4. (1/1)

Не думай о себе. Думай о ней.Думай о том, что ты пойдешь ради нее на все.Ведь она — все, что у тебя есть в этой гребанутой жизни. ***От лица Дилана.Будильник становится моим персональным адом, наворачиваю на себя подушку, пытаясь заткнуть уши, но он назойливо вколачивает в голову мысль о том, что пора вставать. Откидываюсь на своей половине кровати: у нас с Эмми она одна, но большая. Она спит по одну сторону, я по другую. Это странно, но еще страннее думать о том, что мы когда-нибудь будем порознь. В том смысле, что мы вместе, мы есть друг у друга с самого нашего рождения. Странно думать иначе, что когда-нибудь Эмми будет где-то в другом месте, точнее, меня не будет рядом с ней. Возможно, я просто слишком беспокоюсь. Но все имеет свою почву. Откидываюсь на подушке, глотая воздух приоткрытым ртом, и запах зеленого чая, доносящегося с кухни, вливается в легкие вместе с кислородом. Эмми уже готовит завтрак. Эмми всегда просыпается раньше меня, как и ложится. Напрягаю пресс, помогая себе встать. Оттягиваю помявшуюся после сна футболку, а затем тру заспанное лицо, направляясь в ванную комнату. Меня бесит в этой квартире все: начиная с орнамента выложенных на полу кафельных плит, заканчивая стоящим здесь запахом сырости и штукатурки, сыплющейся с потолка всякий раз, стоит очередной городской электричке проехаться над нашим домом.— Дилан, я готовлю блинчики, — доносится голос сестры из кухни.Бурчу что-то о том, что это здорово, а затем закрываю за собой дверь в ванную. Подхожу к зеркалу, глядя на свое отражение. Хмыкаю носом, касаясь скул пальцами и оттягивая кожу вниз, чтобы заглянуть в глазницы. Уставший вид, измотанный. "Твоему работодателю не понравится твой внешний вид. Клиентов только отпугивать будешь", — мелькает мысль в голове. Роняю вздох, умываясь холодной водой, и чищу зубы мятной пастой, от которой все во рту словно немеет. Ужасно, Дилан. Ужасно выглядишь. Натянуто улыбаюсь сам себе. Ради Эмми. Все ради нее.Она хочет, чтобы ты улыбался.И ты будешь.Она хочет, чтобы ты помогал ей.И ты поможешь.Она хочет, чтобы ты был рядом.И ты не отойдешь от нее ни на шаг.Пол под ногами скрипит, как и двери, висящие на ржавых петлях. В этой квартире я ненавижу все: начиная от холодных батарей, заканчивая видом из окна. Здесь все напоминает мне о ней. Здесь все напоминает мне о Рене, самой паршивой матери на свете. Чешу затылок, выходя на кухню. Прикладываю руку к животу, понимая, что желудок урчит от голода. Эмми бросает на меня короткий взгляд, улыбаясь уголками губ, заправляет за ухо прядь непослушных курчавых волос, а затем снимает со сковородки оладьи, раскладывая их по тарелкам. — В котором часу ты вчера пришел? — спрашивает. — Я не помню, как ты вернулся...— Э-э-э, — тяну, запихивая за щеку блинчик, предварительно полив его клубничным джемом. — Где-то около двух ночи, — отвечаю, и Эмми поднимает на меня недовольный, но в то же время заботливый и обеспокоенный взгляд.— Мне это очень не нравится, — накрывает мою руку своей, ставя чашку с чаем возле тарелки. — Сейчас только семь утра, Дилан, ты так мало спал?— Я выспался, — отрезаю, набивая рот еще большим количеством пищи, чтобы избежать возможности разговаривать. Не то, чтобы мне не хотелось... Но, да, об этом я разговаривать не хочу. Это все ради Эмми. И точка. — А синяки под твоими глазами говорят об обратном... — прикасается кончиками пальцев к моей скуле, и я инстинктивно отклоняю голову от ее руки. — Прости, я не хотела... — морщится, убирая руку, и несколько нервно отпивает чай из кружки. Слетевшее с моих уст короткое "ничего" не меняет ход разговора. Эммануэль складывает руки на груди, наблюдая за тем, как я максимально впихиваю в себя завтрак. Она откашливается, прикрывая рот ладошкой, и на мой обеспокоенный, поднятый на нее взгляд девушка молвит: — Все в порядке, правда. Мне становится лучше, — улыбается, произнося именно те слова, которые я так хочу услышать. — Дилан, я серьезно, мне не нравится, что тебя так на работе задерживают. — Мне тоже, Эммануэль.— Неужели, твоя смена заканчивается так поздно? — выпрямляется на стуле, кладя руки на стол. Эмми не сводит с меня обеспокоенный взгляд, отдает мне со своей тарелки еще один блинчик, к которому она не притронется. Смена.Хмыкаю, пережевывая кусочек завтрака. — Я делаю все это ради тебя, Эмми... Больше времени я работаю — больше зарабатываю, чтобы мы могли оплачивать твое лечение, — поджимаю губы, беря ладонь сестры в свои руки. — Я люблю тебя, Эммануэль, и сделаю все ради тебя, ты же знаешь.