10. (1/1)

***От лица Билли.Боль где-то в районе желудка. Жгучая, тупая, ноющая. Словно где-то под ребрами внутри растет третья рука, которая вот-вот прорвется сквозь кожу, вылезет наружу. Такое ощущение дает мне голод. Это уже даже не вой китов, это психоделический срыв на крик. В суставах и костях ощущается слабость, тем не менее я только крепче прижимаю к груди учебники, выпрямляясь. Заплетаюсь в ногах, идя по школьному коридору? Это жестко, Билли, то, как обходится с тобой мысль о том, что тебя разнесет. В уголках рта сухость, я коротко прохожусь кончиком языка по губам, роняя вздох. Я почти уверена в том, что едва перебираю ногами, оттягивая вниз подол синей юбки покроя солнце-клеш. Смаргиваю ощущение, словно все размывается перед глазами, теряет фокус, и стараюсь взять себя в руки. И дышу. Ровно, глубоко, умеренно. На данном этапе, воздух — моя единственная еда. Сегодня короткий день, многие учителя уже по уходили, как и ученики. Уроки уже закончились, вот бы только найти в себе силы добраться домой. А потом лгать. Снова лгать Джо о том, почему больше не ужинаю с ней. Всю последнюю неделю. Но, кажется, я вижу прогресс: джинсы, которые на мне не сходились, сошлись этим утром. Скулы немного впали, хотя ничего привлекательного в этом нет. Я все равно никогда не буду походить на вешалку. Скорее, вид у меня уставший и изнеможенный. Я не сторонник тоналки, которая забьет все поры в коже в попытке скрыть усталость и синяки под глазами. Но все под контролем. Я. Все. Контролирую. Питаюсь одними яблоками. Яблоки — это хорошо. Это полезно, это вкусно. Это не позволяет толстеть. Пу-у-уф! Так, стоп. Черт. Кажется, у меня в глазах двоится. Троится. Нет, четверится. Тру лицо ладонью, заправляя за ухо прядь темных волос, делая глубокий вдох, а потом издаю слабое кряхтение, когда урчание живота начинает быть болезненным, заставляя меня съежиться, сутулясь и напрягая мышцы живота. В этот момент мой ум предательски навязывает мне запах пирогов, испеченных Джо. С грушами, с земляникой... Запах жареной картошки и наггетсов. Вкус ванильного мороженого и шоколада. Шипение пепси-колы и временное онемение полости рта от газа, когда делаешь глоток. Блинчики с черникой, чертов мексиканский тако с перцем чили. Пицца с пеперони, с грибами и маслинами. Долбаный чизбургер с горчицей, которую я терпеть не могу, но готова полюбить. Чертова булимия. Хватит. Нет. Просто иди вперед, Шамуэй. Это всего лишь голод. Немного сбросить тебе не помешает. Все. Под. Контролем. Сжимаю пальцы в кулак, после чего разжимаю их, и с горечью смотрю на следы-полу-месяцы на внутренних сторонах ладоней от моих ногтей, которые так и не исчезли еще с прошлых раз. Сейчас мне не хватает сил, чтобы снова заставить их кровоточить. Все, о чем я сейчас думаю, это о том, как бы не упасть прямо здесь. Голодание сильно сказывается на моей физической активности, в обычное время мне ничего не стоило задвинуть кому-нибудь кулаком по лицу, а сейчас я с ужасом обнаруживаю, что едва ли могу сжать кулак. Это плохо. Это очень плохо. Но это не хуже, чем заставлять себя засыпать под серенады рычания львов в желудке. Хотя то, что он издает, больше похоже на предсмертный стон коровы.Господи.Я так. Хочу. Есть.Шмыгаю носом и оглядываюсь, наблюдая за тем, как стремительно пустеет школьный коридор, как ученики покидают здание. И в один момент я остаюсь абсолютно одна. А еще неосознанно прищуриваюсь, когда слух цепляет звуки классической музыки, доносящиеся из помещения балетной студии мисс Блант, после чего уже не вполне осознаю, что ноги несут меня именно туда. Голод вообще как-то немного притупил мой разум. Благо, Джо сегодня не работает, она не видит меня в этот момент. Такую слабую, такую голодную, буквально кричащую самой себе держаться, не падать, не срываться, чтобы обчистить половину школьной провизии. Дверь студии приоткрыта, и я вновь ощущаю себя как-то неловко, тайно просовывая голову в проем, чтобы посмотреть, что происходит здесь, хоть краем глаза. Прижимаю к себе учебники, поддерживая их, и перевожу взгляд с пианиста на танцовщиц, растягивающих мышцы, закинув ноги на хореографический балетный станок. Одна из девушек развязывает ленты пуантов, меняет их на бальные туфли, в которых явно чувствует себя куда комфортней, другая "в пол ноги" повторяет все необходимые движение, которые несколько отличаются от балетных па. Классическая музыка, звучавшая для разогрева, затихает, и кто-то из парней-танцоров вставляет записанную маленькую