Часть 20 (1/1)

—?Не знаю,?— неловко усмехаюсь я, механически касаясь правой мочки уха. Сережки действительно нет. Но это заботит меня не так сильно, как то, что руки Чунмёна покрыты ожогами. Сегодня ужасно насыщенный день, и я попросту не могу не связать эту деталь со всем тем, что уже произошло.—?Ты какая-то рассеянная,?— хмыкает Чунмён и улыбается.И только сейчас, наконец сумев отвлечься от главной тайны, я замечаю, что Ким сегодня какой-то дерганый. Как будто готов подорваться с места, стоит кому-то сказать то, чего он ждет и боится услышать одновременно. И в этой его улыбке сквозит такая напряженность вкупе с отчаянием, что меня вдруг захлестывает.Он ведь был таким в нашу вчерашнюю встречу! С удивительной решимостью во взгляде и дрожащими пальцами. Просил меня пообещать все ему рассказывать, если произойдет что-нибудь из ряда вон. Чунмён уже тогда знал, что это самое что-нибудь уже давно происходит. И я не удивлюсь, если он как-то замешан в поджоге.Но зачем? Что ему даст то, что этого центра больше не будет? Торговля органами вдруг прекратится? Опасность, повисшая над ним и над Чанёлем свинцовыми тучами, ни с того ни с сего испарится? Кому станет легче?—?Что с твоими руками? —?спрашиваю я, пользуясь моментом, пока родители увлеченно беседуют о глупостях. Ни один из них и не догадывается, во что ввязаны их дети. Хотя… Чунмён ведь сбежал тогда не один, а с семьей. Неужели они знали? Или, что еще хуже, тоже играли чужими жизнями?—?А что с ними? —?нервно и криво улыбается Ким, неосознанно пряча руки под столом. Поздно, я ведь уже увидела и сделала соответствующие выводы.—?Я все знаю, Чунмён,?— ей-богу, я не понимаю, откуда во мне столько выдержки, раз я сейчас пытаюсь непринужденно намекнуть парню, что знаю гораздо больше, чем он думает. Добавляю вполголоса:?— Поэтому лучше сразу скажи: это ты поджег центр?Чунмён теряет дар речи. Он щурит глаза и долгое мгновение пытается поймать меня на том, что я блефую. А я сижу с самым что ни на есть серьезным выражением лица, потому что, к сожалению, я говорю правду. И в тот момент, когда Чунмён это понимает, в его взгляде что-то гаснет. Как будто страхи, словно маленькие черные воздушные шарики, лопаются и топят все вокруг тем мнимым и призрачным спокойствием, которое всегда приходит в ту секунду, когда осознаешь, что бояться нечего: карты раскрыты.—?Откуда ты все знаешь?—?Я задала вопрос, Чунмён.Ким вздыхает, прикрыв глаза, и я понимаю, что ему явно не очень хорошо. Он оттягивает свой галстук и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Словно ему воздуха в комнате мало. И впервые за все это время мне хочется его обнять. Просто обнять, погладив по спине, и сказать, что я не собираюсь его осуждать. И откуда только этот нелепый приступ заботы?—?С вашего позволения,?— громко говорю я, обращая на себя внимание родителей. Я моментально чувствую на себе мамин тяжелый взгляд. —?Мы с Чунмёном немного прогуляемся, здесь душно.—?О, замечательная идея,?— улыбается госпожа Ким.Чунмён же отчасти благодарен мне и отчасти злится. Он явно не готов к разговору. Потому что шагает за мной нехотя, надеясь, что кто-нибудь вот-вот отзовет нас обратно. Но этого не происходит, и Ким просто-напросто вынужден выйти из дома вместе со мной. Я же чувствую себя странно: ноги от волнения подгибаются, а голова кружится, и вообще кажется, что еще чуть-чуть, и я точно потеряю сознание. Глупое состояние.—?Он что, все рассказал тебе? —?по голосу Чунмёна можно определить, что он хоть сейчас готов сорваться к Чанёлю и избить его до потери пульса.—?Долгая история,?— вздыхаю я и устало потираю лицо. —?Чанёль бы не рассказал, если бы не нашел кое-что. Не знаю, откуда тебе все известно, но мне и правда пытались угрожать.—?Я знаю. И ты почему-то молчала. Ну и? Много узнала от этого ублюдка? Я про фотографии,?— поясняет Чунмён.—?Их присылал парень?—?А ты что думала? У женщин из нашего окружения на это бы мозгов не хватило. Они там чисто для декора,?— хмыкает Ким.—?И ты знаешь его?—?Я догадываюсь,?— говорит парень и ежится от ветра, поднимая воротник своего пальто. —?И когда я буду уверен в том, что это он, яйца ему откручу. Так что там с Чанёлем?—?Подожди. Откуда тебе известно, что мне кто-то присылал фотографии? —?я очень хочу хотя бы частично расставить все точки над ?i?.—?Это его типичный ход. Думаешь, как мои родители обо всем узнали и почему мы все вместе уехали? Теперь понятно?Я киваю. Так вот оно что. Кем бы ни был этот человек, но он уже проделывал такой трюк с фото. И в первый раз это было удачно: он запугал семью Чунмёна так, что они долгое время носа не выказывали из Японии. А что он пытается проделать со мной? Думает, что я убегу от Чанёля?—?А от меня ему что нужно?—?Так,?— Чунмён еще раз вздыхает, взъерошивает волосы нервным движением и в итоге садится на скамейку,?