Часть 21 (1/1)

Пока мы едем, я успеваю тысячу и один раз понять, что я больше не способна отпустить Чанёля. Поздно барахтаться, я потонула еще в тот момент, когда неосознанно станцевала только для него. И теперь ничто и никогда не заставит меня от него отказаться. Прекрасно знаю, насколько все это наивно звучит: я ведь не могу знать, что поджидает нас за углом и какой вред оно может нанести. Я верю в хорошее столько, сколько помню себя. И эта вера непоколебима так же, как и мое стремление помочь Чанёлю выбраться.А еще я дико скучала по нему. Так скучала, что чуть с ума не сошла.И эта мысль бьется у меня под ребрами, наполняя все внутри удивительным теплом. Я так хочу поделиться им с Чанёлем, протянуть ему, подарить насовсем и наблюдать за тем, как он с непривычки в моем тепле тонет. Я впервые очень хочу, чтобы Чанёль почувствовал меня. На самом деле он делает это постоянно, и я тоже. Ощущаю всем своим существом его эмоции. Но сейчас я особенно сильно хочу, чтобы он уловил, как сильно я по нему скучала. Так, чтобы задохнулся от моих чувств.Я хочу быть твоим сердцем, Чанёль. Можно?—?Колючка, приехали, ты можешь отпустить меня,?— я прекрасно слышу голос Чанёля, но в первые секунды после остановки мотоцикла до меня не сразу доходит смысл. Я понимаю, что именно он говорит, лишь тогда, когда Чанёль посмеивается и умудряется в моей стальной хватке повернуться ко мне. —?Я никуда не исчезну, чего ты так вцепилась в меня, Джи?Когда я осознаю, что действительно слишком крепко за него держусь, то нервно дергаюсь назад, а у Чанёля в глазах застывают искорки, и я невольно смущенно улыбаюсь ему. Вот же дура. Так сильно замечталась, что даже не поняла его слова с первого раза. И почему я постоянно выставляю себя в таком нелепом свете перед ним?—?Извини,?— мямлю я, выпуская Чанёля из своих объятий, а у него на лице?— впервые после нашей ссоры?— появляется наглая довольная ухмылка. Та самая, которая заставляет чувствовать себя неуютно.—?Скучала по мне?—?А ты что, нет? —?огрызаюсь я, поджимая губы, и Чанёль весело надо мной хохочет.—?Ты научилась избегать ответов на мои вопросы, неплохо. Пошли уже.Чанёль собственнически переплетает наши пальцы и тянет меня на себя так, словно он тоже боится, что я могу исчезнуть. И у меня внутри все бесконечно плавится, обжигает и не дает дышать. Интересно, он хоть представляет, что делает со мной? А я ведь иду за ним и завороженно смотрю на наши руки. Как будто нет ничего правильнее и красивее на свете, чем наши переплетенные пальцы: моя ладонь тонет в его, и Чанёль большим пальцем рассеянно поглаживает кожу моих рук. И мне напрочь срывает крышу. Хочется расплакаться. Теперь уже от облегчения?— он тут, рядом совсем, держит мою руку и не собирается пропадать. А я чувствую себя самым что ни на есть живым и целым человеком. Именно целым?— без него я какая-то незаконченная и неправильная. Без него я не я.Когда мы оказываемся в лифте, Чанёль поворачивает голову и вдруг заглядывает мне в глаза. Я не из тех, кто способен выдержать такие долгие игры в гляделки, но сейчас впервые понимаю, что попросту не в состоянии отвести взгляд. Мой мир сужается до его глаз, а голова идет кругом. Появляется странное ощущение, что время и впрямь остановилось для нас?— хоть вечность так стой и смотри. От нашего глаза-в-глаза у меня замирает сердце. А потом начинает биться сильно-сильно. И кажется, что Чанёль прекрасно слышит его бешеный стук. Ну, а я, сумасшедшая, довольна ужасно. Пусть слышит. Я и так уже столько раз обнажала перед ним душу, что теперь как-то бессмысленно прикрывать мои чувства жалкими кусками ткани.Сколько мы так смотрим друг на друга? Кажется, что бесконечно долго. На деле же?— жалкие полминуты, что лифт едет вверх. И когда Чанёль вынужденно отводит взгляд на открывающиеся створки, мне кажется, что я близка к тому, чтобы бессильно осесть на пол. Словно резко теряю точку опоры. Впрочем, Чанёль уверенно тянет меня за собой, и я сразу забываю об этом.