7. (1/1)

***Кажется, химия — это мой персональный ад. Терпеть не могу все эти уравнения, не понимаю их. Почему этот предмет так обязателен? А если его и убрали, Дилан, какой предмет ты выбрал бы вместо него? Солнце этим утром раздражает, как никогда прежде. После событий того дня где-то во мне все еще потихоньку дотлевает взвинченность, а стоит мне взглянуть на Стоув, накручивающую на палец собственный блондинистый локон, так весь негатив возрождается по чертовой клеточке. Шамуэй молча сидит рядом, не проронив после всего ни слова. Ее до чертиков колотило от нахождения в замкнутом пространстве, а я лишь посмеялся над этим, как мудак. А кто будет смеяться над твоим страхом, Дилан? Кто посмеется над тем, как сильно ты боишься потерять Эммануэль? Вы друг для друга весь мир. Вы — это все, что вы знаете, все, что вы помните. Я поворачиваю голову к сестре, поджимая губы; Эмми издает тихий-тихий смешок, улыбается уголками губ, царапая в тетради формулу, и я отвожу взгляд чуть левее, на ее напарника, которым на сегодня оказался Фредди Хаймор. Все во мне отзывается прищуром. Когда это он успел начать ее смешить, что-то рассказывая? Когда это моя сестра успела начать общаться с ним? Почему?.. Почему она не сказала мне? Солнце сегодня действительно решило вывести меня из себя. Слепит глаза, причем предпочтительно правый глаз. И мистер Пайк — учитель химии или просто человек, которого я от всей души ненавижу после Линдси Стоув — не разрешает куда-то пересесть. У меня есть свое положенное место. Кажется, вид моего дискомфорта вызывает у него неописуемый восторг и блаженную улыбку. Раздражает до невозможности. Поднимаю на него взгляд: мужчина играется шариковой ручкой, молча наблюдая за тем, как ученики пишут тест. По собственной злобе он усложнил его до максимума, просто из-за персональной мести. А после окончания теста он огласит придуманное для нас наказание.— Две минуты, — процеживает Пайк и, кажется, с трудом удерживается от того, чтобы не произнести еще какое-нибудь оскорбление в добавок. По глазам видно — аж в порошок его стирает от желания.Две минуты. А я не написал ни строчки. Ну да насрать. Эмми это, конечно, только расстроит. Я обещал, что подтяну учебу. Ага, если перестану трахать все, что шевелится, стараясь извлечь денежную выгоду. Эммануэль сегодня на прием к врачу, благо, денег на лекарства я немного поднакопил. — Время, — мистер Пайк поднимается из-за стола на ноги, принимаясь проходиться по рядам, собирая листки. Билли пытается все еще что-то дописать, а потом, уже не выдержав, просто к чертям перечеркивает последнюю строчку уравнения, так и не придя к нужному результату. Отдает Пайку свой листок, одаривая мужчину немного гневным взглядом, а потом роняет тихий вздох, откидываясь на спинке стула. Учитель забирает листок из моих рук, хмыкая: — Девственно чист, Дилан? Ох, как тоненько.— Что поделать? — открыто пожимаю плечами, задирая голову. Мистер Пайк несколько грубо кладет собранные работы на поверхность своего рабочего стола, разворачиваясь к классу лицом, а затем скрещивает на груди руки, упираясь пятой точкой в край стола. — Информация для тех придурков, кто решил спалить мой класс, — он цокает языком, окидывая учеников безразличным взглядом. — Собственно, для всех вас, кроме тех единиц, кого не было в тот день на уроке... — удобнее усаживается на краю стола. — Немного потолковав с директором, мы пришли к заключению, что ваше наказание должно пойти на благо всей школе. Так что... Мы распределили ваши обязанности, и ваше наказание будет длиться три недели. Линдси Стоув, Ванесса Грейвз и Эрик Картер будут помогать ремонтировать сантехникам школьный чердак над библиотекой. Пол Саммерс, Кетрин Блейк и Латиша Ховард будут помогать мыть посуду на кухне. Дэйв Бойкович, Мартин Клэр и Бьянка Сампедро будут убирать школьный двор. Кейси Адамс, Роуз МакГинес и Лорел Урис будут помогать мисс Ямагата в ее проекте с растениями, а Уилле, — мужчина запинается, хмурясь, — извините, если не правильно назвал ваше полное имя, Шамуэй. Так вот вам и мистеру О’Брайену остается расстановка книг в библиотеке. Невольно кошусь на Билли, понимая, что она поступает так же. Причем ничего положительного, никакого восторга или радости от сложившейся ситуации мы оба не испытываем. Я только молча складываю руки на груди. Шамуэй только закидывает ногу на ногу, обхватывая коленку. — Дважды в неделю после уроков вы будете отрабатывать свое наказание, это будет понедельник и среда.