Я не боюсь смерти (1/1)

Я встретил войну в Ленинграде, она - в Москве. Я не буду рассказывать, что это было - война. Об этом сказано и так много. Но я навсегда запомнил тот день, 29 июля 1941 года, когда я, наконец, дождался письма от Нюты. Не она писала мне, хотя на конверте стоял ее адрес. И мне уже не казалось, что от этого письма пахнет ее духами. От него пахло порохом. Я долго не решался вскрыть конверт, будто уже знал и хотел продлить минуты неведения, минуты прежней жизни. Целую ночь просидел я над конвертом и лишь с рассветом прочел известие о том, что Нюта погибла 22 июля в результате авионалета на Москву. Мне писал Ванька, ее брат, и это было очень короткое письмо, всего в пять-шесть строк. И чернила были рамазаны. Ванька плакал над письмом. Я не мог плакать.Я не верил, что ее больше нет, что чуть больше месяца назад было наше последнее прощание, и я больше никогда, никогда ее не увижу. Этого не могло быть, не должно было случиться. За несколько рассветных часов моя жизнь перевернулась, и возврата к прежней, в которой была Нюта, уже не было. Я отказался от брони, я отказался поступить в распоряжение Военторга. Я больше не боялся смерти. Я по-настоящему желал ее для себя, ни на что уже в тайне не надеясь. Надеяться больше не на что и ничто не имеет значения, потому что ее больше нет на этом свете. Я побывал в аду. Но и ад не пугал меня. Лишь смерть почему-то обходила стороною. Говорят, она благосклонна к тем, кто ее не боится. Но с тем большим ожесточением я искал ее. Я просил самые сложные, самые опасные задания, и, не помня себя, выполнял их. Я получил первую награду, орден Красного знамени, и повышение в звании за то, что вытащил из-под огня молоденького лейтенанта на Ленинградском фронте. Мне было все равно, кого вытаскивать, и я ничего не почувствовал, когда оказалось, что этот лейтенант - Володя Павлов - сын доктора Павлова, который лечил Григорьева и был его хорошим другом. Я мог думать только об одном: ее больше нет на этом свете. Нигде. Ни со мною, ни с кем-то другим. Просто нет. Так почему же я все еще здесь?Я был сперва контужен, потом ранен в грудь, но не пробыл в госпитале и месяца, добился, чтобы меня отправили обратно на фронт. В госпитале было невыносимо лежать и думать. За выполнение важного задания от разведывательного управления Генерального штаба я получил еще один орден и две шпалы. Я командовал взводом и старался оберегать этого молоденького лейтенанта Володю с наивными синими глазами. Не напрасно командир нашей роты, вручая мне награду, назвал Володю моим крестником.Война все глубже проникала в меня. Уже не такой болезненно яркой была мысль о том, что ее больше нет на этом свете, уже тактические задачи занимали меня, но все равно эта мысль присоединялась ко всему, о чем бы я ни думал. Еще со дня нашего прощания, которое оказалось вопреки всем надеждам навсегда, я носил на груди ее фото. Оно грело меня в самых безнадежных, в самых трудных вылазках и боях. Она улыбалась на этом фото и была совсем девчонка, с веснушками, с разбросанными по плечам локонами непокорных волос. Трудно было представить, что ее, такой красивой, молодой, искренней перед всем огромным миром, больше нет на этом свете.В госпитале я стал мысленно разговаривать с Нютой. Так было легче, легче определиться, как теперь жить с этой страшной мыслью, которая выжигала все в душе, оставляя лишь пустоту и боль. "Сколько писем я мог бы вам написать, родная моя. Ведь такая панорама войны распростерлась передо мною в эти дни. И люди в бою проявляются с неожиданных сторон. Но вам, родная, не было бы за меня стыдно. Я знаю, вы всегда верили в меня и никогда не считали, что я не способен на что-то большое и благородное. И эта вера не умерла вместе с вами, милая, родная Нюта. Она живет во мне. Вы живете во мне. И я клянусь, что это будет достойная жизнь. С вашим светом внутри прожить ее недостойно я не имею права…"