый. Эмми вынимает из кармана сотовый, спешно набирая номер брата. Не проходит и десяти секунд, как он снимает трубку. — Привет, Дилан, все хорошо, я уже возвращаюсь домой, — девушка откидывает на спину темные волосы, встряхивая челкой, падающей на глаза. Охота вообще постричься еще короче, если честно. "Привет, Эмми. Что сказал доктор Андерсен?"Кажется, кто-то обращается к ее брату по ту сторону трубки, и Эм слышит, как Дилан приказывает какому-то Озу завалить свою кабину. — Ты на работе? "Д-да... — он отвечает немного неопределенно. — Я со своим коллегой Озом, вот продукты расставляем по полочкам, этот идиот клеит себе на лоб ценник. Что за имя вообще такое "Оз"? Кошмар". "Ничего я не идиот, Педро, и мои родители, когда меня заделывали, тащились от музыки Оззи Осборна, вот только "Оззи" у певца псевдоним, а мне реально имя такое дали, — в трубке слышится смех, и Эммануэль почему-то улыбается от осознания, что Дилану там хотя бы не одиноко. — И на себя посмотри, кусочек неуклюжего говна. Ты зачем разбил томатную пасту?""Это была случайность, — раздраженно бросает он Озу. — И все же, Эм, что сказал Андерсен?"— Сказал, что мне нужно заменить баллон с кислородом, мой почти на исходе. А еще то, что уровень слизи в моих легких уменьшился, это прогресс. "Это круто, Эмммануэль. Это... Это очень здорово, хоть какие-то приятные новости за сегодня. А баллон... Завтра мы купим новый с тобой, идет? Мне как раз сегодня зарплату выдадут". — Тебе ее выдают всякий раз, как ты на работу выходишь, Дилан, — Эмми издает смешок, направляясь вдоль улицы. Погода сегодня хорошая, почему бы и не пройтись пешком? Здесь несколько кварталов всего. "И то верно". Сестра Дилана удобнее перехватывает телефон, переходя улицу по зебре. "Ты там осторожно, ладно? Позвони, как доберешься домой, хорошо?"— А твой босс тебя не выгонит за разговоры по телефону во время работы? — Эм немного морщится, оглядываясь по сторонам. — Как называется хоть тот супермаркет, в котором ты работаешь, ну? А то ты весь такой секретный, никогда не рассказываешь мне."Да, Дилан, произнеси это слово и сломай себе язык", — Оз снова вклинивается в разговор. "Иди ты в жопу, критик литературный, — издает смешок брат Эммануэль. — Серьезно, Эм, не заставляй меня это произносить вслух, название написано на греческом, а ты знаешь, что я в этом дно". — Греческом? "Наш босс — грек, мистер Аргиропуло. Это все объясняет", — отвечает О’Брайен. — Ты сегодня до вечера работаешь? Во сколько вернешься? "У меня ночная, Эм. Не жди меня. Ложись спать". — Ладно..."Ладно". — Я позвоню тебе, как доберусь домой. Люблю тебя, Дилан. "И я тебя, Эм". "И я тебя, Эм, — передразнивает его Оз. — Харе уже базарить, О’Брайен, полки сами себя товаром не наполнят". — Слушай, а мне нравится твой друг. "Лучше бы ты этого не говорила, Эмми. Ты еще пожалеешь о сказанном", — хмыкает Дилан. "Мне твоя сестра, хоть я с ней и не знаком, тоже нравится больше тебя, Педро". "Ну, я счастлив". Когда Эмми вешает трубку, из ее груди вырывается какой-то облегченный вздох. С Диланом все в порядке. Ему там не скучно, он там не один. Кем бы ни был этот Оз, Эммануэль кажется, что Дилану с ним интересно. По крайней мере, это первый друг(?) Дилана, которого она теперь знает. Дилан вообще очень скрытен по части личной жизни и отношений. Не то, что Эм, он о ней знает все. Улица довольно шумная. Много людей, и все же ее привлекает клаксон машины, подъехавшей к ней. Серое окно чуть приопускает вниз, и из него выглядывают приветливые, но наигранные рожи Линдси Стоув за рулем и Ванессы Грейвз, сидящей на