— раз ты уже знаешь, то и скрывать смысла нет. Ты?— уязвимое место Пака, Джи. И если на тебя надавить, если показать Чанёлю, что ты на прицеле, им удастся заставить его вернуться.—?Почему они возобновили торговлю? Я так понимаю, было время, когда все остановили.—?Да, было,?— кивает Ким. —?Тогда они могли попасться, и им нужно было затаиться. Я в то время собирался уйти, Джи, и они засомневались во мне: решили, что я сдам их. Идиоты, я бы сел вместе с ними лет на десять, если не на всю жизнь. Это было что-то вроде ссылки. Я либо уезжаю, либо всем, кто со мной связан, придется несладко. Ты была тогда в опасности, Джи. И ты до сих пор на крючке.—?То есть их не нашли, а дело закрыли?—?Дело не закрыто, в том-то и фишка, расследование все еще идет, но не так активно, потому что торговцы еще не дали о себе знать.—?И как много следователи знают?—?Да уж поменьше твоего,?— фыркает Чунмён. —?Уверен, у них есть кое-какие доказательства, но раз следствие их все еще не предоставило и главарей не задержало, то ищейки пойдут дальше. Я мало что знаю, Джи, о самом следствии. Только то, что нас еще не накрыли, но настанет день, когда найдут всех.—?Ладно, это понятно,?— киваю я, присаживаясь рядом. —?А ты? Что ты забыл в этой шайке? Я ломаю над этим голову весь день и никак не могу ответить на один-единственный вопрос: зачем?—?А внятного ответа на него нет,?— усмехается Чунмён. —?Мне хотелось адреналина, ярких ощущений, опасности, погонь. А еще я тогда был совсем сопляком и хотел равняться на всех этих шакалов: быть таким же крутым, разбрасываясь тут и там чужими жизнями.—?Бои без правил были недостаточно опасны для тебя? —?взрываюсь я, услышав все то, что Чунмён только что сказал. Мне из-за его слов удавиться хочется.—?Я никогда в них не участвовал.—?А,?— понимающе киваю я. —?Ты, в отличие от Чанёля, пошел другим путем и крупнее замахнулся: решил пропустить этап избиения за деньги и кинулся людей доставлять.—?Осуждаешь?Чунмён, черт возьми, даже не отрицает этого. Спокойно признается в том, что это так, что он решил играть по-крупному.—?Нет,?— обессиленно качаю головой я и откидываюсь на спинку скамейки, поднимая взгляд на фонарь. Свет такой яркий, что слепит глаза. —?Злюсь. Ты стольких людей…—?Убил? —?хмыкает Чунмён, притворяясь, что на самом деле ему плевать на количество.—?Да нет же. Ты стольких людей подверг опасности, а теперь сам сидишь на вулкане, который близок к извержению. Ладно, тебе не было жаль ни тех людей, которых ты косвенно убил, ни тех, кого поставил под удар, но себя! Неужели тебе себя жаль не было? Ты так просто готов годами гнить в тюрьме? Или ты готов умереть от рук этих грязных торговцев?—?Если понадобится, Джи, я расплачусь за свои грехи так, что не пострадает никто, кроме меня. В этом ты можешь не сомневаться.Есть в тоне Чунмёна и в его взгляде нечто стальное, что-то, что заставляет меня ему поверить. Но желание обнять его не пропадает, однако я просто сижу рядом, устроив руки на своих коленях и не решаясь на объятия. Чунмён может не так понять. И если верить его открытому признанию, то мне не стоит его обнимать. Больше всего на свете я ненавижу давать надежду.—?Так это ты поджег центр?—?Ну, я, и что с того?—?Один?—?А что, должен был пригласить твоего возлюбленного? —?яд в его голосе меня поражает.—?Чунмён!—?Да, Джи, это был я. И я был один. И, чтобы не мусолить эту тему, сразу отвечу на твои последующие вопросы. Я сделал это только для того, чтобы ты не смогла пробраться внутрь. Да, там есть за что зацепиться, если уметь искать. Нет, меня никто не видел, канистр с бензином я там не оставлял. Максимум за что меня могут посадить: так это за соучастие в многочисленных убийствах. Но пока за мной гонится лишь главарь. Не беспокойся. Допрос окончен? Я могу идти?И, не дожидаясь моего ответа, Чунмён подрывается с места и уходит, оставляя меня наедине с просыпающимися вопросами, теперь уже адресованными Чанёлю.~—?Ты решила пересмотреть мою просьбу подружиться с Чунмёном? —?спрашивает мама, когда семья Кимов наконец уезжает (стоит заметить, что их сын упорно пытается не смотреть мне в глаза, будто боится, что я действительно его осуждаю), я же в это время собираюсь к бабушке.—?Что-то вроде того,?— уклончиво отвечаю я, ловя на себе слегка удивленный взгляд отца.—?Ты снова к ней? —?так пренебрежительно мама отзывается только о бабушке. —?Ты ведь и так сегодняшнюю ночь у нее провела.—?Я обещала бабушке, что мы вместе посмотрим один фильм. К тому же мы давно не виделись.Такое впервые. Я просто ставлю маму перед фактом, я не спрашиваю у нее разрешения, и я не оставляю ей возможности докопаться до этого. Разворачиваюсь и ухожу, подхватив сумку и бросив напоследок, что весь воскресный день, скорее всего, проведу с бабушкой.Когда я выхожу из дома, никто не бежит вслед за мной, чтобы схватить за волосы и втащить обратно. Я даже стою минуту-другую на улице?