Часть 24 (1/1)

Утро в квартире Чанёля тихое. Какое-то совсем настоящее. Утро всех утр. И ведь звучит дико и нелепо, но именно так. Редко, просыпаясь дома, я чувствую себя отдохнувшей или готовой начать новый день. А сейчас лежу, завернутая в самое теплое одеяло, которое Чанёль для меня смог найти в своем доме, и чувствую себя так, словно мне все нипочем.И причина моего утра всех утр и подобного прилива сил сейчас тихонько сопит на диване, свесив ногу таким образом, что остается гадать, каким таким чудом он не свалился на пол. Мне хочется прикрыть его одеялом и заставить нормально улечься, и от этой мысли внутри меня снова разливается неконтролируемая нежность к нему.Интересно, какой он сразу после сна? Наверняка у него жутко взлохмачены волосы, а на щеках следы от подушки. И он еще смешно морщится, потому что не хочет просыпаться. И бесконечно зевает, мечтая о том, чтобы поспать еще пару часов. Может быть, лениво тянется за телефоном и… думает о матери? Об опасности, которая дышит в затылок? Или обо мне?О чем ты думаешь, Пак Чанёль, когда открываешь утром глаза?Я бросаю взгляд на часы и вдруг понимаю, что безбожно опаздываю на пару. И вот тут-то утро перестает быть тихим. Нет, конечно, оно в любом случае особенное, потому что я провожу его здесь, у Чанёля. Вот только опаздывать в мои планы явно не входит.Я чуть ли не падаю с кровати, пока пытаюсь выбраться из-под огромного одеяла, чтобы пулей кинуться в душ. Не уверена, что успею до начала пары, но это одна из тех лекций, которые пропускать не следует: Гаюн все равно законспектирует не так, как мне нужно, а разбираться самостоятельно я не горю желанием.Я ненавижу опаздывать и терпеть не могу, когда опаздывает кто-то другой, именно поэтому и нервничаю. Задержавшись даже на пару минут, я оказываюсь в центре внимания, когда открываю дверь аудитории: это я тоже не люблю.Выскользнув из ванной, я все остальное делаю на автомате: ищу одежду, которую непонятно куда забросила, потому что вчера устала и совершенно не заботилась о том, что и где будет валяться. Я на минутку даже забываю как-то, что я не у себя дома и что Чанёль все еще спит, а я чуть ли не сшибаю все, что попадается мне на пути. Уже надев джинсы, я никак не могу застегнуть лифчик?— вечно все идет наперекосяк, когда я тороплюсь.—?Куда ты так бежишь? Или, правильнее будет спросить, от кого? —?теплые пальцы умело застегивают мой бюстгальтер и, потянув за него, притягивают к себе. Я так и застываю, чувствуя, как кровь приливает к щекам, потому что на мне только джинсы и чертов лифчик. И о боже, я вовсе не так представляла себе момент, когда Чанёль увидит меня в таком виде.—?Ты проснулся? —?я вся съеживаюсь, руками обхватывая себя за плечи, и слышу, как Пак усмехается.—?Давно уже. Оказывается, ты такая забавная, когда куда-то торопишься. Хотела сбежать до того, как я проснусь, проказница? —?сиплым ото сна голосом шепчет Чанёль мне на ухо, а я от неожиданности жмурю глаза.—?Вовсе нет! Я в университет опаздываю,?— оправдываюсь я, все еще стоя к нему спиной, а потом до меня вдруг доходит, что он сказал, и, забыв о том, что лишь частично одета, резко поворачиваюсь к нему. —?Что?! Как много ты видел?Чанёль в открытую смеется надо мной, и я не выдерживаю.—?Это возмутительно!—?Да! Я считаю, что это очень возмутительно?— то, что ты, вся такая красивая, сейчас убегаешь от меня в свой дурацкий университет.Резкие слова, источающие негодование, сгорают пеплом на языке. Я понимаю, что не могу сейчас отругать его за то, что он подсматривал за мной. Потому что, господи боже мой, на него вот такого я не могу сердиться. С озорными искорками в глазах и наглющей ухмылкой. Просто не могу.?…Ты, вся такая красивая…?Черт возьми, это цена моей души?Я нервно сглатываю и отвожу взгляд. Зря. Потому что сразу замечаю, что на Чанёле тоже только джинсы. И дышать становится ну вот совершенно нечем.—?Что? —?а ему весело, засранцу.—?Что ты делаешь?—?Всего лишь хочу, чтобы ты осталась,?— пожимает плечами Чанёль, и мне на мгновение кажется, что мы сегодня поменялись местами: он откровенничает, а мне очень неловко.