5. (1/1)

Мы все живем на одной планете,но мир у каждого из нас — разный.***От лица Фредди.Они делят все имущество напополам. Разводятся. Раз и навсегда. Отец забирает себе яхту и кадиллак, а мама, согласовав все с адвокатом, выдвигает свои права на маленький домик на пляже в Калифорнии, где они с отцом провели свадебное путешествие. Кларк Хаймор совещается со своим адвокатом, серьезно всматривается в предварительные бумаги, которые в будущем предстоит подписать, но уже делит с матерью поровну все осколки, из которых состоят фрагменты их совместной жизни. Отец берет собаку, его раздражают комки кошачьей шерсти, разбросанные по всему дому, а мама забирает кота, гавканье вызывает у нее приступы мигрени. Прекрасно. Они делят между собой то, что являлось частью и моей жизни, делят все, что я помню, то, чем являлось мое детство. Папа нервно постукивает кончиком ручки по поверхности деревянного стола, удобнее усаживается в кресле, откинувшись спиной на кожаную спинку. На мгновение повисает тишина, и я даже отрываю голову от тетради, в которой не прекращаю писать строчки происходящего. "Дневник", — слова Эрика врезаются в память острым осколком. Хм. Дневник. Это дневник? То, что я пишу, — дневник? Возможно, он прав. Возможно, он прав во всем. Я — неудачник, у которого разводятся родители. Я — неудачник, потому что надо мной смеются одноклассники. Я — Пришелец, не от мира сего лишь потому, что не стесняюсь мыслить не так, как остальные. Я — неудачник, потому что у меня толком и друзей нет. Я — никто, ну какой из меня писатель? Глупые, агрессивные и никому ненужные сгустки мыслей, вытравленные в собственной боли. Вот, чем является то, что я пишу. Моей персональной, словесной болью. Строчками о никому не нужной жизни. Ты думаешь, ты один, у кого проблемы, Фредди? А вот и нет. Другие не жалуются. А ты что делаешь? Записываешь убийственный хруст собственных надежд, будто вписываешь каждый его искаженный звук нотами в нескольких неаккуратных и собственноручно начерченных линиях. Такой из тебя музыкант, Фредди. Ты только и умеешь, что записывать этот звон. Все твои мечты обращаются в пыль на твоих глазах, и ты ничего не делаешь. Лишь ведешь какой-то чертов... "Дневник". Соглашаешься с этим, но все равно продолжаешь писать. Записывать все до мелочей. Вот так, Фредди. Вот так, собственно, и разрушается твоя жизнь. Ты это слышишь?"...и, спустя минуту раздумий, мой отец молчаливо кивнул головой, поставив минус рядом с названием дома в напечатанном и заранее составленном списке имущества. В тот момент мне хотелось спросить, составил ли он этот список уже после того, как они с мамой рассказали мне о принятом решении, или перед, как если бы то, что они решили, — уже не обсуждается, все решено?"— Что насчет пакетов акций, миссис Хаймор? — адвокат вежливо протягивает женщине стопку бумаг, скрепленных степлером.— Дебора все равно никогда не умела ими пользоваться, — папа складывает руки на груди, поднимая на женщину взгляд серо-голубых глаз. — Они ей незачем.— Не смей указывать, что и "зачем" мне, Кларк. Специально для этого я научусь, — цедит мама, и ее губы поджимаются в тонкую полоску. — Я хочу пятьдесят процентов акций, Кларк. "Взгляд, которым они друг на друга смотрели... И я понимал, что с каждым брошенным ими словом я медленно разлагался изнутри. Горечь подпирала к горлу, я думал, меня стошнит, но, поняв, что ничего не съел сегодня на завтрак, немного успокоился. В тот момент я чувствовал, как моя жизнь рушится. Я ощущал, что моя жизнь — это лед, затянувший реку. Цельная, нормальная, привычная жизнь. Но лед треснул, разделился. Так и здесь. Все в моей жизни начало расходиться по швам, — чувствую, как немеют у меня пальцы, как рука старается успеть записать все, что переполняет. — В тот момент мне хотелось оказаться, где угодно, просто не слушать их, не смотреть на то, как они просто берут и... — мне не хватает слов, мне просто не хватает слов... — Берут и ломают меня".Скоро это закончится, Фредди. Потерпи.— Пятьдесят — так пятьдесят, — отец холодно пожимает плечами."Холод. Я посмотрел на своих родителей и ощутил настоящий холод. Не знаю, возможно, между ними он был всегда, всю мою жизнь. Я не помнил случая, когда папа делал что-нибудь для мамы просто так. Не помнил, когда в последний раз они говорили друг другу "я тебя люблю". Гораздо чаще в нашем доме звучали упреки".— Надо будет перевести вещи Фредди в квартиру в Нью-Йорке, — Кларк хмурится, проходится глазами по списку оставшегося совместного имущества. — И в школу другую его нужно будет перевести, я попрошу об этом своих людей."В тот момент я почувствовал себя канатом, который каждый хотел перетащить на свою сторону. В тот момент все во мне кричало, разрывалось. Они разрывали меня на куски", — тише, Фредди, дыши. Просто дыши. Вот так.— Черта с два! — восклицает Дебора, издавая смешок. — Фредди останется здесь и будет жить со мной, это не обсуждается, Кларк.— Смешно, Дебора. Нет, Фредди едет со мной в Нью-Йорк, — отвечает отец. Они друг друга совсем не слушают.— Я, вообще-то, еще здесь, — молвлю, прочистив горло, и машу приподнятой ручкой, но меня не видят. В упор. Как всегда. Предсказуемо, Фредди, очень предсказуемо. — Ты серьезно считаешь, что Фредди останется с тобой, Дебора?— А моего мнения вы спросить не хотите? — кажется, я становлюсь риторическим человеком. Человеком, который не требует ответов. Человеком, над которым даже не задумываются. — А с чего ты решил, что он уедет в Нью-Йорк с тобой, Кларк?Видимо, нет, не хотят.— Эй!— А с чего ты решила, что не уедет? Из тебя паршивая мать, Дебора.— Из тебя отец не лучше, — женщина отвечает коротко, выпрямляясь.Аминь. "И в тот момент я почувствовал себя вещью. Вещью, которой распоряжался кто-то другой. Мне не давали право выбора. А что, если я не хотел оставаться с кем-то из них? Что, если я привык к тому, что им на меня плевать? Вещь. Вещь, которую они не могли поделить между собой. Никчемный неудачник-сын".