кассету в проигрыватель. Меня одергивает уже знакомый голос мисс Блант, которая привлекает к себе все внимание одним хлопком в ладони. Сегодня на ней самой бальные туфли, черное болеро надето поверх баклажанового купальника. Мисс Блант затягивает потуже переднюю часть волос, подвязанную в хвостик на макушке, и принимается объяснять, чем для всех присутствующих выльется этот урок. Кажется, впереди у ребят какой-то конкурс, и помимо балетной программы им нужно станцевать что-то современное. Среди всех танцовщиков я замечаю ту девушку, Катриону, с которой лично работала мисс Блант. Девушка переминается с ноги на ногу, кладя одну руку себе на талию. Хореограф кивает головой, чтобы убедиться, все ли поняли свою задачу, а после, хлопком ладоней она приказывает всем занять свои позиции. Девушка по имени Катриона по задумке стоит сзади, окруженная остальными танцовщицами в своей труппе. Мисс Блант зажимает клавишу проигрывателя, включая музыку. И в этот момент я ощущаю, как кто-то одергивает меня за руку.Вздрагиваю от неприятной внезапности, улавливая сладковатый запах парфюма. Отступаю на несколько шагов назад, после чего оборачиваюсь, встречаясь взглядом с Ванессой Грейвз, а ее образ троится у меня в глазах. — Ну, привет, Шамуэй, — процеживает сквозь зубы, издавая смешок, собственно, как и две другие ее подружки, которых я начинаю замечать. А вот Линдси среди них нет. — Господи, — она кривится, окидывая меня взглядом, — выглядишь паршиво, словно ты блевала дальше, чем видела. Тебя пальцем тронешь — и ты с ног свалишься, — смеется, и я стискиваю зубы, выпрямляясь, когда она делает шаг ближе ко мне. — Наконец-то мы сравнительно одни, — цокает языком. О да, как в тот раз, когда я хорошенько надрала ей зад за школьным двором за то, что оскорбляла Джо и насмехалась над Фредди. Джо — моя семья, а Фредди мой друг. Она заслужила. — Мы с тобой, Билли Джин, не до конца перетерли тот синяк, помнишь? Я не успела тебе отомстить, сучка. Чувствую, что сейчас что-то будет, потому инстинктивно сжимаю пальцы в кулак, и все во мне напрягается. Делаю шаг назад, а после корю себя за это решение, осознавая, что я прижата к стенке. Что ж, если она попытается меня ударить, останется лишь уйти под руку, чтобы потом постараться как-то нанести удар, если мне позволит чертова слабость. И так оно и есть. Резким рывком, который едва ли не заставляет меня упасть, я уворачиваюсь, избегая фактора зажатости, а после заношу руку, чтобы, нанести удар, но к своему ужасу промахиваюсь, потому что ее силуэт размывается, мне кажется, что Ванессы Грейвз здесь две. — Давай, Билли, покажи, какая ты сильная! — она хватает меня за руку, заламывая ее за спиной, после чего зажимает в ладони мои волосы, так удобно собранные в хвост, и тянет их на себя, заставляя меня издать рык. Пульсация сердца практически вскрывает вены, дыхание одичавшей птицей шумно вырывается из моей груди раз за разом. — Уже не такая сильная, Шамуэй? — предпринимаю попытку ее ударить, увернуться, сделать хоть что-то, но вместо этого едва подавляю крик, когда она принимается меня волочить, куда-то таща за собой. А маленькая девочка в детдоме срывала горло в крике.Брыкаюсь, пытаюсь тормозить ногами, всячески усложняю ей задачу меня тащить за волосы куда-то вглубь коридора.А маленькую Билли оттаскивали так же, с ненавистью.— Стой... — мой голос слетает на хрип, глаза округляются от страха. Для удобства Ванесса зажимает в кулаке мой свитер, кивком головы прося помощи у своих подружек. — С... Стой!... — они пытаются схватить меня за ноги, потому я резко поджимаю к себе одно колено, после чего тут же выпрямляю его в попытке кого-то оттолкнуть, но тщетно. Трое на одного? Нечестно!— У меня для тебя сюрприз, сука, — Грейвз шипит, повышает тон, стараясь перекричать музыку из танцевального класса. — Любишь сюрпризы, Билли? — берет меня за подбородок, заставляя насильно кивнуть головой. А маленькая Билли упиралась изо всех сил, била кулачками по всему, чему могла.— Ва... Несса... — произношу ее имя сбито, членораздельно и сдавленно, шипя, на выдохе, одним лишь горлом. — Стой!А маленькая Билли сопротивлялась.— Прошу!А маленькой Билли никто пощады не давал.Я готова закричать что есть мочи, когда вдруг замечаю, куда именно они втроем пытаются меня оттащить, да вот собственный крик замирает немой тишиной на моих губах. А маленькую Билли тащили туда же.