Часть 36 (1/1)

Первые часы моего пребывания в доме Ворона проходят тихо и спокойно. Почему он привёз меня именно сюда, я не знаю. Как выяснилось после того, как я протянула ему руку, он был там один. По крайней мере в машине, кроме нас двоих, никого и не было. Я не понимаю, почему он не связывал мне руки, не пытался даже дотронуться до меня, предвосхищая попытку побега, почему посадил в свою машину и привёз сюда. Не в своё логово, а в дом. В самый обычный дом, где свойственно обитать нормальным людям.То есть я прекрасно осознаю, почему моё похищение не было похоже на похищение как таковое?— я пошла за Вороном сама. Он был настолько уверен в том, что контролирует ситуацию, что у него и в мыслях не было применять насилие.Но привезти меня туда, где он живёт?Ворон, ни слова не говоря мне после нашего разговора в студии, оставляет меня тут и уезжает. Я подозреваю, что дом под охраной, даже если никого не видно. По крайней мере по ощущениям я тут явно не одна. Не в доме, а на всей территории.Первым делом я прохаживаюсь по жилищу Ворона. Если честно, то дома, по которым кажется, что человек отошёл всего на пару минут и сейчас вернётся, внушают мне страх. Кажется, что отовсюду кто-то смотрит и молча спрашивает, какого чёрта я тут делаю.Дом одноэтажный, с окнами в пол. Тёмные обои, тёмная мебель. Почти ничего светлого, за исключением книжных корешков в шкафу. Меня это не удивляет. Скорее, подобная обстановка даже предсказуема. Глядя на Ворона, вряд ли можно сказать, что у него любимый цвет зелёный или жёлтый. Даже не знаю, есть ли он у него вообще.Почему-то при мысли об этом в голове вспыхивают специальные книжки-анкеты, которыми какое-то время страдали девочки нашей школы. Мальчики тоже иногда заполняли подобные?— веселья ради. Делал ли это Ворон?— вот что крутится в моей голове.Самые нелепые мысли из всех, какие могли посетить меня в данной ситуации. Я всегда думаю о каких-то глупостях, господи.Закончив осмотр дома, я пытаюсь открыть окно. Особых усилий у меня это не занимает. Когда я пытаюсь открыть дверь, готовая к тому, что придётся наседать на ручку, то едва ли не падаю, потому что осознаю, что я не заперта.Но то, что это иллюзия, доходит до меня почти сразу. Двери и окна открыты для того, чтобы создать мнимое ощущение свободы. А ещё чтобы испытать меня. Но я пришла сюда далеко не для того, чтобы сбегать, поэтому особого смысла во всём этом нет. Но даже если бы я попыталась уйти, я уверена, у ворот меня бы поймали за шкирку и вернули обратно.Ворон может казаться человеком, который даёт выбор. Правда в том, что выбора у его жертв нет. Это иллюзия, и я боюсь представить, под ноги скольких людей эта самая иллюзия опадала острыми осколками.Усевшись на мягкий диван, я смотрю на часы и понимаю, что мою пропажу уже совершенно точно заметили. И впервые жалею, что не догадалась оставить Чанёлю хоть какой-нибудь знак, что я в порядке. Я представляю себе, как его разнесёт от осознания того, что меня нет.Вот он приходит в студию, а там уже все на ушах стоят. Чондэ не может отследить моё местоположение, Богом с провинившимся видом пытается что-то сделать. И тут приходит Чанёль и… Он может ударить Чондэ, накинуться на Богома, разнести студию в ничто, но легче ему не станет. Сорвёт злость, а у самого внутри будет гореть.Я вздыхаю и убеждаю себя, что толку в моём разыгравшемся воображении столько же, сколько в моём присутствии в доме Ворона. То есть я, конечно, тут определённо как один из пунктов его плана, но я пока слабо представляю, что это за план.