Сказать честно? Я сейчас не готова к разговорам. Попросту не смогу воспринять правильно все то, что он мне скажет. Хотя и понимаю, что пришла сюда за ним за объяснениями. Но, господи, кому я вру! Я пришла сюда потому, что он позвал, а не за какими-то там объяснениями. Да, они мне нужны, однако я здесь не из-за них. Нужно хотя бы себе не врать.Мы окунаемся в царящий в его квартире мрак, и Чанёль явно не спешит включать свет. Он захлопывает за собой дверь и застывает, держа меня за руку. Я слышу, как рвано он дышит, и мне в который раз просто срывает тормоза. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я различаю силуэт парня: Чанёль стоит совсем рядом, и мне ничего не стоит сделать всего лишь один шаг, чтобы оказаться достаточно близко и свести с ума и себя, и его. Двух зайцев одним выстрелом.И я его делаю. Этот чертов шаг к нему делаю.Мне как-то посоветовали идти на поводу у своих чувств. И впервые за всю свою жизнь, наверное, я так и поступаю. Закрываю глаза, жмуря их до появления белых кругов, делаю шаг вперед, приподнимаясь на носочки, и наконец рушу последнюю стену между нами.Я целую Чанёля.Сама. Позабыв о том, что, по сути, я ни черта не смыслю в этом и на поцелуи Чанёля всегда отвечаю скорее на уровне рефлексов, чем зная, что и как делать. Удивительно, как мне вообще хватает смелости на этот шаг. Хотя какой там смелости. Скорее безрассудства.Я прижимаюсь к его губам, целуя так, как у меня получается: по-детски доверчиво, надеясь, что он возьмет сейчас инициативу в свои руки, а мне останется просто отзываться на его ласки. Но Чанёль ни черта не спешит помогать мне, лишь аккуратно кладет руки на мою талию, будто боится спугнуть. Я чувствую, как совсем бешено бьется сердце в грудной клетке, и ласково целую нижнюю губу Чанёля. Я совершенно не знаю, что мне делать. И от моего глупого поступка мне хочется провалиться сквозь землю со стыда. Зачем лезу целоваться, если не умею? Кто вообще сказал, что умение приходит само, что этому не нужно учиться?В тот момент, когда я отдаляюсь лишь на миллиметр, чтобы снова шагнуть назад, Чанёль с силой прижимает меня к себе?— так, что я под своими ладонями чувствую его сердце, так, что мысли о том, чтобы отстраниться, со свистом вылетают у меня из головы. Чанёль целует настойчиво и отчаянно, своими вздохами и прикосновениями губ доказывая, что он скучал. Чертовски скучал по мне. И я попросту распадаюсь на частицы и атомы.Мы целуемся в темноте его прихожей, и, клянусь, это одно из самых счастливых мгновений моей жизни.Я не знаю, каким образом мы оказываемся на полу той комнаты, в которой обычно репетируем. Помню лишь то, что уже ни о чем не думаю, а лишь поддаюсь Чанёлю. Мы просто сидим друг напротив друга и часто-часто дышим.Глаза-в-глаза и какая-то удивительная неловкость. Непривычная, странная и непонятно откуда взявшаяся неловкость. Чанёль аккуратно касается пальцами моей щеки, поглаживая ее, а я перехватываю его руку и прижимаю к своей шее, чтобы он почувствовал, как сильно бьется жилка. Чанёль торопливо прикрывает глаза, чуть хмурясь.—?Почему с тобой никогда не получается молчать, Джи?—?Что? —?его вопрос застает меня врасплох.—?Почему у меня не выходит контролировать свои чувства рядом с тобой? —?он немного меняет формулировку, а я застываю. —?Как я ни пытаюсь не показывать тебе всего, ты вытягиваешь из меня откровенность. Слова все еще принадлежат мне, я сдерживаю их внутри. А с прикосновениями чертова проблема возникает постоянно?— я не могу касаться тебя просто так, любое мое движение по отношению к тебе слишком красноречиво обо всем говорит.—?А что, обязательно нужно что-то скрывать?—?Нужно. Я хочу, чтобы какие-то вещи оставались во мне, но каждый раз я демонстрирую их тебе прикосновениями.—?Ты что, все еще пытаешься сопротивляться?—?А ты нет?—?Я уже давно не сопротивляюсь,?— усмехаюсь я, все еще держа его ладонь на своей шее и рассеянно поглаживая пальцами его запястье. —?Ты и так читаешь меня как открытую книгу, мои попытки что-то скрыть нелепы.Чанёль ничего не отвечает на это, лишь как-то болезненно улыбается. И я вдруг понимаю, что его всего ломает от меня точно так же, как и меня от него. И слова его чертовы вовсе мне не нужны. Он может даже не прикасаться, я его и так чувствую.