— Твой сюрприз — свидание со швабрами, Шамуэй, — с ее словами я вдруг резко ощутила нехватку кислорода в легких. Словно его полностью изъяли из меня, и я начинаю задыхаться. — Нет! — вскрикиваю, а после рука Грейвз зажимает мне рот. Дальше я помню все фрагментами. Резкое падение на холодный кафельный пол в школьной кладовке с инструментами уборщика. Фокусировка картинки перед глазами теряется окончательно. Острая боль в плече и относительная темнота, лишь свет льющийся в маленькое и сдавленное помещение через дверной проем. — Постой... — вытягиваю руку вперед, к свету, предпринимая попытку подняться, но мои слова встречаются лишь смешком.— Приятной ночи в кладовке, Билли, — цокает языком Грейвз. И дверь успевает закрыться на замок с обратной стороны быстрее, чем я успеваю сказать еще что-либо. И тогда в комнате повисает полумрак, лишь лучики света пробиваются через забитое досками маленькое окно. И тогда я уже не могу сдержать ни слез, ни паники, ни страха.А маленькую девочку Билли закрывали так же.***Девушка всхлипывает, начинает ползти к двери на коленях, после чего собирает в кулак все силы, что у нее есть, чтобы ударить по двери кулаком. — Откройте дверь! Костяшками. Ладонями. До ощущения жжения на коже. До хруста. Отчаянно.— Откройте.Всхлипывая.— Откройте дверь! Кто-н-нибудь!Заикаясь от слез.Музыка из балетной студии мисс Блант доносится и сюда, следовательно, никто Билли не слышит. Девушка продолжает колотить кулаком дверь до того, что сдирает в кровь костяшки, до того, что руки безумно болят, но она не сдается. А после, когда приходит осознание, что все тщетно, собственный крик, срывающийся с уст, заглушает биты доносящейся музыки. И Билли кричит до того, что хрипнет горло, что уже не слышит саму себя, свои мысли. Щеки пылают от горячих слез, обжигающих кожу, все внутри сжимается в крошечный ком, и девушка ловит себя на мысли, что задыхается, что ей не хватает воздуха, ей нечем дышать.Просто потому, что это не впервой. Просто потому, что страшно, как впервые.Потому, что стенки черепа сжимаются, стены каморки давят на сознание.Потому, что она терпеть не может замкнутые пространства, у нее паническая боязнь.Потому, что маленькая девочка Билли вовсе не сильна. Потому, что нет уже рядом Хавьера, чтобы за нее заступиться, больше никого нет.Потому, что она одна. Потому, что она — Безымянная Билли. Безродная.Без семьи, без фамилии и имени. Подкинутая, брошенная, ненужная.Потому, что всегда во всем виновата, всегда все портит. Она приказывает себе дышать глубже, пытается взять себя в руки, перебороть свой страх. Руки неистово трясутся, шумными ударами в ней бьется истерика. Билли кое-как извлекает из сумки сотовый, принимаясь судорожно набирать номер Джо. Дыхание хриплое, сбитое, рваное, девушка едва ли прикасается кончиками пальцев к тонкой шее, неосознанно нащупывая ключицу, обтянутую тонкой кожей. Несколько гудков — и Джо снимает трубку:"Алло? Билли? Ты уже недалеко от дома?"— Д-Джо... — и голос сам не свой. Ломаный какой-то, слишком дрожащий от накатившего страха."Что-то случилось?"— З-з-за-забери м-меня отсю-ю-юда, — заикается, после чего прикрывает собственный рот ладонью, жмурясь от слез, застилавших глаза. — П-про-о-ошу, — едва ли находит в себе силы, чтобы говорить, потому что каждое слово дается с трудностью. — З-забери меня."Билли, что случилось? Где ты?" — обеспокоенно, нервно, испуганно и встревоженно.— М-м-меня заперли в-в-в камо-о-орке в шк-к-коле. Заб-б-бери меня, пож-ж-жалуйста..."Я... Я уже выезжаю, милая. Ты держись только, ладно?"Маленькая Билли не умела держаться. Маленькая Билли только плакала, плакала и плакала.А взрослая Билли сможет?"Билли, ты меня слышишь? Держись! Я уже в пути!"***От лица Дилана.Вечер. Чертов придорожный мотель "Crazy road". Комната №9.И бесконечное ощущение непристойного, аморального поведения, запертого в стенках этой комнаты, которые давят со всех сторон. Поправляю воротник рубашки, после чего завязываю галстук. Встреча с новой клиенткой должна произойти с минуты на минуту, а вид у меня, грубо говоря, неважный. Окидываю себя прищуром в отображении зеркала, касаясь пальцами запонок на манжетах бледно-голубой рубашки. Я не сильно похож на бизнесмена, скорее, на парня-романтика на первом свидании. Еще нужен букет гребаных цветов, конфеты и проливной дождь для дополнения блядской атмосферы. Такой образ — персональное пожелание заказчика, просьба клиента, а я и мой работодатель уважаем это. В голову приходит всего две мысли на этот счет: либо мой клиент полнейшая извращенка, которой нравится трахать молоденьких мальчиков, или мой клиент даже младше меня, и такой образ обычного парня будет восприниматься ею куда легче, чем образы поизвращенней. Меня просили быть самим собой. Меня просили быть искренним. Искренность? Ладно. Если быть искренним, я ненавижу секс и все, что с ним связано. Если быть искренним, я не уверен, захочу ли когда-либо нормальные отношение, которые предусматривают половой контакт в будущем. Если быть искренним, меня тошнит от самого себя, от того, какая я шлюха. Ты именно такой, Дилан. Ты оттраханый и вытраханный целиком и полностью. Стук в дверь — и все во мне замирает.