Часть 23 (1/1)

12:32Вы поговорили? Джи, у меня идея. А зайдите ко мне. Тебе же все равно придется познакомить меня с Чанёлем, верно?Я усмехаюсь, читая сообщение бабушки, пришедшее около часа назад. В нем даже смайлик коварно улыбающегося чертенка. И это веселит меня еще больше.Оглядываюсь на Чанёля, который не глядя разбирает книги на своем рабочем столе и расставляет их на полке как попало. Делает это просто для того, чтобы создать иллюзию порядка, не более. Но выглядит при этом так, словно его действительно волнует, насколько чисто у него в комнате, и это вызывает у меня улыбку. Чанёль от перенапряжения даже кончик языка чуть высовывает, смешно хмурит брови и разглядывает корешки расставляемых книг. Его взгляд скользит по строчкам, но я уверена?— Чанёль не вникает в то, что читает. Он думает совершенно о другом, и иногда (вот как сейчас) мне очень хочется узнать, какие мысли роятся в его голове.Что-то внутри меня со звоном натягивается и внезапно лопается, заливая все вокруг приятной, тягучей жидкостью, заляпывающей мои ребра. Это нежность. К мальчишке, который отчаянно пытается взвалить на себя то, чего не унесет в одиночку. Ему слишком рано пришлось понять, что если он не заставит себя повзрослеть, то его погубит собственная глупость. И я более чем уверена, что мое появление в его жизни лишь укрепило процесс понимания. И взросления как такового.Теперь в опасности не только его семья. Есть я, есть Чонин, есть Чунмён (как бы Чанёль ни выражал свою неприязнь к Киму, он едва ли позволит тому погибнуть от рук гадюк), есть моя семья. Есть он сам.В руках Чанёля слишком много жизней сразу.И ведь столько очень трудно удержать.Я смотрю на то, как Пак наклоняется за книжкой, упавшей на пол. Медленно поднимает ее и смотрит сквозь. Он, черт возьми, совершенно не здесь. Его взгляд прошивает книгу. Чанёль пялится на нее от силы секунд тридцать, а потом смаргивает наваждение и кладет ее вверх тормашками на полку.Руки у Чанёля большие, сильные, с длинными крепкими пальцами. Я знаю, они удержат жизни. Ценой всего на свете, но удержат.Но это неправильно. Мне это не нужно. Точнее, мне это нужно, но не так.Я хочу, чтобы Чанёль позволил забрать у него половину этих судеб, чтобы подпустил еще ближе, чем сейчас. Это будет не просто доверие. Это будет больше, чем доверие. Громкое слово на букву ?Л?.Которое я смело произношу в своей голове, но не решаюсь?— вслух.Мне банально страшно.Я делаю глубокий вдох. Тягучая, словно патока, нежность медленно разливается по венам. Отстраненно перевожу взгляд на мобильник и несколько заторможенно вспоминаю, что бабушка зовет к себе.В комнате Чанёля ненавязчиво играет старое радио. Какая-то легкая, красивая песня семидесятых. Или восьмидесятых, если быть точнее. Неважно. Я просто вдруг понимаю, что начинаю различать ее в тишине спальни, когда Чанёль кивает ей в такт и вторит губами тихо-тихо. Неосознанно. Ведь головой он все равно не здесь.—?Чанёль,?— зову его я. Голос от долгого молчания сиплый.—?М? —?он поворачивается ко мне и застывает в ожидании. И он все равно не здесь, я чувствую?— осязаю это кожей. Ощущение не из приятных.—?Бабушка хочет с тобой познакомиться, знаешь.У Чанёля уходит минута на усваивание. А все потому, что он слушает меня, но не слышит. Слова проникают в его уши, но не касаются сознания. Не осмысливаются. И взгляд у него такой, словно сейчас здесь, со мной, лишь его оболочка. Душу я упустила.На слишком страшный миг. Упустила.—?Правда?Раз.Чанёль в который раз смаргивает наваждение и пытается зацепить взгляд за меня как за точку опоры.Два.У него получается. Схватиться за меня и прийти в себя, растягивая губы в удивленной усмешке.Три.Чанёль возвращается. Если то, что он выныривает наконец из своих мыслей (которые теперь представляются мне зыбучими песками), можно назвать возвращением.—?Ага,?— я киваю с облегчением. —?Ты не против?—?Нет, конечно.