Резкий отброс шариковой ручки в сторону привлекает к себе внимание.Что ж, спасибо, блять. За ваше внимание. И мгновенную тишину, кстати. Громко отодвигаю стул, отчего металлические ножки неприятно скрипят, царапая паркет. Поднимаюсь на ноги, приковывая к себе взгляд родителей. Смотрите, да. Смотрите на своего никчемного сына. Которого так отчаянно делите. Я ненавижу вас. Ненавижу двоих. Терпеть не могу просто. Меня от вас тошнит. Тошнит от того, как вы презираете друг друга, как сильно вы хотите подписать эти паршивые бумаги и окончательно меня доломать. Подписывайте, блять. Давайте. Подкиньте монетку на то, с кем мне жить еще один гребаный год. Ну же, блять, разыграйте меня, как дешевый приз. Не можете поделить? Я вам помогу.Направляюсь к выходу, но обеспокоенный голос мамы заставляет меня остановиться. Обеспокоенный, хах... Как же!— Фредди, ты куда? Разворачиваюсь лицом к родителям и их адвокатам, кривя губы в наигранной улыбке. Тебе больно, Фредди, знаю. Улыбайся, они считают, что тебе на все насрать, что ты никчемный идиот, полнейший имбицил. Поджимаю губы, делая жест рукой.— Я за топором, — выдавливаю из себя сарказм, — как хотите меня поделить, на какие куски? — задаю вопрос, и родители перекидываются короткими взглядами, а моя улыбка сходит на нет. — Папа, тебе десяти процентов меня хватит в Нью-Йорке? Я отрублю себе руки, увезешь их с собой. Хочешь, еще голову тебе свою отдам? — мои слова приобретают резкость, экспрессивность, агрессию. — Мама, тебе хватит моей задницы здесь? Смотри, это лакомый кусочек! — я перевожу взгляд с отца на мать, которая бледнеет на глазах. Предполагалось, что мои слова окажутся шуткой. Все, включая меня, воспринимают их всерьез. — Или хотите пятьдесят на пятьдесят, как все, блять, в этой жизни? Без проблем! — киваю головой, а затем хрипло смеюсь. Шутка не зашла, по их лицам видно. "И в тот момент я понял, что это та самая точка невозврата".Бросаю короткий взгляд на часы, висящие на бледно-лазурной стенке отцовского офиса, и вздыхаю, отступая на еще один шаг назад, ближе к двери.— А вообще мне пора в школу, где я очень постараюсь получить как можно больше отметок "F", — язвлю, с улыбкой поджимая губы."И в тот момент я не чувствовал, что перегибаю палку. В тот момент для меня не существовало границ. К сожалению, мои родители думали иначе..."Дебора и Кларк смотрят на меня, не отрывая взгляды. Оцепенение звеньями сковало их восприятие, их тела, даже необходимость моргать напрочь отсутствует. Словно время замерло. Мои родители меня не понимают, они совсем не знают меня. Моим родителям плевать на меня. На то, что я думаю. Собственно, всем плевать на то, что думаю я.— Я тебя завезу, — первой в себя приходит мать. Наверное, она бы влепила мне пощечину за дерзость и юродство, не стерпев их, но поняла, что особого права на это не имеет, защищаясь лишь ничтожным предлогом "я твоя мать". Она поднимается из-за стола, коротко поправляя серый пиджак на голубой блузке. Берет в руки свою сумку. — Пойдем, Фредди.— Мы с тобой не договорили, Дебора! — отец повышает голос, а мама отвечает ему спокойно, даже не поворачиваясь к нему лицом:— Договорим после того, как я отвезу нашего сына в школу, Кларк, — нашего. Нашего, блять. В слове "нашего" не чувствуется ни грамма родства. В ее словах я его не ощущаю. Выходим с ней из кабинета отца, направляясь по просторному и светлому коридору. Работники здороваются с моей матерью, и женщина вежливо здоровается с ними в ответ. Наверное, один из плюсов Деборы Хаймор заключается в том, что она никогда не ставила себя выше других, не гордилась и не хвасталась своим положением, чего не скажешь об отце. Мама жмет на металлическую кнопку у стены, вызывая лифт, и опускает взгляд на свои туфли, поджимая губы. Заходим в кабину лифта в тишине. Я принимаюсь рассматривать кнопки на панели, краем глаза цепляя взгляд мамы, прикованный ко мне. Считаю про себя градацию этажей офиса. Семнадцатый... Шестнадцатый... Только бы она со мной не заговорила. Пятнадцатый... Только бы она молчала, прошу. Четырнадцатый...— Фредди, то, что ты сказал... — слышу хрипоту ее голоса. Черт. Поднимаю взгляд вверх, рассматривая стеклянный потолок. Здесь все стеклянное: стенки лифта, его крыша. Стеклянные и бесчувственные люди, прямо как отношения моих родителей. — Про топор и то, как мы тебя делим...Пятый...— Фредди...— Если ты пытаешься сказать, что отец плохой и что с тобой мне лучше, то не утруждайся, — перебиваю ее, тяжко вздыхая. Блин, включить функцию "шланга" не вышло. Я, в отличии от отца, не умею игнорировать людей. Второй...— Я хотела сказать совсем не то... — молвит, явно намереваясь продолжить разговор, но лифт наконец-то останавливается, и дверь его раздвигается на первом этаже. Господи, я думал, что этот лифт никогда не остановится.Вылетаю из него пулей, за моей спиной слышится лишь стук маминых каблуков. Чертов неудобный пиджак! Разминаю плечи, ощущая хруст в позвоночнике. Нахрена было выряжаться на генеральную репетицию развода? Нахер было вообще меня на это брать? И хватит, Фредди. Писатели так не выражаются. Забудь про все эти грязные словечки, тебе это ни к чему. Мне фиолетово, что и как они будут между собой делить, вот честно. Пусть только меня не трогают. Нет, теперь, когда они разводятся, я вдруг резко стал важен. У мамы и до этого были "проблески" нежности и любви ко мне, она за всю мою жизнь общалась со мной куда больше отца. Хренов дождь. Мелкий такой, противный, до жути неприятный. Выйдя из здания на улицу, я делаю глубокий вдох, направляясь к машине, припаркованной на стоянке. Щурюсь от летящих в лицо капель воды, хочу по привычке засунуть руки в карманы твидового серого пальто, но затем понимаю, что сегодня на мне чертов костюм, на котором настоял отец. Черт подери, сегодня явно все против меня!