Черт. Среда? Только не среда. Только не сегодня. У Эмми прием у врача, я должен быть рядом с ней в этот момент. — Мистер Пайк, но я не... — слетает с моих уст, но меня перебивают:— Ничего не желаю слышать, О’Брайен. Ваша отработка является обязательной, — он подходит ко мне ближе, глядя четко в глаза, и в его взгляде я читаю самый настоящий кайф. Ему приносят кайф мои неудобства. — И я лично буду следить за тем, чтобы вы тщательно выполняли поставленное перед вами задание, вам ясно, Дилан? — боже, он сейчас просто подавится своим злорадством. Одариваю его неодобрительным прищуром, поджимая губы. Кажется, он ждет, пока я произнесу это вслух, чтобы насладиться еще одной своей победой. А хрен ему. — Никаких "но", О’Брайен. Сегодня я жду вас на отработке.Тварь, ну.Школьный звонок как рукой снимает повисшее напряжение в классе. Я принимаюсь несколько грубо запихивать в рюкзак учебник и ручку, когда взгляд цепляет серебристый кислородный баллон у собственного кроссовка; Эммануэль ждет меня, чтобы мы могли вместе пойти в столовую. — Дилан, я предложила Фредди сесть в столовой за наш столик, ты же не против? — лепечет Эмми, и я поднимаю на нее взгляд, после чего перевожу его на человека рядом. Хаймор мнется на месте, разминает плечи, удобнее закидывая рюкзак на спину. Шмыгает носом, опуская зелено-голубые глаза куда-то себе под ноги. Моя первая мысль — сказать "против". Не потому, что я злой или еще что... Просто это... Это так непривычно, что с нами будет сидеть кто-то еще. Что с нами будет разговаривать кто-то другой. Что мы позволим себе вовлечься в диалог и нам будет, хм, весело. Всегда были только мы с Эммануэль. У нее никого больше. У меня так тем более. Но меня устраивало то, что на ней сходился весь мой мир. Так она была в безопасности, а расширение горизонтов заставляет только сильнее напрячься. Или меня просто настораживает тот факт, что общения со мной ей мало? Или, может, я не хочу признавать то, что кто-то другой может заставлять ее улыбаться?— Как скажешь, — выдыхаю, несколько безразлично одаривая Фредди взглядом. Не холодно, не так, чтобы унизить. Я никогда не называл его Пришельцем, как остальные. Но это не делает нас друзьями. Это ради Эмми. Она хочет перемен. Она хочет общения. Значит так тому и быть. — Привет, — моя сестра здоровается с Билли, улыбается девушке, и Шамуэй доброжелательно молвит ей "здравствуй" в ответ. — Не хочешь сесть с нами за столик в столовой? Было бы очень круто, — Эмми убирает за ухо выбившуюся темную прядь, слегка прижимая к себе хрупкие плечи.Нет, ну, это уже вообще перебор, конечно. Ладно, Хаймор — так Хаймор.Но Билли? Особенно после того, что случилось между нами в лифте. Черт, что ты делаешь, Эммануэль?— Э-э-э, — тянет Шамуэй. Она поправляет блузку, оттягивая пальцами ткань вниз, а затем одаривает меня коротким взглядом. — Хорошо, — отвечает, — с радостью, — кивает головой. А как же я "рад", просто не описать словами! Кажется, Билли и Фредди уже знакомы и даже как-то обменивались парой-тройкой фраз. Во всяком случае, на него она смотрит не так враждебно, как на меня. А он на нее — не так безразлично. Выходит, из нас четверых только один я настолько некоммуникабельный, что вызываю неприязнь. П о т р я с а ю щ е.Просто в е л и к о л е п н о, Дилан.Что ж, это обещает быть кое-чем интересным...***Линдси Стоув строит глазки самой себе, глядя в маленькое зеркальце. Кончиком языка облизывает уголки губ, после нанося помаду. Взгляд серо-голубых глаз, подведенных карандашом, коротко врезается в лопатки О’Брайена. Линдси почему-то решает, что баклажановый джемпер ему идет. Линдси почему-то до одури хочется прижаться к нему всем телом, погреть свои руки об его горячую кожу. Ведь он горячий. Невыносимо. Неумолимо. Крышесносно. Не теплый, а именно горячий. У нее еще никогда и ни с кем не было такого жаркого секса, как с ним. Властный. Ненасытный. Но лишь потому, что она ему платит, а не потому, что ему так хочется. Ей скучно. Его общества хочется чаще. Хочется чаще ощущать его прикосновения, смотреть на то, как он вынужден все делать, потому что это ради Эммануэль. Взгляд невольно скользит в сторону девушки, которая везет за собой кислородный баллон. Линдси заметила, что Эммануэль в последнее время много кашляет, ей необходимы процедуры откачки жидкости из легких, а это дорогая процедура. Гордый Дилан отказывается принимать деньги от Стоув. У гордого Дилана нет, в общем-то и выбора. Это ж насколько нужно любить кого-то, чтобы ради него пойти на такое? Это ж насколько нужно кем-то дорожить, чтобы жертвовать собственным всем? Дилан так любит ее. С ней он совсем не такой, каким его привыкли видеть все вокруг, какой он в постели с Линдси. Он любит свою сестру настолько, что работает на одной из самых паршивых работ на свете. Линдси не думает, что найдется такой человек, кто совершит подобное ради нее. — Мы сегодня идем в кино? — с каких пор голос Эрика становится резко-неприятным, неожиданным, нежеланным? — Не знаю, — отвечает она, протягивая. — Я же обещала маме помочь...