6. (1/1)

И однажды четыре разные дороги пересеклись...***(Писалось под: Robyn– Call Your Girlfriend (Sultan & Ned Shepard Remix Club))От лица Фредди.Я не горел особым желанием сюда идти. Условия, на которых Линдси Стоув меня пригласила на вечеринку, были довольно странными. Мне нужно было оставить свою "странность" дома, снять это ужасное пальто, одолженное у Слендера, и постараться быть хоть немного не таким, как она выразилась, "куском говна". Да, Фредди. Это про тебя. Выглядишь, как дерьмо, вся твоя жизнь — дерьмо. Ты просто специалист по части жизненных экскрементов, да. Но домой возвращаться этим вечером мне не хотелось еще сильнее. И потому я здесь, унылое говнецо, робко сжимающее пальцами какую-то жидкость в пластиковом стакане. С виду похож на пунш, по ощущения во рту — словно сладковатый огонь жрешь. Сделав пару глотков, я уже ощущаю едва уловимое покалывание в кончиках пальцев, а еще недовольное урчание желудка, не приученного к алкоголю. Мозгами я как всегда не здесь, пропускаю мимо ушей болтовню вусмерть пьяной девчонки из параллели, которая что-то втирает мне про важность быть классным, про то, как она со своим бывшим ездила в Нью-Йорк. Мне просто пиздец, как интересно слушать ее пьяный бред. Хватит ругаться, Фредди. Ты не такой. Оставь всю эту грязную ругань кому-нибудь по типу Эрика и его дружков. У тебя своя лексика. Вежливая, правильная, чистая. В глазах рябит от света неоновых лампочек, я прищуриваюсь, хмыкая. Упираюсь плечом в гладь стенки, наблюдая за забавной имитацией веселья в обширном лофте Линдси Стоув. И музыка давит на барабанные перепонки, мешает думать. Хотя, скорее, это мои собственные мысли мешают мне в кои-то веки расслабиться. Они все шумят под тяжестью черепной коробки, все не смолкают. Все гудят и роятся."Кожа отдавалась вибрацией громкого звука, сковывающего пространство. В помещении было немного трудно дышать, здесь так людно, словно все пришли на концерт какой-нибудь рок-звезды. Я тихо стоял в стороне — как, в общем, и всегда, — сжимая стакан чего-то жидкого и обжигающего. Пищевод жжгло. А еще коленки слегка подкашивались, но разум был чист, двумя глотками этой дряни, чем бы она ни была, меня не напоить, но это вполне вероятно", — не могу ничего поделать, мысли сами продолжают рассказ. Печальную историю жизни одного ушмарка, который однажды поверил, что из него что-то выйдет. Жаль, под рукой нет бумаги и ручки. Я бы записал. Я бы записал все, что думаю. Наверное, мне стало бы от этого немного легче.— ...ты был ко-о-огда-нибудь в К-Китае? — пьяная девушка заикается, произнести что-либо становится для нее камнем преткновения. Она едва держит в ладони вновь полный стакан, вторую руку кладет мне на плечо, чтобы удержать равновесие и не упасть на пол, свалившись с заплетающихся ног, потому что подняться обратно — будет для нее новым, непреодолимым испытанием, лучше уже будет ползать на коленях и локтях. — Конечно, — я даже на нее не смотрю. — Каждый день туда езжу, — отвечаю и подношу жгучую дрянь к губам. Хмурюсь, когда от горечи немеет язык и небо. "Еще один глоток — еще одно подтверждение того, насколько я был жалким. Насколько я был беспомощным. Вместо того, чтобы встретиться со своими проблемами лицом к лицу, вернуться домой, повздорить с родителями, я стыдливо прятался здесь, в месте, где мне дико не хотелось быть. Я чувствовал себя чужим. Я чувствовал себя ненужным. Никто здесь меня не понимал, в прочем, как и всегда".Ненужный.Ненужный Фредди.Неприятный звук и запах врезаются через несколько мгновений. Ладно звук, его практически заглушает громкий бит, от которого кости гудят под кожей. Но запах... Девушку, спрашивающую меня про Китай, жестко вытошнило на пол, на собственные волосы и кеды.Красота просто, Фредди. Опиши это. Опиши то, как твой собственный желудок норовил эвакуироваться на пол, но ты смачно сглотнул и отвел взгляд. И вообще ушел. Подальше.Продвигаюсь к центру лофта, чувствую толчок в плечо. Оглядываюсь, замечая Эрика Картера в одном из углов помещения. Он что-то жарко шепчет на ухо Ванессе, но не касается, но не целует. Это его правило, физически он не изменяет Стоув. В мыслях и на словах он, наверное, уже поимел чуть ли не каждую. Фыркаю, отведя взгляд. Заметь он меня в толпе — явно бы подошел. Явно бы раскрасил этот и без того "великолепный" вечер настолько яркими красками, чтобы они буквально разъедали глаза. Продвигаюсь дальше, едва ли не расплескивая содержимое стаканчика. Ну да насрать в общем. Поджимаю губы, пытаясь рассмотреть в лицах присутствующих хоть одно знакомое. Ослепляющий свет софитов несколько усложняет эту задачу. Раз так в двадцать. Кто-то наступает мне на ногу. Первая мысль — нахамить. Глаза, блять, на затылке. Но, поняв, что девушку по имени Билли на меня попросту толкнули, я даже начинаю улыбаться.— Прости! — она молвит достаточно громко, чтобы перекричать музыку и сделать свои слова слышимыми. — Все хорошо! — отвечаю в тон, улыбаясь, и уголки губ Шамуэй немного растягиваются. Девушка сжимает в пальцах стаканчик с идентичной дрянью, что и у меня. Она смотрит куда-то сквозь своих одноклассников и остальных школьников, свет софитов отбивается от зеленой радужки ее глаз, наполняя ее холодным металлом с оттенком синевы. — Не думал, что ты придешь! — чуть наклоняюсь к ее уху, не сильно хочется рвать горло.— Я и не планировала, — становится на носочки, поднимая на меня взгляд. Ловлю себя на мысли, что ее распущенные темные волосы пахнут лесным орехом и шоколадом. Не сказал бы, что девушка чувствует себя смущенно здесь. Не в своей тарелке? Чуждо? Да, но робости в ней нет, наоборот какая-то уверенность. — Я тоже!