— Фредди, подожди! — стук каблуков маминых туфель все ближе. Женщина кутается в легкое кремовое пальто, извлекая из кармана ключи от машины. Снимает блок сигнализации, и я тяну на себя ручку, тут же залезая в салон. Принимаюсь рыться в рюкзаке, выискивая наушники с MP3. Стараюсь сделать это максимально быстро, до того, как мама сядет за руль и заведет машину. Включаю первое, что попадается, главное, чтобы звучало, и делаю звук на максимум, чтобы не слышать ни единого слова, брошенного Деборой. Женщина выезжает с парковки, ее губы шевелятся так, как если бы она что-то мне говорила. Я же намерено отворачиваюсь к окну, наблюдая за тем, как мимо "проплывают" деревья. Пальцами выстукиваю по колену ритм звучащей в ушах музыки, качая в такт головой. А моя мама все говорит и говорит. Что ж, посмотрим, когда этот ее словесный понос закончится. И он закончится, без сомнений. Хотя настолько долгий монолог она еще со мной не вела. Опускаю глаза на часы на экране телефона. С "удовольствием" бы с ней поболтал, да в школу идти нужно. Роняю вздох, закатывая глаза. Сколько еще ты выдержишь, Фредди? Ты — не твои родители, тебе чуждо чувство собственного безразличия к чему-либо. Ты можешь показывать, что тебе глубоко нас... Не выражайся. Что тебя не волнует, но ты прекрасно знаешь, что это не так. — Фредди!У Деборы заканчивается терпение. У меня заканчивается лимит полнейшего пофигизма. Тяжко и раздраженно вздыхаю, закатывая глаза, и немного резко тяну за тонкие "шнурки" наушников, поворачивая к женщине голову.— Прости, — хмурюсь, чуть отклоняя голову влево, — ты что-то говорила?Говорила. И много, много говорила. Практически две минуты без остановки, практически половину все еще звучащей в наушниках тихим шумом песни. — Почему ты это делаешь, Фредди? — ее голос дрожит, кажется, она сейчас расплачется, и я — не единственная тому причина. Развод на нее влияет хуже, чем на отца. — Что я сделала не так? Чем я заслужила к себе такое отношение с твоей стороны?Оу, серьезно?А как насчет восемнадцати лет, которые я был практически один?Как насчет того, что тебе было на меня плевать?Или такая у тебя забота? "По умолчанию". Почему ты беспокоишься обо мне только сейчас?— Знаешь, я пытаюсь... — она тяжко вздыхает, жмуря веки. Вжимается в руль, останавливаясь на светофоре. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы тебя понять, — вся убийственность ситуации заключается в том, что в ее словах я не наблюдаю наигранности. Все звучит так, словно она действительно что-то делает, причем отчаянно. Хочет сказать, что я слеп, что не заметил ее попыток? Или то, что я настолько привык к безразличию, что попросту не позволяю ей меня узнать? Это удручает. — Что с тобой происходит, Фредди? — спрашивает тихо, немного хрипло. Мне непривычно слышать ее такой, обычно она эмоционально сдержана, уверена в себе. Обычно ей плевать, в день она ограничивалась "добрым утром" и "спокойной ночью". О, ну, еще изредка спрашивала о том, как прошел мой день. Может, в этом и заключалась ее "попытка"? Что со мной происходит?Действительно!— Ты серьезно? — не узнаю собственный голос, он какой-то более напряженный, более злой, что ли, полный обиды. — Издеваешься?Что со мной происходит. Что? Ничего? Я спокоен, как удав. Всего-то Эрик Картер представляет меня всему классу куском бесполезного дерьма. Ничего. Всего-то никто меня не понимает. Я в порядке, да. Всего лишь родители разводятся. Что со мной происходит? Ума не приложу! — То, что происходит между твоим отцом и мной... — она роняет вздох, и я замечаю, как губы женщины подрагивают. — Твоей вины в этом нет, Фредди. Просто иногда так случается. Люди перестают друг друга любить.Глядя на них, я сомневаюсь, была ли у них когда-нибудь "та самая" любовь. Я не уверен, существует ли она вообще. — Ты думаешь, ваш развод — это все, что меня гложет? Прости, но вы с Кларком не единственные, вокруг кого крутится мир! — мои слова снова набирают резкость и грубость, это ощутимо в каждой букве. Я злюсь. Господи, как же я злюсь! — Ты живешь со мной всю жизнь и ничегошеньки обо мне не знаешь! — импульсивно жестикулирую. Черт. Нужно писать. Нужно срочно писать, потому что меня сейчас порвет. — Выпусти меня, — молвлю, старательно пытаясь отстегнуть ремень безопасности. — Я ошибалась, Фредди. Да, много и много раз ошибалась...— Я сказал выпусти меня, мне плохо, — чувствую, как мне становится трудно дышать, в салоне маминой машины словно выкачивают воздух. — Куда ты? — замечаю, как по щеке мамы скатывается слезинка. Впервые.Я впервые вижу, как она плачет.Это просто обстоятельства, Фредди. Сейчас все и на всех давит. Вот и плачет. Не придумывай себе, что резко стал ей нужен, что она о тебе беспокоится.Мечтатель.Что выдумал, ну!— Я сам доберусь до школы, — шиплю, пальцами касаясь ручки машины. Тяну ее на себя, выскальзывая из салона. — Фредди, постой! Фредди! — ее голос эхом отбивается в моих мембранах. Она кричит. Не так, чтобы вылить всю ругань, нет. Скорее, так, чтобы показать, что ей не плевать. Что? Фальшивая забота. Вот, насколько сильно она боится остаться одна. — Фредди.Сворачиваю сразу за поворотом в подворотню, чтобы уйти подальше от матери. Неприятный дождь заставляет вжаться в собственный пиджак. Я хмурюсь, делая глубокий вдох. Небо стального оттенка, оно тяжко нависает над городом, грозясь упасть. Из-за переизбытка кислорода в моем мозге у меня начинает кружиться голова, потому я напрягаюсь, концентрируя свое внимание на координации и траектории своего движения.Дыши, Фредди. Дыши. Когда дышишь — становится легче. Когда-нибудь все действительно будет хорошо, вот увидишь. Когда-нибудь ты действительно, по-настоящему будешь кому-нибудь нужен. Когда-нибудь ты напишешь что-то такое, за что тебя будут ценить. Однажды ты станешь полезным, любимым кем-то. Однажды кто-то будет нуждаться в тебе, в твоей поддержке. Дыши, Альфред. Воздух всегда помогает. Дыши. Если не ради себя, так для кого-то в твоем далеком будущем. Однажды твои мечты сбудутся. Вернее, их остаток. Однажды ты будешь счастлив. Просто дыши и не забывай мечтать...