Их отношения никогда нельзя было назвать "любовью всей жизни". Просто так сложилось. Его уважают, его боятся. Ее почитают, боготворят. Такие люди созданы быть вместе. — Ты эту же отмазку мне говорила в прошлый раз, Линдси. Что происходит? Стоув просто надоело разыгрывать из себя влюбленную. Эрик крутой. Эрик классный, этого не отнять. Кажется, она действительно нравится Картеру, вот только Линдси, кажется, никого больше не любит, кроме себя. Ей даже будет насрать на то, что произойдет, если Эрик узнает. Ей он ничего не сделает. Ей даже пофиг на то, как Эрик поступит с Диланом. Да, с О’Брайеном очень даже весело, но он не более, чем игрушка. Причем, во всех смыслах этого слова. Если она захочет, он сделает все для нее. Но не так, как для Эммануэль.— Ничего не происходит, милый.— Ты мне не лжешь?— Конечно, нет, сладкий, — оглаживает щеку Картера кончиками пальцев, улыбаясь уголками губ. — Я просто не в настроении для кино, — смотрит ему в глаза, не моргает. — Мне сейчас нужно идти на физкультуру, так что я напишу тебе после, идет? — притягивает к себе парня для поцелуя.Эрик ничего не отвечает. Молча целует ее в ответ. Затем так же молча провожает ее спину взглядом, когда девушка принимается направляться по коридору, скрываясь из виду, теряясь в толпе школьников.Что-то в ней изменилось. Эрик знает, в чем причина.Стоув ему изменяет.Если так просто у нее ничего не узнать, значит, это очевидно. Нужно поговорить с тем, кто знает Стоув, как облупленную. С тем, кому она доверяет. Кому раскрывает все свои секреты. Даже такие, как имя того, с кем изменяешь своему парню. А ведь Эрик действительно любил ее. Она нравилась ему. И единственное, чего он не потерпит, так это измена. Стоув перешла черту. И, нет страдать будет не она. Из-за нее будет страдать кто-то другой. Отныне решить эту загадку становится для Эрика делом принципа. ***Позвать к нам за столик кого-то еще — кажется, было одной из самых идиотских затей. Выглядит это до чертиков странно и непривычно. Фредди вгрызается в чизбургер, слизывая с уголков губ горчицу; Эммануэль отправляет в рот кусочек кекса с черникой, запивая чаем; Билли перебирает вилкой овощи в тарелке, отбрасывая в сторону морковь и накалывая на остреё вилки горошинку. А я с непривычки и картофель фри не могу проглотить, поочередно рассматривая то свою сестру, то двоих рядом с ней. Гениально просто. Перебрасываемся короткими взглядами с Шамуэй, после чего девушка холодно подносит вилку к губам, снимая зубами брокколи. Как-то опасно она орудует этой вилкой. Словно убить меня ею готова.Черт, судя по ее взгляду, она действительно меня ненавидит после того случая в лифте.— Ты знаешь, — откидываюсь на спинке стула, кусая кусочек жареного картофеля, — ты выглядишь так, словно сейчас воткнешь эту вилку мне глаз, — молвлю, и Шамуэй поднимает на меня взгляд исподлобья. У-у-у, кто-то не в духе?А ты в духе, Дилан? Или с поставленным Стоув ультиматумом тебе совсем крышу сорвало? — Да? — переспрашивает несколько грубо. Эмми и Фредди молча наблюдают за нашими перепалками, не зная, на чем основано это недолюбливание друг друга. Шамуэй немного подается вперед, отвечая достойно: — Так я воткну, если не заткнешься. Господи, а я всего-то хотел еще кое-что уточнить про нашу совместную отработку наказания. Почему из всех возможных комбинаций мне досталась именно Шамуэй? Ну почему? Это просто издевательство. — Воу, да ты сама вежливость, — обаяшка, правда. Прохожусь подушечкой большого пальца по собственным губам, скрестив руки на груди. Предвкушаю уже наше взаимодействие с ней. Вопрос, кто кому первым вырвет кадык?Грубая. Дикая.До чертиков.— Знаешь что, — роняет вздох, — отвали-ка от меня. — Боже, да с удовольствием! — облегченно выпаливаю, издавая смешок. Прекрати, Дилан. По сути, Билли тебе ничего не сделала. Тебе просто не на ком сорвать свою злость, вот и все.— Смотри картофелем не подавись, — процеживает, одаривая меня раздраженным прищуром. — Vamos a sentarnos a otra mesa, Emmanuelle*, — обращаюсь к сестре. Наша с Эмми горе-мать Рене родилась на границе США и Мексики, потому и мы с сестрой научились испанскому раньше, чем английскому. С уходом Рене ни я, ни Эм не использовали испанский для коммуникации. Мать часто ругалась с кем-то по телефону на нем. Все это напоминает о ней. Потому Эммануэль хмурится, поворачивая ко мне лицо. Кажется, хочет спросить, с чего это я вдруг заговорил по-испански, но я продолжаю: — Esta chica es loca**.— Ничего подобного, я не сумасшедшая, — отвечает Билли. Бля. Что за?..