Мне хочется бесконечно улыбаться от его откровения. Я растягиваю губы в довольной улыбке, а Чанёлю впору глаза закатить. Но он с какой-то загадочной серьезностью убирает свою дрожащую ладонь с моей шеи.Пак пододвигается ближе?— так, что наши колени соприкасаются. А потом ласково стягивает с моих волос резинку, перебирая пальцами пряди. Я, черт возьми, знаю, что они ему нравятся, что он наверняка просто сходит с ума от запаха моего шампуня, но он ни за что мне этого не скажет. А иногда ведь, несмотря на мои слова выше, хочется просто услышать это от него. Я душу продам за это.Прикрываю глаза, ощущая его невесомые прикосновения к моим волосам, а потом замираю?— Чанёль подносит вьющиеся пряди к носу и блаженно нюхает. Я резко размыкаю веки и, наверное, в сотый раз за этот вечер умираю, глядя на блуждающую на губах Чанёля шальную улыбку.Меня разрывает на части от его нежности. Сколько бы я ни говорила, что потонула, каждый раз, как Чанёль вытворяет что-нибудь такое, я понимаю, что все еще тону и до дна мне очень далеко.Чанёль отстраняется?— лишь за тем, чтобы заставить меня обвить ногами его талию и прижаться еще ближе. Он принимается покрывать невесомыми поцелуями мое лицо, шею и плечи, слегка оттягивая вниз мою кофту, и я отзываюсь на его ласки так, как умею. Да, у меня нет опыта в любви, я ни черта в этом не смыслю, зато я искренне отвечаю. Ведь искренность важнее опыта, верно?И мне попросту не хватает воздуха от того, насколько Чанёль сегодня близко. Не физически, а морально. Он сам прекрасно понимает, сколько всего он мне сейчас рассказывает о своих чувствах, пока целует мои плечи. И руки его так сумасводяще дрожат на моей спине. Я ловлю его губы своими и выдыхаю ему в рот свое бесконечное: ?Я так по тебе скучала?.Я знаю, что переступаю сегодня все мыслимые и немыслимые границы, но мне не стыдно за свою открытость и откровенность, не стыдно за свои действия и слова. Стыдно было бы, если бы я всего этого не сделала. А сейчас мне правильно.И до одури хорошо.Пальцы Чанёля на моей спине, губы на моей шее, горячее дыхание по коже, тихие выдохи и рваные вдохи. И все это в уютной темноте его квартиры. Прижаться к нему теснее и вдохнуть его резко-сладкий запах, нырнуть пальцами под его свитер и шепнуть в самые губы:—?Я погреться.Чанёль лишь прижимает мои руки к своей коже под свитером и заглядывает в мои глаза.—?Никогда больше ничего от меня не скрывай, хорошо? —?слишком резкий переход, я едва успеваю сориентироваться.—?Хорошо,?— говорю это скорее инстинктивно, нежели обдуманно. Но Чанёль будто немного успокаивается и обнимает меня.Мы сидим вот так очень долго?— мои руки под его свитером, а он сам сжимает меня в своих стальных объятиях. Наступает тот самый момент, когда мне хочется говорить: бесконечно и много говорить о том, что я чувствую. И впервые я этого больше не боюсь.—?Знаешь, я так ждала тебя тогда. Все нервы себе измотала,?— шепчу я ему в шею, краем глаза замечая забавные мурашки на его коже. Оказывается, это по-особенному красиво. —?Боялась, что ты уехал. Потом подумала?— ты не мог так поступить, ты не из тех, кто сбегает. Но, если честно, это меня не успокоило. Я, наверное, там успела все передумать, пока ждала тебя. Так хотелось, чтобы ты взял и появился из ниоткуда. Чтобы мое ожидание не было бессмысленным. И зажигалкой я вовсе не хотела тебя пугать, оставила ее для того, чтобы ты знал, что я приходила. А ты, хитрец, оказывается, проследил за мной. Я много думала и много плакала, но у меня ощущение, что я не приняла всю правду до конца. Наверное, хочу услышать все от тебя,?— Чанёль слегка дергается, но я не даю ему отстраниться. Сказать это все ему в глаза у меня не выйдет. —?Тш-ш, не надо сейчас. Давай потом, ладно? У нас целое воскресенье впереди. Просто дай мне договорить,?— парень не сразу расслабляется в моих руках, но я вздыхаю и продолжаю:?