— Я знаю, Дилан... Все ради нее, Дилан. Это все ради нее.Так она будет с тобой дольше. Так она будет с тобой всегда.Просто признай, Дилан.Кроме нее, у тебя в этой жизни никого больше нет.***Хах, школа. День ото дня ничем не отличается: серость, напряженность, споры о том, кто крут, а кто нет, насмешки, пилящие учителя, шесть кругов ада, длящихся сорок пять минут. Вынести себе мозг хочется уже с первых секунд появления на пороге. Глубокий вдох — тихий выдох. Мне, собственно, наплевать на все, что здесь происходит. Эмми считает меня эгоистом, но никогда этого не говорит вслух. По отношению к ней я совсем не жалею себя. Я, скорее, эгоист в обществе. Да, Эрик и Линдси, и вся их мерзкая шайка любят находить кого-нибудь, на ком можно выпустить пар. Роуз МакГинес личная "груша" Линдси, а Хаймор — Картера. Эмми считает, что это не нормально, игнорировать все происходящее в классе. Она не понимает. Ей не понять. Я делаю все ради того, чтобы ей ничего не угрожало, чтобы никто даже в мыслях не имел идеи на нее покоситься, не говоря уже о брошенных шутках о ее здоровье. Это каким нужно быть в край конченным, чтобы смеяться над человеком, который серьезно болен? Единственная причина, по которой я ни во что не встреваю, это Эммануэль. Ее состояние важнее всего. Оно важнее меня. Я так много делаю ради нее... Ей не понять, почему я молча прохожу мимо, когда Эрик швыряет скомканный клочок бумаги в женщину по имени Джорджия Шамуэй. Он распинается, а она на него даже не реагирует, просто продолжает мыть пол. Бросает плоскую шуточку о том, сколько калорий она сожжет физическим трудом и сколько наберет, стоит ей попасть в столовую. Инстинктивно сжимаю кулак, напрягая скулы. Эрику столько раз хотелось задвинуть по фейсу, что не счесть уже. Но речь никогда не заходила о Эмми. Это главное. Это главное, что позволяет мне не развернуться и просто не начистить уроду еблет за тонны унижения всех вокруг. Спокойно, О’Брайен, спокойно. Тебя это не касается. Ее это не касается. Эмми издает всхлип, возмущенно сверля Картера взглядом. Это все, что она может. Это все, что я ей позволяю, чтобы не пришлось разгребать. Все, что могу я, — аккуратно, со всей заботой и нежностью взять ее за локоть и просто увести. Эммануэль против. Она злится. Ей не понять, как для меня важно ее состояние. Ей не... Эрик находит издевки по изощренней, подходит напрямую к Джо, насмешливо клеится. Думается, что сейчас женщина вклепает ему шваброй по голове, надо бы, да так, чтоб к хренам всю дурь выбить. Но она просто молчит, вытирает пол, заставляя Эрика, приглашавшего ее на свидание, отойти чуть в сторону. Самообладание — уровень: Бог. Не смотри на эту картину, Дилан. Внутри ты, конечно, давно уже протащил Картера по всем заслуженным кругам ада, но снаружи продолжаешь игнорировать. Когда-нибудь ты уже не сможешь контролировать ситуацию, ты знаешь.Когда-нибудь ты погрязнешь в конфликте с Эриком по самый не балуй, гарантирую.Смотреть на школу противно, на все, что в ней находится, на всех, кто в ней учится. Заходим с сестрой в один из самых более менее интересных кабинетов, пытаясь занять свои места. В машине Эмми рассказывала мне что-то про лабораторную работу на уроке химии. Не люблю их, порой они вызывают у Эммануэль приступ кашля, потому что добытые в ходе выполнения вещества иногда могут источать запах, который влияет на и так паршивую дыхательную систему Эм. Опускаюсь за одну парту с сестрой, когда мистер Пайк вдруг качает головой, указывая на место подальше:— Неа, мистер О’Брайен, сегодня вы сядете не с Эммануэль.— Но, мистер Пайк... — хочу затравить ему заезженную байку о том, как небезопасно себя будет чувствовать Эмми, не будь рядом меня, но мне не дают сказать:— Не переживайте, данная лабораторная абсолютно безопасна для вашей сестры. Выберете себе другого партнера.Д-другого? Издевается просто. У нас с этим мужиком какая-то своя безмолвная антисимпатия. Молча друг друга немножечко раздражаем. Он никогда не ставит мне "А", я никогда не убираю после себя на парте и не прощаюсь. Такой себе обоюдный, маленький хейт. — Другого? И кого же, по-вашему? — спрашиваю с сарказмом, который Пайк проглатывает, как рыба наживку, потому и отвечает сухо:— Например, с мистером Хаймором, — пожимает плечами.Раздраженно отвожу взгляд от учителя, окидывая им класс. А Фредди сегодня нет. Его нет на занятиях...— Фредди нет, — издаю смешок, вкладывая в него насмешку над учительской невнимательностью. Ощущение, словно мы ненавязчиво так играем с ним в игру "Кто кого подосрет". Так, слегонца, самую малость. — Я сяду к сестре.