— для верности. А потом, поняв, что в этот раз наказания не будет, я срываюсь с места и бегу. Не иду шагом, а именно бегу, словно могу не успеть. Несусь по улицам, надеясь, что он будет там.Меня еще не отпустило до конца, худшее впереди, я знаю. Но если не увижу сейчас Чанёля, не прикоснусь к нему, то свихнусь и решу, что выдумала его. Я действительно все еще не переварила то, что узнала: лишь успела поплакать и поговорить с Чунмёном, не более. У меня не было времени осознать всю масштабность правды, которая на меня обрушилась сегодня утром.Я боюсь, что Чанёля не будет дома или что он не впустит меня. Боюсь, что после случившегося он решит исчезнуть из моей жизни, потому что теперь даже я лопатками чувствую приближающуюся опасность. Боюсь, что он уйдет в тот самый момент, когда я нуждаюсь в нем острее всего. Боюсь, что Чанёль сделает выбор за нас обоих, а я этого никогда ему не прощу.Дурацкие мысли все жужжат и жужжат в голове, не давая покоя, пока я не оказываюсь у высотного здания. В окнах Чанёля не горит свет, и мое волнение усиливается, острой бритвой проезжаясь по нервам.Перед тем как войти, я решаю позвонить бабушке. Во-первых, чтобы она знала, что я прикрылась ее именем перед родителями, во-вторых, чтобы предупредить, что нам с ней есть о чем поговорить.—?Джи? Ты чего так поздно? —?оказывается, уже почти одиннадцать, а я совсем не слежу за временем. Голос у бабушки сонный.—?Я тебя разбудила?—?Нет, я вздремнула перед телевизором. Хорошо, что ты позвонила! Ты зайдешь сегодня?—?Завтра, бабуль,?— говорю я. —?Мне есть что рассказать тебе.—?Мне готовиться к худшему? —?усмехается бабушка на том конце провода, а у меня сердце тревожно сжимается.—?Можно и так сказать,?— севшим голосом говорю я.—?Ну, хорошо,?— женщина явно настораживается, и ни мой тон, ни мои слова ей не нравятся.—?Слушай, я чего звоню,?— я стараюсь контролировать свой голос, потому что чувствую, как ком неумолимо подступает к горлу. —?Если вдруг чего, я у тебя, ладно?—?Джи, что-то случилось? —?сон слетает с женщины по мановению волшебной палочки.—?Да, бабушка, случилось, но я не могу сейчас говорить об этом. Мне нужно поговорить с Чанёлем. Да и вообще… просто нужно подумать обо всем. Ты только не переживай, я цела, здорова и невредима,?— спешу заверить ее.—?Ладно,?— после некоторого раздумья отвечает женщина, а потом спешно добавляет:?— Береги себя, дорогая.После разговора с бабушкой мне становится еще хуже. Ноги ватные, руки трясутся, с ресниц вот-вот сорвутся слезы (ненавижу эту черту в себе: чуть что?— начинаю плакать, как будто другого выхода своим эмоциям дать не могу). Я заставляю себя прийти в чувство и добираюсь до нужного этажа пешком?— скрупулезно считаю ступеньки, как будто это может успокоить. Во всяком случае у двери Чанёля я все равно ловлю себя на мысли, что легче мне не стало.Я нажимаю на кнопку звонка у двери и даже слышу, как трель раздается в пустоте дома. Не слышно ни шагов, ни каких-либо вообще движений, ничего. Лишь эхо звонка. Я нажимаю еще раз?— настойчивее. И ответом мне вновь служит эхо. Либо Чанёля действительно нет дома, либо он знает, что это я, и не открывает. Я жму на кнопку много-много раз?— до тех пор, пока не понимаю, что это пустая и бессмысленная трата времени. Если его нет в квартире, значит, рано или поздно он появится. Если же он дома, то когда-нибудь он оттуда обязательно выйдет. Временами я умею быть упрямой.Устало прислоняюсь лбом к двери и закрываю глаза, вслушиваясь в тишину. Я не решаюсь позвонить Чанёлю?— малодушно оттягиваю тот момент, когда столкнусь с ним нос к носу и пойму, что люблю его таким, какой он есть, несмотря на то, что он сделал или сделает в будущем.Просто теперь Чанёль?— мое сердце. Стучит внутри меня громко и сильно, и пока он там, я могу дышать.Я сажусь прямо на пол у двери Чанёля с намерением обязательно его дождаться. Он ведь не может не вернуться?Однако чем дольше я сижу там, чем сильнее замерзаю, тем быстрее меркнет моя уверенность в том, что Чанёль скоро появится тут. В своей кожаной куртке, пахнущий резким сладким одеколоном и чуть-чуть табаком, возможно, с кровоподтеками на лице, потому что он не может не подраться с кем-нибудь. Чем больше надеюсь услышать, как раздвинутся дверцы лифта, тем изощреннее тишина и пустота издеваются надо мной: мне все чудится, что я улавливаю движения за дверью или что лифт едет, а потом берет и останавливается на полпути, открываясь не там, где нужно. Не удивлюсь, если я свихнулась.Я устаю сидеть на одном месте и начинаю ходить туда-обратно по лестничной площадке, изображая заводной паровозик. Это ведь куда увлекательнее, чем сходить с ума, думая, что я что-то там слышу. Я считаю свои шаги, кубики на узоре на полу и сколько машин успело проехать по дороге перед домом Чанёля, а часы уже показывают два ночи. Время тянется, словно резина, и Чанёля все нет и нет. В конце концов мне надоедает даже ходить взад-вперед, и я снова усаживаюсь на холодный пол.