Он расплывается в знакомой, родной усмешке, и я понимаю, что нечто в его голове отпускает его ко мне. Ненадолго. Оно вернется, когда Чанёль останется один и сможет подумать обо всем так, чтобы никто ему не помешал. Нечто?— это мысли, которые мне он едва ли выскажет.—?Неужели ты наконец решилась познакомить меня с кем-то из своих родных? —?Чанёль не язвит, скорее подтрунивает, и это заставляет меня в шутку закатить глаза.—?Ты знаком с моими родителями.—?Да, но они ведь не знают, чем мы на самом деле у меня дома занимаемся.—?А чем мы занимаемся? —?я вскидываю подбородок, хмыкая. —?Не помню, чтобы мы делали нечто неблагопристойное.Неблагопристойное.Я делаю акцент на этом слове намеренно, и Чанёль, не удержавшись от того, как я это говорю, заразительно смеется, щуря глаза.—?Ну и словечки у тебя! —?качает головой, все еще смеясь, а я вскидываю брови, не понимая, что не так. —?Можно подумать, что мы с тобой занимаемся чем-то благопристойным.—?А что мы, по-твоему делаем? —?пожимаю плечами я.—?Сомневаюсь, что твои родители представляли себе, в чьи руки они тебя отдают,?— Чанёль отвечает немного уклончиво.—?И в чьи же руки они меня отдали?—?В руки того, от которого всю жизнь пытались уберечь. Скажи мне, они будут счастливы, если узнают, с кем ты связалась? —?теперь я чувствую, что разговор принимает серьезный оборот, и, сказать честно, мне это не очень-то и нравится.—?А с кем я связалась?Я задаю уже третий по счету вопрос, ощущая, как внутри трепыхается разбуженное волнение?— словно огромная склизкая змея.—?С убийцей? —?не то вопрос, не то утверждение. Чанёль щурит глаза.—?С человеком, которого я…Я запинаюсь. Недоговариваю. Не могу.Как люди вообще способны сказать такое? Как? Это ведь совсем личное. Та грань интимности, после которой уже ничего нет. Все карты раскрыты, все загадки разгаданы, все тайны рассекречены. Все бесы на воле.Люблю.Люб-лю. Перекатываю на языке?— мысленно?— и не могу выдавить из себя. Внутри все дрожит, шипит, боится. Как будто это слово что-то изменит.Ведь прошло едва ли более месяца. Что это громкое, стирающее всё, что было, и превращающее его в ?до?, слово делает у меня в голове? Как оно оказывается на кончике языка, готовое сорваться, но продолжающее упорно цепляться за мои сомкнутые губы?Рано, шипит оно.Поздно, говорит мне взгляд Чанёля.Моя заминка красноречивее любых слов. Я просто не могу. Не могу, черт возьми, сказать. То ли пытаюсь хоть какую-то откровенность оставить себе, то ли просто боюсь.Того, что чувства Чанёля не настолько сильны? Бред. Они не измеряются словом ?люблю?. Это просто я считаю, что оно может перечеркнуть все и напугать его.Скажи я ?люблю??— могу взвалить на его плечи еще больше ответственности. А я все-таки не эгоистка. Именно поэтому я просто прочищаю горло. Как будто от грязи. Нелепость. А потом снова вскидываю голову и встречаю прямой взгляд Чанёля.Пак словно и так все знает. И то, что должно было последовать после ?я?, и то, что я малодушно не нашла в себе сил сказать, и то, что за мысли текут у меня в голове.—?Ты не убийца,?— говорю я. —?И это мой выбор, а не их. Мне с этим жить, понятно? И мне решать, насколько благопристойно я себя веду. Хочу целоваться с тобой, значит, буду целоваться,?— Чанёль в немом предвкушении застывает. Ждет, скажу ли я о том, что займусь с ним любовью, если захочу. Но я не собираюсь продолжать. И ему все снова становится понятно по моему красноречивому недолгому молчанию. —?Вот и все.—?Хорошо,?— я не принимаю его вызов, и Чанёля это веселит, я вижу.Слишком много откровенности даже для меня. Слишком много.—?Так мы едем знакомиться с твоей бабушкой?~По дороге я все время кусаю губы и думаю о том, как все пройдет. Да, я волнуюсь. Но не потому, что бабушка не примет Чанёля?— она уже сделала это. А просто так. Этакое приятное волнение перед моментом, которого долго ждешь.—?Расслабься хоть ненамного,?