— Нет Фредди? Не беда, — Пайк кривит губы в противной улыбке, выпрямляясь и переставая шататься на стуле. Задумал гад, что. Окидывает взглядом класс, и его глаза загораются огоньком победы. — Тогда составьте компанию мисс Шамуэй, мистер О’Брайен, — все еще улыбается, как ни в чем ни бывало, складывает руки на столе, выпячивая квадратную челюсть. Бля.Оборачиваюсь за спину, коротко облизывая губы кончиком языка. Услышав свое имя, Билли немного выпрямляется на стуле, старательно оттягивая рукава, чтобы прикрыть ими ладони, словно ее руки мерзнут. Шикардос. Жмурю веки, глубоко вздыхая, а потом принимаюсь безысходно направляться в сторону своего нового напарника по лабораторной. Шамуэй бросает на меня короткий взгляд зеленых глаз, тут же его опуская на строчки текста в раскрытом учебнике. Громко кладу на парту книгу, заставляя Билли перевести на нее глаза. Опускаюсь на стул, мысленно посылая Пайка на три веселых буквы. Урод лысый. Ненавижу. Эмми машет мне рукой, жестом сообщая о том, что с ней все в порядке, и что Роуз МакГинес — не самый страшный партнер по лабораторной, которого можно представить. Со звонком в класс входит Эрик с Линдси и их свора. Картер восхищается новой издевкой над Джо, и я неосознанно краем глаза слежу за реакцией Билли. Как-то грубо она листает страницы учебника, вот-вот вырвет их на фиг, и то и дело оттягивает рукава свитера. Картер здоровается с Шамуэй кивком головы и воздушным поцелуем с коротким "Билли Джин", на что девушка не отвечает, просто делает вид, что вчитывается в замысловатое и ни хера не понятное требование в работе.Пайк глаголит о цели лабораторной, которую я благополучно прослушиваю, следя за тем, как рука Эрика под партой ложится на ногу Стоув, скользя вверх по коже и задирая ее короткую юбку пальцами. Господи, блять, нашли времечко. Фыркаю. В реальность меня возвращает голос Пайка, просящего повторить меня цель нашего эксперимента.— Эм-м, — запинаюсь, отводя от парочки взгляд. Почему из всех присутствующих в классе он прикапывается именно ко мне? — "Эм-м" — не цель нашей работы, мистер О’Брайен. Билли незаметно двигает свою тетрадь на мою половину парты, на листе которой написана гребаная цель лабораторной. Коротко читаю фразу, а затем хмурюсь, прочищая горло перед тем, как сказать:— О том, что нужно добыть ацетат натрия. — И как его добыть, Дилан? — этому лысому чмырю явно доставляет кайф надо мной издеваться.Билли поднимает руку, но Пайк решил основательно меня добить. А хер его знает, как добыть твой ацетат, я, блять, даже не знаю, что это такое. Зато могу целую гребаную лекцию прочитать о кистозном фиброзе. От ответа меня на удивление спасает приход Ванессы Грейвз и ее потрепанный вид. Причем буквально, словно кто-то взял и хорошенько приложил ее лицом к кирпичной стенке. Она приглаживает растрепанные темные волосы, поправляя жакет на худых плечах, а на скуле алеет будущий синяк. Кто-то действительно хорошо так вмазал ей, чему я рад. Безмерно.— Мисс Грейзв, что с вами? Ты слепой? Ее по лицу ударили за собственную глупость. Очки, блять, купи.— Нормально, — сухо отвечает девушка, присаживаясь за парту, стоящую позади Стоув и Эрика. — Со мной все нормально, — цедит, — а затем для приличия добавляет "мистер Пайк". Шмара, ну. — Вам нужно в медпункт, мисс Грейвз, я настаиваю. — Я же сказала... — девушка раздраженно цокает языком. — Ладно, не хотите идти, я отправлю кого-нибудь из учеников за медсестрой, — он откладывает ручку, обводя взглядом класс. Думал, он пошлет меня, но он осознал риск того, что я могу случайно загулять в коридорах школы от того, насколько "увлекательно" здесь, потому решает послать за врачом мою сестру. — Эммануэль, будьте так добры... — надо же, как выражаемся. Я тоже выражусь: "Пошел к черту". — А я пока схожу к директору, важные дела. Я вернусь через десять минут, — обращается ко всему классу, — и лично проверю у каждого наличие выведенной формулы в тетради и практическое соединение в пробирке соляной кислоты с карбонатом натрия. Вы будете первым, Дилан, — показывает на меня пальцем, словно я особенный.Поджимаю губы, наблюдая за тем, как Эммануэль покидает класс, везя за собой баллончик с кислородом. Через несколько секунд из помещения выходит и Пайк, после чего в классе создается практически хаос. Свита Линдси расспрашивает у Ванессы о том, что с ней приключилось, но Грейвз молчит, только прикладывает к приложенному кем-то месту удара холодную поверхность книги. Какая тавтологическая ирония. — Я упала, — цедит, но Линдси не унимается.