Таа-а-ак, спокойно, О’Брайен. Это всего лишь твоя работа. Все как всегда.Это все ради Эммануэль. Делаю глубокий вздох, после чего поджимаю губы и принимаюсь направляться к двери, чтобы ее открыть. Оттягиваю холодный металл дверной ручки, прочищая горло, а после тяну дверь на себя, открывая ее. А затем ощущаю, как во мне начинает закипать ярость, стоит мне поднять взгляд на нее, уловить запах ее парфюма, увидеть ее белокурые кудри, ее короткое платье. Серьезно? Серьезно, блять? Теперь это будет происходить через моего работодателя? Да что за пиздец, ну?— Ты с меня, блять, издеваешься, Линдси? — выплевываю эти слова ей в лицо. — Какого хрена, блять?— Тише тебе, О’Брайен, — молвит с улыбкой, после чего беспардонно проходит внутрь номера. — И тебе привет, я тебя тоже очень рада видеть.— На кой черт тебе понадобилось делать заказ через моего работодателя, заставив меня выряжаться в этот поганый образ парня на свидании? — срывается с моих уст, а еще я ловлю себя на чрезмерно экспрессивной жестикуляции. — Сегодня я не буду с тобой спать, пускай у меня уже и ломка по твоему восхитительно жаркому телу, — окидывает меня взглядом голубых глаз, облизывая губы. — Я здесь сегодня по делу, и ты кое-что сделаешь для меня, милый. — С чего ты решила, что я стану тебе в чем-то помогать и делать для тебя что-то? — издаю смешок, фыркая и складывая руки на груди. Опираюсь пятой точкой на край стола, стоящий у зашторенного окна. — А с чего ты взял, что у тебя есть выбор? — она чуть отклоняет голову в сторону, переминаясь с ноги на ногу. Сука. Господи, как же я ее ненавижу. Как я ее презираю, как не переношу на дух. Ударить бы ее. Сильно. Со всей дури. По жопе. Аж до отпечатков собственных пальцев на ее коже. А затем не быть ни капли нежным. Наказать ее за все плохое, что она мне причинила. Наказать за эти мысли, грязные, развязные, пошлые, возникающие в моей голове из-за одного только ее присутствия. Я ненавижу то, что она со мной делает. Наказать. Прямо на этом столе. Перегнуть ее тонкое тело, наклонить, ухватиться за волосы, оттягивая на себя и раз за разом показывать всю степень своей ненависти. Жмурю веки, роняя вздох. Хватит. Тебя это ломает. Каждый раз. Снова и снова. Но ты делаешь это ради нее, ради Эмми. Ей без тебя не справиться. Тебе не справиться без нее. Вы друг для друга целый мир. Кто ты без нее? Кто без тебя она? В четыре кулака против всего мира. Вдвоем. Ты делаешь ее сильной. Она делает сильным тебя. Так что сцепи зубы и терпи. Терпи эту мразь Стоув столько, сколько потребуется, только бы с Эмми все было хорошо.— Мне одна девчонка проспорила свою девственность, и сейчас пришло время отдавать долги. А ты, как эксперт в этом деле, поможешь девочке расплатиться со мной. Потому встреча назначена через твоего босса и даже мной оплачена, так что с тебя всего-то все остальное.— Что?! — переспрашиваю, хмурясь. — Ты вообще в своем уме? Девочке? Думаешь, я какой-то педофил? — А напомни-ка мне, пожалуйста, сколько раз ты сам был жертвой педофилии, м? Ведь тебе самому еще нет восемнадцати, — ухмыляется, и я напрягаю скулы. — И не дрейфь, она не такая маленькая, как тебе кажется, она всего на год младше нас. Она стоит за дверью, потому я ее сейчас позову, — Линдси отступает на несколько шагов назад, к двери.— Нет, Линдси... Стой! Твою мать... — вытягиваю руку вперед, но сжимаю пальцы в кулак, который тут же подношу к губам, принимаясь кусать костяшки. Стоув открывает двери номера, позволяя робкой девушке войти внутрь. Хрупкая, небольшого роста, с копной локонов цвета темной карамели и обильной россыпью веснушек на вздернутом носу. Нервно теребит край лилового сарафана, пытаясь унять дрожь в побитых коленках. И взгляд карих глаз опущен куда-то в пол.