— ухмыляется Чанёль, замечая, как я в сотый раз за день перекатываюсь с носка на пятку и обратно. Мы уже стоим у двери бабушкиной квартиры, и сдерживать себя не получается совсем. —?Разве есть повод переживать?—?Да не переживаю я,?— бурчу я в ответ, нажимая на кнопку звонка.—?А выглядишь так, словно за дверью не твоя бабушка, а серый волк, переодетый в нее,?— издевается Чанёль, но я лишь закатываю глаза.—?Ой, замолчи.Пак громко хмыкает, когда щелкает замок, и бабушка наконец открывает нам. На ней фартук, а из квартиры пахнет чем-то сладким, и я понимаю, что женщина очень ждала нас. Стоит ей заметить, что Чанёль стоит за моей спиной, а его ладонь у меня на пояснице, как она расплывается в улыбке. —?Добрый вечер, госпожа Ву,?— Чанёль чуть отдаляется от меня и почтительно кланяется. Официально!И это нечто совсем уж невероятное. Я впервые вижу, как Чанёль вообще кому-то кланяется, да еще и так вежливо. Изумление, наверное, у меня на лице написано, потому что бабушка по-доброму усмехается и качает головой.—?Здравствуйте. Ну же, проходите, не стойте на пороге. Знакомиться будем внутри! У меня на кухне сейчас все сгорит, если вы не пошевелитесь! —?со смешком заявляет женщина, и мы с Чанёлем торопливо юркаем в квартиру, закрывая за собой дверь, пока бабушка уносится проверять, как у нее там дела обстоят с ужином.—?Я так и представлял твою бабушку, если честно,?— говорит Пак, пока мы переобуваемся в теплые уютные тапочки и следуем на кухню. По пути Чанёль умудряется заглянуть в ту комнатку, перед окнами которой пел для меня, и бросает на меня лукавый взгляд. Я громко хмыкаю и, схватив парня за рукав, тащу знакомиться.Стол на кухне, оказывается, уже накрыт заботливыми руками женщины, выключающей духовку. Представляю, сколько она наготовила, помимо того, что сейчас вытащит из духового шкафа. Тепло разливается у меня в груди от осознания того, как серьезно бабушка отнеслась к нашему приходу.Она сдувает мешающую прядь волос со лба, тщательно моет руки и только после этого окончательно поворачивается к нам.—?Я бабушка Джи, Ву Суин,?— протягивает она ладонь Чанёлю для пожатия.—?Чанёль, парень Джи,?— этот хитрец целует руку бабушки, и, когда он выпрямляется, я успеваю заметить искорки в его глазах. —?Рад знакомству.—?Я тоже, очень!А я стою и пытаюсь понять, какого черта только что услышала. Парень?! То есть мне он встречаться не предложил, а бабушке сказал, что он мой парень? Чанёль чувствует мой испепеляющий взгляд на себе и подмигивает, прежде чем наконец сесть, а мне попросту хочется прожечь в нем гребаную дыру за подобные хитрости. Он пожимает плечами, как будто говорит: ?Ну, не говорить же мне ей, что мы сами еще не решили, что между нами, но уже успели раз сто поцеловаться??Я закатываю глаза.—?Ну, что расскажешь о себе, Чанёль? —?спрашивает бабушка, попутно пододвигая к нам тарелки, полные еды.—?Мне кажется, вы и так все обо мне знаете,?— хмыкает Пак.—?Почему же?—?Джи наверняка рассказывала,?— беззлобно ухмыляется Чанёль, а бабушка громко хохочет, качая головой.—?Ты всегда такой бесцеремонный? —?спрашивает она, подпирая кулаками подбородок и с любопытством глядя на Чанёля.—?Слышала бы ты, что он маме сказал,?— цокаю я языком,?— тогда бы не удивлялась.—?А что такого-то? —?Чанёль уже за обе щеки уплетает, и я все же улыбаюсь.—?Он, видите ли, жизнь прожигает пока что и очень этим доволен! —?говорю я, и бабушку это веселит еще больше. Она смеется, разглядывая ничуть не смущенного моими словами Чанёля.—?Так и правильно,?— одобряет женщина. —?Только прожигать с умом надо,?— говорит она, и мы с Чанёлем прекрасно понимаем, о чем речь.—?Ясное дело,?— кивает Чанёль. —?Но в шестнадцать лет я слабо представлял себе, что вообще значит ?с умом?.—?Да ты даже в двадцать лет можешь этого не представлять,?— отвечает бабушка. —?Морально не готов, понимаешь ли. Да и, честно говоря, несмотря на то, сколько я прожила, не поверите, до сих пор не уверена в том, что повзрослела. Знаете, как себя чувствую? Так, словно внезапно оказалась дома одна и теперь могу делать все, что вздумается.