Порой, мечты — это все, что ты имеешь.Мечтать — это все, что тебе остается. ***От лица Билли.Зеркало в школьном туалете выглядит так, словно его вытирали не меньше нескольких часов, на нем ни единого развода. Джо так боится где-то проколоться, дать причину для упрека. Ей нужна эта работа, какой бы ужасной и унизительной она бы ни была. Смотрю на свое отображение, ладонями упираясь в бортики умывальника, роняю тихий вздох, а затем поправляю хвостик на затылке, затягивая резинку туже. Выбившуюся темную прядь заправляю за ухо, после чего расстегиваю отделение сумки через плечо, извлекая из нее помаду. Никогда не наношу толстый слой, буквально "вмазывая" ее в губы, чтобы это выглядело вызывающе, примерно как вишневая помада Линдси Стоув. Я всегда наношу тонкий-тонкий, едва ли прикасаясь помадой к губам. Губы у меня часто трескаются. Зачастую я просто по старой привычке от нервов кусаю их до крови. Эти маленькие ранки практически не заживают никогда. Открываю колпачок и тут же слышу, как кто-то заходит в девчачий туалет. Смотрю на входящую Линдси Стоув через отражение в зеркале, и, заметив меня, девушка начинает улыбаться. Не могу улыбнуться ей в ответ. Точно не после всей тонны говна, которой она каждый день поливает Джо. Только не после всего, что она о ней говорит вместе с Ванессой. А если Ванессе было мало, она получит еще. Ничего, в детдоме меня научили давать сдачи. Хавьер всегда учил стоять за себя и защищать друзей.— Привет, Билли, — она подходит к зеркалу, принимается доставать расческу из сумки. — Как дела?Коротко киваю головой, мол, все в порядке. Отвожу глаза, поднося помаду к губам, и краем глаза ловлю взгляд Линдси на себе.— Где помаду купила? — неожиданно спрашивает Стоув. Девушка расчесывает кончики своих светлых и вьющихся волос. — Моему Эрику от нее крышу рвет, ты знаешь? — смеется. — Вот и подумала, может, раскроешь мне свой секрет, мы ведь подружки, верно? — кладет руку мне на плечо, и меня передергивает.П-Подружки?Простите, что?— Самая обычная помада, — пожимаю плечами, отвечая тихо.— Тебе очень идет, да, — улыбается уголками губ, глядя мне в глаза через отображение в зеркале. От ее сладких духов у меня щекочет в носу, хочется чихать. Стоув немного отклоняет голову в сторону, хмурясь, делает еще один крошечный шаг ближе ко мне, и я чувствую, как ее грудь врезается в мою руку. — Что? — слетает с моих уст.— Не пойму, — девушка всматривается в мое лицо. — Это свет так падает неудачно или... Или у тебя щечки, Билли?Щ-щечки? В каком смысле щечки?— Налегаешь на мучное? — ее губы снова растягивает улыбка. А все во мне падает куда-то в пятки. Чувствую, как кровь приливает к лицу, хотя это странно, ведь я смотрю на себя в зеркало и вижу перед собой лишь мел. — Брось, я шучу. Ну, только если немного, — она издает смешок. — Тебе очень далеко до уровня той свиньи, которая драит здесь туалеты. Надо будет спросить у нее, сколько она весит, может, скажет хоть первые три цифры? — моя левая рука напрягается, пальцы сжимаются в кулак, и я чувствую хруст. Благо, Линдси с этот момент начинает дальше говорить и этого не слышит. Ее болтовня помогает мне отвлечься от мысли схватить ее за волосы и разбить лицо об зеркало. — Но я бы на твоем месте перестала есть сладкое и мучное, Билли, — ага, или не есть вообще. А еще лучше не дышать. Воздух слишком высококалорийный. Она прикасается пальцами к моей щеке, берет за кожу и трясет, словно я трехлетний ребенок. — Посмотри, Билли. И вообще, прекрати носить эти мешковатые свитера, — Линдси тянет за ткань моего свитера на плече, демонстрируя и оценивая, — хм, выглядит так, словно действительно что-то скрываешь. Попробуй носить что-то обтягивающее, Билли, тебе пойдет, — делает вид, что стряхивает с моего плеча пылинки, а я лишь вздыхаю, неосознанно кивая головой. — Думаю, нам стоит как-то сходить вместе на шоппинг, мы ведь теперь подружки, да? — чувствую, как она обнимает меня со спины, и перестаю дышать. Стоув вопросительно кивает головой, и я чувствую, что она переломает мне ребра своими объятиями, если я отвечу иначе. У меня ресницы дрожат, и с губ слетает что-то не очень внятное, смутно похожее на ответ "да". — И, серьезно, не налегай на сладкое, или будешь жирняшкой, — она практически пропевает эти слова, наслаждается ими. — Как наша Роуз МакГинес или еще хуже — как это огромное и бесформенное "нечто", пожирающее всю школьную провизию, — молвит, и я снова чувствую, как все во мне напрягается. — У-у-у, — она тянет, глядя на мою реакцию, — боишься стать такой? — Стоув неожиданно тыкает пальцем в мой живот, и я на автомате напрягаю пресс, которого у меня толком нет. Лет в семь был. Лет в семь во мне были лишь кости, обтянутые кожей. В детском доме всегда давали мало еды, всегда все ходили голодными и злыми. Хавьер незаметно воровал шоколад у воспитателя, чтобы отдать его мне. Ему за это влетало, но он был рад отдать все, что у него было, кому-нибудь другому. Хотелось бы и мне что-то тогда ему отдать. А вместо этого я покинула его, когда Джо оформила на себя опекунство. С тех пор я... — Правильно делаешь, Билли, быть жирной отвратительно, — Линдси облизывает губы кончиком языка, берет меня за локоть, просовывая под него руку. — И вообще, нам пора на занятия, подруга, — последнее слово она бросает с толикой презрения, с насмешкой, надеясь, что я настолько глупая, что не различу фальшь. Подруги. Никакие мы, блять, не подруги! Выходим с ней из уборной для девочек в школьный коридор. Стоув идет спокойно и легко, стук ее каблуков отбивает от паркета четкий ритм. Короткое платье обнажает стройные и точенные ноги. Подведенные карандашом глаза смотрят на всех немного по-хитрому, взгляд у нее похож на кошачий. Линдси Стоув относится к таким девочкам, которые уж точно не тусуются с такими, как я. Один вопрос: что ей от меня надобно? Рядом с ней я выгляжу нелепо: неаккуратный хвост на затылке, клетчатая юбка, правда, не настолько короткая, как платье