Эрик со своими дружками обдумывают, чем бы таким заняться, пока Пайка нет в классе. Каждый что-то обсуждает, из-за чего создается шум. Никто ничего не делает, кроме Шамуэй, которая аккуратно вливает пипеткой небольшое количество соляной кислоты в пробирку с карбонатом натрия. Натягивает на ладони рукава, бросая на меня короткий взгляд. — Ты у нас, оказывается, тихий мститель, — издаю тихий смешок, чтобы его было слышно лишь Билли.— Чего?.. — девушка переспрашивает, недоуменно хмурясь. — У меня было две версии на твой счет: "тихая серая мышка" или "стерва" по типу Стоув. У нас в классе третьего не дано. Ты оказалась чем-то третьим, — Шамуэй отставляет пробирку в сторону, поднимая на меня открытый, но несколько холодный взгляд.— А себя ты относишь к "тихим серым мышкам?" — спрашивает спокойно, записывая химическое уравнение в тетрадь. Ох, как тоненько.— Нет, — смеюсь с сарказмом. — Значит, "стерва", — Билли пожимает плечами, уравнивая количество молекул в примере. — Ты, главное, мсти аккуратнее, слишком выдаешь себя, — сжимаю пальцами ручку, принимаясь записывать уравнение и решать его. Моя соседка по парте поднимает на меня хмурый взгляд зеленых глаз, немного раздраженно оттягивая рукава. И здесь даже математиком быть не нужно, чтобы сложить "2+2". С уст Билли, подведенных тонюсеньким слоем красной помады, слетает вопрос о том, с чего я решил, что она мстит за что-то. Хах, забавно. — Руки прячешь в рукавах.— Я прячу руки потому, что мне холодно, — отвечает в тон, но я-то знаю...— Ага, или хочешь скрыть следы того, что набила Ванессе фейс, — поворачиваюсь к ней лицом, понимая, что ее взгляд меняется, становится напряженным. — Значит, "макияж" Ванессы — твоих рук дело, — утверждаю, и девушка молча сверлит меня взглядом. — Дай угадаю, за что ты ей мстила, — цокаю языком. — За то, как она отзывалась о твоей маме? — чувствую, как застаю Билли врасплох, но девушка тут же берет себя в руки, бросая, что это не мое дело. Не мое. Я и интересоваться-то толком не должен. — Она ведь твоя мама, да? Та уборщица, Джорджия Шамуэй. — Я ударила ее за все. За Фредди. Потому что больше никто этого не сделал. Мститель-Билли. Билли. Странное имя.Би-и-илли-и.Чувствую вибрацию рабочего телефона в кармане. Обыкновенный сотовый звонит крайне редко, на нем всего несколько номеров: доктора Андерсена, Эммануэль и... самой паршивой матери на свете, Рене. А так, как я практически всегда нахожусь рядом с Эмми, по мобильному мне практически никто не звонит. Извлекаю телефон, выпрямляясь, его мне выдал мой работодатель для быстрой связи. "Смена", — всплывает в памяти, и я хмыкаю. Работодатель присылает мне СМС'ку о встрече с новым клиентом:"В 20:00, мотель "Crazy road", комната №9". Быстро отписываю о том, что заказ принят, отправляя сообщение, и прячу телефон в карман, краем глаза цепляя, как Билли следит за моими действиями.— Хорошо, мститель, — пытаюсь продолжить наш диалог и беру пробирку с сульфатом натрия, добавляя в нее немного гидроксида бария. — Ты ничего обо мне не знаешь, — Шамуэй молвит спокойно, но подпрыгивает на месте от неожиданности, когда колба на столе у Эрика Картера разбивается, а специально неправильно смешанная жидкость принимается шипеть, разъедая поверхность парты, отчего дым начинает валить. — Офигеть! — восклицает Эрик. Чему здесь радоваться, идиот? Тому, что ты балуешься соляной кислотой? Попади она тебе на лицо я был бы безгранично рад больше никогда не видеть твои бледно-голубые глаза в жизни. Или, может, будем радоваться тому, что ты едва ли не сжег класс?Сжег.Вылитая им жидкость (я понятия не имею, что он там намешал), принимается воспламеняться, и Эрик с Линдси резко поднимаются на ноги, отходя от парты на несколько шагов. — Ты что наделал, идиот? — Роуз со страхом вжимается в свою парту, на что Эрик издает короткий смешок. — Совсем нас всех тут спалить решил?!— Не дрейфь, МакГинес, — снимает с себя куртку, направляясь к другому концу класса, в котором находится огнетушитель. А парта его начинает гореть... Кто-то в помещении пищит, взвизгивает, когда в класс возвращается мистер Пайк. Глаза лысого учителя округляются, когда он видит, как горит его класс; стоит ему открыть рот, чтобы начать что-то говорить, как дым в помещении касается датчика пожарной сигнализации, и с потолка начинает распыляться вода, гася разведенный Картером пожар и просто поливая учеников, заставляя их одежду вымокнуть до нитки. Билли спешно прячет учебник и тетрадь в сумку через плечо, а я сейчас искренне радуюсь тому, что Эмми этого не видела, что ее не было рядом, она вышла затем, чтобы позвать медсестру. Эмми в безопасности.