пассажирском сидении рядом. — Эмми! Какая неожиданность здесь тебя встретить! — от голоса Линдси даже как-то тошнить начинает. — Что ты тут делаешь? — Ванесса приходит на помощь подруге. — Из больницы возвращаюсь, — отвечает нехотя, но, ради приличия задает ответный вопрос: — А вы? — А мы тут по магазинам ходим, смузи банановый потягиваем, — Линдси расплывается в лучезарной улыбке. — Не хочешь к нам присоединиться? — Будет круто, — добавляет Грейвз. Нет. Круто не будет. Эмми все еще помнит, как они издевались над Билли, до чего они ее довели. Она помнит, как они каждый день подстебывают Роуз МакГинес и Фредди. Ничего не забыто. — Да нет, спасибо, я домой пойду, устала как-то...— Жаль, а у нас вечер обещал быть интересным, — голос Ванессы пропитан фальшивой досадой. — В кино сходили бы, пообсуждали бы мальчишек. Ты же теперь встречаешься с Фредди Хаймором, так? — на заданный последним вопрос Эмми ничего не отвечает, но лишь слабо кивает головой. — Линдс, давай хоть домой ее подвезем, что ли? — предлагает Грейвз, и все внутри О’Брайен неприятно съеживается. — Ты права, Ви, — Стоув снисходительно и величественно кивает головой. — Эм, давай мы тебя хоть домой подбросим. Тебе, мы знаем, нельзя делать сильные физические нагрузки, а пару кварталов — это не пять минут ходьбы. — Да все в порядке, я пешком... — они ведь не отстанут, да?— Эм, мы просто завезем тебя домой, не переживай, красть мы тебя не будем.Именно так и говорят похитители прежде, чем похитить свою жертву. Эммануэль не знает, каким местом думает, когда соглашается. За это хочется себя даже ударить. Так, ладно. Она вся напрягается, садясь в машину на заднее сидение четко за Ванессой. В салоне звучит что-то популярное, и обе девушки начинают подпевать. Линдси выезжает на основную дорогу, качая головой из стороны в сторону в такт попсовой музыке. — Ты знаешь эту песню, Эммануэль? — спрашивает Стоув, коротко оглядываясь назад. — Нет, — сестра Дилана лишь пожимает плечами, переведя вкрадчивый и аккуратный взгляд с Линдси на Ванессу. С виду они безобидные. Но Эм их знает. Знает, насколько они подлые и коварные. — Как Дилан? — слетает с уст Грейвз, и девушка достает из сумочки красную помаду, нанося ее на губы. — Слышала, ему уже лучше? — подхватывает тему разговора Стоув. — Да, он сегодня был в школе. — О, мы знаем. Он был прекрасен на уроке физкультуры, правда, Линдс? — Ванесса обращается к Стоув, и та ей отвечает: — Не пойму, почему его до сих пор не взяли в школьную команду по баскетболу? На кольце он, конечно, не повиснет, ростом маловат, но играет он очень мудро и умно, тренер его очень хвалит. Потому что Дилан не любит все, что связано со школой. Все эти игры — не для него, Эммануэль знает, правда ведь? — Он сейчас дома? — Нет, он на работе, — отвечает коротко, не испытывая особой радости от общения ни с кем из девушек, сидящих впереди. — О, а где он работает? Где-то в McDonalds? — Нет, в каком-то супермаркете с греческим названием на Пятой улице, — молвит Эм, не отрывая взгляд от окна. — Погоди, на Пятой? — удивленно переспрашивает Ванесса. — Я живу на седьмой, мы сейчас всего в десяти минутах езды от того супермаркета, о котором ты говоришь. Может, наведаемся к нему на работу?Эммануэль очень сомневается в том, что такой неожиданный визит сделает Дилана счастливым.