—?И тогда моя успеваемость в университете упадет,?— хмыкаю я, хотя и понимаю, что определенно очень хочу остаться. И Чанёлю даже необязательно было говорить мне об этом.—?А потом ты придешь ко мне с синяками по всему телу,?— горько усмехается Чанёль и отводит взгляд. Секунда, и челюсти у него напряжены, а мне уже совсем не смешно.—?Не приду.—?Что? —?Чанёль поворачивается ко мне так быстро, что я вздрагиваю.—?С синяками в смысле. Ты их не увидишь.—?Я их уже вижу, Джи.Я снова вздрагиваю и непонимающе хлопаю глазами. Мама давно не поднимала на меня руку. Значит, по идее, никаких синяков и всего прочего на мне сейчас быть не должно. Тогда где Чанёль их увидел?Вопрос задать я не успеваю, потому что Пак аккуратно разводит мои руки в стороны и пальцем касается шрама на ребрах, который тянется аж до лопаток.—?А это что? —?на мой незаданный вопрос.—?Это… в детстве я дома скатилась с лестницы и вылетела через окно.—?Блять, да не ври мне, Джи! —?Чанёль срывается-таки на крик, и впервые я понимаю, что готова выслушать все, что он сейчас мне скажет, даже если будет материться. Потому что происходящее?— моя ошибка. —?Не ври,?— уже тише.Чанёль кладет руку на мой затылок и притягивает к себе, наклоняясь: чтобы нос к носу и его глаза так близко. И в них так много всего, что я совершенно теряюсь. Ему за меня больно и страшно. И вовсе не нужно говорить это вслух.—?Прости,?— бормочу я дрожащим голосом.—?Джи, я с первого дня нашего знакомства говорю тебе, что так не должно быть. Почему бы тебе не дать ей отпор наконец? Ты не представляешь, что будет, если приду я. Ты даже вообразить себе не можешь, сколько дерьма я на нее вылью. Ты этого хочешь? Я ведь приду, Джи.Приходи.Мне так хочется сказать ему это, но я понимаю, что подобное эгоистично с моей стороны. Должны же быть в конце концов ситуации, в которые я не буду втягивать его! Он и так уже по уши в моей жизни.—?Не надо, я справлюсь, я…—?Так откуда шрам? —?перебивает меня Чанёль, как будто это куда важнее. —?Я же вижу, что он еще свежий. Какое ?в детстве??—?Пару месяцев назад мама узнала, что я не готовлюсь к конкурсу, и накинулась на меня. Я действительно вылетела через окно.Ну вот. Сказала. И напряженно жду реакции.—?Колючка, клянусь, если я найду на тебе хоть один новый шрам или синяк, я сделаю все, чтобы твоя мать на коленях перед тобой ползала и извинялась, понятно? —?и тон у него такой, что я сразу понимаю: сделает. Он именно так и поступит, даже думать не станет.—?Ты же не можешь контролировать количество ссадин на моем теле,?— я пытаюсь шутить. И зря.—?Уверена? Я посчитаю все твои синяки, шрамы, царапины?— все, что найду. Ясно? Если понадобится, я буду при каждой встрече заставлять тебя раздеваться. И буду, блять, пересчитывать. Тебе понятно?Я порывисто киваю и слышу тяжелое дыхание Чанёля. А еще это его ?буду заставлять тебя раздеваться? бьет током так, что меня аж потряхивает. Я пытаюсь не позволить воображению разыграться, но получается весьма и весьма плохо. И щеки, наверное, красные уже. Позорище.Где-то с минуту Чанёль всматривается в мои глаза, словно бы пытаясь понять, действительно ли мне все понятно, и рассеянно гладит пальцами другой руки мой шрам. А у меня сердце замирает от каждого прикосновения, и наверняка Пак чувствует мурашки на моей коже. И, может быть, даже ощущает под своими пальцами биение моего сердца.—?Одевайся, я тебя подвезу,?— не сдержавшись, целует в уголок губ и только потом отходит, чтобы натянуть свитер.У меня же так сильно и невыносимо тянет внизу живота, что я стыдливо отворачиваюсь, надеясь, что не мое состояние заставило Чанёля так отскочить. Что называется, от греха подальше.~Всю дорогу мы молчим, и я ничего не могу поделать с тем, что у меня в горле моментально образовывается ком обиды: еще чуть-чуть, и ведь и правда заплачу. Потому что выражать своим эмоции по-другому не научена. Точнее вообще-то есть один способ. Только вот его время?