На какое-то мгновение наши взгляды пересекаются, и я улавливаю какую-то установленную дружескую связь. Наверное, Билли была на этой вечеринке единственной нормальной и вменяемой из всех. Ну или таким же конченым и отбитым отбросом, как и я. Отходим чуть подальше от эпицентра. Здесь невыносимо жарко, кожа покрывается мелким бисером пота. Билли подносит к губам стаканчик, делает глоток, щурясь, кажется, ругается себе под нос, затем откидывает темные волосы с плеча на спину. — Кстати, — вновь наклоняюсь ближе к ней, чтобы она смогла меня отчетливее слышать, — то, что тогда, в школе сказал Эрик насчет того, что я пишу... Ты не подумай ничего дурного, это просто... — роняю вздох, но Билли переводит на меня взгляд, кажется, поняв меня с полуслова:— Все порядке! Это здорово, что ты пишешь книгу.Кажется, Билли хочет сказать что-то еще, но запинается в тот самый момент, когда ее берут за руку. Девушка немного вздрагивает от неожиданности, но тут же приходит в норму, слегка напрягаясь, когда понимает, что ее вытащил из нашего диалога именно Эрик Картер. — Билли Джин! — по голосу он уже слегка пьяный. — Пойдем, я налью тебе чего-нибудь, — он только крепче, но не слишком сильно, сжимает ее руку, напрочь игнорируя тот факт, что она уже держит стаканчик с пуншем в другой руке.— Мы тут разговаривали, Эрик, — Господи, блять, да закройся, Фредди. Или то, что началось в классе химии, продолжится здесь, Хаймор. — О, да, Пришелец? — к счастью, тон его голоса говорит о том, что он не намерен сейчас привлекать к себе внимание нашей стычкой. Кажется, он достаточно пьян, чтобы воспринимать мою серьезность за шутку. Ну, урод. — Прости, но хватит мне портить Билли своими изречениями на инопланетянском, — тянет Шамуэй за собой. — Так что сдрыснись куда-нибудь подальше с глаз моих, будь добр, — отступает на шаг и Билли вместе с ним. По выражению ее лица видно, что ей жаль, что ей дико не хочется становиться причиной конфликта, а так, как она уже знакома с нравом Эрика... Ей придется пойти с ним. — Нечего тебе общаться с Пришельцем, Билли Джин, глазом моргнуть не успеешь, он тебя заберет на какие-то опыты, — обращается к девушке, и я издаю смешок, пораженно качая головой.Как же он извращает мою сущность, ну.Писатель — Пришелец.Мои слова — это все равно что китайский язык, инопланетянский, блять. П р е в о с х о д н о."Я кожей чувствовал каждую букву этого повешенного на меня ярлыка. Каждая из них словно тату, словно и впрямь на всю жизнь, моя участь быть непонятым. Неуслышанным. Чужим. Отстраненным. Замкнутым. Лишним. Ненужным. Моя судьба. Моя жизнь. Каждое слово врезалось куда-то между ребер, вставлялось ножом в спину. Эрик Картер усмехался, уводил Билли Шамуэй куда-то в глубь толпы. Я более, чем уверен, что она могла бы ему возразить, могла бы отказаться, но вместо этого она пошла за ним. Не по своей воле, конечно. Она просто не захотела создавать конфликт..."— Потрясающе, — процеживаю безэмоционально, одним глотком допивая содержимое стаканчика. Жмурюсь от горечи, ощущая отнюдь не самое приятное на свете ощущение жжения в желудке. А с каждым новым глотком эта херь, подлитая в пунш, становится все интересней. Собственно, как и этот проклятый вечер. Душно, мне практически нечем дышать. Нужен воздух. Нужен кислород.Нужно выпустить наружу все мысли, потому что в голове их слишком много. Развод родителей, социальное положение в иерархии класса, никудышное общение с кем-либо. Ты невыносимо жалок, Альфред. Как тебя еще не стошнило от собственной жалости? Только и можешь, что писать. Только и можешь, что думать. Мечтатель. Все твои мечты рассыплются на тысячи осколков в твоих руках. Сядь и просто молча за этим наблюдай.***От лица Билли. Издаю всхлип. Нет, не от того, что Эрик сжимает мою кисть, целенаправленно ведя меня к барной стойке. Все еще смотрю на танцующих одноклассников, за которыми постепенно скрывается пшеничная макушка Фредди Хаймора. Оставаться наедине с Эриком мне как-то не сильно по кайфу. С алкоголем я никогда не была особо дружна, а вливать его в себя литрами, да еще и на голодный желудок — не самая правильная вещь. Чувствую урчание от голода, кит исполняет ребрам серенаду, признается всем моим органам в любви. Поковыряв вилкой яблоки в пироге, испеченном Джо, я к нему толком так и не притронулась. Все смотрю на школьников, уже не замечая среди них Фредди, но в тайне надеясь, что сейчас он все-таки появится и спасет ситуацию. Хаймор собеседник куда приятней Эрика. Уже хотя бы одним тем, что Фредди не обмолвился ни одним оскорбительным словом о Джорджии. Останавливаемся у барной стойки. Я отворачиваюсь от Эрика, пока он наливает себе пиво в стаканчик. От яркого света немного болят глаза, от громкости музыки все внутри отдается непрекращающейся вибрацией. Нужно было остаться дома. Нужно было остаться вместе с Джо, посмотреть какой-нибудь старый фильм с Джеймсом Дином, посмеяться. Нужно было побыть одной, переварить все сказанное Линдси. Хавьер наоборот считал меня слабой, всегда говорил, что мне нужно больше есть. Видимо, с тех пор я сильно "поплыла", по словам Стоув. Нужно было остаться дома. Ужасная была идея сюда приходить. Но я здесь. Не в том нелепом свитере, который меня полнит. Не с тем неаккуратным хвостиком, что днем. Джо не позволила мне остаться дома, сказала, что я слишком молода, чтобы отсиживаться в четырех стенах, что мне нужно больше гулять, больше общаться, заводить друзей. С этим у меня всегда было туговато. Особенно после Хавьера. Оттягиваю ткань блузки, покачивая головой в такт музыке, которую слышу впервые, и сжимаю пальцами стаканчик, кожей щеки ощущая жжение от взгляда Эрика. Он просто рассматривает меня, задерживает взгляд на моих губах, на тонком слое красной помады, скрывающем ранки. — Расскажи мне о себе, Билли Джин, — он подходит ближе, чуть отклоняет голову вправо, словно что-то оценивает, а я натягиваю на лицо фальшивую улыбку, создавая впечатление, словно мне интересно с ним общаться. — Даже не знаю, что рассказать... — роняю вздох, пожимаю плечами.