— Вайолет, это Дилан, — она дергает девчонку за руку, заставляя ее поднять на меня взгляд и подарить мне лишь тень улыбки, короткой, слабой, бесцветной и призрачной. — Дилан, это Вайолет, будь с ней нежен. Кажется, я видел ее в школе. Да, она состоит в кружке журналистов в нашей школе, пишет много различных статей в школьной газете. И по ее испуганному взгляду я понимаю, что она узнает и меня, тоже видела в школе. — Развлекайтесь, детки, — фыркает Стоув, хлопая Вайолет по плечу, и девушка вздрагивает, одаривая удаляющуюся из помещения Линдси ошарашенным и испуганным взглядом. — Я тебя ненавижу, Линдси! — шиплю, вгоняя фразу в лопатки девушки, и она оборачивается, посылая мне воздушный поцелуй перед тем, как закрыть дверь. Ненавижу.Терпеть не могу. Бесит.Коротко прохожусь кончиком языка по внутренней стороне щеки, вскидывая брови. Роняю тяжкий вздох, после чего резко понимаю, что атмосфера в номере внезапно погрузилась в тишину. Удобнее складываю руки на груди, чуть отклонив голову в бок и переведя взгляд на Вайолет. Она рассматривает номер, смотрит куда угодно, но только не на меня, все еще теребя кружевную оборку края своего лилового сарафана. Кажется, она начинает краснеть, поняв, что я на нее смотрю. Блядь, да она же еще ребенок совсем. Ровным счетом, как и я. Всего семнадцать, а в жизни уже вообще пиздец.— Сколько тебе лет? — мой вопрос заставляет ее вздрогнуть, и Вайолет мнется на месте, отвечая с едва уловимым заиканием от нервов:— И-исполнилось шестнадцать...Ш... Шестнадцать... Шестнадцать?! Прикрываю веки, роняя тихий но тяжкий вздох. Шестнадцать. Всего шестнадцать. На год младше. Господи, блять, а выглядит она лет на четырнадцать. Помимо аморального мудаизма, ты постигнешь еще и моральный, Дилан. Не отвожу от девушки взгляд, которая робко проделывает несколько шагов к кровати, поворачиваясь ко мне спиной, и спустя секунд десять, медленно, испуганно, трясущимися руками принимается расправляться с рядом перламутровых пуговок на своем сарафане, расстегивая их. Дрожит вся, как осиновый лист, вздрагивает, боится любого моего движения. Сбито молвит мне, что сейчас будет готова, после чего начинает дрожать еще больше. Готова? Кто вообще к такому готов? Первый раз за деньги с неизвестным парнем, который настолько профессионал в этом деле, что его от самого себя тошнит. Первый раз со шлюхой. Стечение обстоятельств — пиздец мирового масштаба. — Прекрати, — слетает с моих уст, и я опускаю руки вниз, выпрямляясь. — Не раздевайся, Вайолет. Можешь меня не бояться, я к тебе даже не прикоснусь, — мои слова заставляют девушку обернуться ко мне лицом. — Я не могу, — цежу, — и не стану. — Что-то не так? — обеспокоенно спрашивает она, на свой страх и риск делая ко мне навстречу один шаг. Не так?Закатываю глаза, смеясь. Нервно, на изломе. А еще, кажется, у меня начинает дергаться левый глаз.— По-твоему, все, что происходит сейчас, это нормально? — издаю хриплый смешок, засовывая ладонь в карман темных зауженных брюк. "Парень на свидании". Сука, сойти с ума можно, офигеть. — Я не буду заниматься с тобой сексом и деньги вообще не возьму, так что ты можешь идти. Я, может быть, и ублюдок, но не до такой степени, Вайолет.— Я не считаю тебя ублюдком, Дилан, — кажется, она начинает понимать, что я действительно не причиню ей боль, и успокаивается, отвечая отчетливее и смелее подходя ко мне.— Да? Мне заплатили за то, чтобы я тебя трахнул, Вайолет. Мне часто за это платят. По-твоему, я не ублюдок? — смотрю ей в глаза, и девушка наконец растягивает уголки губ в легкой, но искренней улыбке. — По-моему, это очень мило, что ты так заботишься о своей сестренке, — она пожимает плечами. — Это же из-за нее, да? Все деньги уходят на ее лечение? — у меня на лице все написано? — Я не считаю тебя ублюдком, Дилан. Ты мне кажешься хорошим человек, просто жизнь слишком сложная.Линдси заплатила за уроки философии или исповедь? Я [не] хороший человек, Вайолет. Я плохой. Я о-о-о-очень и очень плохой. Кусочек аморального кретина. Потаскуха. Такие люди вовсе нехорошие, Вайолет. И я [не] хороший. Я опускаюсь на край кровати, устало потирая лицо ладонями. Спустя секунд пять, кровать пружинит и я понимаю, что Вайолет опускается рядом, робко поправив лямку лилового сарафана на плече, и переводит на меня молчаливый взгляд. — Тогда давай... — протягивает, запинаясь. — Давай мы о чем-нибудь поговорим?— Как ты умудрилась проспорить Стоув свою девственность? — внезапно слетает с моих уст. Поворачиваюсь лицом к девушке и замечаю, как на ее щеках проступает румянец. Она сутулится, подкладывая ладошки под ноги, а после начинает широко улыбаться, наконец полностью перестав меня бояться.