— вечером. А сейчас мне надо успеть хотя бы на половину пары. Поэтому, когда мы подъезжаем к университету, я резко дергаю ручку двери, но та не поддается, и до меня не сразу доходит, чьи это проделки.Когда я поворачиваюсь, Чанёль едва успевает стереть с лица улыбку.—?Зачем ты заблокировал дверь? —?не выдерживаю я.—?Ты все утро пытаешься от меня убежать. Как думаешь, зачем я это сделал?—?Я опоздала на пару!—?Тогда тем более какой смысл появляться сейчас, если она наверняка уже подходит к концу? —?хмыкает Чанёль, и взгляд его теплеет. —?Расслабься, колючка, и вовсе не обязательно на меня обижаться, я сказал правду.—?Я не обижаюсь,?— вполголоса отвечаю я, смаргивая непрошеные слезы.—?Я всего лишь беспокоюсь. И я серьезно насчет твоей матери. Ты вообще в курсе, что есть статья за домашнее насилие?—?Не подам же я на нее в суд. В самом деле, Чанёль, ты иногда такое говоришь!—?Не подашь ты, подам я,?— и снова эта сталь в голосе, от которой никуда не деться. Когда речь заходит о моей безопасности, Чанёль всегда становится таким. Неконтролируемый процесс.—?Чанёль…—?Тема закрыта,?— прерывает меня Пак и устало сжимает пальцами переносицу. Мне остается лишь покорно принять все, что он говорит, даже если я не согласна. По-другому он не поступит, я знаю. Но я не смогу его остановить, если он и правда подаст на мою мать в суд или заявится ко мне домой. И дело не только в том, что физически мы не равны, но еще и в том, что где-то на задворках своего подсознания я прекрасно понимаю, что он более чем прав.—?Ладно.Чанёль удивленно поворачивается ко мне и ухмыляется.—?Вот сразу бы так.Я отстраненно пожимаю плечами, показывая, что вообще-то выбора у меня не было. Чанёль только тепло качает головой и мягко притягивает меня к себе за шею. Пальцы у него чуть холодные, и моя кожа мгновенно покрывается мурашками. Я льну к Чанёлю, словно кошка, носом едва касаясь его подбородка.—?Ты же на пару опаздываешь,?— издевательски тянет Пак, поглаживая мою шею.—?Ты улыбаешься? —?вдруг спрашиваю я так, словно это сейчас самое важное. Я помню, читала где-то, что улыбку иногда можно почувствовать по голосу. Или даже не почувствовать, знаете, а просто знать, что человек сейчас улыбается.—?Ну, допустим, а что?—?Ничего,?— быстро отвечаю я и жмурю глаза. Господи, иногда я такая дурочка. —?Мне пора, открой дверь, пожалуйста.Чанёль негодующе хмыкает, но разблокировывает-таки. А я целую его в линию челюсти и, не попрощавшись, выбегаю из машины.Интересно, под словом ?счастье? люди подразумевают маленький комочек света, льнущий к сердцу? Если так, то он у меня точно есть, а я сейчас самая счастливая.~—?Давно не виделись, Джи,?— кивает мне Гаюн, когда я присаживаюсь рядом. —?Прогуливаешь пары?—?Я случайно,?— улыбка на мох губах совершенно не вяжется с попыткой раскаяния, и Гаюн смеется, качая головой, как будто бы мой вид ей о чем-то говорит.—?Ну да, случайно,?— хмыкает она. —?Лапшу на уши своей маме вешать будешь, а не мне!—?Чего? —?я застываю, и внутри что-то скручивается в ледяной узел: комочек света пугливо замирает.—?Она звонила мне. Спрашивала, не ухаживает ли за тобой какой-нибудь мальчик,?— пожимает плечами Гаюн.—?И что ты сказала?Я почти не дышу. Да, я не доверяю Гаюн, но почему-то внутри меня теплится надежда, что девушка не стала выкладывать моей матери все свои догадки?— уверена, их у нее навалом. Как и вопросов, которых я всегда избегаю.—?Сказала, что никто вокруг тебя не крутится и что ты зациклена на учебе и на танцах так, что все парни обходят тебя стороной! —?торжественным голосом заявляет Гаюн, смешно выпятив грудь вперед и пытаясь придать лицу серьезное выражение, однако в конце концов не выдерживает и хохочет, прикрывая рот рукой. —?Круто я придумала, да?—?Ты и правда ей так сказала? —?кажется, у меня сейчас глаза вылезут из орбит.—?Конечно! —?гордо вскидывает подбородок однокурсница. —?Ну, а что я должна была ей сказать? ?Ой, госпожа Ву, знаете, мне кажется, у Джи кто-то есть, и это явно не тот парень, о котором она мне рассказывала. Может, вы что-нибудь знаете об этом???— и снова взрыв смеха. —?