— Чем ты любишь заниматься? Находясь в детском доме, я любила лишь одну вещь — балет. Балет, с которым завязала, которым больше не увлекаюсь. — Балетом, — отвечаю немного спешно, соломинкой размешивая жидкость в стакане. Поднимаю короткий взгляд на Эрика, тут же отведя его куда-то в сторону своих одноклассников. Переминаюсь с ноги на ногу, тихо вздыхая, краем глаза замечаю, что парень по-прежнему с улыбкой буравит меня взглядом. От этого мне становится немного неуютно, это чувство звеньями сковывает каждую клеточку меня. — Балет? — переспрашивает Картер. — Ух-ты! — восклицает, поднося к губам стаканчик с пивом. — А Линдси не занимается балетом, — понятия не имею, зачем он мне это рассказывает, наверное, пьян так, что слова сами вырываются, правда, он держится на ногах более менее устойчиво, на бок, вроде бы не валится еще, да и речь не слишком медлительная и спутанная. Тогда зачем он это констатирует? Пожимаю плечами, снова отведя от него взгляд. Напрягаюсь, когда он ставит стаканчик на поверхность стола, тянет ко мне свои руки и кладет их на плечи, принимаясь разминать. — Я за километр чую твое напряжение, Шамуэй, — произносит спокойно, несколько лениво, балуясь словами. Уверенно смотрит мне в глаза двумя своими льдинками. Взгляд у него холодный какой-то, прикосновения, хоть и во благо, но какие-то тяжелые, невольно причиняют легкую боль. — Тебе нужно отвлечься, — смотрю на него, не отрываясь, чуть опускаю лицо вниз, но не взгляд. Инстинктивно поджимаю губы, заметив то, как его глаза скользят все ниже. Внутри завязывается неприятный узел, какой-то комок неопределенных, но точно не самых лучших чувств затрудняет дыхание. Наконец делаю тихий вздох облегчения, когда Эрик отпускает мои плечи и берет в руки стакан с пуншем, протягивая мне его. — Давай, выпей еще, Билли Джин.Немного погодя, забираю стаканчик, сжимая его пальцами.— Ты пытаешься меня споить? — издаю смешок, неосознанно крутясь из стороны в сторону.— Что? — он сдвигает брови к переносице, хрипло смеется. — Что заставило тебя так думать? — отступает на крошечный шаг назад. — Конечно нет, — качает головой, отведя взгляд. Эрик Картер прищуривается, прикусывая губу, а затем снова поднимает на меня льдистый взгляд. — Окей, может, немного, — отвечает чуть тише обычного, словно боится, что его услышат. — Все становятся куда интересней, когда пьют.О да, по пьяни, зачастую, совершается большинство неисправимых ошибок.Хотя еще более неисправимыми они становятся тогда, когда совершаешь их осознанно.Знаем. Не раз бывало. Всегда осознанно.Никогда уже не исправить.— Да, и теряют контроль, — слетает с моих уст. Отвожу взгляд в сторону, делая крошечный глоток. Чувствую, как от алкоголя мне не становится хорошо. Наоборот стенки желудка обжигает как-то особенно болезненно. — У тебя есть братья или сестры? — я ценю его желание поддержать диалог, но просто не могу отвечать на все вопросы.Слишком личное. Слишком глубокое.Братья или сестры. Семья. У кого? У меня? Да нет у меня семьи. Никого нет. Я безродная. Меня выбросили на мусорку, как щенка. Тяв-тяв. Нет у меня семьи. Нет у меня ни отца, ни матери, ни сестры. Был брат. Был человек, которого я считала братом, своим лучшим другом. Был тот, за которого я стояла горой. Видимо, слишком зыбкой, чтобы защитить. Слишком слабой. У меня был Хавьер... Теперь у меня есть только Джо. Женщина, приютившая бедную сиротку. Семья.Братья и сестры.Забавно, правда? Девочка, у которой нет нормального имени, которая его не знает. Девочка, которую родили на свет и избавились. Девочка, которая своим рождением поломала кому-то жизнь. Мои настоящие родители даже не пытались меня искать. Родители Хавьера, утратившие родительские права, тоже не пытались с ним связаться после того, как он попал в детский дом. Он не сильно любил рассказывать о них. Его отец часто выпивал, поколачивал мать, нередко и на него поднимал руку. Стандартная классика. Своих родителей он не желал знать, в отличие от меня. Он ненавидел свою фамилию, все бы отдал, чтобы быть таким же, как и я. Безымянным. Но его бы все равно звали Хавьером. Определенным именем. Не то, что меня. Вильгельмина. Эвелин. Уилла. Все вариации. А я так и не знаю правильный вариант. Просто Билли. Просто Безымянная.Братья и сестры.Семья.А мне так хотелось. Я так об этом мечтала. О доме, где тебя будут любить, где по воскресениям пекут блинчики, проводят день вместе. О теплых маминых руках, о заботе. Вместо этого у меня был Хавьер. Даже после того, как меня удочерила Джо. Он всегда был со мной. И все еще. Мой брат. Мой лучший друг. Моя опора. Моя поддержка. — Брат, — шепчу, едва ли не роняя стаканчик, — у меня был брат.Собственный голос слетает на лепет. Ловлю себя на мысли, что взгляд силится рассмотреть блики света на полу, но все размазывается наворачивающимися и пекущими уголки глаз слезами, теряя четкий фокус. Что бы сказал Хавьер, если бы сейчас меня увидел? Он, наверное, выругался бы по-испански, но ему бы понравилось здесь. Он всегда приспосабливался ко всему куда лучше меня. — Прости, — поджимаю губы, одаривая Эрика короткой улыбкой. — Мне нужно идти, — ставлю стаканчик с напитком на столик и принимаюсь стремительно идти вперед, стараясь затеряться в толпе. Кажется, Эрик спрашивает, что он сделал не так, в чем проблема. Ни в чем. Во мне. Это не его вина.Ну вот, Билли, испоганила себе вечер. — ?Maldito sea!* — ругаюсь. Пожалуй, единственное негативное, чему меня научил Хавьер, это ругаться по-испански. Он часто так делал, доставал тем, что я не понимала ни слова. Кончиками пальцев касаюсь уголков глаз, шмыгая носом. Ну, Шамуэй, совсем раскисла. Смотри не расползись мне по лофту обмякшими и рваными кусочками собственной боли.