— Это произошло случайно... Она пригласила меня и других девчонок на вечеринку, а после заключила со мной пари на то, что мне удастся познакомиться с кем-то нормальным там. Я немного застенчивая, понимаешь, не очень общительная, для меня написание статей в газете — это как крик души, — объясняет Вайолет.— Почему ты вообще согласилась? — щурюсь, цокая языком.— В тот момент мне казалось, что я смогу, что у меня выйдет, но в тот вечер там были лишь одни полу-пьяные придурки, а мне не сильно хотелось, так что... — она начинает нервничать, снова теребит бежевую оборку на юбке, смущенно и стыдливо опуская карамельные глаза вниз. — Да и к тому же, это же Линдси Стоув...— Да, ее имя является прямым синонимом к ее змеиной натуре, — фыркаю, потирая ладони. — А как она заставила тебя выполнять все, что она захочет? — Вайолет переводит на меня взгляд, дожидаясь ответа.— Ну, я ей не Джинн в волшебной лампе, чтобы исполнять все-все-все, что она пожелает. Она просто имеет рычаг давления на меня. Я ее ненавижу, столько раз убить хотелось собственными руками, — молвлю, вызывая в Вайолет смех. Я правду тут говорю, а она смеется...Тишина вдруг снова становится звенящей, наступает на стенки гортани. Краем глаза наблюдаю за тем, как взгляд Вайолет просверливает мой висок, потому поворачиваюсь к ней лицом. Она вдруг принимается меня рассматривать, изучать взглядом, неосознанно облизывая нижнюю губу, после чего прикусывая. Что? Ну, нет... Нет, Вайолет. Не нужно на меня так смотреть. Ты не знаешь, что означает такой взгляд. Тебе едва ли исполнилось шестнадцать. Она неуверенно кладет свою ладонь на мое колено, словно ждет моей реакции. Что? Это что такое? Что она пытается сделать? Она должна начать вести ею вверх, к моему бедру, к ширинке, вжимая ее, чтобы вызвать во мне желание, чтобы вырвать из меня стон, как это обычно происходит, но по незнанию просто сжимает мое колено внезапным рывком подаваясь вперед. И ее губы от моих разделяют лишь дециметры... Сантиметры... Миллиметры... Ее губы на вкус, как спелая вишня, сладкие, мягкие и податливые. Неумелая, неуклюжая, не знающая, что делать. Целует внезапно и неглубоко, неуверенно и с толикой страха. А после отстраняется и смотрит на меня виновато, словно совершила самый большой, тяжкий и неисправимый грех на свете. — Ну и зачем ты это сделала? — спрашиваю спокойно, давая девушке понять, что все в порядке. — Мне... Мне хотелось.— Только не говори мне, что это был твой первый поцелуй, потому что не я должен был стать его обладателем, Вайолет, — девушка молчит, просто не отводит от меня взгляд, нервно покачиваясь вперед-назад. — Понимаешь, такие вещи, как поцелуи и секс должны совершаться с теми людьми, кого мы любим, с особыми людьми, хорошими людьми. Твой первый раз уж точно не должен быть со мной, и тем более не за деньги. Ты не должна делать этого.Она неуверенно касается моей щеки кончиками пальцев. Легко-легко, нежно, практически неощутимо, и от этого я вздрагиваю. — Может, я считаю тебя особенным и хорошим человеком...Предпринимает еще одну попытку меня поцеловать, на этот раз спокойнее, но не менее неуклюже. Ребенок. Какой же она все-таки еще ребенок. Ловлю себя на мысли, что моя рука ложится на ее затылок, трогая на ощупь мягкость ее волос, и корпус разворачивается к ней, что позволяет мне взять контроль над ситуацией. Мне заплатили, я пытался отговорить, но меня не послушались. А больше я уже не в праве ничего сделать, Вайолет сама решила, чего хочет. Такая неумелая, такая робкая... Немного прижимаюсь к ней грудной клеткой, и девушка от неожиданности чуть приоткрывает рот, позволяя моему языку проникнуть в ее ротовую полость. Это уже не тот невинный и внезапный поцелуй, которым она поцеловала меня. Чувствую, как по ее коже пробегаются мурашки, покрываясь мелким бисером пота. Такая восприимчивая. Тихо-тихо постанывает мне в рот, но не разрывает поцелуй, когда мои руки элементарно скользят по коже оголенных острых плеч. А я ведь ничего не делаю толком. Просто целую ее и оглаживаю кожу.— Ты не должна этого делать, Вайолет, я не тот человек, с кем у тебя должно это случиться, — шепчу ей в губы, но девушка в ответ лишь зарывается пальцами в мои темные волосы на затылке, становясь двумя коленками на поверхность кровати. Выпрямляется, после чего немного отстраняется, одаривая меня взглядом, и вновь начинает расстегивать пуговки на сарафане, только в этот раз уже куда уверенней, в этот раз уже не боясь меня. Что же ты делаешь, Вайолет? Зачем ты это делаешь?