2 (1/1)

?Мрачное воскресенье? лилось изо всех окон. Его транслировали все радиостанции мира. Оно переправилось через океан и звучало на берегу Гудзона. Ресторан ?Шабо? был полон, ни одного свободного места не оставалось уже спустя минуту после открытия. Андраш до конца не смог поверить, что это он — знаменитый композитор, музыку которого слушают теперь все вокруг. С утра он был занят тем, что пытался сочинить слова к этой мелодии, но получалось что-то очень мрачное — про подземный мир, про сумрачные тени… Даже поцелуи Илоны не могли исправить его настроения. Проходили день за днем, однообразные вечера за роялем в ресторане, венгерские польки, цыганские романсы, испанское танго и ?Мрачное воскресенье?, пока…Илона подошла и шепнула:— Моцарт.Андраш не сразу понял, так неожиданно прозвучало это слово, будто из его прошлой жизни, произнесенное пухлыми губами Илоны. Он уставился на нее своими карими глазами:— Что?— Моцарт, вон для той странной девицы.Илона указала глазами на девушку, сидевшую за столиком на одного. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, отчего Илона назвала эту девушку ?странной?: с коротко стриженными черными волосами, завивавшимися кудряшками возле тоненькой длинной шеи, она была похожа на мальчика. Большие глаза и малюсенький нос придавали ее облику неестественную кукольность. Перед ней стояла чашка чая и все.Моцарт…Андраш замер, глядя перед собой, вспоминая что-нибудь из той прошлой жизни, увы, нот у него сейчас не было. Он положил пальцы на черно-белые клавиши, забыв о стоявшей рядом Илоне. Моцарт. Руки вспомнили сами, и ресторан наполнился необыкновенной музыкой: фееричной, искрящейся, приподнятой, блестящей! Это было так необычно для ресторанных стен, что многие лица удивленно вытянулись. Ласло выскочил из кабинета и схватил за локоть Илону:— Что это?!— Это Моцарт. — Сложив недовольно губы, протянула она.— Моцарт?! — господин Шабо порывался бежать в зал, но почему-то не решался. — Он с ума сошел?— Успокойся, — Илона встала на защиту любовника. — Ему заказали. Какая-то чокнутая девица.Пока в коридорчике хозяева вели этот диалог, Андраш колдовал, окутывая всех неслыханной здесь гениальной музыкой. Когда пьеса кончилась, он, охваченный воспоминаниями и пережитыми эмоциями, помедлив мгновение, обернулся к девушке. Встретив его взгляд, она улыбнулась и чуть кивнула головой в знак благодарности. В ее глазах он прочитал восхищение и восторг, точно он увидел глаза слушателей в зрительном зале. Выражение ее глаз разительно отличалось от того, что он видел здесь каждый день среди сытых и довольных осоловелых взглядов жующих богачей. Ему неожиданно захотелось узнать ее — кто она… и почему Моцарт?Девушка, сделавшая столь странный выбор, не притрагивалась к своей чашке. Перед ней лежал тоненький блокнот, в котором она то и дело водила карандашом, на секунду задумавшись, словно подбирая слова. Андраш уже играл для следующего посетителя, но мысли его были заняты этой необычной девушкой, и он то и дело поглядывал в ее сторону, растерянно замечая на себе ее теплый взгляд. Вдруг он заметил, как Илона подошла к столику, за которым сидела девушка. Это было неожиданно, потому что хозяйка подходила лишь к особо важным гостям ресторана, и никогда ее внимания не мог удостоиться кто-то другой, не будь он банкиром или директором завода. Не таясь, он стал наблюдать за Илоной и девушкой. Илона забрала чашку и холодно произнесла:— Если вы не будете больше ничего заказывать, то прошу вас освободить столик.