— И, да, я тоже говорю по-испански, idiota***. Она поднимается из-за стола, беря в руки свою тарелку с овощами, которые так и не доела. Бросает короткий взгляд на Эмми и Хаймора. Моя сестра поджимает губы, а Фредди ставит пустую тарелку обратно на свой поднос. — Увидимся на физкультуре, Эмми, — бросает Шамуэй, прежде чем уйти. Через пару мгновений Хаймор следует примеру девушки, только уже потому, что ему необходимо зайти в библиотеку перед началом урока.И остались мы с Эммануэль одни. Как это было всегда.Как мы оба привыкли.Наконец спокойно проглатываю картофель, ощущая жжение где-то во лбу от пристального взгляда сестры. — Ты молодец просто, — молвит с сарказмом. — Доволен? Что между вами произошло, что вы так друг с другом разговариваете?— Да ничего. На вечеринке у Стоув в лифте вместе застряли. Разговор не задался, вот она и мысленно сажает меня на кол. — Зря ты с ней так, Дилан, — Эмми отставляет в сторону тарелку. — Билли кажется хорошей.Кажется.Моя сестра считает ее нормальной.Она... Она хочет с ней общаться. Это только мне не нужно общение ни с кем другим. Мне хватает Эммануэль. Мне хватает "разговоров" с клиентами. — Ты доел? — спрашивает немного холодно, и я киваю головой. — Хорошо, — отбирает у меня тарелку с картофелем, по-прежнему не отрывая от меня глаза. ***От лица Эммануэль.Я люблю Дилана, но порой он слишком сильно обо мне беспокоится. Я не хрустальная. Не такая хрупкая, какой кажусь. Хотя все вокруг считают иначе."Ой, Эмми, а тебе ходить-то в школу можно?" Хожу. Учусь. Контрольные пишу. Я нормальная. Нормальная ученица, школьница. Нормальный человек, у которого просто проблемы с дыхательной системой. Почему о том же не спрашивают людей, которые передвигаются с помощью костылей? "Ой, Эмми, мне тебя так жаль!"А мне не нужна жалость. Жалость уж точно не подарит мне новые легкие или не излечит от моей болезни. Я не люблю людей, которые жалеют меня. Которые относятся ко мне иначе лишь потому, что я больна. Да, я больна. Просто нужно принять это как факт."Ой, Эмми, не напрягайся, тебе этого нельзя".Я знаю, что мне можно, а чего нельзя. Но физкультура, увы, не входит в раздел "разрешено к применению". Меня одолевает жесткая одышка уже на пятидесятом метре бега. Легкие словно огнем внутри пылают, а неприятный вкус мокроты скапливается где-то в гландах. Учитель не позволяет мне принимать участие в уроке, засчитывая мне всю сдачу нормативов лишь за присутствие. Мой персональный урок физкультуры состоит в том, что я сижу в форме на скамейке запасных и молча наблюдаю за игрой. Волейбольная сетка растянута практически на весь спортзал, разделяя его на две половины. Мои одноклассницы поделились на две команды по семь человек и по свистку учителя принялись играть. Чье-то громкое "дай мне пас" врезается в уши, выделяясь как-то особо среди общего шума. Я внимательно отслеживаю передачу мяча Бьянки Ванессе, и девушка с темными волосами, подвязанными в хвост, перебрасывает мяч через сетку, едва ли не выигрывая для своей команды очко, если бы не Билли, которая вовремя отбивает мяч. Ванесса Грейвз одаривает Билли ненавистым взглядом, втягивая щеки, отчего проступают острые скулы, на одной из которых все еще красуется синяк. Счет, конечно, совсем не равный, команда Линдси и Ванессы выигрывает. И все же Шамуэй в одиночку составляет им конкуренцию. Билли проходит с мячом в руках в конец зала, занимая место, чтобы подать. Подбрасывает мяч вверх, а затем всей шириной раскрытой ладони бьет по поверхности мяча, подавая. Девушка переминается с ноги на ноги, делает шаг вперед, а потом еще один. Принимает открытую позицию, расслабив колени и немного согнув их. Заключает пальцы в замок и выпрямляет руки, разгибая локти и внимательно отслеживая передвижение мяча. Я же просто сижу на скамейке, подложив ладони практически под ноги. Едва ли мотыляю кедами, рассматривая белоснежные шнурки. И дышу. Не слишком глубоко, потому что глубокий вдох вызывает кашель. Все говорят, что я не смогу, что я не способна... А мне бы так хотелось тоже поиграть... Так хотелось бы быть частью команды, частью чего-то большего. Не в этой жизни, Эммануэль. Дилан с тебя шкуру спустит, если ты хоть как-то навредишь себе. Не думаешь о себе, подумай о нем. Подумай, как сильно его сердце будет выламывать ему грудную клетку. Он и так переживает из-за каждого твоего откашливания. Думает, однажды ты выхаркаешь себе все легкие к чертям собачьим. Однажды мне даже кислородные баллоны не помогут, чтобы дышать, потому что и дышать я однажды не смогу. А мне бы так хотелось учиться наравне со всеми, так же подавать мяч, так же его отбивать. Или просто бежать. Бежать вперед, куда-то, куда глаза глядят. Бежать изо всех сил, чтобы аж в боку больно было, но дышать при этом полной грудью, всей полнотой легких. Я никогда не знала, каково это. И не узнаю...