Последовав ее примеру, снимаю с себя галстук, спешно расстегивая рубашку. Вайолет дышит шумно, сбито, а я наоборот — спокойно и ровно. От меня требуется нежность и внимание в этот момент. Такие же, как с Эмми, такие же, какие принадлежат лишь ей. А еще забота. Вайолет всего-то шестнадцать без пяти минут. Она впервые поцеловалась две минуты назад. А сейчас собирается слишком быстро стать взрослой. Вздыхает, закрывая глаза, уже лишь от одного того, что мои пальцы прикасаются к ее шее. Настолько восприимчивых у меня еще не было. Я всего на год старше ее. А я не маленький? В какой именно момент закончилось мое детство? Укладывается на подушку, позволяя мне накрыть ее относительно оголенное тело своим, и вновь начинает на меня смотреть испуганно, но при этом не отрывая своей ладони от моего затылка.— Это?... Это больно? — спрашивает внезапно, и я наблюдаю за тем, как зрачки медленно вытесняют карамельную радужку, сужая ее. — Я не знаю, я не девушка, — отвечаю, и Вайолет смеется. — Мне еще не платили за то, чтобы я кого-то избавлял от девственности, — качаю головой, после чего она притягивает меня к себе для поцелуя. И я снова чувствую ничего. Ни к какой клиентке.Ни к Стоув.Ни к Вайолет. Я делаю это потому, что это моя работа. Потому, что должен. Потому, что иначе никак. Иначе мне не заработать необходимую сумму на операцию Эммануэль. А она будет жить. Она меня не оставит. А я не оставлю ее. Поэтому я оттягиваю тонкую бретельку на плече Вайолет, целуя ее ключицу. Поэтому мои пальцы касаются резинки ее нижнего белья, слегка оттягивая и отпуская. Поэтому я даю ей то, за что мне заплатили, а она рассчитывается с Линдси за спор. Поэтому я снова делаю то, что должен. ***От лица Билли.Не знаю, в какой момент музыка в студии затихает. Занятия уже закончились?Не знаю, в какой момент я перестаю плакать и начинаю просто смотреть в темноту. Как долго я здесь?Не знаю, что именно позволило мне перебороть себя. Здесь никого, кроме меня нет.Не знаю, каким способом ко мне вернулась часть сил. Я вполне способна сжать кулак, хотя кожа саднит от ранок.А еще я не знаю, что именно выдает мое присутствие в каморке, но дверь отворяется, и я неуверенно поворачиваю голову, щурясь от света и встречаясь взглядом с учительницей балета, мисс Блант. — Ты... — женщина хмурится, ставя руку на талию. — Ты что здесь делаешь и как давно ты здесь? — Встревожено, обеспокоенно.— Меня заперли здесь одноклассницы, — голос больше не дрожит. Он ровный. Я даже нашла в себе силы снова дышать. Меня всегда успокаивал Хавьер, он помогал мне снова восстановиться от волн паники и ужаса. Сейчас некому меня успокаивать. Только я сама. И я справилась. Хватаюсь рукой за полочку, помогая себе встать на ноги, после чего отряхиваю юбку и свитер от пыли.— Как вы поняли, что я здесь? — поднимаю сумку и кое-как выхожу из помещения. Нет, слабость все еще есть.— Я уже закрывала студию и планировала идти домой, когда шла по коридору и внезапно услышала чей-то голос из каморки. Ты с кем-то разговаривала? — Разговаривала? — переспрашиваю, вскинув бровь. Все возможно. Я могла разговаривать. Могла кричать. Могла просто петь, смеяться. Я не контролировала себя. Не знаю, как но я одолела свой страх. В этот раз. Еще раз мне сюда точно не хотелось бы вернуться. — Боже, милая, твои руки! — восклицает женщина, аккуратно беря мою ладонь в свои. Такой себе контраст: ее — аккуратные, женственные, ухоженные и изящные; мои — побитые, все в ранках. — Пойдем, у меня в студии есть лед...— Не стоит, правда... — Нет-нет, я настаиваю, — мисс Блант кладет свою руку на мое плечо, и я поджимаю губы, согласно кивая. — Нужно позвонить твоим родителям, у тебя есть кто-то? — Она извлекает ключи от двери помещения ее балетной студии, все еще придерживая меня за руку, словно я сейчас упаду. По мне видно, что я так слаба? Вставляет ключ в замочную скважину, проворачивая его и открывая дверь. — Проходи и располагайся где тебе удобно, — молвит, протягивая руку к выключателю, чтобы включить свет.— Спасибо, — отвечаю робко. — Я позвонила своей... Своей маме, — потому что, если не "мама", то кто Джо для меня. — Она за мной скоро приедет...Должна с минуты на минуту придти. Она обещала...