Я же не дура! Как я могла все это вывалить твоей матери? Я же заметила, что она лично подыскивает тебе женихов!Я во все глаза смотрю на Гаюн и впервые в жизни, наверное, корю себя за то, что не доверяла ей. Только сейчас осознаю, что на самом деле на нее можно положиться. Она вовсе не обязана была врать моей матери, но она это сделала, и я, не сдержавшись и чувствуя бесконечную благодарность к этой девушке, порывисто обнимаю ее. Мое облегчение Гаюн, наверное, осязает кожей.—?Ой, Джи, ну чего ты,?— она гладит меня по спине, а потом, когда я отстраняюсь, улыбается:?— С чего вдруг мне выкладывать ей свои сомнения? В этом же никакой логики.Я пожимаю плечами: да, по сути, никакой логики.—?Но ты же понимаешь, что теперь я задам тебе один-единственный вопрос, и ты обязана честно на него ответить? —?лукаво улыбается мне Гаюн.А мне вдруг становится так легко. И плевать, что, наверное, телефон завален мамиными сообщениями. Хотя, может быть, и не завален вовсе, кто знает.—?Да, у меня кое-кто есть.Гаюн вовсе не обязательно задавать вопрос, чтобы я на него ответила: и так ведь знаю, что именно ее интересует. Особенно после того, как она меня прикрыла перед мамой. Гаюн расплывается в улыбке и больше ничего не спрашивает. И я благодарна ей за это понимающее молчание.~На мобильном и правда оказывается парочка сообщений от мамы: конечно, она интересуется тем, когда же я вернусь домой и отрабатываю ли я танец к конкурсу. Ничего нового. Глядя на ее SMS, я понимаю, что и сегодня очень не хочу возвращаться. Вот только время неумолимо близится к полуночи, и как любой Золушке мне полагается быть дома до того, как карета превратится в тыкву и волшебство исчезнет.Меня не отпускает ощущение, что лимит действительно исчерпан: скоро часы пробьют полночь, и все закончится. Я отчаянно пытаюсь загнать его в углы своего сознания и не думать об этом. И беспокоит меня вовсе не то, что скажет мама, когда узнает, а то, что прошлое Чанёля дышит нам в затылок. Смрадный запах бездны преследует мои сны, хоть я и не признаюсь в этом даже самой себе.Качаю головой, словно пытаюсь таким образом выкинуть из головы неприятные мысли. Помимо мамы, мне написали еще Чонин и Сольхён. Первый возмущается тем, что мы с ним совсем не видимся, пишет, что обидится, если я променяю друга на парня, и это вызывает у меня улыбку. Мгновение, и все, что наполняло мою голову до этого, исчезает. Вторая же интересуется, насколько благоразумна я была в субботний вечер.Ох, Сольхён, знала бы ты, что этого благоразумия во мне все меньше и меньше. Я со стыдом признаю, что сегодня утром все бы отдала, если бы Чанёль не застегнул мой лифчик, а наоборот, стянул его. Мне за такие мысли неловко в первую очередь перед самой собой. И уже потом?— перед Чанёлем. Я никогда не забуду, как он тогда вынудил себя остановиться, потому что все еще думает, что я не готова или спешу с выводами.Да ни с чем я, черт возьми, не спешу! И ко всему готова. Я уже все самое важное?— и сердце, и душу?— подарила ему. Я погрязла в его жизни, потонула в ней, и мне не нужна ничья помощь. Считайте это моральным добровольным самоубийством. Я потеряла голову. И мне впервые все кажется правильным.Будучи влюбленной в Чунмёна или в кого бы то ни было вообще, я никогда не мечтала хотя бы о поцелуе. А сейчас отдаю себе отчет в том, что каждый раз, когда Чанёль ко мне невыносимо близко, я хочу, чтобы он наконец переступил черту. Все границы, которые существовали или могли существовать между нами, уже давно стерты. Чунмён не был моей первой любовью, я это выдумала.Удивительно, но лет до шестнадцати я считала, что до замужества между мной и моим возлюбленным не будет ничего, кроме поцелуев и объятий. Вообще-то с тех пор кое-что изменилось: я поняла, что замужество?— формальность. И если ты кого-то любишь, действительно любишь, то переступаешь через все свои принципы и отдаешь ему столько, сколько можешь отдать?— и даже то, чего, думаешь, не можешь.Я не знаю, как закончится наша с Чанёлем история, но если это называют первой любовью?