Линдси; туфли-лодочки, а вязанный свитер и впрямь мешковат, и такой не потому, что я пытаюсь что-то скрыть, или... — Кстати, — мямлит Стоув, удобнее подхватывая меня под руку, и я только крепче сжимаю единственную лямку моей сумки, перекинутой через плечо, — я сегодня вечером устраиваю вечеринку у себя дома. Мои родители уехали на выходные к своим друзьям в Атланту, так что лофт на целых три дня полностью в моем распоряжении. Ты же придешь, Билли? — от звуков ее голоса меня сейчас стошнит. — Там будут все. Я даже приглашу нашу жирняшку Роуз и этого Пришельца Фредди, — поражает, как легко ей удается вешать ярлыки на людей. — Только помаду слишком сильно не наноси, а то Эрик пристает, как напьется, а раз он знает, как тебя зовут в трезвом состоянии, будь уверена в том, что просто так тебе от него не отделаться, — звонко смеется Стоув. — Адрес я тебе скину на фейсбуке, скажи мне, как ты там подписана, я кину заявку в друзья, — наверное, она никогда не заткнется. Новость о том, что меня нет в социальной сети, приводит ее в шок. — Какой кошмар, Билли. Твои родители что, живут в средневековом замке? Ладно, я скину адрес тебе CMC'кой. Она меня достала. Просто выбешивает из себя. Засовываю руку в карман, сжимая пальцы в кулак, отчего собственные ногти впиваются во внутреннюю сторону ладоней, оставляя на ней следы в форме полумесяцев. С каждым ее словом они вжимаются в кожу все сильнее. Уже больно. Уже до сиплого хрипа, который мне удается подавить, задержав дыхание. Снова ее слова касаются Джо. Снова она как можно изощренней ее подкалывает, лишний раз упрекая меня в том, что на мне сегодня мешковатый свитер, скрывающий мою фигуру. А я не такая шлюхоподобная, как она, чтобы ее демонстрировать. Мне кажется, у меня сейчас от сжатия либо пальцы сломаются, либо, они насквозь прошьют всю ладонь.— Ты напряжена, Билли, — да неужели?! Не знала. Идем по коридору: она уверенно, я — [не]много скованно. — И еще, не надевай на сегодняшнюю вечеринку свитера, — бросает короткий и сомнительный взгляд на мою одежду. — Вообще их никогда не надевай, — да, и подхватить ангину, воспаление легких и прочую херь. Спасибо, Линдси, дельный совет. — Надень что-нибудь легкое, это понравится парням, — она смеется, хотя в ее словах, по сути, нет ничего смешного. — Если Эрик вдруг полезет, напомни ему о том, что он уже занят, ладно?— Эрик помнит, — до моего слуха доносится голос Картера, и я поворачиваю голову влево, замечая его прислонившимся к одному из шкафчиков в коридоре и скрестившим руки на груди неподалеку от нас. Он отталкивается ногой от металлической поверхности, начиная направляться к нам. Через секунд пять я чувствую, как его тяжелая рука наваливается мне на плечо, и теплота его дыхания, горчащего запахом никотина, практически касается мочки уха. — Билли Джин, — здоровается со мной, и я поджимаю губы, коротко кивая головой. Кто еще станет меня так называть? Бред какой. Эрик Картер вместе с Линдси выпускают меня как-то одновременно, не сговариваясь. Отступаю на шаг, потирая плечо, на которое была перекинута рука Эрика. Тяжелая рука... Картер привлекает девушку для поцелуя, и Стоув ему отвечает, после молвит уже немного шумно, сбито:— Ладно, Билли, мы с тобой увидимся на уроке, ну и сегодня на вечеринке у меня, — говорит так, словно я давно уже дала ответ, или мой отказ не то, чтобы не принимается, он даже не рассматривается. — А сейчас мне нужно бежать. — Мне тоже, — отвечаю. Я сегодня такая "многословная", жесть просто. — Еще увидимся, подруга.Подруга.Меня коробит.Меня сейчас стошнит.— М-м, да, — прочистив горло, отвечаю. Прежде, чем повернуться к ним спиной, замечаю, как Эрик машет мне рукой. Отхожу на шагов двадцать, когда их голоса становятся для меня не различимыми среди основного шума, которым вибрирует школьный коридор. Вынимаю трясущуюся ладонь, наконец разжимая пальцы, все это время сжатые в кулак. Рука онемела. Опускаю взгляд на свою ладонь: общение с Линдси Стоув доводит меня до кровавых следов от собственных ногтей на ладонях...Продвигаюсь дальше по коридору, отыскивая нужный кабинет и попутно размышляя над ее словами. Подруга. Друзья не издеваются так. Друзья искренни в своих намерениях. Друзья защищают друзей. А мы со Стоув точно не друзья. Хотя и меня нельзя назвать другом... Хавьер всегда учил защищать и заступаться за друзей, во что бы то ни стало. Хавьер всегда учил стоять горой за друзей. Он был моим другом, всем, что я имела... Я нарушила это правило. Мне не удалось спасти единственного друга в моей жизни. Мне не удалось спасти Хавьера...- флешбэк - Девочка прижимает к себе единственную игрушку, окидывает окружающих детей немного диким взглядом зеленых глаз. Плечи худые, осунувшиеся, шея тонкая, старая футболка заношена до мелких дыр. Угловатые и острые коленки все побитые, кожа вся в расчесанных комариных укусах, на локтях заживают ранки от падения на асфальт. В животе урчит, и девочка громко сглатывает, стараясь не думать о еде, которой всегда дают мало. К счастью, это ей удается легко, так как основную часть мыслей занимают более старшие девочки в детдоме. Билли привыкла к тому, что игрушки здесь у всех общие, но девочки постарше так не считают. Билли хрипло стонет, получив кулаком в живот, сгибается пополам, но игрушку не отдает. — Это моя кукла, Безымянная Билли! Отдай, или я тебе руки переломаю. Билли сутулится, отчего низка жемчужных пуговок-позвонков проступает сквозь полосатую футболку. Мешковатые джинсы подвязаны на бедрах какой-то веревкой, то, чем сейчас является ее обувь, сложно уже назвать кедами. Волосы, заплетенные в неаккуратную косу, растрепались. На щеках и носу едва ли виднеется россыпь бледных веснушек, над бровью едва заметный тонкий и молочный шрам. На челюсти виднеется синяк, а покусанные губы кровоточат. — Здесь общие игрушки, Харпер, а конкретно эту игрушку мне отдали в руки, сказав, что эта кукла — моя! — Билли не собирается отдавать куклу девочке, которая на несколько лет ее старше и куда сильней физически. — Да кто тебе вообще что-то даст? Кому ты нужна, Безымянная Билли? — насмехается. Это девочка слышит в свой адрес уже шесть лет в подряд. — Надеешься, что однажды за тобой кто-то придет? Что кто-то приютит бедную малышку Билли, найденную на помойке, в мусорке?