—?Сомнительный способ повзрослеть,?— говорит Чанёль.—?Это временное ощущение. Накатывает, когда вспоминаю родителей. Поймете это, стоит вам их потерять,?— вздыхает бабушка. —?Хуже, если это ощущение преследует все время. Значит, вы неправильный взрослый.—?А что, такое бывает? —?спрашивает Чанёль, прикидывая в уме.Я молчаливо ем яблочный пирог и изредка поглядываю на парня, вслушиваясь в их разговор. Они упорно не затрагивают щепетильную тему, и я несказанно этому рада. Ни один из нас сейчас не готов об этом говорить. Да и едва ли будет. К тому же бабушка обладает чувством такта?— ни за что не скажет напрямую.—?Конечно. Видели недавнюю экранизацию ?Маленького принца?? Вспомни, Чанёль, какой из принца был нескладный, неправильный взрослый. Ребенок в теле старшего. Он работал, работал и работал, сам не понимал, для чего ему это. Он потерял себя, когда стал старше. Морально ему было куда меньше, чем физически. Так понятнее?—?Да,?— кивает Пак. —?Что-то у нас все вечно сводится к ?Маленькому принцу?,?— бормочет Чанёль, но я все прекрасно слышу и успеваю поймать его лукавую полуулыбку.—?Кому-то приходится рано повзрослеть,?— бабушка говорит о Чанёле, я знаю. —?А кто-то так и остается ребенком, и вся его жизнь?— это необдуманные, нелогичные, детские решения, неумение смотреть на мир глазами человека, прожившего уже много лет. И есть те, кто совмещает в себе и то, и другое.—?Джи,?— кивает Чанёль, отпивая апельсиновый сок.—?Я? —?поднимаю голову я, удивленно поглядывая на Пака.—?Ты,?— кивает он, и сердце у меня падает. Ведь бабушка не в курсе того, что я постоянно получаю от матери. Чанёль вскидывает брови в немом вопросе и, кажется, без слов понимает, что есть вещи, о которых я не могу рассказать даже бабушке.Не выдавай меня. Прошу.В затылок бьет горячая волна страха.—?Да ну? —?мямлю я, надеясь, что женщина не видит моей растерянности.—?Ты живешь в атмосфере постоянной ссоры,?— поясняет Чанёль. —?Когда нет взаимопонимания между тобой и родителями, тоже приходится забыть о том, что ты ребенок, нуждающийся в любви и внимании. Но при всем при этом умудряешься иногда такие вещи вытворять, что я поражаюсь твой детскости,?— а это уже намек на то, как я малодушно скрыла фотографии.—?Это было не проявление детскости.—?Насколько я знаю, только детям свойственно чрезмерное любопытство.Я цокаю языком, ловя улыбку бабушки, и вскоре разговор перетекает в другое русло. Оказывается, Чанёль увлекается классической музыкой и вовсю обсуждает ее с моей бабушкой, потом рассказывает ей о том, как долго учился играть на гитаре, а она в свою очередь вспоминает своего первого учителя по фортепиано. Я слушаю вполуха, наслаждаясь приятным голосом Чанёля.Теперь это я мыслями в другом месте.Думаю о том, что бы было, если бы бабушка знала о маме. Я почему-то уверена?— она бы так это все не оставила. Она ведь не папа.Пора все же быть в этом вопросе честнее. Папа зависим от мамы?— любит ее до потери памяти. А толку? Мать повернута на своей работе. Настолько, что не видит ничего вокруг, кроме нее. Я?— груша для битья. Отец?— муж лишь на бумаге. И все. Я больше ничего не знаю о своей матери, и иногда мне это кажется откровенной дикостью. Но если учитывать уровень нашего взаимопонимания (где-то ниже плинтуса, кажется), то удивляться нечему.А что насчет отца? Он трус.Трус.Гребаный слабак. И сейчас я так остро понимаю, что у себя дома я совершенно одна. А кто у меня есть там, в огромном неуютном особняке? Кто?У меня есть только я.А за пределами дома?— бабушка, Чанёль, Сольхён, Чонин. И даже Чунмён.Да кто угодно, блин. И это абсолютная дикость, честно. Привычная дикость. Так, наверное, правильнее.И все же?