— Картер! — Пайк орет, гневно отключает сигнализацию, и "комнатный дождь" прекращается. Линдси неприятно морщится, откидывая мокрые светлые волосы на спину. Ванесса держится в стороне, наблюдая за всем как-то исподлобья. Роуз МакГинес дышит часто, как-то тяжко и на грани истерики. Ее вязаный свитер насквозь промок. — Ты что, решил школу здесь, нафиг, спалить? — Мистер Пайк, я... — принимается объясняться, но его перебивают:— Наказание, мистер Картер! — учитель дышит громко и сбито. — А в прочем... — обводит взглядом класс, судорожно тыкая на каждого присутствующего указательным пальцем. — Все... — зло шипит. — Все вы наказаны!Потрясающе... Просто, блять, не передать словами.— Но, мистер Пайк, я ни в чем не... — начинаю, а затем мужчина меня перебивает:— Не виноваты? Ничего не хочу слышать, Дилан!Пиздец. Пиздец просто. Чувствуешь, как проблемы уже настигают тебя, как они роятся за твоей спиной? Как они врезаются в твои лопатки? Ты чувствуешь, это Дилан? Ты хотел держаться в стороне? Как долго ты еще выдержишь? Три месяца сможешь? Три гребаных месяца и больше никакой школы... Навсегда. Три месяца, и ты не увидишь больше поганую рожу Эрика и всей его своры. Три... Три месяца, и Эмми больше ничего не будет угрожать.Я приглаживаю тонкими пальцами мокрые волосы, облизывая уголки губ, выхожу из кабинета, взвалив на плечо рюкзак, и в коридоре встречаю обеспокоенную Эммануэль, чьи руки ложатся мне на плечи. Три месяца, Дилан, всего три месяца. Терпи ради нее. Она — это все, что у тебя есть. Больше совсем никого. Ты один.***Костяшки на кулаках красные, кожа воспаленная. Шамуэй оттягивает рукава свитера, прикрывая им ладони. Билли поправляет пряди мокрых волос на плече, расчесывая их тонкими пальцами, идет вдоль коридора и поднимает взгляд на окружающих, цепляя силуэт Джо в форме уборщицы, моющей пол. Хочется подойти к ней, хочется рассказать все, как есть, все-все-все, что гложет душу, что разъедает изнутри. Хочется просто подойти к ней и спросить, как у нее дела, пообщаться с ней, а вместо этого Джоржия девушке улыбается уголками губ, продолжая усердно орудовать шваброй. Справляется. Джо из тех, кому не важно, что о ней думают другие. Она из тех, для кого важно, что о тебе думают близкие люди. Шамуэй направляется дальше по коридору, когда ее слух цепляет тихая классическая музыка и акцентированные на ритме хлопки ладоней, доносящиеся из приоткрытого танцевального зала. Балетная студия мисс Блант, учительницы танцев. Билли немного мнется, переминается с ноги на ногу, а затем, прикусывая губу, как можно тише подходит к приоткрытой двери, заглядывая в помещение. За роялем сидит пианист, играя в две руки, а в углу студии стоит женщина хрупковатого телосложения. С виду ей не больше сорока, хотя это условные рамки. Она ритмично хлопает ладонями, звонким голосом называя позиции расстановки ног и очередность движений. Каштановые волосы подколоты шпильками, образуя "ракушку" на затылке. Худые и изящные руки демонстрируют танцующей девушке то, как легко она должна вытянуть кончики пальцев, как плавно должна выгнуться кисть при исполнении аттитюда.— Легче, — мягко командует женщина. — Как будто касаешься чего-то легкого и мягкого, Катриона. Мягче и нежнее.Девушка исполняет пируэт, удачно останавливаясь и мягко начиная исполнять следующее движение. Билли ловит себя на мысли, что пируэты — были самой нелюбимой частью того времени, когда она занималась балетом. От них всегда кружилась голова, Шамуэй всегда заваливалась на бок.— И-и... Плие! Арабеск! Выше, Катриона!Девушка в черном купальнике бросает короткий взгляд на учительницу, послушно вытягиваясь и задирая ногу выше. Сквозь купальник на спине просвечиваются ребра, девушка по имени Катриона прогибается в позвоночнике, макушкой головы стараясь достать до носка пуанты. — Прекрасно, — мисс Блант восторженно хлопает, — и бриз! Девочки-балерины, расположившиеся на полу в конце класса, следят за каждым движением Катрионы, за тем, как элегантно она поворачивает голову вправо и плавно отводит руку в сторону, параллельно приподнятой в алягсоне ноге. Девушка исполняет легкий прыжок на месте, выпрямляясь, как струна, становясь на носок пуант. Немного опускается вниз, ставя стопы в пятой позиции, и едва скрещивает руки на груди, не касаясь ее, и кончики тонких пальцев все еще словно тянутся