— Меня нашли не в мусорке и не на помойке! — с обидой в голосе восклицает Билли. А если быть честной, она не знает, какая из версий ее появления в приюте верная. Одна воспитательница сказала, что ее принесла медсестра, ведь родители девочки от нее осознанно отказались. Вторая воспитательница, которая особенно недолюбливала Билли, пустила слух, что ее нашли на помойке, когда один из работников детдома выносил мусор. Третья, от чьей стряпни девочку зачастую тошнило, сказала, что Билли вообще подкинули им, как дворняжку.— У меня есть родители! — огрызается девочка, отступая на шаг назад. — Да? И где же они, Безродная Билли? — Харпер скрещивает на груди руки, две ее лучшие подружки издают тупой смешок. — Ты настолько отвратительная, Билли, что от тебя даже родители отказались. — Твои родители, видимо, тоже о тебе не сильно беспокоились, раз ты здесь, Харпер, — Билли очень трудно отвечать наравне с девочкой. Не потому, что она не умеет, нет. Здесь нужно уметь стоять за себя с рождения. Здесь ты сам за себя. Борешься с остальными за лишнюю ложку каши. Вступаешь в драку за игрушку, которая никогда не будет твоей. Здесь дети понимают только язык ударов кулаком. Дикость. — У тебя зубов слишком много, Безродная? Забыла, как провела ночь в подсобке, когда тебя наказала миссис Тейлор? — бросает Харпер, наблюдая за переменой эмоций и мимики на лице Билли: от стойкости к страху. — Я помню, как твои, маленькая дрянь, крики не давали мне спать всю ночь. Хочешь еще, Билли? В ту подсобку, где темно, где холодно, — с каждым брошенным словом Харпер подходит к Билли все ближе. С каждым брошенным Харпер словом, Билли вжимается в тонкую ткань футболки все сильней, ее глаза расширяются от страха. В приюте воспитателям запрещено применять физическую силу. В наказание миссис Тейлор придумала кое-что другое: сутки в подсобке, включая ночь. Сутки без еды и воды. Билли отлично знает, как там холодно. Билли прекрасно знает, каким эхом в стенках того помещения отбивается собственный крик. — Страх потеряла, Билли?На секунду Билли отводит взгляд в сторону, замечая, как миссис Тейлор кладет свою руку на плечо новенькому мальчику, которого раньше не было в этом приюте. Мальчишка упрямо поджимает губы, потупив взгляд вниз, разглядывая носки своих ботинок. Тонкими пальцами сжимает лямки рюкзака со всеми вещами, которые у него есть. На мгновение поднимает взгляд карих глаз на детей, а затем снова опускает его куда-то в пол. Оливковая кожа, волосы темные. Мальчик шмыгает носом, переминаясь с ноги на ногу. — Оглохла, Безымянная? — голос Харпер заставляет Билли переключить внимание на девочку. Живот все еще саднит от удара, дышится тяжелее, чем обычно. Получить второй такой удар Билли бы не хотелось, но кукла действительно принадлежит ей. Женщина, которая привезла в детский дом ненужные игрушки, сама вручила ее девочке, сказав, что теперь она может с ней играть. Хотя Билли не так уж и часто играет в игры, зачастую она учится балету у молодой учительницы, приходящей к ним каждый вторник и воскресение. Эти дни девочка любит особенно. А кукла в руках — это, наверное, всего лишь одно несбывшееся желание иметь хоть капельку чего-то своего. Билли уже просто некуда отходить дальше, лопатки больно врезаются в кирпичную стенку. Девочка понимает, что драки не избежать, как и вероятного наказания. Драка с Харпер уже становится привычкой, правда, из них двоих Билли всегда наказывают за непослушание куда больше и чаще. Для всех Харпер "ангелочек", ее первой рекомендуют людям, которые решили усыновить ребенка. И никто даже не заикнулся о Билли, словно ее и нет. Девочка набирает воздух в легкие, готовится стерпеть еще один удар от Харпер, как замечает, что кто-то заслонил ее от светловолосой Харпер Кейн. Тот самый новенький мальчик, который, несмотря на свой возраст ни чуть не старше самой Билли, превосходил даже Харпер ростом и силой.— С дороги, пацан, — кажется, Кейн готова ударить Билли даже сквозь него. И все же его тело изрядно мешает делу.— Оставь ее, — мальчик не церемонится, поднимает на девчонку уверенный взгляд, на несколько мгновений повергая Харпер в ступор. Она привыкла, что ее боятся, что ее почитают и уважают. А в глазах пацана нет ни то что страха, в них полнейшая уверенность. — Ты не расслышал? Я сказала с дороги, малявка! — голос у Харпер противный, грубый, она делает мелкий шаг вперед, переключая все свое внимание на мальчика. Они с ним практически одного роста. — Думаю, не расслышала ты, — он облизывает губы кончиком языка, так же на мелкий шаг выступая вперед, и теперь они просто смотрят друг другу в глаза. — Я сказал, чтобы ты ее оставила.На какое-то мгновение они оба замолчали, но комната по-прежнему жила своей жизнью: дети исписывали фломастеры в альбомах, собирали конструктор, учились сами себя развлекать, сами о себе заботиться. До конфликта здесь практически никому не было дела. Харпер, осознав, что они с новеньким мальчиком зашли в тупик, отступает на короткий шаг назад, а затем выглядывает из-за плеча мальчика на Билли, бросая несколько слов прежде, чем уйти:— Тебе это просто так с рук не сойдет, Безродная Билли!Сердце Билли начинает биться медленней. Харпер и две ее не менее злые и противные подружки отходят куда-то в сторону. Она облегченно вздыхает, когда мальчик поворачивается к ней лицом.— Спасибо, что заступился за меня, — Билли бросает смущенно. Вообще разговоры с кем-либо — не ее конек. Она научилась разговаривать не сразу, долго молчала сперва, а вот первую драку затеяла в десять месяцев, навсегда получив в награду маленький и едва заметный шрам на лбу. — Не за что, — с улыбкой отвечает мальчик. — Меня зовут Хавьер, — в его голосе прослеживается немного южный акцент. — Хавьер Торрес. — Билли, — постепенно девочка выпрямляется, улыбаясь Хавьеру в ответ.