Мисс Блант принимается идти к маленькой морозильной камере, находящейся в студии, в которой всегда есть лед. Помогает снять боль при падениях, при ушибах и вывихах. Я же не спешу опускаться на скамью, мелкими шагами прохожу в центр студии, рассматривая хореографические балетные станки, а после и отображение самой себя в зеркале. Я и балет. Балет и я. Какая нелепость, вы только на меня взгляните. Пацан в юбке. Тереблю пальцами прядь волос, собранную в хвостик, а потом и совсем распускаю их, снимая резинку. Впервые я "официально" нахожусь здесь. Впервые я вообще разговариваю с мисс Блант. Она протягивает мне пакет с сухим льдом, улыбаясь уголками губ, и я едва различимо благодарю ее за это. Опускаюсь на стул, молча прижимая лед к саднящим ранкам, и это как бальзам на душу. Женщина смиряет меня взглядом карих глаз, переминаясь с ноги на ногу, кладет руку на поручень станка, коротко постукивая по его поверхности ноготками. — Я тебя знаю, — молвит с улыбкой, и я поднимаю на нее глаза. — Ты та девчонка, которая наблюдает за моими уроками балета, не так ли? — она делает изящный взмах руки, который служит обыкновенным жестом. Даже это у нее изящное. Все такое красивое, такое женственное... — Все в порядке. Ты когда-нибудь занималась балетом, милая? — отрицательно качаю головой и вру. Я любила его... Я помню все движения, всю программу, которую мы учили... А теперь все давно уже в прошлом. — И ты в порядке, кстати? — мисс Блант щурится, отчего сеть мелких морщинок раскидывается паутинкой под веками. — Слишком уж ты бледная...— Все хорошо.А так ли? Ты так хочешь есть, что готова грызть паркет. Тебя заперли в каморке со швабрами, прямо как в детском доме за твое наказание. После такого ты действительно считаешь, что все хорошо?— Ах, мало, кого в наше время интересует балет... — женщина тяжко вздыхает. — В молодости я всегда была карьеристкой, думала, за балетом будущее. Думала, что меня ждет мировое признание и слава... — она окидывает взглядом студию, после чего снова задерживает его на мне. — Ты себе даже не представляешь, на что приходилось идти и от чего отказываться ради успеха в балете. А затем все, чего я толком добилась за жизнь, стало мое преподавание здесь, в этом классе...— О, милая! — оборачиваюсь на голос Джо, которая оказывается в дверном проеме, и поднимаюсь на ноги слишком резко, отчего голова немного кружится. Добираюсь до нее в несколько широких шагов, а затем резко обнимаю ее, застав женщину врасплох. Крепко, сильно. Как никогда прежде. Как никогда вообще. Как должна была обнять уже давно. — С тобой все хорошо?Теперь да. Когда рядом есть кто-то, кого можно обнять. Когда рядом тот, с кем я не чувствую себя брошенной, ненужной. Мои родители бросили меня. А моя настоящая семья — это Джо. — Да, — отвечаю. — Добрый вечер, Джорджия, — мисс Блант вежливо здоровается с Джо, и мама поджимает губы, здороваясь с ней в ответ:— И тебе, Элеанор. Спасибо, что нашла ее, присмотрела за ней... — Пустяки, Джорджия. В нынешнее время дети пошли очень жестокими, и я знаю, что такое насмешки, потому я рада тому, что хоть как-то смогла помочь твоей дочери, — Элеанор Блант кивает головой, заключая тонкие пальцы в замок. — Милая, подождешь меня в коридоре, ладно? Я сейчас, только на несколько мгновений — и мы поедем домой, ладно? — спрашивает Джо, и я утвердительно киваю головой. — Я возьму твою сумку, просто подожди меня чуточку.Выхожу за дверь, роняя вздох, и обнимаю себя за плечи. Кажется, сегодня я смогла перебороть свой страх... Маленькая девочка Билли сегодня перестала бояться.***— Что случилось, Элеанор, кто запер ее в каморке? — Джо спрашивает тихо, на всякий случай понижая голос, если вдруг Билли стоит где-то за дверью. — Я не знаю, — женщина качает головой, — девочка сказала лишь, что это были ее одноклассницы... — У нее никогда не было толком друзей, — Шамуэй пожимает плечами. — Она всегда была немного отчужденным ребенком, привыкшим к тому, что люди не могут быть искренними. Это у нее с детства, детдомовская привычка самозащиты. Не удивительно, что и отношения с одноклассниками складываются не в лучшую сторону. Спасибо тебе еще раз, что присмотрела за ней, это многое для меня значит. — Говорю же, я только рада была помочь, — Блант поджимает губы. — Ладно, я пойду, отвезу ее домой и чаем напою. — Конечно, не буду тебя более задерживать...Женщины обмениваются короткими улыбками, после чего Джо Шамуэй удобнее взваливает на плечо сумку Билли и начинает направлять в сторону двери. — Как зовут твою дочь, Джорджия? — внезапно выпаливает Элеанор. — Она мне не сказала свое имя, — пожимает плечами, прикусывая внутреннюю сторону щеки.— Билли, — спокойно отвечает Джо.Как кличка собаки. Названная на тяп-ляп. Но для Джо она лучшее, что случалось в ее жизни.— Мою дочь зовут Билли.