к чему-то. Опускает голову, когда пианист прекращает играть. Билли ловит себя на мысли, что не дышит, и от этого легкое жжение испепеляет легкие. По коже пробегаются мурашки, а она застыла на месте, завороженно наблюдая за движениями Катрионы. — На сегодня наши занятия закончены, девочки, вы все молодцы! — голос мисс Блант заставляет Билли придти в себя. Женщина скользит взглядом в сторону двери, замечая фигуру Шамуэй, тайно наблюдающую за происходящим. И девушка спешно принимается уходить, удаляться, скрываясь в коридоре. Билли поставила точку на балете. Он ее больше не интересует. Приглаживает влажные волосы, покоящиеся на плече, направляется к выходу из школы. Совсем не интересует. С ним покончено.***Кашель. Эмми кашляет, хмурится, прикрывает рот ладошкой, извлекая из кармана ингалятор с лекарством. Жмет на распылитель и делает жадный вдох. Пытаюсь остановить машину, даже решаю уже отменить сегодняшнюю работу, чтобы побыть с Эмми, постеречь ее от приступов. Она говорит, что, когда мои теплые руки растирают ее спину, ей становится легче, так легко, словно ей и вовсе не нужны эти чертовы трубочки, чтобы дышать. Каждый раз, уходя на работу, я так боюсь оставлять ее одну...Я так за нее переживаю...— Это всего лишь кашель, Дилан, — Эммануэль улыбается, кладет свою руку поверх моей, пытаясь меня заверить в том, что все хорошо. — Обычный кашель, как всегда. Ничего необычного, я в порядке, — смотрит мне в глаза, пытаясь меня уверить в том, что с ней все хорошо.— Может, мне стоит сегодня остаться дома? — давлю на педаль тормоза, останавливаясь на светофоре. — Я позвоню шефу, скажу, что мне нездоровится. — Все в порядке, Ди, ты только вернись поскорее, хорошо? — вопросительно кивает головой, и я замечаю, как в кромке ореховых глаз плещется надежда и беспокойство. — Конечно, Эмми, — оставляю на щеке сестры короткий поцелуй, и Эмми смеется, немного краснея. — В каком супермаркете ты вообще работаешь? Ты мне даже название не говорил, — девушка немного хмурится, переведя взгляд на дорогу.— Это так важно? — Конечно, я хочу знать, где именно мой брат так сильно устает и кто его мучает допоздна, — заботливо поправляет воротник накинутой на мои плечи рубашки. — О, — тихо-тихо вздыхает, трогая на ощупь ткань, — еще влажная... — На Пятой улице, — спешно отвечаю. — В супермаркете.— На Пятой?! — Эмми одаривает меня обеспокоенным взглядом. — Но это же в другом районе... Так далеко... — хмыкает, но перестает меня расспрашивать. Правильно, Эммануэль, моя усталость не имеет значения. Главное, сколько я зарабатываю. Главное, чтобы ты была здорова. Я так хочу, чтобы ты была здорова. Так хочу...Давлю ступней на педаль газа, когда на светофоре загорается зеленый, и выворачиваю руль вправо, сворачивая на перекрестке в сторону нужной улицы, ведущей к нашему дому. Одежда на мне все еще мокрая, вогкая, неприятно липнущая к телу. Осколки воспоминаний о выкинутой Эриком неудачной шутке врезаются в память. Из-за него теперь виноват весь класс. Но ему за это никто не сказал ни слова. А надо бы... Тихо вздыхаю, глуша мотор машины у трехэтажного дома с двумя подъездами. Перед глазами проносится городская электричка, от которой тошнит. Снова все в квартире будет в блядской штукатурке. Перед работой нужно обязательно привести себя в порядок, моему работодателю совсем не понравится мой уставший вид. Улыбайся, Дилан. Клиенты любят твою улыбку.***Практически восемь вечера. Тереблю в ладони ключи, сидя за рулем. Не свожу взгляд с вывески мотеля, немного нервно постукивая ступней по резиновому коврику под ногами. Единственный плюс в моей работе — это моментальный расчет. Никто не затягивает зарплату, а деньги нужны постоянно на лечение. Высланные чеки Рене едва ли спасают нас с сестрой от задолженностей по коммунальным услугам. Все лечение Эмми я вынужден оплачивать сам. Наконец набираю в легкие воздух, собираясь с силами и духом, а затем выхожу из салона, закрывая за собой дверь машины. Клиенты не любят долго ждать, им это не нравится. Лучше бы я все еще работал в супермаркете на Пятой улице, как год назад. Мне не нравится лгать Эмми, я ненавижу себя за это. Но все, что я делаю, это ради нее.Кроссовки оставляют на сухом асфальте невидимые следы. Я подхожу к двери номера мотеля, на которой написано число "9", прочищаю горло, прежде чем постучать. Увереннее, Дилан. Не первый раз уже. Далеко не первый раз. Все так же, как и раньше.