Сама не замечаю, как, но я проваливаюсь в сон и сплю аж до самого утра. Мне на удивление вообще ничего не снится. Или снится, но я просто-напросто не помню. Во всяком случае просыпаюсь я с чувством опустошённости и ещё большего волнения. Сердце буквально готово вырваться из грудной клетки.Я долго не открываю глаз. По крайней мере до тех пор, пока чьё-то присутствие не становится очевидным до такой степени, что мне буквально жжёт затылок. Я медленно поднимаюсь и вижу Ворона.Он сидит в кресле, закинув ногу на ногу и подперев рукой голову. И всё это выглядит так аристократично, что мне кажется, нет ничего естественнее, чем то, что в прошлой жизни Ворон был королём.Я снова думаю о всяких глупостях, господи. Джи, соберись.—?Ты у всех своих врагов так себя ведёшь? —?с ухмылкой спрашивает Ворон, и я вздрагиваю от звука его голоса?— успела отвыкнуть от того, какой силой он обладает.—?Как? —?я прочищаю горло и сажусь. Всё тело ломит.—?Спишь как у себя дома.—?Думаете, меня часто похищали?Ворон криво усмехается, обнажая зубы, и я в который раз замечаю, что клыки у него большие. Обычно меня такое завораживает?— люди с такими зубами кажутся мне особенно очаровательными. В случае с Вороном я сама не знаю, что чувствую. Его усмешка не внушает мне страха, но кажется, что он из какой-то другой реальности. Не из нашего мира.Этот человек… поистине огромен. Во всех смыслах. Любая ассоциация?— лишь крохотная частичка его образа.—?Выспалась?Я игнорирую его вопрос и задаю свой.—?Что будете делать?—?С чем?—?Со мной.—?Ничего,?— поразмыслив секунду-другую для вида, говорит Ворон.Я смотрю на него вопросительно, выражая во взгляде всё своё непонимание. У происходящего должен быть какой-то смысл. У всего, чёрт возьми, он есть.—?Как это? —?спрашиваю я наконец, понимая, что ничего больше он говорить не собирается.—?А что ты хочешь, чтобы я сделал?Ворон произносит это всё с такой провокационной интонацией, что у меня, наверное, вспыхивают уши. Вкладывал он подтекст или нет, я не до конца уверена, потому что с этим человеком ничего не знаешь наверняка, но то, что мне становится неприятно, это точно.Я отворачиваюсь от него, предпочитая промолчать. Разговор сегодня совершенно не клеится. Я понимаю, что не получу ответов на свои вопросы, а раздражать Ворона лишний раз мне не улыбается.Вздохнув, я поворачиваюсь к окну. Погода, судя по всему, паршивая. Как перед грозой.Телефон Ворона издаёт писк, и я отвлекаюсь.Ворон вытаскивает мобильный из кармана пиджака, обхватывает его обеими руками и с совершенно непроницаемым выражением лица бегло просматривает экран. В этот момент он на какую-то долю секунды кажется мне уставшим человеком. Кем-то, кто с радостью бы растянулся на диване и проспал так целую вечность.Мгновение, и это ощущение испаряется как по щелчку пальцев. Я со вздохом оглядываю комнату и натыкаюсь взглядом на дверь, которую вчера не открывала. Осмотрев всё, кроме неё, я пришла к выводу, что это спальня Ворона, и в ту минуту я решила, что не имею права туда заходить. Сейчас же меня вдруг осеняет?— это же его комната, чёрт возьми. Место, где хочешь не хочешь, но уязвим.Ворон в это время успевает подняться и стряхнуть несуществующие пылинки со своего пиджака.—?В любом случае, что бы ты там ни хотела, а у меня есть дела поважнее.Меня это, конечно, не расстраивает. Лишь оставляет в непонимании. Но в последнее время я так много не понимаю, что не возражаю, если ещё несколько часов проведу в неведении.Ворон уходит, а я, поразмышляв, на каком этапе поисков находится сейчас Чондэ, думаю, что меня найдут быстро. Вернее, я предпочитаю так думать. Конечно, Ворон, приводя меня сюда, знал, что здесь меня не будут искать, но с таким же успехом меня не будут искать ещё в куче мест. Почему именно его дом?