В моем рюкзаке оказываются фотографии?— утром я, не раздумывая, быстро запихнула их сюда. А еще там находится старая папина зажигалка с моим любимым рисунком?— красивыми улицами Таиланда. И я, не давая себе ни минуты подумать, щелкаю ею, чтобы сжечь дурацкие фото. Они мне больше не нужны.Мне теперь необходимо знать, кто тот человек, который присылал их, и как его остановить. Я прекрасно знаю, что слишком много о себе возомнила, раз задумываюсь о таких вещах, знаю, что это опасно?— для Чанёля в первую очередь, потому что он может оказаться за решеткой, но игра стоит свеч.Лестничная площадка тут же начинает вонять горелым, а фотографии едва слышно шипят, сгорая. Это действительно цепочка, бабушка была права. И я в который раз смотрю на эти фото и ничего не чувствую. Совершенно. Но это временно. Когда я окажусь в доме бабушки и расскажу ей все, паника и страх вернутся, в этом даже сомневаться не приходится.Часы идут, от фотографий остается жалкий пепел, из которого я умудряюсь составить слово ?Phoenix?, а Чанёля все еще нет. Я устаю и сидеть, и ходить, спать совсем не хочется, зато мне холодно. И я бы, наверное, не отказалась от чашки горячего чая. Фруктового. Без печенья.И мне впервые становится страшно. А что, если Чанёль после этого отказался от меня? Решил, что я не стою его доверия, и ушел? Может быть, именно поэтому его нет дома, именно поэтому он не приходит? Я знаю, что это уже паника, потому что такой, как Чанёль, не станет трусливо сбегать. Вот только как объяснить это расходящемуся по швам самообладанию?Я начинаю бояться и сомневаться?— и в себе, и в Чанёле. И это все уже походит на сумасшествие. Я максимально отдаляюсь от главной тайны и в итоге приближаюсь к той точке, когда паранойя берет верх. Из одной крайности в другую. Истинно в моем духе.А к раннему утру мне становится совсем паршиво: солнце едва-едва касается лестничной площадки, на которой я провела всю ночь, а Чанёля нет. И я не имею абсолютно никакого понятия, где он. А не звоню уже из упрямства и задетой гордости. Хотя и отдаю себе отчет в том, что Чанёль знать не знает, что я здесь. Это глупо, а еще я никогда не иду на поводу у дурацкой гордости, но не в этот раз. Я просто собираю свои вещи и ухожу.Оставив у его порога пепел и зажигалку.~Я сижу за уличным столиком одной забегаловки и завтракаю, когда происходит моя вторая встреча с тем странным парнем с кошачьей улыбкой. И к концу нашего разговора я даже не знаю, какие чувства он у меня вызывает: страх или симпатию.—?Кого я вижу! Джи! А почему питаемся такой вредной пищей? —?я вздрагиваю, услышав знакомый голос и едва не выронив сэндвич. Чондэ нагло усаживается напротив с этой своей поразительно красивой улыбкой и бутылкой бананового молока в руках. Он критически оглядывает мой поднос, на котором лежит еще один сэндвич, горячий горький кофе и картошка фри. —?Слушай, ребенок, тебя, может, накормить нормально? Тут недалеко есть неплохой ресторан.—?Не нужно, я в состоянии о себе позаботиться,?— я с горем пополам проглатываю вставший в горле кусок. —?С каких это пор мы на ?ты??—?Да, я вижу,?— хмыкает Чондэ, кивая на мой поднос, а потом обезоруживающе улыбается. —?Ну, так уж и быть, Джи, раз ты настаиваешь, то я позволю тебе говорить со мной неформально, несмотря на то, что я старше. Оценила мое великодушие?—?Скорее твою наглость,?— закатываю глаза я. —?Как ты меня узнал?—?Не припоминаю, чтобы среди моих знакомых был кто-нибудь еще с таким тленным выражением лица,?— бессовестно ржет Чондэ. —?Когда мы встретились в первый раз, ты точно так же смотрела на тот центр.—?Как так?—?Ну, знаешь, такие взгляды бывают у этих, как их там, у эмо, у готов всяких, которые ходят по всяким мрачным заброшенным местам и типа заряжаются там негативной энергией, во. Это же сейчас модно, да?—?Это уже давно не модно, Чондэ, и у меня точно нет такого взгляда,?— хмыкаю я, а сама едва сдерживаюсь от того, чтобы не расхохотаться.—?Ну, а что ты тогда там делала?—?Это допрос? —?нервно усмехаюсь я, надеясь, что мое волнение не так заметно.—?Нет, любопытство.—?Гуляла.—?Ну, говорю же! Эти эмо тоже гуляют по таким местам. Чего ты так нос морщишь? Это же субкультура. Смотри, как гордо звучит!—?Слышал бы тебя представитель этой субкультуры,?— усмехаюсь я.—?Ну, во всяком случае для бедных эмо и готов на одно такое место меньше.—?Ты уже знаешь?—?Еще бы,?— пожимает плечами Чондэ. —?Этот центр был моей последней надеждой.—?Что? —?я замираю, поднеся к губам стаканчик кофе.—?Я сговорчивее тебя буду,?— хмыкает Чондэ, с наслаждением отпивая молоко. —?Моего лучшего друга в последний раз видели именно там. А теперь этого центра нет, и мне попросту негде искать.—?А поподробнее можно? —?