Девушка захлопнула блокнот и, покачав головой, откуда-то извлекла мелочь. Андраш заметил, что у нее не было сумочки, а деньги она скорее всего носила в кармане своего необычного платья, похожего больше на мужскую сорочку. По тому, как дрогнули ее ресницы и маленький рот, он понял и то, что девушка обиделась на Илону. Так и не подняв глаз, она быстро покинула ресторан, неловко зацепившись рукой за массивную ручку двери. Андраш вдруг поморщился так, как будто ему стало больно, и не ее, а его рука только что ударилась о металл. Через минуту Илона уже щебетала ему на ухо что-то, касаясь щеки волосами, привлекая к себе внимание всеми возможными способами. Он поднялся из-за рояля и вышел в коридор. Сигарета позволяла ему скрыться от внимания посетителей, дарила минуту уединения и возможность побыть наедине с самим собой. Ласло подошел и остановился сзади.— Андраш, это твое ?Мрачное воскресенье? так действует? Мы все погрузились в состояние меланхолии. Эй, это всего лишь музыка! Напьемся сегодня?Остаток ночи они бродили по ночным улицам и пили прямо из бутылки. Илона терпела этот нежданный загул ровно пятнадцать минут, а потом, видя, что ее капризно сложенные губки не возымели никакого действия ни на одного, ни на другого, крикнув что-то обидное, убежала домой. Утро застало сдружившихся за ночь Ласло и пианиста в одной кровати. Ласло, проснувшись, захохотал, разбудив Андраша.— Слушай, Аради, раз уж мы спим в одной постели, давай перейдем на ?ты?? Ласло! — он протянул свою ладонь очумевшему Андрашу.— Андраш, — ответил тот, пожимая ему руку и отворачивая лицо от помятого и пахнущего спиртом друга.— Мне надо идти, ресторан ждать не может!Ласло тяжело поднялся с кровати и как был, весь помятый и растрепанный, ушел, оставив Андраша в своей квартире. Не имея за душой ничего — ни ресторана, ни каких-либо серьезных обязательств, Андраш неспешно побрел на кухню, обнаружил в холодильнике ледяную бутылку содовой и с жадностью стал пить эту колючую жидкость. Затем постоял под душем, чувствуя, как возвращается сознание, а с ним и память. Одевая некогда шикарный новый костюм, сильно пострадавший после вчерашней прогулки, он мысленно вернулся в прошлый вечер, в ресторан. Одна мысль не покидала его одурманенное алкоголем сознание — Моцарт и девушка с блокнотом. Или даже так: девушка, заказавшая произведение Моцарта.Он шел по улице, мимо домов по узкому тротуару, не обращая внимания на прохожих, не замечая ничего вокруг, и в его голове крутилось ?Мрачное воскресенье?. Когда улица стала шире, а слева от себя Андраш стал слышать автомобильные гудки, пришлось включаться в суету города. Сам не заметив как, он оказался на набережной. Теперь пустынной и кажущейся просторной из-за отсутствия здесь влюбленных парочек. Они придут сюда вечером, в то время, когда Андраш будет сидеть в ресторане за роялем. Работа оставляла ему целый световой день, что с ним делать, он так и не придумал за все то время, что уже прожил здесь, в Будапеште.Проходя бесцельно по улице, он вдруг остановился. Как он заметил ее — сам не понял, но было похоже, что само сердце заставило его ноги замереть именно здесь, у открытого кафе. Девушка сидела за столиком, перед ней лежал ее блокнот, она слюнявила химический карандаш и что-то писала. Андраш почувствовал грубый толчок в спину — какой-то прохожий задел его плечом, недовольно пробормотав, что стоять истуканом на дороге будет только осел, Андраш извинился и сделал шаг по направлению к кафе. Пока он не подошел к столику, девушка его не замечала. Впрочем, она ничего не замечала и разразись вокруг нее землетрясение, она и глазом бы не моргнула.— Доброе утро, — сказал ей Андраш, сам не понимая, зачем подошел к ней.