— лучше бабушке никогда не знать о том, что происходит, понятия не иметь о том, что я порой считаю синяки на своем теле, даже не представлять, сколько шрамов у меня скрыто под одеждой. И ведь это так глупо. Я могла бы рассказать бабушке и, возможно, была бы спасена, но… мама не из тех, кто стерпит подобное. Она сделает все, чтобы мы с бабушкой пожалели о том, что на свет вообще появились.А еще я жалею отца. Настолько сильно жалею, что не могу уйти. Не могу оставить его там одного.Он с ума сойдет.И вот это уже безумие.—?С вашего позволения,?— внезапно говорит Чанёль, и я разом выныриваю из своих мыслей. —?Я выйду покурю.—?Конечно,?— отвечает ему бабушка, и Пак исчезает в дверном проеме. Я слышу, как захлопывается входная дверь, и перевожу взгляд на бабушку, медленно возвращаясь в реальность. —?Такое чувство, что он тактично вышел, чтобы мы тут с тобой потрепались!Я усмехаюсь. В точку.—?Есть такое. А что, ты хочешь что-то сказать мне?—?Джи, ты ведь ночевала у него? —?спрашивает бабушка, щуря глаза, и я, наверное, заливаюсь краской.—?Ничего не было! —?поспешно говорю я, всплеснув руками.—?Да ради Бога, Джи! Если бы и было, ничего такого в этом нет,?— пожимает плечами женщина, улыбаясь мне. —?Ты бы видела, как он смотрит на тебя, дорогая. Так, словно не верит, что ты здесь. Будто ему самому кажется, что он тебя выдумал. И ему страшно, что так в действительно может оказаться. Ты, наверное, не замечаешь, но все именно так. Он влюблен, это видно невооруженным глазом. И ты тоже влюблена. Так что не нужно стыдиться того, что могло бы вчера произойти. Чанёлю можно доверять, —?бабушка каким-то образом всегда умудряется заметить то, чего не вижу я.Позже бабушка не раз мне об этом скажет глазами, жестами, а я буду улыбаться глупо-глупо, не веря, что так и есть. Вечер выходит какой-то странный?— я вроде здесь, а вроде и нет. Постоянно мое сознание уплывает, и я прихожу в себя не так быстро. Только замечаю, что Чанёлю с бабушкой есть о чем поговорить, и успокаиваюсь, ловя их полуулыбки и замечая в глазах женщины одобрение.Большое значение имеет для меня не сам факт их знакомства, не вечер даже, тепло проведенный, а другое. То, что происходит после, когда мы с Чанёлем собираемся уходить и я вспоминаю, что хотела забрать кое-какие вещи из комнаты. Застываю у приоткрытой двери (нет, я вовсе не подслушиваю, это выходит случайно) и слышу тихий, но уверенный, забирающийся прямо под кожу голос Чанёля.—?Госпожа Ву?—?Да, Чанёль?—?Никто не тронет Джи, клянусь.Клянусь.~На полпути к Чанёлю домой нас настигает дождь. Хлесткий, сильный, бодрящий дождь. Он выбивает из нас ненужные, лишние мысли, оставляя в голове сладкую, приятную пустоту. И мы с Чанёлем сумасшедше бежим по улицам, разнося брызги от стремительно образующихся луж и заразительно хохоча. Еще не так поздно, и нам встречаются редкие прохожие, но все это совсем неважно.Как тогда?— под фонарями.С Чанёлем всегда вот так. Плевать, кто что подумает. С ним кажется, что можно преодолеть любое препятствие. В Чанёле живет нечто такое сильное, что он умудряется разделять его со мной?— передавать мне его губами, языком и руками. Словами это невозможно сделать.Это нечто?— жизнь.Чанёль живой. И он заражает меня этим упорно и быстро. А я и не сопротивляюсь. Я хочу жить. Не только рядом с ним, а вообще. Просто хочу жить, а не выполнять стандартный набор функций, которых ждет от меня мать.—?Погоди,?— Чанёль застывает, держа меня за руки и прислушиваясь. Мы насквозь мокрые, и, наверное, через ткань моей тонкой блузки видно, какого цвета на мне лифчик. И эта мысль заставляет меня смутиться. Из парка, находящегося неподалеку, до нас доносится музыка.Я знаю эту песню. Нашумевшую группу Carla?s dreams не знает только дурак. Я слежу за ними с недавнего времени, и конкретно эту песню?— Imperfect?— взяла на заметку, чтобы поставить танец. Но времени как-то не было.Его нет до сих пор. Однако Чанёль мне его находит. Точнее нам.—?Слышишь? —?он наклоняется ближе, мокрым носом касаясь моего и выдыхая мне прямо в губы. —?