прошу я, подаваясь вперед, хотя что-то в кошачьей усмешке Чондэ заставляет меня нервничать.—?Два года назад мой лучший друг пропал. Этот центр?— последнее место, где его видели. След обрывается там, рассказывать нечего.—?А что полиция?—?Полиция? Издеваешься? Да они там все сидят на жопе ровно и ни в жизнь не найдут никого. Да, они приличия ради центр осмотрели, обыскали, а толку? Он же заброшенный. Представить себе не можешь, сколько раз там обыски проводили. И единственное, что они там нашли: это следы от крови, которую плохо вытерли,?— заметив мое удивление, Чондэ поспешно добавляет:?— К счастью, она не принадлежит моему другу.—?А кому тогда? —?я ловлю себя на мысли, что руки трясутся, а волнение медленно берет верх.—?Какой-то девушке, которую тоже давно ищут. Не знаю. Мутное место было. Какой-то мудак взял и спалил его, и мне теперь негде искать.Удивительно, но мне в голосе Чондэ за отчаянием и злостью чудится какая-то недосказанность, как будто парень чего-то мне упорно недоговаривает, прячет. А я за это ощущение не могу толком ухватиться, потому что не знаю, что именно Чондэ скрывает.—?То есть что, совсем больше нет зацепок?—?Нет,?— качает головой Чондэ. —?Я бы за два года нашел. Я ж полицию на уши просто поставил, а смысл? Они ни черта не умеют, и я начал свое расследование. Короче, сгорела моя последняя надежда. Может, и правда уже пора его оплакивать? Все давно рукой махнули, а я не могу. Он в последние месяцы постоянно пропадал где-то. Тату набил дурацкое?— букву какую-то. Гадость такая была, да еще и страшная. А еще я часто видел его в компании незнакомых девушек. И угадай, что? Все они бесследно исчезли.У меня внутри все скручивает тупой болью. Потому что от правды, которую я не могу рассказать Чондэ, мне сводит зубы. Знал бы он, что его друг?— преступник?— и что те девушки были разобраны на органы. У меня резко пропадает аппетит.—?Что-то я заболтался. Да и много лишнего сказал. Не бери в голову. Но если вдруг что узнаешь, звони,?— Чондэ протягивает мне свою визитную карточку. —?Надежды мало, однако все же. И сама не ходи по таким местам. И ешь нормально, во, а то сухомятка какая-то. А мне пора, еще увидимся, ты забавная.Чондэ машет мне рукой, затем встает и быстрым шагом уходит. А я разглядываю оставшуюся у меня в руках визитку и недоеденный сэндвич и понимаю, что аппетита больше нет. И что есть в Чондэ нечто странное?— что-то, что заставляет меня думать, будто он не тот, кем хочет казаться.~Когда я оказываюсь у бабушкиной квартиры, мной вновь овладевает то самое состояние, от которого некуда бежать. Я проверяю мобильный, однако там ни пропущенных вызовов, ни непрочитанных сообщений. Гулкая тишина, от которой меня тошнит. Я запихиваю телефон обратно в карман и стучусь.Стоит бабушке меня увидеть, как она испуганно прижимает руки к губам.—?Джи, почему у тебя лицо так осунулось?!—?Тебе показалось,?— неловко улыбаюсь я. Улыбка выходит неуверенная, неискренняя, больше для попытки не разреветься, нежели для того, чтобы успокоить бабушку. Она все равно не поверит.—?Ну да! —?строго говорит она. —?Быстро заходи и выкладывай, что произошло, я всю ночь не могла сомкнуть глаз. В голову такие глупости лезли?— похищения, убийства, наркотики. Ей-богу, сериалов насмотрелась.От ее слов что-то внутри меня напряженно натягивается и лопается. Кажется, только сейчас, после сказанного вслух, на меня обрушивается реальность. Я зажимаю рот рукой и оседаю на пол не в силах стоять на ногах, и бабушка обеспокоенно ловит меня. Порой если что-то не озвучивать до поры до времени, оно не будет казаться чем-то страшным, а останется маленьким, не воспринятым серьезно. И сейчас приходит время осознать всю катастрофичность сложившейся ситуации.Я задыхаюсь на руках у бабушки и под ее взволнованным взглядом принимаюсь все ей рассказывать. Я не плачу, а именно задыхаюсь?— без конца ловлю ртом воздух и сбивчиво говорю. Кажется, будто правда, которую я открываю теперь уже бабушке, отравляет меня, не позволяет нормально дышать. Я вижу, как увеличиваются глаза женщины, как у нее начинают дрожать руки. Еще чуть-чуть, и от ужаса волосы дыбом встанут.Я бесконечно говорю и словно бы сама ощущаю всю тяжесть слов, льющихся из моего рта нескончаемым потоком. Перед глазами стоит картина из того фильма?— труп девушки с неаккуратными швами. Ничего нет: ни глаз, ни сердца, ни других органов, внутри лишь пустота и кости.И меня снова рвет. Теперь уже у бабушки дома. Пожалуй, если бы Чанёль не принимал во всем этом участия, мне бы не было так плохо. Он приводил ничего не подозревающих девушек в отель, заставляя их поверить в то, что это секс без обязательств и потом они просто разойдутся, усыплял их и доставлял на операционный стол. И больше никто никогда этих девушек не видел. Возможно, что на органы разбирали не только взрослых, но и детей, ведь на них повлиять куда проще.