— Мне как раз жутко захотелось что-то погрызть запретное, — кивает головой Линдси. — Это отличная идея, — девушка сворачивает налево, хотя дом Эмми находится по правой части. Не нужно было к ним садиться. Она жопой чуяла. Но если чуяла жопой, тогда каким местом думала, когда садилась? — Да расслабься ты, Эммануэль, мы тебя к братику твоему везем, — с улыбкой обращается к ней Ванесса. Класс. Дилан будет о-о-очень счастлив. Дорога отнимает даже меньше времени — отсутствие пробок играет на руку. Другой район, незнакомые улицы, но светлые и просторные, не похожи на какие-то подворотни. — Шестая... — Ванесса шепчет, высчитывая номера улицы. — Пятая! — выкрикивает громче. — Видишь, Эм, мы просто доставили тебя туда, где работает твой брат. Разве мы плохие? — Линдси Стоув надумает губки и щедро моргает, своим выражением лица вызывая умиление и жалость. — А теперь давайте зайдем внутрь, что ли мне греческий салатик прикупить? Действительно супермаркет. Товары американские, с виду, как каждый среднестатистический супермаркет, но название и впрямь написано на греческом — не прочесть. Или прочесть, но не понять. Внутри не так много людей, но они все же есть. Кассир уныло сидит на кассе, ждет, пока кто-то из клиентов подойдет к нему пробивать товар. Один мерчендайзер выгружает на полки зубные щетки Oral-B, слушая музыку в наушниках, и Эмми приходится потормошить его за плечо. Слегка полноватый мужчина с усами и рыжими длинноватыми волосами снимает большие наушники, вежливо обращаясь к Эмми: — Вам помочь выбрать товар или проконсультировать насчет чего? — Э-э-э, — неуверенно протягивает О’Брайен, но берет себя в руки. — Нет, спасибо, я кое-кого ищу. Своего брата, Дилана. Он работает здесь. — Дилана? — мужчина с рыжими усами хмурится. — Дилана О’Брайена.— Не знаю я никакого Дилана, есть лишь я, — он указывает на бейджик, на котором написано имя "Джонни", — кассир Хулио, еще один мерчендайзер Фрэнк, уборщик, старый мистер Ллойд, да наш босс, мистер Аргиропуло. Что? Не знает никакого Дилана? Но... Но как же?..Но босс-то ведь тот же самый...— Хотя, погодите... Такой пацан с вздернутым носом, как у вас, он еще по-испански ругался, когда у него что-то не выходило, верно? Что ж, это уже похоже на Дилана. — Да, это он. — Не знаю, мисс, — Джонни пожимает плечами, — он не работает здесь уже года два, кажется. Года два. Примерно тогда, когда Рене бросила их. — С-спасибо, — отвечает Эм несколько растерянно. — Эмми, где Дилан? — Ванесса подходит сзади, по-дружески вешая руку на плечо сестры Дилана. — Да, где он? — вопросительно изрекает Линдси. — Мне нужно с ним посоветоваться, какую фету для салата мне брать: пятипроцентной жирности или пятнадцатипроцентной? — Дилан здесь не работает, — робко роняет Эммануэль, осознавая, что ей становится как-то не по себе от той мысли, что Дилан темнит. Они всегда всем делятся друг друг с другом. Она доверяет ему так, как никогда и никому. Похоже, это одностороннее доверие. — Отвезите... Отвезите меня домой. — Идет. — Без проблем, Эм.Линдси смотрит Эммануэль в спину, ехидно улыбаясь. Дилан так сильно запутался во лжи, а лгать любимым людям не хорошо. Ну, ничего. Линдси поможет ему распутать этот клубок, посеявший внутри его собственной сестры много семян подозрения. Спасибо, Линдси. Линдси Стоув молодец. Она умница. Что бы мы все делали без Линдси? Спасибо, аплодисментов не нужно. Так, просто маленькая помощь милой Эммануэль на пути разоблачения, кто же такой ее братик. Потасканный забыл, где его место? Навлечем-ка еще больше проблем на него, взвалим их на его сильные плечи. Линдси опять добилась, чего хотела. Снова. Всю дорогу домой Эммануэль молчит, не роняет ни слова. Все еще предпочитает думать, что Дилан ей не врет, а просто не договаривает всю правду? Хм. Кажется, Эммануэль совсем не знает своего брата. _____________________*(исп.) — нет.