Голова буквально разрывается от бесконечного ?почему?.Зато глаза цепляются за дверь, ведущую в спальню Ворона.Не дав себе и секунды на размышления, я захожу туда и, не удивившись обилию тёмных цветов, принимаюсь в буквальном смысле перерывать вверх дном его комнату. Я знаю, что вернётся он явно нескоро, раз так быстро ушёл. И я знаю, что смогу расставить всё по местам, потому что чётко помню, что где стоит.Один ящик, второй, третий. Я не останавливаюсь, роясь в их содержимом так, словно мать, ищущая личный дневник своего ребёнка. Словом, как истеричка, не доверяющая, никому, кроме себя.Я открываю шкаф, но и среди идеально отутюженных вещей ничего не нахожу. Шкафов, полок и ящиков тут мало. Ворон явно не очень любит, когда в комнате слишком много всего. Со вздохом я сажусь на кровать, накрытую тёмно-синим покрывалом. Взгляд падает на прикроватную тумбочку. Там лежит книга.?Множественные умы Билли Миллигана? Дэниела Киза.Я, удивлённо приподняв брови, беру книгу в руки и пролистываю её. Я читала это произведение много лет назад и помню, что долго приходила в себя потом. Почему-то эта книга с Вороном у меня не вяжется от слова ?совершенно?.Я нахожу закладку ближе к концу книги и понимаю, что закладкой Ворону служит старый потрёпанный конверт. Судя по его виду, открывали его столько раз, что пальцев обеих рук не хватит, чтобы сосчитать.Знаю, читать чужие письма нехорошо. И я не люблю в принципе своём копаться в чужих вещах, но Ворон ведь дал мне выбор, правда же? Я имею на это полное право.Глубоко вздохнув, чтобы унять внезапную дрожь в руках, я аккуратно выуживаю письмо из конверта. Его бумага тоже не в лучшем состоянии?— края помяты, местами бумага будто бы расплывается. Это значит, что на него что-то не раз проливали.—?Ты всё делаешь правильно,?— говорю я вслух, зная, что слова, произнесённые громко, выпущенные на волю, обретают особую силу.Я разворачиваю бумагу и вижу крайне корявый почерк. Будто бы человек, писавший письмо, не контролировал свои руки. Само же письмо маленькое.?Когда-нибудь, Хёк, ты ответишь на мои письма. Я знаю, что в один момент проснусь, суну руку в почтовый ящик, а там будет твой ответ. Мама даёт мне по пальцам за каждое написанное письмо, папа месяцами не разговаривает, стоит ему только увидеть, что я снова тебе пишу, но всё это такие мелочи, по сравнению с твоим молчанием.Мама всё время говорит мне, что ты плохой. Как будто я всё ещё маленькая. Папа не говорит ничего. Но ты же знаешь, что, даже если весь мир видит в тебе только нехорошее, это не значит, что ты должен этому миру потакать, правда?Говорят, сердце умирает медленно, сбрасывая надежды, как листья*. Моё сердце?— большой сильный дуб, и там всегда весна.Суён.5 апреля 2011 года?.Я мало что понимаю из письма. Только то, что девушке, написавшей его, запрещали общаться с Вороном и что он, вероятно, этот запрет поддерживал. Может, это его возлюбленная, может, сестра, может, подруга. Слишком много ?может?, и от него пухнет голова.Порой бывает так, что мы настолько чем-то увлекаемся, что выпадаем из реального мира, на время перестаём быть его частью. Так и я настолько погрузилась в письмо в своих руках, пытаясь найти хоть что-то, что прозвучавшие на весь дом раскаты грома так неожиданно меня оттуда вытягивают, что я подпрыгиваю на месте, уронив письмо.За окном темно. Словно вот-вот разразится буря.Я дрожащими руками возвращаю всё на свои места и, надо заметить, делаю это очень вовремя, так как совершенно неожиданно в дверном проёме возникает огромная фигура Ворона. Дом освещается первой молнией, и на мгновение мне снова кажется, что Ли Сухёк действительно чёртов ворон.