— Рад знакомству, amiga, — молвит он и протягивает руку для пожатия, как это, обычно, делают взрослые. — Спасибо, что не называешь меня Безродной, и... Amiga? Что это значит? — Билли пожимает руку Торреса в ответ.— Это по-испански "подруга", — Хавьер удобнее перехватывает лямку своего рюкзака. — А насчет "Безродной"... Я не понимаю, почему все так хвастаются фамилией родителей, которые считают, что тебя не существует для них, которые от тебя отказались. По-моему, здорово иметь просто имя. Ты чувствуешь себя каким-то независимым...Билли улыбается шире, отчего кожа на потрескавшихся и искусанных губах, натягивается. Краем глаза замечает вновь направляющуюся к ним Харпер с маленьким вазоном в руках. Проходит мимо, специально цепляя девочку плечом так, чтобы цветок в стеклянном горшочке выскользнул из ее рук и разбился об паркет. — Упс, как неловко, — молвит тихо, зло улыбаясь, а затем, отойдя на несколько шагов от Билли и убедившись, что звук бьющегося стекла привлек внимание всех детей, она начинает говорить громко и отчетливо, чтобы ее слова услышала миссис Тейлор, которая сегодня на дежурстве: — Билли! Зачем ты это сделала? Оцепенение сковывает тело Билли клеточка за клеточкой, способность дышать снова пропадает. Шум привлечет Ее. Человека, которого Билли боится больше всего на свете. Она входит в комнату практически сразу после того, как разбивается вазон с фиалками под ногами у девочки. Миссис Тейлор ничего слышать не нужно, она делает выводы на том, что земля и осколки находятся рядом с Билли, следовательно, она виновница инцидента, хотя Харпер пытается доказать ей то же самое, разыгрывая комедию о том, что Билли больно ударила ее по плечу. — Но... — голос Билли слабый. Она знает, знает, что сейчас будет. — Я этого не делала! Это не я!Миссис Тейлор ничего больше не хочет слышать. Ее пальцы больно обхватывают тонкое запястье Билли, сжимают его до боли, и девочка всхлипывает. Отчаянно упирается ногами, старается ими тормозить, но тщетно. Женщина ведет ее туда. К тому ужасному месту, которым ее зачастую пугает Харпер. — Это не я! Это была не я! — кричит, срывает голос, но ее никто не слушает.Вообще-то слушают все. Все дети сочувственно наблюдают за тем, как Билли брыкается, как не хочет идти туда добровольно, как у миссис Тейлор заканчивается терпение и она дает девочке хлесткую затрещину, чтобы та перестала кричать. Им запрещено бить детей. Только в самых крайних случаях непослушания.— Нет! Прошу! — она плачет. Щеку печет огнем. Запястье неистово ноет, словно ей сейчас оторвут руку. Билли готова вынести еще один удар по лицу, только бы ее не запирали туда. — Это не я! Это была не я!Миссис Тейлор отодвигает задвижку, терпит то, как Билли пытается выкрутиться, укусив ее. Толкает девочку в подсобку, и Билли падает на пол, больно ударяясь об его поверхность локтями. Единственное, что ей удается увидеть перед тем, как закрывается дверь, это лицо Хавьера, выражающее жалость, да гаденькая улыбка, растягивающая губы Харпер. Билли чувствует, как горят ее щеки, не только от затрещины, но и от собственных слез, прочерчивающих обжигающие дорожки. Поднимается на ноги, принимаясь тут же с криком колотить дверь кулаками. Ей становится невыносимо дышать в этом помещении, оно давит ей на голову. Замкнутое маленькое пространство, в котором ее закрыли на целый день, на всю ночь. Она неустанно колотит ручками по двери, хотя понимает, что никто ей не откроет. Никто и никогда не открывает до того, пока не пройдет срок наказания. Билли срывает горло в крике, ее голос теперь больше похож на сиплый хрип. Она "стекает" по двери вниз, садясь на пол, принимается обхватывать свои коленки. И плакать. Много и много плакать. Потому что Безродная Билли заслужила все это, испортив жизнь родителям, которые от нее отказались. Потому что она Безымянная. У нее нет имени.Потому что она Билли — девочка, которую нашли на помойке или подбросили, как дворовую псину. Потому что такие, как она, не должны мечтать о друзьях.Потому что у таких, как она, никогда не будет семьи.- конец флешбэка -***От лица Дилана.В собственном теле неуютно. Ненавижу это ощущение. Ненавижу все, что связано с тем, чем мне приходится заниматься. В собственной коже дискомфортно. Особенно после встречи с Линдси Стоув. До сих пор в голове не укладывается то, что она знает. Это бесит. Это раздражает. Меня раздражает она сама и едкий запах ее духов, на который у меня разовьется аллергия. Господи, блять, почему все так сложилось? Я так хотел держаться от всего этого подальше... Я оказался в самом ебаном, блять, эпицентре всего.Устало тру лицо, опуская крышку капота машины. Перекладываю монтировку из рук в руки, обходя машину слева. Школьная парковка практически постепенно пустеет. Мне осталось дождаться Эмми, которая должна будет появиться с минуты на минуту, и мы поедем домой. Тяжко вздыхаю, разминая плечо, поправляю воротник рубашки, скрывая на трапециевидной мышце след от зубов Стоув, от ее гадких поцелуев, оставивших на моих плечах вишневые отметины. Меня от нее наизнанку выворачивает, но я терплю. Платит она достойно. Боже, блять, что за дичь я несу? Поднимаю голову, когда слух цепляет знакомый и ненавистный стук каблучков. Вспомни, блять, кхм, вот и оно.— Дилан, — сладко тянет она, откидывая светлые волосы на спину. Стоув приближается ко мне размеренными шагами, походкой королевы. — Линдси, — холодно произношу ее имя. Не выдумывай, О’Брайен, вы всего лишь одноклассники. Всего лишь одноклассники, которые занимались сексом в номере мотеля. Она твоя одноклассница, которая изменяет своему парню. Ты ее одноклассник-шлюха, который трахал ее за деньги. Ничего, все отлично. Превосходно!— Как холодно, — она издает смешок. — А в постели ты был горяч, Дилан...