Протискиваюсь к выходу, получая при этом несколько приличных толчков в плечи. Дверь входная не заперта, у ее границ находятся несколько зажимающихся парочек, вызывающих своим видом рвоту. Хмурюсь, пытаясь пролезть под рукой парня, который практически заблокировал собой вход. Ч е р т. Выхожу на лестничную площадку, замирая. На нескольких ступеньках все еще ютятся школьники. Ступеньки подальше — окутаны кромешным мраком. Мне не спуститься по лестнице. Все внутри обрывается, ком застревает в горле. Я ненавижу альтернативный выход, который невольно приходит мне в голову. Я ненавижу лифты и замкнутое пространство как таковое. Но выхода у меня, похоже, нет. Направляюсь в другой конец коридора, замечая перед собой знакомую фигуру. Парень чем-то рассержен, чем-то взвинчен. Трет пальцами уставшее лицо, направляясь к лифту и нажимая у стенки кнопку вызова. Он утирает губы тыльной стороной ладони, как будто его сейчас стошнит. Нетерпеливо и нервно постукивает ступней во время ожидания. Дилан. Дилан О’Брайен. Останавливаюсь в нескольких шагах от его спины, перестаю дышать, молча наблюдая за тем, как он трет костяшки, словно мысленно уже кому-то набивает фейс. Кто-то не на шутку вывел его из себя, кажется. Наконец дверцы лифта открываются, Дилан смело проскальзывает внутрь, я же ощущаю, как ноги вросли в пол. С приоткрытого рта слетает тихий, но тяжкий вздох, и все во мне напрягается. О’Брайен вопросительно и раздраженно кивает головой, безмолвно спрашивая меня, чего я, собственно, стою, как вкопанная. Буквально. На мое молчание он лишь цинично цокает языком, нажимая кончиками пальцев на кнопку закрытия двери. Я собираю всю свою храбрость в кулак, успеваю проскользнуть в кабину лифта до того, как двери плотно сомкнуться. Это всего лишь лифт, Билли. Не та подсобка, в которой тебя закрывали в приюте. Успокойся, это всего лишь лифт. Тем не менее страх не уходит.Он, блять, только сильнее охватывает меня с каждой секундой. Я ненавижу лифты. Ненавижу замкнутые пространства. Мне сразу становится нечем дышать. Ощущение, словно стенки сжимаются, давят на осознание. И страх не уходит. Я словно снова там, заперта в комнате собственных детских страхов, ставших не переживаемой травмой с детства и по сей день.***От лица Эммануэль.Дилан был категорически против. Железное "нет" на все, что касается веселья. Я понимаю. Я понимаю, что он беспокоится, хочет, как лучше. Я понимаю, что мое состояние его до чертиков пугает каждый раз, стоит мне кашлянуть. Он весь на иголках. Весь сам не свой. Но я живу с кистозным фиброзом всю свою жизнь и знаю, что и когда можно. Я живу. Я живая. Я хочу жить, а не существовать в страхе. Немного смущенно оттягиваю подолы платья одной рукой, второй придерживая пластиковую ручку кислородного баллона на колесиках. Как жаль, что я не могу хотя бы день прожить без него. Как жаль, что у меня на него выработалась зависимость. В глазах рябит, музыка слишком шумная, вибрацию баса, кажется, я ощущаю в своих легких, объем которых уменьшается с каждым годом. Перевожу взгляд карих глаз на брата, Дилан не отходит от меня ни на шаг. Его железное "нет" касалось лишь меня; по его словам, тут его ждали какие-то важные дела.Обмениваемся взглядами, понимая друг друга с полуслова. Такие мы, зачастую нам не нужны слова, чтобы понять, нам достаточно лишь взгляда. Проходим вглубь лофта Линдси Стоув. Дилан осматривается, несколько недоверчиво окидывает людей взглядом. Я же следую за ним, таща за собой дурацкий, но жизненно необходимый баллон. Не сказать, что я прямо не могу без него жить. Могу. Просто постепенно буду задыхаться. Просто медленно начну умирать от недостатка кислорода в организме. Меня раздражают трубочки в моем носу. Они отталкивают людей. Они вызывают у них жалость ко мне. Посмотрите, болеющая девушка. Девушка, которой осталось не так много, как нормальному среднестатистическому человеку. Я знаю, меня не станет намного раньше, чем Дилана. Я так боюсь, что тогда он совсем слетит в катушек, сойдет с ума. На данном этапе он даже разговаривать не хочет о тех очевидных временах. Просит меня о них даже не заикаться. Он отчаянно верит, что моя позиция в списке претендентов на пересадку легких возрастет... Так в это верит... И все же меня раздражают эти трубочки, но я их не стыжусь. Людей они отталкивают, создают вид, что я слабая. На меня только дунь — и я с ног свалюсь, ветром унесет.Я не такая слабая, как кажусь.Я куда сильнее, чем все думают. Я — это я. Я не кистозный фиброз.А трубочки и кислородный баллон лишь напоминают мне о каждодневной борьбе за право дышать, за право жить, не оставлять Дилана одного в этом мире, потому что одному ему не справиться. После ухода Рене он все тащит на своей спине. Да, как оказалось, растить больную дочь и бесполезного сына — не такое уж и приятное занятие. — Ты не должен находиться рядом со мной каждую секунду, Дилан, все в порядке! — мне приходится повышать тон голоса, для того чтобы брат смог меня услышать. Улыбаюсь уголками губ, пытаясь его уверить в том, что я в полном порядке. Кажется, в это Дилан не поверит никогда.Иногда его забота даже немного раздражает. Это не контроль, это именно забота. Мне нельзя наслаждаться дождем, потому что велик риск заболеть, что приведет за собой осложнения. Мне нельзя плавать в школьном бассейне, мой риск утонуть выше, чем у всех моих одноклассников вместе взятых. Мне нельзя находиться на уроке химии, источаемые газы раздражают слизистую. Мне нельзя волноваться, я начинаю задыхаться, кашлять, медленно выхаркивать собственные легкие. Мне нельзя... Мне так много чего нельзя. Но если столько запретов, как тогда вообще жить?— Правда, Дилан, не беспокойся, — кладу свою руку брату на плечо. Он напряжен, осторожен. — У меня с собой телефон, не переживай.— Ладно, — наконец молвит, на секунду прикрывая веки. — Стой здесь, я сейчас схожу за напитками, — становится на носочки, пытаясь разглядеть барную стойку из-за макушек присутствующих. — Принесу что-нибудь, только если у Линдси Стоув найдется что-то нормальное, кроме алкоголя, — бросает несколько раздраженно, и я издаю смешок. Смотрю на спину Дилана ровно до того, пока он сам не теряется где-то в толпе. Переминаюсь с ноги на ногу, переведя взгляд с одного угла помещения — на целующиеся парочки — в другой, где несколько наших одноклассников на спор выпивают целую банку пива. Кажется, победит тот, кто выпьет быстрее. Мило. Весело. Не замечаю, как ноги приходят в действие, и я отхожу от той точки, где Дилан попросил меня его подождать. Немного протискиваюсь между танцующими людьми, проходя вглубь, а затем принимаюсь пятиться, понимая, что не в тот угол меня занесло.