—?Вы меня напугали,?— бормочу я, глядя на него расширенными от страха глазами. Как давно он тут стоит? Видел, что я читала письмо?—?Извини. Не хотел мешать тебе нарушать моё личное пространство,?— язвит он и быстрыми шагами заходит внутрь. Пихает меня в сторону и первым делом хватает книгу со стола. Он не осматривает её, не проверяет, там ли закладка.Он подносит её к носу, пытаясь учуять запах.В моём сердце сейчас такой холод, что никакое дерево в мире не выжило бы. Если Ворон каким-то чудом поймёт, что я трогала его книгу… Я не знаю, что случится.—?У всех людей есть выбор. Ваш был привести меня сюда, мой?— зайти в вашу комнату,?— говорю я, вздёргивая подбородок.Ворон кладёт книгу обратно, и на первый взгляд кажется, что всё, он ничего не понял, моя попытка найти хоть что-то осталась не замечена. По крайней мере всё в его осанке говорит о том, что он предельно спокоен. Он поворачивается ко мне, подходит ближе и ладонью касается щеки. Я дёргаюсь, в этот раз реагируя быстрее обычного, но именно в эту секунду Ворон зарывается пальцами мне в волосы и тянет их вверх, буквально приподнимая меня с места.—?В следующий раз, птичка,?— цедит он, зло выдыхая мне в губы каждое слово,?— прежде чем копаться в моих вещах, убедись в том, что твои руки не пахнут тобой.В нос мне снова даёт запах табака и дерева. За окном снова бьёт молния, да такой силы, что дрожат стёкла. Её яркая вспышка отражается в глазах Ворона, который невообразимо близко ко мне, и тут в который раз за наше с ним знакомство моё сердце подскакивает к горлу от осознания того, что этот человек может сделать со мной что угодно, не поведя и бровью.Он держит меня так целую минуту, наверное, пытаясь отыскать в моих глазах чёрт знает что. Я не знаю, игра это или что, потому что, по идее, то письмо мне не дало ничего, чем я могла бы причинить ему вред.Возможно, ему просто не нравится, когда копаются в его вещах.Возможно, ему хочется на ком-то сорваться, а под рукой лишь я.Возможно, он просто что-то забыл и вернулся именно поэтому, а не потому, что пытался меня на чём-то поймать.Возможно, то письмо для него значит так много, что сама мысль о том, что я его трогала (не то что читала), приводит его в бешенство.Ворон внезапно толкает меня, когда за окнами снова грохочет, надрываясь, гром. От невозможности удержаться на ногах я падаю на его кровать. Он наваливается на меня всем телом, и тут мне снова становится страшно до дрожи в коленках. Я уже не знаю, чего сейчас ждать, когда неожиданно большие горячие руки Ворона ныряют в мои джинсы, затем в трусы, а потом его палец оказывается внутри.Я не успеваю даже воспротивиться.Я вскрикиваю от охватившего всю меня животного страха, но Ворон больше ничего не делает. Только смотрит мне в глаза так, словно мечтает разорвать на части.Чётки на его запястье больно впиваются мне в кожу.—?Вот именно так чувствуют себя люди, когда кто-то переступает черту.Я задыхаюсь от душащих меня слёз, от невозможности издать хоть звук, когда Ворон опускает голову и носом зарывается мне в шею.—?Я твой запах наизусть знаю, Джи.Сказав это, Ворон медленно вытаскивает руку и так же неспешно поднимается с меня. Я же лежу на месте не в силах даже пошевелиться. Кажется, будто меня парализовало.Ни слова больше не сказав, Ворон вытирает палец платком, который достал из кармана пиджака, кидает его куда-то мне в ноги и уходит. Теперь надолго. Он оставляет меня наедине с разрывающей всё моё нутро болью, с ощущением грязи и ничтожности.Наедине с ливнем, капли которого, бьющие по крыше и стёклам, поют моей душе молитву за упокой.