— Ты что-то хотела, Стоув? — закатываю глаза, вздыхая, и я перекладываю увесистую монтировку из руки в руку. Девушка окидывает меня взглядом, улыбаясь уголками губ, делает шаг ближе, а затем кончики ее пальцев прикасаются к оголенному участку моей кожи. Меня аж передергивает.— Конечно хотела, Дилан, — гладит меня по щеке, и я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает, нас никто не видит. — У меня будет вечеринка сегодня, — касается моих губ кончиками пальцев, чуть отклоняет голову в сторону, наблюдая за моей реакцией. — Я ожидаю, что ты придешь, Дилан, — прикусывает губу, подходит ко мне максимально близко, и я чувствую ее дыхание на своем подбородке. Смотрит на меня снизу-вверх этим своим кошачьим взглядом из-под длинных ресниц, и чертова улыбка не сходит с ее лица. — А что, если я не приду? — цежу сквозь зубы, холодно глядя на Линдси. — Дилан, — она цокает языком, смеясь, — мой ты дорогой, — кладет свои руки на мой затылок, — ты придешь, я уверена. Ты же не хочешь, чтобы все узнали о нашей маленькой интрижке? — Манипуляция, Линдси? Серьезно? Это все, на что ты способна? Боже мой, детский сад!— А не боишься того, что сделает с тобой твой парень, когда узнает, что ты сделала? — хмурюсь, не реагируя на то, как свободно ее руки гуляют по моему телу. Словно мы, блять, все еще в том гадком номере. Вдвоем. Словно она все стонет мне в рот, ловя кайф от того, как я вколачиваю ее упругое тело в мягкую кровать. — Ты лучше бойся того, что он сделает с тобой, когда узнает, — тыкает пальцем мне в грудь. — У кого из нас хер в штанах, Дилан? Паскуда, ну. Терпеть ее не могу. Не переношу на дух. Но она права, если Эрик об этом узнает, пострадает Эмми. А мне нужно защитить Эмми так, как только я могу, нужно оградить ее от всего. Она ни в чем не виновата, ее не нужно в это вмешивать. Эммануэль здесь совсем ни при чем. — Эмми и Фредди как и все остальные, уже проинформированы, — она становится на носочки, практически шепчет мне в губы, и от отвращения я просто закрываю глаза. — Так что, думаю, ты примешь верное решение, О’Брайен, — оставляет на моих губах легкий поцелуй, и я с трудом подавляю рвущееся наружу желание задвинуть ей по лицу монтировкой. Когда Линдси Стоув наконец-то прекращает меня трогать, легкости внутри я не ощущаю. Наоборот, это напряг в каждой мышце. Она со мной не прощается, лишь уходит, оборачиваясь. Уходит так, словно ее никогда и не было здесь, словно она не поставила мне ультиматум.— Блять! — громко клацаю дверцей, принимаясь с отвращением вытирать собственные губы. Краем глаза цепляю Эммануэль, спускающуюся по ступенькам школы и везущую за собой кислородный баллон. — Твою мать! — выпаливаю. Возьми себя в руки, О’Брайен. Она не должна видеть тебя таким. Возьми себя в руки и помни, что все это ради нее.Все, что ты когда-либо делал, — это все ради нее. ***От лица Билли.На кухне пахнет яблочным пирогом с корицей, Джо аккуратно вынимает наш ужин из духовки, что-то мило бормочет себе под нос про осторожность. Выкладывает пирог на тарелку, разрезая его на кусочки, и аккуратно раскладывает по тарелкам. Поднимает на меня взгляд, наблюдая за тем, как тихо я рву на мелкие клочки салфетку.— Что-то ты сегодня тихая, Билли, — слетает с ее уст. Пожимаю плечами, а затем выпрямляюсь на стуле, когда Джо ставит передо мной тарелку. Беру в ладонь вилку, принимаясь колупать кусочек яблока. Уныло смотрю на свою тарелку. Пирог. Ты любишь пироги, Билли?"У тебя щечки, Билли". — Как прошел твой день? — Джо садится напротив, обеспокоенно смотрит на меня, понимая, что что-то не так."Жирняшка".— Неплохо, — отвечаю спокойно, — завтра нам расскажут, какое наказание для нас приготовил директор за поджог класса химии. — Ох, мне так жаль, что ты оказалась втянутой в это, Билли...На мгновение повисает тишина. Только звук работы электрочайника не позволяет ей стать абсолютной. Джо кладет себе в рот кусочек пирога, я же по-прежнему долблю кубик печеного яблока вилкой."Не налегай на сладкое, Билли, или будешь как Роуз. Или еще хуже". — Ты... — робко бросает Джо, заключая пальцы в замок. — Ты стыдишься меня, Билли? — заданный ею вопрос повергает меня в шок, но ответ на него я готова дать с уверенностью сразу. Поднимаю на женщину взгляд, пытаясь понять, чем вызван ее вопрос. Она не смотрит мне в глаза, лишь тяжко дышит, теребя пальцами кусочек нитки.— Почему ты так думаешь?— Я знаю, что говорят обо мне ребята в школе, — молвит хрипло, и я замечаю, как она краснеет. — Я столько всего слышу каждый день, Билли. — То, что о тебе говорят, совсем не является тем, кто ты есть, Джо, — говорю уверенно. Женщина одаривает меня коротким взглядом, затем вновь опуская его на нитку в свои руках. И тогда я делаю что-то такое, чего не делала прежде. Что в некотором роде выводит "нас" на новый уровень. Я накрываю ее ладонь своей, чтобы ее поддержать, чтобы она мне поверила. — Мне плевать на то, что все говорят. Я никогда и ни за что не стану тебя стыдиться, Джо, — отвечаю со всей серьезностью в голосе, и тогда Джордия наконец поднимает на меня взгляд. Слабо улыбается, а несколькими секундами спустя накрывает своей рукой и мою руку. Ни за что. Я не стану.Она же моя... Она мне... Это же Джо. Джо, которая показала мне, что забота и тепло с неравнодушием еще остались в мире. Смотрим друг другу в глаза. Джо улыбается все шире, и улыбка на ее лице заставляет улыбнуться и меня. — Я взяла в прокат насколько фильмов с Джеймсом Дином, — спустя какое-то время Джорджия меняет тему разговора. — Я знаю, чем мы с тобой займемся на выходных.— Здорово, — отвечаю с улыбкой, затем удобнее усаживаясь на стуле.— А какие у тебя планы на сегодняшний вечер? — Э-э-э... — тяну.Изначально хочется ответить, что никаких. Мои губы для этого и приоткрываются, но вместо этого слетают совсем не те слова, о которых я думала. Я не соглашалась придти на вечеринку к Линдси, но только что неосознанно подписала себе приговор:— Меня пригласили на вечеринку... Эм... Не знаю, стоит ли мне на нее пойти...