Здесь накурено. Дым окутывает воздух, режет глазницы. Кучка ребят, рассевшихся на диване, поочередно выкуривают собственноручно скрученный косяк, смеясь. Да здесь просто лакомый кусочек для полиции. Пиво, марихуана. Не удивлюсь, если кто-то здесь снюхивает автомагистрали кокса, "выравнивая" белый и веселый порошок кредитной карточкой, подаренной родителями на шестнадцатилетие. Их мамы и папы, наверное, совсем не подозревают о том, что сейчас их дети могут быть обдолбанными в хлам. Мило. — Эй! — один из сидящих на диване обращает на меня внимание. С доброжелательной улыбкой (думаю, что от эффекта конопли, окутывающей рассудок) подходит ко мне, наблюдая за тем, как я пытаюсь протиснуться обратно в толпу, чтобы скорее найти Дилана. — Я тебя знаю! — он, наверное, и сам в полной мере не осознает, как кричит. Ноа. Кажется, его зовут Ноа. Я помню его чрезвычайную заинтересованность в стадиях созревания урожая лубоволокнистых растений. — Ты же Эммануэль, верно?— Ага, — отвечаю неохотно, переведя на парня взгляд. — Хочешь затянуться косячком? — спрашивает и отводит руку назад, указывая на своих друзей, которые приветливо и слишком весело мне машут рукой. — Мы с ребятами как раз забили новый и свежий, шмаль отменная, отвечаю.Он это серьезно? А кислородный баллон на колесиках ему ни о чем не говорит? А трубочки в моем носу? "Затянуться косячком". Фыркаю:— Если я "затянусь косячком" — я ракетой взлечу на воздух, проломив крышу, — отвечаю серьезно, и мои слова вызывают у Ноа волну смеха.— Ты смешная, Эмми, он отступает на шаг, подносит окурок к губам и делает втяжку, спустя несколько секунд медленно выпуская дым подальше от меня. — Мне это нравится.— А ты обкуренный, — закатываю глаза, констатируя факт. Оглядываюсь, роняя тяжкий вздох. — И мне это НЕ нравится, — бросаю, и мне наконец-то удается протиснуться сквозь толпу обратно, чтобы больше не общаться с обкуренным Ноа. Кажется, он обиженно зовет меня по имени, но втяжка самокрутки вновь заставляет его лицо растечься в блаженной и счастливой улыбке. Треснет весь сейчас. По швам разойдется. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Дилана. Встаю на носочки, но это не помогает. Наконец нащупываю в кармане сотовый, извлекая его. Снимаю блок экрана, принимаясь набирать номер брата. И на седьмой цифре мои пальцы замирают, немного дрожа. Почему я должна дергать Дилана? Сама же сказала, что он не обязан находиться со мной каждые пять минут. Поднимаю взгляд впереди себя, снова блокируя экран. Не-е-ет, пусть развлечется немного. Он заслуживает не думать обо мне хоть пять минут. Он заслуживает личную жизнь. Время на самого себя. Здесь становится довольно душно. Ну или изначально было так, я просто заметила не сразу. Резко накатившее желание выйти на улицу заставляет меня протиснуться к выходу. Покидать здание мне не хочется. Я обещала Дилану, что буду ждать рядом, никуда без него не уйду. А вот подняться на крышу, дверь, ведущая к которой, находится в нескольких шагах, — как по мне не самый ужасный вариант.Поднимаюсь по лестнице, тяжко дыша. Лестница для меня всегда была чем-то вроде испытания. Поднимаюсь медленно, стараясь делать глубокие и умеренные вдохи. Зачастую Дилан поднимает меня на руки, когда мне становится тяжело, и заносит в дом. Этот лестничный пролет я преодолеваю сама и улыбаюсь. Я не такая слабая, как кажусь.Вечер встречает меня приятной прохладой, покалывающей кожу. С крыши дома Линдси Стоув видно город, роящийся тысячами огоньков, пестреющий бижутерией реклам. Я делаю мелкий шаг вперед, а затем замираю, услышав чей-то голос неподалеку:— Почему? Почему ты дал всем все, а на мне поток щедрости вдруг внезапно закоротило? — узнаю голос Фредди, немножечко хриплый, но тем самым различимый среди остальных. — Почему? — судя по тому, что никто ему не отвечает, парень разговаривает сам с собой. Или с кем-то еще. — Хотите счастья? Пожалуйста, держите, — он немного изменяет тон голоса, словно отвечает за кого-то другого, за того, на кого полагается, в кого верят многие. — Хотите славы? Лавры вам! — чуть выглядывая из-за лестницы, я замечаю его силуэт. Хаймор уперся локтями в кирпичный парапет, нависнув на него корпусом. И разговаривает он действительно сам с собой, словно роль репетирует для прослушивания в школьном драматическом кружке. — Хотите денег? Вот вам горсти. О, Фредди, ты чего-то хочешь? — издает смешок, а затем вдруг становится серьезным. — Почему? Почему из всех возможных жизней ты решил так жестко поднасрать именно в моей? Издаю тихий смешок, не выдерживая того факта, что невольно слушаю его сердечный монолог, потому смело делаю шаг вперед, а затем еще один.— В моей он тоже поднасрал, не переживай, — смеюсь, и Фредди испугано оглядывается назад, замечая меня стоящей у себя за спиной.— Э-Эмми... — как-то неуверенно растягивает мое имя, но улыбка, сгибающая уголки его губ, дает понять, что Хаймор приходит в норму. — Как давно ты здесь? — Ты имеешь в виду на вечеринке? Потому что мне тут предложили "затянуться косячком", после которого я стала бы салютом, как на 4-е июля. Или о том, как долго я стою за твоей спиной? Твой монолог для меня начался со слова "почему?", — улыбаюсь, наблюдая за тем, как у него должны посыпаться мозги от логики. Дилана раздражает, когда я так разговариваю, а мне просто доставляет кайф заворачивать предложения так, чтобы люди немножечко офигели. Это у нас с матерью было общим. Мы с Диланом тоже офигели, когда она от нас ушла. — Э-э, — Фредди улыбается, прикусывает внутреннюю строну щеки, — все это полагаю. — Ты не возражаешь моей компании? — вопросительно киваю. — Меня часто преследует странное чувство навязчивости.— Вовсе нет, — отрешенно качает головой, позволяя мне присоединиться к нему рассматривать город в огнях. Какое-то время мы молчим. Фредди по-прежнему улыбается уголками губ, смотрит куда-то вперед, далеко-далеко. И заданный мной последующий вопрос действительно заставляет меня себя почувствовать навязчивой. Правда, голос Фредди развеивает все сомнения, он, кажется, совсем так не считает.