— Урок окончен, дамы! — свисток учителя заставляет девчонок расслабиться и с облегчением вздохнуть. Конечно, очки команд так и не сравнялись, но, благодаря Билли, результат у ее команды оказался не таким уж и плохим. — А теперь в душ. И не вздумайте игнорировать этот пункт, вы все вспотели, а на улице не лето. Никому не нужно ваше воспаление легких. Так что будьте добры.Хватаюсь за ручку металлического кислородного баллона, поднимаясь на ноги. Все направляются в душевую, а я же одиноко бреду в раздевалку. Вынимаю трубочки из носа, аккуратно отставляя баллон ближе к своему шкафчику. Дыши, Эммануэль. Ты умеешь дышать. Снимаю футболку, спешно набрасывая на худые плечи рубашку. Тонкие пальцы разбираются с десятком мелких жемчужных пуговиц, застегивая их. Каждый вдох без кислородных трубочек дается мне на йоту трудней предыдущего. Развязываю шнуровку спортивных штанов на бедрах. Ноги у меня тоже худые. Снова теряю вес. Благо, уже не пухлый и уродливый пупс, с которым не то что знакомиться, так и разговаривать даже не станут. Беру в руки джинсы, вдевая одну ногу в штанину, затем во вторую. Поворачиваю голову ко входу в раздевалку, потому что четыре мои одноклассницы возвращаются из душевой, сжимая в руках полотенца. Линдси отчего-то звонко смеется, а Ванесса что-то продолжает ей грузить. — Ненавижу эту Шамуэй. Ну и выскочка, — процеживает сквозь зубы Грейвз. — Тебя просто раздражает тот факт, что в сумме она принесла своей команде больше очков, чем ты, — вроде бы как слова Стоув звучат в сторону защиты Билли, но по тону ее голоса можно сказать совсем иное. Грейвз молчаливо поджимает губы.— Билли нужно заниматься спортом чаще, посоветую-ка я ей один фитнесс-клуб, — наигранная забота в голосе Стоув начинает меня бесить. "Святая" Линдси. "Заботливая" и "сочувствующая" Линдси. А как по мне она всем лжет. Как ей еще от самой себя не противно? — Зачем? — Я ее поддеваю насчет ее веса. Ей нужно меньше есть, а то, в будущем ее ожидает участь Роуз МакГинез или нашего школьного Гаргантюа. Ванесса издает смешок на слова подруги, а я тихо фыркаю, натягивая на себя джемпер. Грейвз подходит к шкафчику, на петельке которого висят джинсы. Но девушка не спешит их снимать, заприметив точно такие же через несколько шкафчиков от ее. — Чьи то джинсы? — Ванесса снимает свой свитер, спрашивая у Стоув.— Билли, кажется, — отвечает блондинка, распуская копну волнистых светлых волос. — Да ну? — как-то слишком цинично бросает Грейвз. Девушка хмурится, прикусывая нижнюю губу, складывает руки на груди, словно обдумывает только пришедшую в голову идею. — Ты говоришь, что ей нужно меньше есть, Линдси? А я думаю, что ей нужна мотивация, — Ванесса снимает с вешалки свои джинсы, а затем подходит к вещам Шамуэй, заменяя ее джинсы на свои. Они абсолютно одинаковые, даже фирма та же. А вот размер... — Что вы?.. — слетает с моих губ. Видимо, слишком тихо, чтобы вообще кто-либо еще услышал, да и смех, разливающийся по помещению вязким раздражением, делает это невозможным. В раздевалку из душевой заходят другие девчонки. Билли прижимает к себе полотенце, кончики ее темных волос намокли от воды. Я внимательно слежу за ее движениями, резко осознав, что я не могу проронить ни слова, да и мне не хватает воздуха. Спешно вставляю трубочки в нос, заводя их за уши и делаю судорожный вдох, который вызывает у меня кашель, который я отчаянно пытаюсь подавить. Шамуэй расправляет свитер, оттягивая его ткань вниз. Переминается с ноги на ногу, становится на носочки, сняв с себя спортивные серые штаны. Линси и Ванессе захотелось подшутить над Билли. Ничего ей не нужно меньше есть. Она выглядит куда лучше меня, не такая хомякоподобная, хоть я и сбросила весьма прилично, что мистер Андерсен теперь говорит мне больше кушать. Но все же...Черт, мерзкий кашель рвет наждаком горло, закрываю рот ладошкой стараясь кашлять как можно тише.Билли снимает джинсы с вешалки, принимаясь их на себя надевать. Девушка обнаруживает, что с трудом может натянуть их на бедра, и ее глаза расширяются от неожиданно накатившего страха. — Билли! — Ванесса в восторге бьет ребром ладони по металлической дверце шкафчика. — Кажется, физкультура не идет тебе на пользу, дорогая. Ты так поправилась, — а сколько горечи в этих словах. Ей смешно. Ей до чертиков смешно. Ее сейчас согнет втрое от смеха. А Шамуэй отчаянно втягивает в себя живот, пытаясь застегнуть пуговицу.— Я не... — слетает с уст Билли. — Я не понимаю, я же ничего такого не ела...