— той самой, остатки которой невольно пронесешь с собой через всю жизнь, то я для себя уже все решила и ни о чем не жалею. И сделала я это давно?— еще тогда, под фонарями.Вновь качнув головой и пытаясь наконец привести себя в чувство, я торопливо печатаю ответы на сообщения. Чонину обещаю, что мы скоро встретимся, и прошу не обижаться; Сольхён посылаю шуточный гневный смайл и говорю, что она будет первой, кто обо всем узнает, если мое благоразумие улетучится куда-нибудь; матери же отвечаю, что сегодня тоже останусь у бабушки?— после репетиции буду писать с ней реферат. Мама прочитывает сообщение сразу же и, бьюсь об заклад, недовольно хмурится, но так и не отвечает мне.Я же вздыхаю и направляюсь в студию. Меня давно там не было, потеряю хватку, так сказать. Да и мне нужно расслабиться, почувствовать себя спокойнее. Конечно, сейчас там будет много народу, но я займу другой зал и постараюсь не отвлекаться. Ясное дело, к конкурсу я готовиться не собиралась и подавно. Сегодня я хочу потанцевать просто так?— но в этот раз не гоняясь за точностью определенных движений, а, что называется, для души. Сделаю ошибку в технике?— ну и ладно.Натягивая на ноги гольфы и стоя у окна, я рассеянно оглядываю улицу. Мрачные тучи навевают на мысли, что синоптики были-таки правы?— всю неделю, вероятно, будет идти дождь. Я еще минуту, слегка нахмурившись, разглядываю небо, а потом думаю, что, по сути, этот дождь мне настроение испортить не способен. Когда я собираюсь отойти в центр зала и включить музыку, то вдруг цепляюсь взглядом за чью-то фигуру у ворот.Отсюда разглядеть его невозможно, конечно же, но стоит ему поднять голову, как мне кажется, что на лице этого человека мелькает уже знакомая мне кошачья улыбка. Однако он смотрит не на меня вовсе, а еще с такого-то расстояния что только не привидится. Я списываю это на то, что давно не видела Чондэ. И, спрашивается, чего я его вспомнила?Ах да, он ведь тоже связан с торговлей органами. Точнее, его друг.Господи. Если я буду бесконечно думать, то ничего у меня сегодня не получится.Поэтому я щелкаю кнопкой мыши, и начинает играть первая попавшаяся песня. Я не привередлива в этот раз и танцевать буду под любую музыку.Песен у меня достаточно?— много корейских, английских и испанских (с легкой руки Чанёля). А еще полно инструменталок, и каждая?— любимая. Я не зацикливаюсь на движениях, на том, попадаю ли в такт. Если подумать, то я очень редко вот так танцую. В большинстве случаев придираюсь к себе и выискиваю недостатки, но не сейчас. Иногда, как довольно давно сказал мне Чонин, должны быть дни, в которые нужно танцевать не для того, чтобы кому-то понравиться.~Оказывается, я безумно скучала по танцам. По ощущению, какое облегчение мне они приносят, по тому, как музыка вливается в меня, заставляя двигаться, управляя мной?— так, что я становлюсь подневольной куклой в ее руках, по тому, как это приятно?— скользить по холодному полу, соприкасаясь с ним разгоряченными и потными участками кожи, и наблюдать все это в зеркале.Часы показывают около восьми, когда я обессиленно ложусь на пол, ощущая желанный холод. Мыслей в голове совершенно никаких. Разве что предвкушение того, что сейчас я поеду к бабушке, а не домой. И, возможно, надежда на то, что мы еще с Чанёлем сегодня увидимся.Проверяя мобильный у ворот, я нахожу еще парочку сообщений, но решаю ответить на них позже. Может быть, завтра. Иногда хочется такого молчания. И никакими логичными аргументами это не объяснишь.Я спускаюсь вниз по улице, когда ощущаю крохотные капельки у себя на лбу и носу. Зонта у меня с собой, конечно, нет?— он не помещается в мою сумку. Ну и ладно. В который раз за день я пускаю все на самотек: промокну?— ничего страшного. Бывают моменты, когда хорошее настроение не испортить даже противным дождем.Но его всегда можно испоганить чем-нибудь другим, более серьезным и опасным, нежели каким-то там холодным ливнем.Незнакомыми руками, больно хватающими за волосы, темными глазами с лукавым прищуром?— единственным, что не скрыто черной маской, и мягким голосом, который так не вяжется с тем, что делает его обладатель.