И чем больше я об этом думаю, тем сильнее меня рвет. Я выплескиваю из себя весь завтрак на пару с отвращением и болью. А бабушка придерживает мои волосы и гладит по спине. И я слышу ее едва различимый шепот.—?Все хорошо, Джи, ты только держись, дорогая.А потом она приводит меня к дивану, укладывает и сидит рядом со мной до тех пор, пока я не засыпаю. Не знаю, о чем она думает, но бабушка смотрит в одну точку и молчит. А я засыпаю с бьющейся в голове единственной мыслью?— Чанёль убивал людей.~К счастью, в этот раз мне ничего не снится. Или я просто не помню те ужасы, что видела во сне. Бабушка все еще сидит рядом со мной и на автомате гладит мою спину. На меня обрушивается осознание?— я все ей рассказала, и теперь мне очень страшно. Если бабушка скажет, что целесообразнее держаться от Чанёля подальше, я не перенесу этого.—?Проснулась? —?бабушка замечает, что я открыла глаза. По ее голосу и взгляду трудно определить, о чем она думает. —?Знаешь, я тут почитала о том, что ты мне рассказала. Люди и правда пропадали в тот год очень часто, но следствие зашло в тупик.—?Об этом писали?—?Да,?— кивает бабушка. —?Но сомневаюсь, что кто-нибудь из них вообще брал в расчет торговлю органами.—?А ты? —?шепчу я.—?Что я?—?А ты что думаешь?—?Много чего,?— усмехается бабушка. —?Я бы могла запретить тебе видеться с Чанёлем, приказала бы забыть о нем и разлюбить, сказала бы, что на кону не только твоя жизнь, но это не имеет смысла, Джи. Ты уже взрослая, и только тебе решать, что делать. Прошлое Чанёля должно остаться в прошлом, но у него есть настоящее и будущее. И если ты будешь рядом, то он никогда не вернется в тот ад. Это в ваших руках, милая. Если ты уверена, что не отвернешься от него после того, что узнала, то ты зря сидишь тут. Беги к нему. Дай ему понять, что ты никуда не денешься и что ему нечего бояться. Да, я сейчас толкаю тебя в пропасть, но я не вижу ничего более правильного. Это твоя жизнь, и выбирать тебе. И что бы я ни думала о Чанёле, это неважно. Ты в него влюблена, это главное.И в этот момент я в который раз понимаю, что у меня мировая бабушка.Я вскакиваю и крепко обнимаю ее. Находясь в кольце ее дрожащих рук, я позволяю себе расслабиться и осознать, что смирюсь с правдой, что приму ее, что не отпущу Чанёля. Да, это страшно, но бабушка права?— прошлое должно оставаться в прошлом. А у нас с Чанёлем еще вся жизнь впереди, и я не позволю ему вновь оказаться там, откуда он так рьяно бежит.Если нить чанёлевской судьбы в моих руках, то я ее никогда не отпущу.~Несмотря на то, что, поговорив с бабушкой, я решаю пойти к Чанёлю, планы меняются. Сначала она меня кормит и приговаривает, что я всего за день стала сама на себя не похожа, потом слушает о моем новом знакомом?— Чондэ?— и улыбается, из чего я делаю вывод, что он ей заочно нравится. А позже бабушка настаивает на особой терапии?— ставит мои любимые мультики, и мы вместе садимся их смотреть.Если бы бабушки не было здесь, я бы с ума сошла от правды. Я даже не представляю, к кому бы я пришла. Держала бы без конца в себе, а оно бы умирало внутри и сжигало бы меня. Мне теперь гораздо легче: я, кажется, начинаю воспринимать то, что узнала, как факт из прошлого?— то, что уже случилось; то, что нужно похоронить на дне памяти. Возможно, мне будет трудно посмотреть Чанёлю в глаза, прикоснуться к нему, но я сумею это преодолеть. Если понадобится, я все сумею. В этот раз я постараюсь не быть такой беспечной.Благодаря бабушке я начинаю верить в себя и в хороший исход. И уже к вечеру на пару с ней смеюсь над Томом, которого вновь одурачил мышонок Джерри.Когда трель моего мобильного раздается на всю комнату, я вздрагиваю и сразу же бросаюсь к нему. Но на экране светится имя Сольхён. Видимо, ее насторожило мое отсутствие.—?Привет, Джи! —?весело говорит девушка, и я улыбаюсь. Давно ее не слышала. —?Куда ты пропала?—?Привет. Да так, долгая история.—?Долгая история, связанная с тем таинственным парнем,?— хохочет Сольхён. —?Поссорились? Я так понимаю, что-то случилось, и ты там грустишь в одиночестве?—?Не совсем,?— усмехаюсь я.—?В любом случае сегодня я твой доктор, и я прописываю тебе поход в клуб! Тут недалеко открылся новый, милое местечко, знаешь. Легкая выпивка, музыка крутая, да и прилипал всяких нет. Тихий район. Пошли? Тебе нужно развеяться!—?В клуб?—?Да-да, я знаю, что ты не ходишь по ним, но, Джи, честно, я не заставляю тебя пить. Просто посидим вместе, потанцуем чуть-чуть, и по домам. Давай, не вредничай, я знаю, что тебе сейчас нужна моя компания!—?Ладно,?— сдаюсь я. Сольхён умеет уговаривать, к тому же бабушка активно жестикулирует мне, мол, сходи, чего уж там. И я соглашаюсь.~Уже в клубе я понимаю, что это была плохая идея. Я не умею пить. Чтоб вы понимали?