Линдси подходит к ней, "заботливо" берет ее за плечи, улыбаясь, а все остальные одноклассницы хихикают и смеются. А я ничего сказать не могу из-за долбаного кашля, который лишь усиливается, сильнее удушая горло.— Билли, милая, — от слащавости в голосе Стоув у меня начинается рвотный позыв, а девушка, на чьих плечах лежат руки Линдси, поднимает на блондинку испуганный взгляд, — кажется, ты меня ослушалась и все-таки ела сладкое, из-за чего начинаешь плыть. Если это наследственное, то с этим уже ничего не поделаешь, тебя будет все разносить и разносить, и разносить. И ты превратишься в Юпитер. Знаешь, есть один метод...Ванесса демонстрирует два пальца в рот, имитируя рвотный позыв, и девочки в раздевалке начинают смеяться только громче.— Раз ты уже в собственные джинсы не влазишь, бедняжка, боюсь, самое время начать что-то делать уже прямо сейчас. Я ведь видела, как ты в столовой наминала обед. Мне бы той порции, которую ты взяла, хватило бы на весь день, — кажется, Линдси вошла во вкус, и каждая сказанная ею фраза становится все изощренней и изощренней. Билли бледнеет. А мой кашель наконец вырывается наружу, привлекая внимание. Улыбка на лицах Линдси и Ванессы, да и всех в общем сходит практически на нет. Я не... Я не могу дышать. Судорожный вдох больше напоминает втягивание металлических опилок в легкие, а грудная клетка становится тяжелой, словно ее забетонировали. — Эмми? — слух цепляет голос Шамуэй. — Эмми, все в порядке?Подхватываю баллон, спеша добраться скорее до туалета. Пол скользкий, плитка на полу мокрая. Зеркала над умывальниками запотели. Я закрываюсь в одной из туалетных кабинок, отчаянно пытаясь отыскать ингалятор в кармане куртки. — Эмми? — Билли врывается в помещение за мной и легко находит нужную кабинку по моему кашлю. Она дергает ручку, но дверь заперта изнутри. — Прошу тебя, Эмми, скажи мне, что я должна сделать? Мне позвонить Дилану? — ее голос дрожит от самой настоящей и неподдельной тревоги. А звонить не за чем, Дилан в соседней раздевалке. Да и это всего лишь приступ. Пройдет. — Прошу тебя, — она вновь дергает ручку, стуча открытой ладонью по поверхности двери, — впусти меня!— Нет... — хриплю, едва выдавливая из себя. — Н-не звони ему... — заикаюсь. Но уже слышу ее удаляющиеся шаги. Наконец извлекаю из кармана ингалятор, зажимая "горлышко" губами, и жму на дозатор, тут же жадно втягивая в себя горькую жидкость, от которой желудок сводит, но дышать становится легче.Дыши.Ты должна.Дыши.Ты обязана.Дыши.Все будет хорошо, помни.Дыши.Легче, тише.Дыши.Вдыхай воздух, Эммануэль.Дыши.Вспомни тепло Дилановых рук, которого тебе сейчас не хватает.Дыши.Просто вдох и выдох, Эммануэль.Дыши.Вот так, вот так, умница.Откидываю голову назад, упираясь затылком в стенку. Дышу часто и обрывисто, стараясь восстановить дыхание. С уголков губ на пол капает скопившаяся во рту жидкость, и я вдруг ловлю себя на мысли, как отвратительно это выглядит со стороны. Еще хуже я выгляжу тогда, когда мне вставляют в гортань трубку, чтобы откачивать слизь из легких. Я себя со стороны не вижу, но знаю, как это, должно быть, мерзко, как Дилан выдерживает все это и ни разу не отворачивается, и ни разу не морщится от отвращения, а только сильнее сжимает мою руку, когда я пачкаю больничную рубашку собственными слюнями, словно мне меньше года. Плакать хочется, но я подавляю слезы. Ты терпела это раньше, так почему тебя это достало сейчас, Эммануэль?— Эмми? — Дилан. Он здесь... Он пришел... Мне необходим он рядом. Мне нужны его теплые руки. Нужна его вера, его поддержка. — Эмми, открой мне, прошу.И я открываю. Я уже в порядке, сердце перестало отбивать от ребер чечетку, кашель больше не рвет наждаком горло, словно легкие нашпигованы битым стеклом. Билли стоит рядом с Диланом, все еще в незастегнутых джинсах, все еще трясущаяся от страха за меня. — Дилан... — мои руки тянутся к брату раньше, чем слова слетают с уст. Теплый. Родной. Любимый. Мой. Единственный. Единственный для меня на свете. Все в моей жизни. Прижимает меня к себе крепко, но вместе с тем очень бережно. Зарываюсь носом в его шею, роняя тяжкий вздох, он же кладет свою широкую ладонь мне на спину, немного растирая (от этого мне всегда становилось легче), а второй зарывается в мои густые и спутанные волосы на затылке. — Все хорошо, родная, — шепчет одними лишь губами, целуя меня в висок. — Все хорошо, я рядом...