— Слышала, ты пишешь книгу? — слетает с моих уст, и Фредди Хаймор кивает головой, одаривая меня взглядом зелено-голубых глаз. — О чем твоя книга? — немного наклоняю голову влево, ожидая его ответа. Парень выпрямляется в спине, отводя взгляд на город. Задумчиво смотрит вдаль, словно пытается в нескольких словах описать свою работу:— Она о человеке, который не прекращает мечтать, — молвит, принимаясь втирать сухой листик в бетонный пол подошвой своего кроссовка. — Вау, — а ведь это действительно здорово, — ты пишешь о том, как сбываются его мечты? — с улыбкой смотрю ему в лицо, спиной опираясь на стенку парапета. Фредди одаривает меня коротким взглядом, поджимая губы, а затем смотрит куда-то себе под ноги, отвечая уже не так весело, с ноткой досады:— Нет, о том, как они разбиваются. Хрустальная тишина обволакивает мембраны, она бесшумно гудит в барабанных перепонках в те самые моменты, когда мы с Фредди встречаемся взглядами. — И когда ты пишешь эту книгу? По вечерам? — Некоторые обрывки у меня мелькают в голове прямо сейчас, — он заправляет руки в карманы джинсов, переминаясь с пятки на носок.— Серьезно? И что бы ты сейчас написал? — удобнее облокачиваюсь спиной об парапет, принимаясь внимательно слушать. Фредди немного мнется, немного краснеет с улыбкой, отчего вздернутый курносый нос морщится. — "Я стоял на крыше дома, на вечеринку в котором меня пригласили. Ветер волнами подбирал с пола осколки моих мыслей, уносил их прочь. Кажется, этот день заставил меня настолько отчаяться, что я даже начал разговаривать с Богом, с которым у меня довольно неопределенные отношения. Я считал, что остаток вечера был обречен на фатальный провал, что мои же слова задушат меня собственными руками, — он рассказывает придуманный на ходу кусок текста так, словно заучил его на память. У него довольно приятный голос, как для рассказчика. Все это время его голос был немного напряженным, создавал нужную атмосферу некого одиночества. А новые слова звучат иначе, куда веселей: — Но затем появилась она. Она подкралась ко мне сзади незаметно, — Фредди улыбается, глядя на то, как я смеюсь. — И с первым ее словом все во мне оборвалось от неожиданности. Эта девчонка напугала меня до чертиков".— Вовсе я тебя не пугала и не подкрадывалась! — восклицаю сквозь смех. — "И тогда девчонка начала все отрицать", — он решает продолжать меня подкалывать, и я прикрываю лицо ладошками. Это же здорово. Здорово мыслить так, словно пишешь. Здорово превращать все вокруг себя в живую историю, в историю, которая живет своей жизнью, которая дышит, которая продолжается, благодаря тебе. Это же... Это же очень круто! Хаймор улыбается, как и я. Наши улыбки несколько гаснут в тот момент, когда тишина снова наступает на стенки гортани. Все время хочется ее нарушить. Все время хочется ее сломать, как и один из моих запретов. Поднимаю взгляд на Фредди, он поднимает на меня в ответ. В тот самый день, когда мой кислородный баллон упал на его ногу, я впервые встретила его. Нет, мы виделись раньше на уроках, знали, как друг друга зовут. Но именно в тот день я встретила его. — Девчонке удалось спасти вечер мечтателя? — слетает с моих губ.— Полагаю, что их теперь таких двое. Двое мечтателей. Двое мечтателей? Мне нравится. Вечер на двоих. Город на двоих. Одна на двоих история.***(Писалось под: Daniel Heath – One way)От лица Дилана.Не нравится мне идея оставлять Эмми одну, тем более здесь. Но она права, мне не стоит каждые пять минут за ней смотреть, просто выработалась привычка все время ждать чего-то плохого, каких-то осложнений в ее состоянии. И больше всего я боюсь, что меня не будет рядом, когда они произойдут. Прищуриваюсь, вздыхая, оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать барную стойку, хотя сомневаюсь, что там будет что-то нормальное. Напиваться на подобных вечеринках — это так банально, словно они для этого и созданы, чтобы потерять себя, потерять контроль. А мне терять контроль не позволительно. Никогда. Кто, если не я, позаботится об Эммануэль? Кто будет с ней рядом каждую секунду? Кажется, заветная барная стойка уже довольно близко. Взгляд цепляет Эрика Картера, находящегося от Билли Шамуэй в нескольких шагах. Закатываю глаза, понимая, что мой шаг значительно замедлился. Он делает к ней еще один крошечный шаг, изучает ее своими антарктическими льдинками вместо глаз, невольно облизывает нижнюю губу, улыбаясь. Думает, что Билли падкая. Что она такая же, как и все. Все мечтают встречаться с влиятельным Эриком. Вот только он уже занят. Хотя его девушка, кажется, считает иначе...Все во мне вздрагивает от неожиданности. Чьи-то холодные кончики пальцев обхватывают мою ладонь, и я спешно поворачиваю голову влево, немного оборачиваясь. А мне, собственно, и делать это было не обязательно, резкий и слишком сладкий запах духов врезается в нос быстрее, чем мой взгляд падает на оголенные ключицы Линдси Стоув, схватившей меня за руку. Буду честен, ее развязная помада на губах, думаю, в любом вызовет желание, а короткое платье и высокие каблуки только усугубляют ситуацию. Наверное, мне бы тоже ее хотелось, если бы не тот факт, что я ее ненавижу, что она заплатила мне за секс и манипуляцией вынудила придти. Тянет меня куда-то за собой, откидывая на спину водопад вьющихся светлых волос, завитых в локоны. Волосы, которые я сжимал в кулак, наматывал на руку, оттягивая ее голову на себя, когда она прогибалась в спине, едва ли стоя на коленях на кровати и позволяя мне брать ее сзади. Волосы, в которые я зарывался пальцами, вколачивая ее тело в простыни все глубже и глубже. Бросаю короткий взгляд на Билли и Эрика, которые все отдаляются от меня по мере моих шагов. Хочется выдернуть свою руку из ладони Стоув. Хочется развернуться и уйти. Найти Эммануэль и просто вернуться домой. Я пришел сюда только ради нее. Только потому, что Линдси поставила мне до чертиков смешной, но весьма серьезный ультиматум.