Девушка подняла глаза, и в них было так много, что Андраш был сбит с толку: удивление и, как ему показалось, радость, можно было прочесть в ее больших, словно блюдца, глазах.— Доброе утро… — ответила она, все также удивленно глядя на него.— Можно? — Андраш указал на кресло, стоявшее напротив нее.Не найдя, что ответить, девушка просто кивнула головой. Андраш сел напротив и какое-то время они просто молча смотрели друг на друга. Первым опомнился он:— Андраш Аради, — он представился, одновременно замечая, что смотрит на ее щеку, с маленьким пятнышком чернил.— Тереска Журавка, — ответила девушка, одной рукой прикрывая блокнот с записями.Андраш поймал себя на мысли, что он улыбается вопреки своей воле и своему недавнему унылому настроению. Девушка смотрела открыто, прямо ему в глаза, и это удивленное выражение в них так и не пропало. Чтобы отвлечься от рассматривания ее кукольного лица, Андраш опустил взгляд и обнаружил, что сейчас на столике у девушки нет даже чашки чая. И в этот момент его вновь обожгла боль, которую он почувствовал вчера в ресторане. Невольно он перевел взгляд на ее руку — повыше, чем острый локоть, и ниже, чем край короткого рукава, синело маленькое длинное пятнышко, расходившееся в стороны темно-красным. Видя этот синяк, Андраш внутренне поежился, снова взглянул ей в глаза — они улыбались и сверкали на солнце. Глубокого карего цвета, такого темного, что нельзя было рассмотреть в них зрачков — они казались целиком черными и от этого просто огромными и такими кукольными.— Вы уже пили чай? — спросил Андраш.— Чай? — она внезапно рассмеялась. — Нет! Не люблю его.— Почему вчера вы заказывали чай?— Потому что только на него у меня и хватило, — Тереска нисколько не смутилась. Чего нельзя было сказать об Андраше.— Мне неловко, потому что вы заплатили за музыку… я с удовольствием бы сыграл для вас просто так, тем более Моцарта… я должен вам вернуть эти деньги.Лицо ее переменилось, и что-то новое появилось в выражении ее глаз, чего не мог разгадать Андраш. Девушка замотала головой, будто испугавшись, что он прямо сейчас начнет отдавать ей эти деньги. Ее испуганный взгляд остановил его, и вдруг Андраша осенило.— Я не обижу вас, если закажу вам кофе? Не встретив от нее возражений, он подозвал официанта, и через пару минут на столике стояли две чашки — одна с черным кофе, а вторая — так, как любила Тереска — с молоком. Девушка сделала глоток и зажмурилась от удовольствия:— Вкусно… и сладко!Они разговорились, будто были знакомы уже давно и сейчас просто случайно встретились за столиком в кафе.— Можно спросить, что вы пишете? — Андраш указал глазами на закрытый блокнот, который она не выпускала из рук, и сейчас одной рукой держала чашку, а второй прикрывала его.— Я пишу… — она не сразу решилась раскрыть род своих занятий, но бросив взгляд на его лицо, ответила, — репортажи. Я газетчик.Наверное Андраш ожидал чего-то другого, потому что это признание настолько изумило его, что некоторое время он просто не мог поверить. Это маленькое создание с кукольной внешностью — репортер?!— Но вы не смеетесь надо мной?— Нет. Правда, я пока не имею постоянного места. Я пишу репортажи и отношу их в разные редакции, где-то берут, а где-то нет.Судя по всему, Терескины репортажи чаще постигала вторая участь. Она была полной противоположностью Илоны. Худая настолько, что ее можно было показывать студентам-медикам вместо муляжа скелета; странного вида платье, без женских украшений — ни кружев, ни шелка; волосы, коротко стриженные с непослушными кудряшками, рвались на свободу; в маленьких ушках были вдеты маленькие какие-то детские золотые сережки.