— Дилан, тебе нужно отвезти ее в больницу, — Билли немного неловко переминается с ноги на ногу, оттягивает вниз свитер, заключая пальцы в замок. — У нас ведь сегодня отработка в библиотеке, — он немного напрягается, и, кажется, прищуривается. — Пайк не позволит слинять. — Да наплевать на ту отработку наказания. Эмми куда важнее, — Шамуэй складывает руки на груди. — Иди, Дилан, я тебя прикрою. — Ладно, — наконец вздыхает брат, бережно беря меня за локоть. Билли еще какое-то время стоит в уборной, когда мы с Диланом выходим из помещения. Не верится, что после того, что между ними произошло в столовой, Билли сказала ему такое. Это еще раз доказывает, что я не ошибалась на ее счет. Она хорошая. Она очень хорошая. Мне бы хотелось иметь такого друга, как она... Мне бы хотелось, чтобы они с Диланом перестали друг друга ненавидеть. ***От лица Дилана.Она впивается короткими ноготками в кожу моей ладони, и все во мне снова напрягается, стоит ей кашлять. Надрывно, тяжко. Тише, милая. Тише, родная, я рядом, здесь, с тобой. Как всегда держу тебя за руку, как всегда желаю, чтобы все твои проблемы перешли ко мне. Мне бы так хотелось, чтобы ты жила нормально, а на себя мне плевать, для меня всегда главной была ты. Все в моей жизни, самый близкий мне человек. С некоторых пор Эмми начинает меня стесняться, думает, что смотреть на нее такую вызывает во мне отвращение. Она вся зеленая, бледная, лоб покрылся испариной из-за чего темные волоски прилипли к коже. Из ее горла вынимают трубку, откачивающую из легких лишнюю жидкость, и Эммануэль всхлипывает, пытается отвернуться куда-то в сторону, чтобы я только не смотрел на то, как ее слюна стекает по ее подбородку, образуя пятно на голубой в мелкий цветочек больничной рубашке. Доктор Андерсен просит ее приложить все усилия, и девушка старается кашлять сильнее. Костяшки моих рук белеют от ее сильного сжатия, но она упорно следует инструкции врача, хмуро следит за тем, как доктор Андерсен вынимает трубку из ее рта. "А теперь дыши, — он касается ее плеча пальцами, и Эмми делает судорожный, но облегченный вдох. — Дыши, Эммануэль". Умница моя. Хорошая моя. Подношу костяшки ее пальцев к своим губам, целуя их, и Эмми слабо улыбается. Усталость делает ее улыбку едва различимой, бесцветной, но она делает уверенные вдохи всей полнотой легких, не используя трубочки. После очистки легких от жидкости возможность Эммануэль спокойно дышать длится буквально несколько часов. Она всегда шутит, говоря, что в такие моменты ощущает себя нормальной, здоровой, по-настоящему живой. — Она у тебя настоящий боец, Дилан, — с улыбкой обращается врач, гладя мою сестру по голове. — Думаю, она заслужила отдых на несколько часов, как считаешь?— Безусловно, — коротко отвечаю, отрешенно качая головой. Эмми не хочет отпускать мою руку, когда я пытаюсь встать, мне и самому не хочется выходить из палаты, но ей действительно нужен отдых. Она его заслужила, малышка моя. Мой воин. Я восхищаюсь ею. Я восхищаюсь ее выносливостью, надеясь, что мое присутствие хоть как-то влияет на нее. Она считает меня хорошим. Она считает меня честным и самым лучшим человеком на свете. Но я ведь не такой. Она ведь не знает, что я делаю, чем занимаюсь. Я не такой "правильный" и "честный". Я не такой "хороший" и "лучший". Я не Билли. Билли. Воспоминание впивается в осознание острым осколком. То, как мы общались с ней сегодня в столовой, и то, как она ворвалась в мужскую раздевалку. Я даже футболку натянуть не успел. Она просто оказалась рядом, а от ее злости на меня не осталось и следа. Лишь дрожь, которая овладела ее голосом и заставляла руки трястись. Почему-то сейчас вспоминаются различные детали, которые в тот момент я не принимал во внимание. Ее гель для душа пахнул белым шоколадом и бананами, кончики волос были мокрыми после душа. Свитер был подсмыкнут вверх, не скрывая тот факт, что она вломилась в раздевалку в расстегнутых джинсах, полностью облегающих ее тело. В тот момент, помнится, кто-то присвистнул, оценивая ее зад, что Шамуэй благополучно проигнорировала. То, что она сказала о Эмми, разрушило и во мне всю неприязнь к ней. А после она сказала такое, чего я не ожидал, чего обычно не делают чужие люди для чужих людей. Она сказала, что прикроет меня перед Пайком, лишь бы только с Эммануэль все было хорошо. Она поставила ее безопасность превыше всего, хотя вовсе не должна была. Моя сестра ей никто. Мы с Эмми никто для нее. Она никто для нас. "Билли кажется хорошей"... — Дилан, можно тебя на минутку? — врач аккуратно одергивает меня, кладя свою ладонь на мое плечо. — Конечно, — тихо и спокойно отвечаю, поджимая губы. Эмми утирает рот тыльной стороной ладони, улыбаясь, когда я наклоняюсь к ней, оставляя поцелуй на ее холодном лбу. Она выпускает мою руку, а затем провожает взглядом нас с доктором, когда мы выходим из ее палаты. Дверь закрывается, и Эммануэль наконец-то закрывает глаза, наслаждаясь способностью дышать нормально, как "нормальные" люди. — Прежде всего, хочу сказать, что Эмми молодец, Дилан, — доктор хлопает меня по плечу, и я молчаливо поджимаю губы. — Для нее очень много значит твоя поддержка. Ей словно намного легче, когда ты рядом.