Линдси прекращает идти, отойдя на достаточное расстояние от Эрика, чтобы не быть в его поле зрения. Останавливаюсь и я, ощущая прикосновение ее мерзких рук к своей шее. Стараюсь не опускать на нее взгляд, напряженно разглядывая толпу, которой вовсе, кажется, фиолетово на нас с ней.— Я рада, что ты пришел, Дилан, — бесит, как она произносит мое имя. Бесит, как ее пальцы оставляют на моей коже невидимые ожоги. Хах, как будто, блять, у меня был выбор.— Как я мог не придти? — издаю смешок, шпигую фразу тонной колкого сарказма, который Стоув точно улавливает.— Мне не нравится думать, что это я заставила тебя придти, — да, боже мой, прекрати меня уже лапать, наконец, или за это тоже буду требовать плату. — Я предпочитаю думать, что ты здесь по собственному желанию, — чуть отклоняет голову вправо, сладко растягивая слова. Дура. — Чего ты хочешь от меня, Линдси? — не выдерживаю, опускаю на нее холодный взгляд, не отвечая на ее ласки. — А ты все еще не понял? — раздражает ее голос, вымораживает просто. — Ты серьезно думал, что наш с тобой маленький секрет обойдется одним разом? — она издает смешок, а все во мне напрягается. — Ты думал, что все закончится так легко? Думал, что это была одноразовая акция? Нет уж, О’Брайен, — она становится на носочки, зарывается тонкими пальцами в мои волосы, шумно выдыхает мне в губы, прежде чем вовлечь меня в поцелуй. Я не отвечаю, игнорирую действия Стоув. Только руки, сука, сами невольно кладутся на ее талию, на ребра. — Ты такой "холодный", — молвит она с улыбкой, отпрянув от меня. — Я помню, за поцелуи с тобой нужно платить. Погоди, я дам тебе пять баксов, — она смеется, издевается надо мной, заставляя только сильнее сжать пальцами кожу на ее талии. Эта дрянь наверняка думает, что возбуждает меня собой, своими словами, что с каждой секундой мне хочется только больше и больше. А я ненавижу секс. Ненавижу все, что с ним связанно. — Тебе же нужны деньги на лечение Эммануэль, правда? Уверенна, нам с тобой будет весело, — выдыхает слова прямо мне в губы, прислоняется ко мне всем телом, желая быть ближе. — Я знаю, ты сам этого захочешь. А если и не захочешь, тебя заставит потребность набрать мой номер, — как много кайфа ей доставляет то, что она имеет надо мной некую власть. Так и хочется порвать ей лицо. Чтобы не улыбалась так, сука. Никогда больше. С моих уст слетает короткое "я не стану тебе звонить", на что Линдси смеется: — О, милый, ты позвонишь, — от уверенности в ее голосе меня тошнит. — Тебе это выгодно. Мне это хорошо. А если даже и нет, я уверена, что ты не хочешь, чтобы Эмми узнала, чем тебе приходится заниматься ради нее, — блять. Блять. Блять. Блять. Она что, угрожает мне? Угрожает рассказать все Эмми? Если она сделает это — Эмми этого не вынесет. Если она сделает это — всему настанет конец. Если Линдси упадет так низко — всему в моей жизнь наступит пиздец. Стоув улавливает перемены мимики на моем лице, они предательски выдают меня с концами. — Она ведь не знает, верно? Какой заботливый братик у нее. Не-е-ет, — растягивает слова, словно жвачку, и я сжимаю губы в тонкую полоску, цепенея от скованности и напряженности в теле. Только не Эмми. Только не она. — Она не знает, — Стоув поднимает руку к моему лицу, проводит кончиками пальцев по моим губам, растирая след от собственной красной помады по уголкам, и мои губы невольно расслабляются, позволяя девушке ощутить тепло моего выдоха на своих ладонях. — Она ведь не знает, что ее братишка — первоклассная и отменная шлюшка, — в ее голосе столько азарта и насмешки. Перспектива держать меня на поводке чем-то серьезным слишком захватывает ее. — Так что теперь ты мой, Дилан. Мой персональный мальчик, моя шлюшка, — так грязно, так шумно и сбито. Как нравится ей, как причиняет боль мне. Тварь.Я ненавижу тот день, когда я встретил ее на работе. Это не должно было произойти. Это не должно было случиться. Такой себе пиздец.Господи, блять, меня сейчас порвет просто. Она знает обо мне что-то такое, чего не должна. Она использует это себе во благо, шантажирует меня, дразнит. Ей нравится видеть мою уязвимость. Ей нравится иметь надо мной власть. Нравится контролировать меня. Только не Эмми. Боже, прошу, только не Эмми! Я столько для нее делаю, стольким жертвую для нее. А если Стоув ей расскажет, всему наступит конец. Эммануэль не будет злиться на меня. Она просто не сможет простить саму себя за то, что мне приходится ради нее делать. Я должен защитить ее. Как только могу. Как только умею. Как только у меня выходит. Как только...Вырываюсь из цепких пальцев Линдси, отступая от нее на шаг. Девушка издает смешок, прикусывая нижнюю губу, складывает на груди руки. Я же теряюсь где-то в толпе, пытаясь найти выход отсюда. Блять. Торопливо извлекаю из кармана телефон, снимая блок экрана и строча тонкими и длинными пальцами сообщение Эммануэль: "Я ухожу прямо сейчас, жду тебя в машине". Черт. Сердце стучит так, словно сейчас ребра мне сломает. Линдси Стоув сделала это. Она нашла мое слабое место. Умело на него надавив, извлекла из него выгоду. "Персональная шлюшка-Дилан". Потаскун. Потасканный. Бракованный.Блять.***Блондинка все еще улыбается, смотрит в спину отдаляющемуся от нее Дилану. Улыбка растягивает ее губы только сильнее. Красная помада немного размазана, Линдси невольно облизывает губы кончиком языка, забирая себе все остатки вкуса поцелуя с Диланом. Сладкий, мятный. Как жвачка. Есть что-то такое в этом О’Брайене, что притягивает. Его упертость. Его "холодность". Хочется только больше. Линдси по натуре не садистка, но гнев парня как-то восхищает ее. По глазам видно — удушить ее хочет, шею свернуть до хруста, ребра сломать. А вместо этого он ее целует, позволяет делать с собой все, что она захочет. У нее в руках контроль над ним.У нее в руках он сам.Что ж, время, проведенное с Диланом в дальнейшем, обещает вылиться во что-то интересное. Стоув крутится на месте, подносит к губам стаканчик с пуншем, который оставила стоять на маленьком столике, и делает глоток. Девушка неожиданно вздрагивает, когда ощущает, как чьи-то руки обнимают ее за талию со спины, притягивая к себе ближе, как чей-то кончик носа утыкается ей в затылок, втягивая в себя запах ее волос.