Пока он рассматривал ее, Тереска о чем-то говорила, о чем, он не старался понять, просто любовался ей — всей целиком. А потом протянул руку с белой салфеткой и дотронулся до ее щеки. Тереска замерла, и слова тоже замерли на ее губах. Она не ожидала. И он не ожидал, что сделает это. Мгновение, которое показалось обоим невозможно долгим, пока его рука вытирала чернильное пятнышко с ее щеки. Она вспыхнула и опустила глаза, отстранившись.— У вас чернила на щеке, — Андраш все еще сжимал пальцами салфетку, на которой ярко выделялось фиолетовое пятнышко.— Спасибо, — пробормотала девушка, уже не осмеливаясь так прямо глядеть ему в лицо.Неловкое молчание прервал крик приветствия, раздавшийся одновременно и близко и далеко. Молодой парень, забравшись на ограждение, которое служило заборчиком уличному кафе, размахивал рукой и кричал:— Журавка!!! Журавка!!!! — изо всех сил стараясь привлечь внимание девушки.Андраш поймал себя на мысли, что в глубине души тяжело перевернулось неприятное чувство разочарования. Он не сразу понял, что зовут именно ту, которая сидела сейчас напротив него. Девушка тоже не сразу отреагировала на призыв, какое-то время продолжая сидеть, опустив глаза и делая вид, что рассматривает обложку блокнота. Потом она вздрогнула и обернулась. Андраш успел увидеть, как ее глаза наполнились светом, а губы широко улыбнулись. Она поспешно встала из-за стола, неловко задела ногой ножку кресла, сунула карандаш в кармашек платья, блокнот под мышку, обернулась к Андрашу, который поднялся и ждал, что она уйдет. И от этой мысли ему стало почему-то грустно. — Спасибо вам, — сказала она, превратившись в ту, которой была в начале их встречи в кафе. — За Моцарта и за кофе.Андраш вдруг ощутил странное чувство — смесь обиды, разочарования, сожаления и потери чего-то очень важного для него, чего, он сам не понимал, но знал одно — если он никогда больше не сможет вот так сидеть за одним столиком в кафе с этой девушкой, то произойдет нечто ужасное.— Тереска! — окликнул он ее. — Приходите в ресторан, я сыграю для вас все, что пожелаете.Она рассмеялась. Звонко, легко, по-доброму.— Нет, это невозможно: ваш ресторан слишком дорогой для меня. Я предпочитаю это кафе — здесь можно сидеть хоть целый день, заказав лишь чашку чая.— Но вы любите кофе с молоком, я запомнил, — Андраш услышал, как только что его сердце отпустила железная рука, и оно забилось свободно, как новое. Так, словно впереди его ждало что-то невероятно большое и приятное. И это что-то наверняка было связано с Тереской.Порывистая, стремительная, словно мальчик, она уже сидела на багажнике огромного велосипеда, обхватив парня руками, тот быстро-быстро крутил педали, так быстро, что Андраш не успел и глазом моргнуть, как они скрылись из виду. Ему захотелось оказаться дома, и это желание было таким внезапным и сильным, что Андраш тут же направился к себе. Очутившись в маленькой и полутемной комнате, он начал выворачивать нутро старого чемодана. Потом долго копался под продавленным диваном и, наконец, нашел то, что искал: кожаную папку с завязками. Аккуратно развязав их, Андраш бережно достал оттуда нотные листы. Перебирая их, водя по строчкам пальцами, он читал их, словно книгу, а потом, выбрав из вороха один, закрепил его на пианино и стал играть. Долго бедный дом наполняли звуки гениальных классиков, так, что соседи вышли из своих квартир и стояли на балконах и во дворе, слушая музыку. А затем Андраш захлопнул крышку с такой силой, что жалобно застонали струны внутри старого инструмента, и, бросив ноты обратно в их кожаный футляр, а папку в чемодан, ногой пнул его обратно в пыльную темную щель между диваном и деревянным полом.