Короткий стук. Девичий голос с удивительно знакомыми и странными нотками сообщает мне о том, что я могу войти, но медлю, ссылаясь на то, что голос показался мне подозрительно знакомым. Так или иначе касаюсь холодного металла ручки пальцами, оттягивая ее, и дверь приоткрывается, позволяя свету в комнате пролиться на порог улицы. И на этом самом пороге я замираю от недоумения, но не выказываю этого. Первая мысль — я, должно быть ошибся номером, но на двери четко написано "9". Вторая мысль — я сплю. Потому что это нереально. Потому что сейчас передо мной стоит не Линдси Стоув, а кто-то другой. Но это Линдси. Линдси, которая так же удивленно на меня уставилась, но тут же взяла себя в руки. Смех. Она звонко смеется, окидывая меня взглядом с головы до ног и обратно. Облизывает губы, выгибая бровь.Бля-я-ять.Блядское блядство. Сука. Закрываю за собой дверь, не отворачиваясь от девушки. Смотрим друг на друга в упор, размышляя над тем, кто начнет из нас первым говорить.— О’Брайен? — удивленно молвит, улыбаясь уголками губ. Делает ко мне шаг, затем еще один. — Господи, в жизни бы не подумала, что ты... Гм... Предоставляешь такого рода услуги, — еще один шаг ближе, останавливаясь напротив меня и поднимая взгляд голубых глаз, подведенных карандашом. — В жизни бы не подумал, что ты ими воспользуешься, — цежу в тон, не сводя с нее взгляд. Бля-я-ять. Да быть этого не может. Мой клиент — она? Это шутка? Что за подъеб? Стоув прикусывает губу, неуверенно тянет руку к моему плечу, касается ткани воротника моей клетчатой рубашки, окидывая меня оценивающим взглядом. — А ты хорош, — подмечает, — даже очень, — оглаживает мои плечи, и я стараюсь дышать не так глубоко, потому что ее духи, откровенно говоря, раздражают. Слишком сладкие, слишком, блять, приторные, как и она сама. — У Ванессы есть связи... Дала мне один номерок ради развлечения, — расстегивает пуговицу на моей рубашке, а я не свожу с нее молчаливый взгляд, поджимая губы. — Я и не думала, что будет так весело, эм, на самом деле... Интересно, сколько уже ты зарабатываешь так? — цинично улыбается, расстегивая вторую пуговицу моей клетчатой рубашки. — Это же ради Эмми, да? — по голосу — сама невинность. — Лекарства на ее лечение очень дорогие, я права? — хмурит брови, словно искренне беспокоится о моей сестре. Фальшь. — Бедняжка, — оглаживает мои плечи, и я не совсем пойму, кому из нас она адресует сказанное: мне или Эммануэль? — Скольких, эм?.. Как ты нас называешь? Клиентками? — игриво прикусывает губу, отступая на несколько шагов назад, а я делаю шаги вперед. Работа — есть работа. Я должен. — Сколько клиенток ты уже "обслужил" и что входит в твои услуги? — издает тихий смешок, на этот раз принимаясь разбираться с пуговками своей блузки. — Тебя просят наряжаться в сексуального пожарника или, там, в сантехника? — ее взгляд темнеет. — Сколько засорившихся труб ты уже прочистил, Дилан?— Пожарник и сантехник? — спрашиваю без доли энтузиазма, холодно. — Это так старомодно, — расстегиваю оставшиеся пуговицы. — Тогда коп? "Накажите меня, офицер, я нарушила так много правил", — меняет голос, смеясь, делает его более низким, более похотливым, отчего меня начинает тошнить. — Чью роль тебя просят играть, О’Брайен?— Роль самого себя, — без единой эмоции, сухо.Мы оба знаем, зачем она здесь. Мы оба знаем, зачем здесь я. Этим вечером комната №9 мотеля "Crazy road" вскроет много секретов. Мою, эм, профессию. Измену Линдси Стоув. Она избавляется от блузки, собственно, как и я от рубашки. Смотрю на нее холодно, она на меня — так, словно это открытие сделало ее вечер. — Дай угадаю, Эмми не знает о том, чем ты занимаешься? — ехидно улыбается, смакуя заданный вопрос на кончике языка. — Это так трогательно и печально... То, что ты ради нее трахаешь, кого тебе скажут.— Мы пришли сюда болтать или для того, чтоб я тебя трахнул? — не отвечаю на вопрос, уходя от темы, снимаю с себя майку, и Стоув приоткрывает губы, окидывая взглядом мое тело. — А что, у тебя все по графику? У тебя сегодня еще есть клиенты? А хотя, ты прав, — теребит золотистую прядь волос, наматывает ее на палец. — Я заплачу тебе не за разговоры, — подходит ко мне ближе, подушечками пальцев прикасаясь к моим оголенным плечам, к торсу. Ведет рукой вверх, к ключицам, касается шеи, заводит руку за затылок, зарываясь пальцами в мои волосы. Жмурю глаза, не ощущая абсолютно ничего. Стоув становится на носочки, тянется к моим губам для поцелуя, но я отклоняюсь, отводя взгляд.— За поцелуи плата дополнительная, — коротко цежу, и Линдси издает смешок.Подходит к прикроватному столику, доставая из сумки кошелек.