— Эрик... — она молвит с улыбкой. Поворачивается к нему лицом, по взгляду понимает, что он порядком пьян. Надеется, что Картер не видел ее вместе с Диланом. — Сколько ты выпил? — Пару стаканов, — отвечает он. Отходит от Стоув на шаг, как только его взгляд падает на ее губы. Помада смазана, как если бы она... Нет же. Линдси на такое не способна. Линдси только его, ведь так? На несколько секунд между ними повисает молчание. Девушка понимает, что что-то напрягло Картера в ее внешнем виде. Он прищуривается, словно пытается проанализировать все. Слетевшее с ее губ "что?" тут же получает ответ: — Твоя помада...— Ой, — несколько резко поднимает руку к губам, принимаясь вытирать уголки. — Это... Это все пунш, — принимается оправдываться. Эрик хмыкает, но подозрение в нем не исчезает. Коротко молвит "ага", наблюдая за тем, как Линдси спешно приглаживает свои кудри тонкими пальцами. — Ладно, мне нужно найти Ванессу, — девушка плавно меняет тему, бросает парню улыбку, а спустя несколько секунд оставляет его одного, исчезая где-то среди одноклассников.Эрик буравит прищуром ее спину, переминается с ноги на ногу, и костяшки пальцев невольно сжимаются в кулак до хруста. Пила пунш. Врет. Эрик придерживается рамок. Он знает, что уже занят кем-то другим. Кажется, Линдси себя к этому не относит. Ее помада размазана по губам от поцелуя. Да и Эрик не припоминает, как оставлял вишневые засосы на ее ключицах в последнее время.Напрашивается один вопрос" "Кто?". Кто посмел? Кто бы это ни был, Эрик обещает себе выяснить. Кто бы это ни оказался, Эрик позаботится о том, чтобы превратить его жизнь в персональный жуткий ад. ***Гребаный лифт явно испытывает мое терпение. Нервно отстукиваю подошвой кеда сбитый ритм от поверхности холодного пола, поднимая взгляд к потолку. Вытираю тыльной стороной губы, все еще ощущая на них гадкий привкус помады Линдси. Немыслимо, блять. Так не бывает. Тяжко выдыхаю воздух, ощущая, как чей-то взгляд сверлит мне лопатки. Наконец дверцы лифта раздвигаются, и я захожу внутрь, лицом поворачиваясь к человеку, пятью минутами раньше стоящему за моей спиной. Билли. Билли Шамуэй. Стоит, блять, как вкопанная. Не входит. Закатываю глаза, раздраженно цокая языком. Молча, вопросительно киваю головой.Она будет заходить, блять, или нет? Не дожидаюсь ответа, жму на кнопку, но девушке в последние секунды все же удается проскользнуть в кабину лифта. По выражению ее лица сразу можно сказать, что она явно не в восторге от этой "поездки". Прижимается куда-то к стенке, вся нервная, вся на иголках. Сбито дышит, обнимая себя за плечи. Лифт приходит в движение, и Билли напрягается еще сильнее, хотя куда уж больше? П р е л е с т н о. Она дерганная и нервная. Я — агрессивный и злой. Превосходно.Краем глаза наблюдаю за ее реакцией. Девушка издает всхлип, переживая не самое приятное катание на лифте в своей жизни. — Ты странная, — констатирую факт. Наверное, мне проще с ней заговорить, чем поддаться мыслям об устном контракте с Линдси Стоув.— Заткнись, — она отвечает не так агрессивно, наверное испытывает некое чувство облегчения, немного отвлекаясь от того, что здесь ей находиться неуютно.Кто-то страдает клаустрофобией?Кажется, Билли тихо вскрикивает, когда свет в кабине лифта гаснет, а сам лифт приостанавливает свое движение. Зажигается дополнительное освещение, менее яркое. Менее раздражающее. Девушка начинает дышать громче, подходит к дверце лифта, сначала касаясь ее кончиками дрожащих пальцев, затем кладет на нее всю ладонь. — Эй! — слетает с ее губ, после чего следует первый удар по поверхности. — Не-е-ет, — всхлипывает, поднимая голову к потолку. Билли принимается колотить дверь костяшками пальцев, но тщетно.— Прекрати, — молвлю грубо. — Только себе хуже сделаешь, — издаю смешок, облокачиваясь спиной об угол кабины лифта. Складываю руки на груди, прищуриваясь. — У меня сейчас голова от тебя болеть начнет.— Мы же... Мы... — она запинается, несколько резко поворачиваясь ко мне лицом. — Мы ведь застряли! — выпаливает, неосознанно жестикулируя.— Господи, я знаю, — закатываю глаза. — Только я не истерю тут, выламывая металлическую дверь. Расслабься, Шамуэй, тебя все равно не вытащат отсюда в ближайшую минуту, — издаю смешок, оглядывая стенки и потолок. — А здесь мило, — процеживаю. — Ты издеваешься?— А что ты предлагаешь? — смеюсь. Господи, во что меня превращает Линдси Стоув? После разговоров с ней я становлюсь неадекватным. Билли, кажется, до ужаса боится лифтов или маленьких замкнутых пространств. А вместо помощи — я смеюсь. Громко, хрипло, надрывно. Мудак. — Я лично получаю истинный кайф, находясь здесь, — "стекаю" по стенке на пол, садясь на него пятой точкой. Билли одаривает меня испепеляющим взглядом. Что ж, это все же лучше, чем продолжать трястись, колотить дверь, которая и так не откроется. Ярость ко мне станет тем, что ее отвлечет. Девушка еще раз ударяет по поверхности двери ладонью, надеясь на то, что это поможет. И помогло. Хотя, думаю, совсем не это исправило технические неполадки, затянувшиеся на несколько минут. Включающийся нормальный свет начинает действовать на нервы. Лифт снова приходит в действие, и Билли облегченно вздыхает. Ну, блин, а я только надеялся на то, что остаток вечера будет веселым, запертым в стенках этой отвратительной кабинки. Шамуэй про себя отсчитывает оставшиеся этажи, а затем, не прощаясь, пулей вылетает из лифта, стоит дверце начать раздвигаться. Я же смотрю девушке в спину, хмыкая. Через несколько секунд поднимаюсь на ноги, разминая уставшую спину. Выхожу из лифта, пальцами шаря в кармане джинсов на предмет ключей от машины.Ну и деньки у тебя начались, Дилан. Заебись. Просто рано или поздно в твоей жизни должны были случиться перемены. Просто рано или поздно твой путь должен был пересечься с множеством других. _____________*Черт подери! (исп.)