— Я просто хочу сказать, что скучать по тебе было больно и, как ни странно, приятно. Это, наверное, самое светлое из всех грустных чувств. Может, подсознательно я знала, что ты не пропал и что ты никуда не ушел, не знаю. А еще прости меня. Я должна была сказать раньше. Но если бы сказала, ты бы вновь попытался оградить меня от правды. И тем самым отдалил бы меня от себя. Потому что недоверие все разрушает. Я знаю, что тебе за меня страшно. Правда, знаю. И мне отчасти радостно так, что ты переживаешь за меня. Только вот твое недоверие очень больно бьет. Давай просто теперь будем честными друг с другом, хорошо?—?Хорошо,?— едва слышно шепчет Чанёль, и я наконец позволяю ему отстраниться.Ему много чего хочется мне на это ответить, но сейчас явно не время. Если он начнет, то придется рассказать все. И испортить всю атмосферу вечера. Поэтому Чанёль молчит. Он отвечает мне по-другому и лишь на ту часть, в которой я говорила о том, что скучала.Чанёль вновь меня целует?— так, что больше ни о чем не хочется (да и не получается) думать. Он опускает меня на пол, нависая сверху, и долго ласкает мои губы своими, нежно трется своим носом о мою щеку и пробирается пальцами под мою кофту, рисуя какие-то незамысловатые узоры на коже. А меня током бьет от каждого его прикосновения?— холодными руками по разгоряченной коже. И внизу живота завязывается тугой узел, из-за которого у меня словно тяжелеют веки.Формула счастья так проста: она заключена всего в одном человеке. Начинается с него и заканчивается им же. Ты не только мое сердце, Чанёль. Твои прикосновения, слова, взгляды, поцелуи, запах, губы — весь ты — это концентрированное счастье. Я пальцами нахожу две родинки на щеке Чанёля, по которым схожу с ума, и умудряюсь нежно их поцеловать. От того, как Пак отзывается на мой поцелуй, мне хочется взвыть: он выдыхает сквозь зубы и сильно сжимает мою талию.Я знаю, что нужно остановиться, потому что еще не время, но не нахожу в себе сил отстраниться. Лишь целую вечность таю под его руками и губами. Все заканчивается внезапно?— в ту секунду, когда я решаюсь обвить ногами его талию и заставить прогнуться, чтобы прижаться еще теснее. Совсем теряю голову, глупая.—?Джи,?— выдает Чанёль мне в губы, и я прекрасно вижу, что он еле держится. —?Надо бы пойти чай попить, что ли,?— звучит так нелепо в этой ситуации, что мне почти становится смешно,?— от греха подальше.—?А что? —?ухмыляюсь я, едва сдерживая рвущееся наружу сердце. —?Грех близко?—?Ты даже не представляешь, насколько,?— вымученно улыбается мне Чанёль, и я послушно отпускаю его, вынужденная лишь самой себе признаться в том, что очень хочу умирать под ним и дальше. Думаю, по моим лихорадочно блестящим глазам и сбившемуся дыханию это и так ясно.Чанёль отстраняется от меня и неловко садится, в то время как я остаюсь лежать, чувствуя лопатками тепло нагревшегося под нашими телами пола. Комната вращается. Хочется, чтобы это ощущение меня не отпускало. И есть кое-что еще, от чего мне хочется широко улыбаться?— Чанёль нашел в себе силы остановиться. Другой на его месте воспользовался бы моей неспособностью здраво мыслить и сопротивляться, а он словно заставил себя протрезветь. И меня заодно тоже, но не это важно.—?Я заварю нам чай, хорошо?—?Да,?— я смотрю на него снизу вверх, и Чанёль отводит взгляд?— впервые на моей памяти. —?Только не включай в этой комнате свет, ладно?—?Мы будем пить чай в темноте? —?хмыкает парень.—?Нет, я приду на кухню. Просто хочу тут немного полежать вот так. Можно? —?спрашиваю я, пытаясь выровнять дыхание и прийти в себя.—?Можно,?— Чанёль торопливо поднимается и на дрожащих (я не вижу, я просто знаю, что так и есть) ногах направляется на кухню. Пытается взять себя в руки и начать трезво мыслить. И почему мне так хорошо от его состояния? —?Только у меня снова нет печенья.—?Ну и ладно,?— пожимаю плечами я и поворачиваю голову к окну, из которого льется слабый лунный свет.Только что ты, Пак Чанёль, ответил на мой главный вопрос. Ты не воспользовался ситуацией и дал мне понять, что мне нужно еще раз подумать над тем, хочу ли я отдать себя тебе. Дело в том, что я уже подумала и что мой ответ не изменится. Я хочу тебя себе и себя тебе. Но сейчас важно лишь твое действие. Знаешь, что оно значит, Чанёль?Я твое сердце.