— А ты дорогой, однако, — бросает. — Мне прислали элитного мальчика, работающего эскортом, — каждое слово выделяет с особым унизительным акцентом. — Ты за двести долларов будешь полностью моим, этой ночью, О’Брайен, ты же знаешь? — чуть отклоняет голову вправо, а улыбка просто въелась в ее губы. — Что ж, может, уже покажешь мне наконец, за что ты такой дорогой? Продемонстрируй свои "элитные" услуги, — ей нравится. Нравится унижать меня каждым сказанным ею словом. Шлюшка. Нравится мой взгляд, нравится, как я сейчас стою перед ней и смотрю на купюру в ее руках. Нравится, как я выгляжу. Ее заводит вся эта мерзкая "грязь". Эрик, наверное, совсем не такой. — Я думал, ты встречаешься с Эриком, — прищуриваю взгляд, окидывая им тело Стоув, когда та снимает с себя юбку, вешая ее на спинку стула и оставаясь в одном лишь нижнем белье. — Я думала, тебе платят не за заданные вопросы, — спокойно отвечает тем же тоном, похотливо улыбаясь. Вскидываю бровь, переминаясь с ноги на ногу. Линдси ловит на себе мой взгляд, отставляя ногу в сторону и перенося вес тела. — Нравится? — спрашивает, прикусывая губу, а я не ощущаю ничего. Ничегошеньки. Заниматься сексом без чувств? Знаем, умеем, практи... Шлюха. — За фигурой так трудно следить, знаешь ли... — крадется ко мне медленно, на цыпочках, думает, меня это заводит. Встает на носочки, и я задерживаю дыхание. Не могу, я, блять, задохнусь от приторности ее духов. Чувствую, как Стоув целует меня в уголок губы, как плавно переходит на сами губы, как ее руки оглаживают мою спину и плечи, как ее разгоряченное тело прикасается к моему. Я чувствую ее пальцы в своих волосах, чувствую, как собственные руки ложатся на ее тонкую талию. Это так просто — сейчас взять и объятием сломать ей ее гадкие ребра. Чувствую, как она стонет мне в рот, когда я одним движением расправляюсь с застежкой ее лифчика. Как она прикусывает кончик моего языка, как жадно впивается в мой рот. Хочет. Она хочет меня. — Начало мне уже нравится, О’Брайен, ты горяч... — проходится кончиком языка по моим губам. Касаюсь ее щеки, большим пальцем "мажу" по губам, оттягивая нижнюю. — Чертовски горяч... — практически шепчет мне в ладонь. Горячо, влажно. Мой взгляд темнеет. Стоув отступает на шаг назад, и я толкаю ее на кровать. — Ты закончила говорить? — безэмоционально спрашиваю, наблюдая за тем, как похотливо она распласталась на поверхности кровати. Прикусывает палец, улыбаясь. Ей нравится. Нравится, когда контроль в моих руках. Но, если она захочет, все изменится. Ей "заказывать музыку", ей платить.— Да, — коротко и сбито бросает, когда я нависаю над ее хрупким, сексапильным, но в остальном дико раздражающим телом. Ладони упираются по разные стороны от ее плеч, Линдси подгибает колено и глухо стонет, когда я проделываю дорожку из поцелуев на ее груди, оглаживая ребра. — Хо-ро-шо, — протягиваю бесцветно, ловлю ее дыхание на своих губах. Мои пальцы касаются края ее кружевного белья, оттягивая резинку и проникая под них. Линдси инстинктивно прогибается в спине, когда мои руки касаются чувствительных мест между ее бедер, кусает губы, закрывая глаза. Правильно. Не смотри на меня. Я еще тебя не трахнул, но меня от тебя уже тошнит. — Тогда заткнись, — грубо целую ее. Грубо затыкаю ей рот."Ш".Извивается подо мной. Сладко стонет. Выстанывает мое имя. Не Эрика. Мое, блять. Расправляюсь в молнией на ширинке джинсов, приспуская их вниз."Л".— Тише, блять, — ругаюсь. Ей нравится. Нравится то, что делают с ней мои пальцы. Ей нравится, когда я располагаюсь между ее бедер, заводя ее руку наверх. "Ю".Не церемонюсь. Стоув жадно вбирает воздух, когда чувствует меня внутри. Этой суке нравится. Она так хотела, чтобы я отработал все деньги? Посмотрим."Х".Подаюсь бедрами вперед. Она, блять, кусает мое плечо. Мне от ее стонов тошно, мне от ее поцелуев гадко. Тем не менее ее шея — объект моих губ. Ты должен, Дилан, ради Эмми."А". Она хочет грубости. Она провоцирует меня на грубость. Клиентам нравится, когда ты груб, Дилан. Нежность такая обыденная...Мне от самого себя противно. Меня от самого себя тошнит. Я ненавижу лгать Эмми. Ненавижу себя за это. Ненавижу то, чем вынужден заниматься, чтобы оплачивать ее лечение. Потаскуха. Потасканный. Шлюха. Эммануэль не знает. Она не должна знать. Ни за что.Или она не простит саму себя за все это... Я так хочу, чтобы она была здорова... Так хочу, чтобы она снова могла радоваться жизни... Это все ради нее. Это все ради Эмми. Потому что она единственное светлое и родное, что у меня осталось в этой паршивой жизни.