Станцуем?Разве я могу отказаться? Сейчас, когда Чанёль, весь мокрый, настолько близко, разве я могу сказать ?нет??Я улыбаюсь, а дальше… Происходит то, чего мне никогда не забыть.Словами нельзя описать то, как мы танцуем. Тяжелые капли дождя то и дело разбиваются об нашу разгоряченную кожу, и мыслить здраво уже не получается совсем. Плевать, есть ли кто-то на улице, видят ли нас, можно ли вообще здесь танцевать. Это все не имеет значения.Есть только горячее тело, прижимающееся к моему. Есть только тепло-холодные губы, наугад шепчущие слова песни мне в шею или в губы. Есть только крепкие руки, стискивающие меня в легких объятиях. Есть только дождь и песня. Есть только мы с Чанёлем.И бесконечные шаги в такт музыке, энергичные отточенные движения и удивительное изящество.Грация.Искусство в чистом виде.Ближе, горячее, быстрее, резче, плавнее, красивее. Пальцы к пальцам, губы к губам, легкие движения и абсолютная пустота в голове. И это так правильно?— задыхаться, ловя губами капли дождя, слизывая их с чужого рта, слышать почти рычание в дрожащем голосе и без конца отбивать ритм.Это не совсем танец. Это скорее страсть, пытающаяся вылиться в танец. Тщетно. Есть вещи, которые не спрятать. То, что невозможно обуздать. Порывы прикасаться, бесконтрольно двигаться под доносящуюся из парка музыку, чтобы хоть как-то выразить то, как же хо-ро-шо.Я знаю. Знаю.Нашу одежду можно выжимать. Вода уже давно забралась под ткань, и мы запросто можем замерзнуть и заболеть. Но это все сейчас настолько неважно, что я не думаю об этом. Совсем.Потому что есть вещи, куда более значимые. То, как слово ?люблю?, невысказанное и горящее пеплом на языке, снова вспыхивает в сознании. Я знаю, в этот раз оно кстати.И все равно молчу.Сейчас?— время чанёлевских откровений, не моих.Рано, опять шипит внутри. И ?люблю?, шелестя, исчезает.~Возвращаться с Чанёлем в его квартиру кажется донельзя правильным. В то время как к себе совершенно не хочется. Там меня убивают. А здесь я дышу. Живу.Мы с ним не разговариваем?— молчаливо и по очереди принимаем душ. Слова сейчас не нужны даже. Кажется, что мы все оставили там, в дожде и в танце. Все самое важное, по крайней мере,?— точно. А сейчас я просто смываю с себя легкую усталость, накопившуюся за день, и думаю о том, что завтра придется вернуться домой.К хорошему быстро привыкаешь. И я не представляю, как мне теперь большую часть дня быть без Чанёля. Успокаивает другое?— теперь я точно знаю, что не имею права терпеть побои от матери.Меня научили понимать, что я?— это все, что у меня есть. И я должна сберечь себя любой ценой.Аксиома, до которой я не дошла бы, если бы не Пак.—?Я хочу познакомить тебя с отцом,?— говорит Чанёль тоном, не терпящим возражений, когда я, уже переодетая в его старую футболку, ложусь спать, взбивая подушку и укладываясь поудобнее.—?Но мы ведь знакомы,?— хмурюсь я, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки. Что-то мне подсказывает, что Чанёль скажет нечто такое, из-за чего у меня резко закружится голова. Почти все слова и действия Чанёля работают весьма интересно: словно сильный алкогольный напиток. Как коньяк?— я еще не пробовала ничего более пьянящего.Свет в комнате приглушенный?— снова горит лишь ночник. Чанёль на диване поворачивается ко мне.—?Когда вы познакомились, ты еще не была моей девушкой,?— хмыкает Пак, и меня от его наглющего взгляда аж передергивает.—?То есть ты хочешь сказать, что мы встречаемся? С каких пор? —?я хитрю. В конце концов услышать что-то от самого Чанёля куда лучше, нежели придумать себе что-нибудь. Да и должна же я как-то отомстить ему за то, что было перед бабушкой.—?С сегодняшнего дня. Официально,?— закатывает глаза Пак, ловя меня на лукавости. —?И с мамой тебе тоже стоит познакомиться. А то в прошлый раз она пытала меня вопросом, зачем я напялил цветок и записку на лапку ее голубя и отправил его в неведомые дали.