— я действительно очень редко пью. Не больше одного бокала шампанского. Однако Сольхён заказывает нам вино, и оно оказывается вкусным. В мои планы не входит напиться до состояния ничего не соображающего человека, но после первого бокала мне становится не очень хорошо?— ноги отнимаются.Плюс в том, что место и правда тихое. Наверное, потому что новое. Тут в основном знакомые лица, многих из них я встречала в школе. В целом, безобидно. И музыка действительно неплохая. Но дело в том, что я не люблю клубы. Вообще. Какими бы они ни были. Спасает ситуацию только болтливость Сольхён?— девушка не замолкает ни на минуту и без конца меня веселит. Она не задает вопросов по поводу Чанёля, потому что думает, что я сама должна решить, делиться с ней этим или нет.И я делюсь. Рассказываю, что Чанёль?— друг Чонина, что он очень настойчивый и что меня к нему жутко тянет. А Сольхён сидит напротив и мечтательно на меня смотрит. И я кожей ощущаю ее радость?— кажется, ей очень нравится тот факт, что у меня кто-то появился.—?Ну ты даешь! —?говорит она. —?Обязательно познакомь меня с ним. Хочу знать, кому удалось привлечь твое внимание. Ты же отшила Ханя, а он был?— м-м-м, мечта просто!—?Не скажи,?— улыбаюсь я. —?Я Ханю не особо нужна была: он быстро ретировался.—?Ну, знаешь, ты его три раза отшила!Я закатываю глаза и не решаюсь с ней спорить. Сольхён все равно в этом споре выиграет.—?А пошли танцевать, а? А то сидим тут!—?У меня голова кружится, давай пока без меня? —?неловко улыбаюсь я. —?Подышу немного воздухом и вернусь, хорошо?—?Что, тебе уже плохо? —?усмехается Сольхён. —?А мы ведь не так много выпили! Иди, ладно. Только если тебя снова тот красавчик утащит, ты хоть свистни?— я ждать не буду! —?кричит мне вслед Сольхён, а я только языком цокаю. Чумовая.Похоже, Сольхён обладает даром провидения, потому что стоит мне выйти, как я нос к носу сталкиваюсь с Чанёлем. И у меня попросту душа уходит в пятки. Он стоит у своего байка, и в темноте я не могу увидеть его глаз. Я не собираюсь от него бежать, ни в коем случае, но теперь мне становится страшно. Сердце начинает сильнее биться в груди, а губы подрагивают.—?Мои слова тебя так ошеломили, что ты пришла запить горе? —?я надеюсь, что яд в его голосе мне лишь чудится.—?Вовсе нет,?— хмыкаю я и неуверенно иду к нему, чувствуя, что голова все же кружится. Не стоило даже одного бокала пить. А я ведь еще по настоянию бабушки надела туфли на каблуке?— слава богу, что не на высоком.—?А что тогда ты здесь делаешь? —?спрашивает Чанёль, когда я подхожу ближе. И я настолько неуклюжая, что умудряюсь зацепиться за неровность на дороге и падаю в объятия Чанёля. Его запах бьет мне в нос, и голова начинает кружиться еще сильнее. Я крепче хватаюсь за его руки, внутренне ликуя из-за того, что Пак меня касается.—?Ой,?— мямлю я и пытаюсь выпрямиться, но Чанёль настойчиво усаживает меня на припаркованный байк, а сам садится напротив. Так, что его колени соприкасаются с моими.—?Ну?—?Я здесь с Сольхён.—?Я знаю.—?Откуда?—?Думаешь, я бы оставил тебя в таком состоянии одну? Кто знает, что бы пришло тебе в голову? Вот и мотаюсь за тобой то туда, то сюда,?— раздраженно хмыкает Чанёль, отводя взгляд.И только сейчас я замечаю, как сумасшедше сильно бьется жилка у него на шее. Да он же нервничает! Больше моего нервничает. И мне до одури хочется податься вперед и накрыть губами эту жилку, хочется поцеловать его в шею, несмотря на то, что маленький червь страха внутри категорически против?— он напоминает мне о том, что, вполне возможно, его так целовали и те девушки, органы которых отправились в разные концы страны.Я пользуюсь моментом и с упоением разглядываю его. Господи, знал бы он, как сильно я соскучилась и сколько глупостей успела надумать. И я сейчас более чем уверена, что он тоже безумно скучал по мне: все не знает, как и куда сложить руки?— то на коленях держит, то скрещивает, лишь бы меня ими не обнимать.До конца пытается не обнажать душу. А я ведь уже знаю, какая она у него. Там я. Заполнила его душу настолько, что ему дышать тяжело. А он в свою очередь у меня вместо сердца.—?Я ждала тебя всю ночь,?— сдавленным голосом говорю я, потому что чувствую, что под влиянием алкоголя расчувствуюсь и выдам все.—?Я знаю,?— Чанёль снова смотрит мне в глаза, и меня током бьет.Есть в его взгляде нечто такое, от чего мне хочется убедить его в том, что я никуда не сбегу, что я не оттолкну его. Мне больше нравится постоянно его к себе притягивать, чтобы сквозь ребра к сердцу просочиться. Души мне мало.—?Там воняло горелым,?— говорит Чанёль.—?Я сожгла фотографии.—?А зажигалку ты мне на память оставила? —?что-то в его голосе ломается, и меня прошивает осознание, от которого хочется плакать. Больше от счастья, нежели от горя.—?Испугался? —?улыбаюсь я.Как Чанёль ни пытается не откровенничать со мной вот так, я все равно все порчу. Задаю вопросы, на которые ему не хочется отвечать. Он не умеет так, как я?— выдать на одном дыхании все, что чувствует. Зато он умеет по-другому?