— Я никуда и не уйду.— Я и не сомневаюсь, — мужчина усмехается. — За всю мою практику я еще ни разу не видел подобного. Видел поддержку больных со стороны близких, но чтобы настолько сильную... Ладно. Я хотел с тобой поговорить насчет ее состояния, Дилан. Ты знаешь, я всегда буду помогать вам, чем только смогу.— Спасибо вам за это, доктор Андерсен.— Но однажды даже и я не смогу помочь. Ей необходима операция по пересадке легких, ты знаешь. Да, велики риски того, что ее организм может отторгать новые легкие, или что-то пойдет не так. — Но Эммануэль стоит не первой в списке на пересадку, — хмурюсь, выпаливая.— Поэтому нам остается надеяться на лучшее, Дилан. Эмми сильная. На самом деле она и сама не знает, насколько она сильная. Хорошо, что у нее есть ты. Но, может быть, Эмми хотела бы, чтобы и ее мама была частью ее жизни?Рене? Пф! Та, что решила нас бросить?Ну-ну.— Сомневаюсь, что Рене сама хочет этого. — Или ты можешь не позволять.Ну конечно же я не позволяю. Она уже достаточно причинила нам. Родила на свою голову больную девчонку и пацана-шлюху. Эмми винит себя в том, что она бросила нас, ее ладно, но меня... А ведь я любил ее... Я виню Рене в том, кем мне пришлось стать. Мам, твой сын работает эскортом, знаешь? Твой сын таким образом зарабатывает деньги на лекарства твоей больной дочери. Ты одобряешь это? Одобряешь то, какой он у тебя потасканный? Конечно же я против! Она достаточно всего сделала. И если присланные раз в месяц чеки на оплату коммунальных услуг освобождают ее от угрызений совести, то пожалуйста. — Ладно, Дилан. Тебе, кстати, тоже не мешало бы отдохнуть, ты бледный какой-то. Хорошо себя чувствуешь? — в его голосе слышится искренняя забота. Пожалуй, мистер Андерсен один из тех немногих людей, кто заботился о нас с Эмми практически с самого нашего рождения, как только заболела Эм. — Я в порядке, просто плохо ночью спал... — невнятно мямлю, разминая уставшую шею.— В таком случае, ложись пораньше и не выматывай себя, Дилан, — о да, с моей работой только спать и буду. — И не беспокойся об Эммануэль, она у тебя крепкий орешек, — напоследок еще раз хлопает меня по плечу, на что я согласно киваю головой, а затем принимается направляться вдоль коридора, перекладывая из рук в руки медицинскую карточку. Тяжко, но тихо вздыхаю, поворачиваясь лицом к двери палаты Эм, через стекло разглядывая то, как она спит. Моя сестра удобнее подбивает рукой подушку, сонно прижимая к себе коленки, и уголки моих губ растягиваются в едва различимой улыбке.Тише, Дилан. Она дышит.Она с тобой.Она тебя не оставляет, как и ты ее. Я знаю, что однажды ей понадобится операция, и это далеко не дешевая процедура. Когда это случится, мне нужно быть к этому финансово готовым. Нужны деньги. Шмыгаю носом, утирая его кончик тыльной стороной ладони. Нужно много денег на операцию. Эмми останется со мной навечно. Даже если для ее жизни мне придется отдать собственные легкие. Черт. Я не думал, что докачусь до такого. Что приму условия Линдси. Она обещала платить за предоставленные мной услуги. Она обещала, что мне будет это выгодно. Жмурю веки, взвешивая все. Нет, ты просто в край крышей поехал, Дилан, чтобы соглашаться. Подумай. Подумай хорошенько. Все еще согласен? Подумай еще раз. А если тебе по голове огреть, ты передумаешь? Хах, как будто у меня есть выбор... Че-е-е-ерт, не делай этого. Зачем ты достаешь телефон из кармана? Зачем хочешь начать то, из чего тебе "сухим" уже не выйти? А хотя я и так уже весь замаранный. Еще в тот раз. Еще в тот самый ебаный раз, когда Линдси Стоув ожидала меня в номере мотеля, после чего я ее трахнул так, что она не смогла об этом забыть. Блять. Набираю ее номер, и долбаные гудки рвут мне барабанные перепонки. Я закрываю рот ладонью, роняя вздох. Это ради тебя, Эмми. Все, что я когда-либо делал, было ради тебя. "Дилан? — наконец Стоув поднимает трубку, зовя меня по имени несколько удивленно. — Я знала, что ты позвонишь мне".Так предсказуемо?— Я согласен на твои условия, Линдси. Мне нужны деньги, — молвлю тихо, словно рядом со мной кто-то стоит. "Я знаю, милый. Поэтому и предложила свою помощь".Помощь? Помощь, блять? Да это же шантаж!— Где и когда мы можем встретиться? "Как насчет сегодня в восемь, Дилан?" — ты, правда, на это подписываешься, О’Брайен? — Идет, — процеживаю коротко. — Где? — видимо, да, подписываешься. "Как всегда, в нашем с тобой номере, сладкий, в том же мотеле". ______________*Давай сядем за другой столик, Эммануэль (исп.)**Эта девушка сумасшедшая (исп.)***Придурок (исп.)