— прятать ответы на мои вопросы на кончиках своих ресниц и в поступках.—?Ты нечестно играешь,?— говорит он, едва сдерживая улыбку.—?Ты тоже. Почему ты не пришел вчера домой?—?Ты была не готова к встрече,?— пожимает плечами Чанёль.—?А сейчас что, готова?—?Честно? Не знаю,?— усмехается Пак. —?Обычно я тебя читаю как открытую книгу, а сейчас у меня ни черта не получается.—?Почему?—?Потому что ты закрыла одну тему внутри себя на замок и не позволяешь подобраться.—?А тебе хочется услышать, что я об этом думаю?—?Было бы неплохо.Чанёль всегда так делает. Не говорит напрямую, и в итоге все слова, которые у него на языке вертятся, озвучиваю я. Но мне и этого хватает?— затылок будто щекочет от волнения.—?Прошлое на то и прошлое, Чанёль. Ему нет места здесь и сейчас. И потом, в будущем, ему тоже не будет места,?— говорю я, а саму всю трясет. И почему в такой ответственный момент я попросту не знаю, что мне ему сказать? —?Я знаю, что у этого прошлого есть и будут последствия. Но мы ведь можем этому помешать?—?Мы?—?Да, мы,?— киваю я, дрожа под пристальным взглядом Чанёля. —?Может, я еще не созрела для таких глобальных вопросов, может, я не понимаю всей серьезности, зато я в себе уверена. Знаю, что не смогу от тебя отвернуться и что не позволю тебе вернуться туда. Я не хочу спрашивать, как и скольких ты привел на верную смерть, мне это действительно не нужно. Я готова помочь тебе, если понадобится, готова не высовываться, если попросишь. Просто чтобы ты знал?— я не собираюсь сбегать или осуждать.—?Но ты боишься, Джи,?— мягко улыбается Чанёль, и в этой улыбке так много тоски?— ладонями можно черпать и черпать.—?С чего ты взял?—?Боишься,?— повторяет Чанёль. —?Ты все смотрела на мою шею, думая, что я не вижу, и размышляла, поцеловать или нет. Не поцеловала.—?И? —?от его слов у меня воздух в легких кончается. Неужели у меня на лице все написано?—?Ты думаешь, что станешь следующей. Представляешь, скольких девушек я вот этими руками,?— Чанёль демонстрирует мне свои ладони, и от его хриплого голоса у меня все внутри с оглушительным треском ломается,?— отправил на смерть, а потом ими же тебя касался. Тебе больно, Джи, и неприятно. И, может быть, даже противно. Это нормально, стыдиться нечего. Потому что это на моей совести, а не на твоей.—?Ни черта подобного,?— севшим голосом говорю я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. —?Какой же ты дурак, Чанёль! Какой же ты дурак.Я всхлипываю и торопливо слезаю с мотоцикла. Он ни черта не хочет понимать и постоянно задевает меня. Я не успеваю и шагу сделать, как Чанёль хватает меня под локоть и оттягивает обратно к себе. Я вынуждена посмотреть ему в глаза, чтобы наконец до меня дошло: Чанёль до чертиков боится.—?Ты так ничего и не понял,?— говорю я едва слышно.—?Что я должен был понять, колючка?—?То, что, если бы я боялась, я бы не ждала тебя всю ночь, я бы сейчас не сидела рядом с тобой и не пыталась бы объяснить, что ты мне чертовски нужен! А ты несешь какую-то ахинею!—?Ну да, несу,?— неловко усмехается Чанёль, и я впервые вижу его таким растерянным. Кажется, то признание потрепало не только меня. —?Потому что из нас двоих чувства правильно выражать умеешь только ты.—?Ты боишься, я знаю.Это на моей памяти наш самый длинный и самый нервный разговор. Чанёль только плечами пожимает. В какой-то степени он прав?— мне совсем чуть-чуть страшно, но я с этим борюсь: пытаюсь убедить себя в том, что прошлое остается в прошлом. Нынешний Чанёль?— тот, который рядом со мной, другой. Он бежит от случившегося и спасается всеми правдами и неправдами.Мой взгляд снова цепляется за бьющуюся на его шее жилку. И в этот раз я ни о чем не думаю?— поднимаюсь на носочки, подаюсь вперед и прижимаюсь губами к его шее. Чанёль испуганно замирает, а я глубоко вдыхаю его запах?— чуть-чуть табак и одеколон. Обнимаю его за пояс и целую в шею. И Чанёль такой потрясающий на вкус. Чувствую себя сумасшедшей, когда неловко отстраняюсь и ощущаю на губах горький привкус его парфюма.—?Если ты сейчас скажешь, что я сделала это только для того, чтобы доказать, что не боюсь, я заберу все свои слова назад, и ты меня больше не увидишь,?— выпаливаю я до того, как Чанёль успевает прийти в себя и испортить все какой-нибудь нелепостью.—?Я собирался сказать, что у тебя очень горячие губы.У меня от его шепота ноги подкашиваются. И я понимаю, что дико скучала по его словам, которые выбивают весь воздух из легких.—?Сольхён не будет против, если ты уедешь со мной? —?спрашивает Чанёль, кивая на двери клуба.—?Нет, не будет.—?Тогда предупреди ее и возвращайся, нам есть о чем поговорить.Я вхожу в клуб и борюсь с желанием прикоснуться к губам. Хочу, чтобы этот горький привкус оставался на мне как можно дольше. Сольхён сидит за нашим столиком и заинтересованно оглядывает зал, когда я подхожу к ней. Наверное, я выгляжу как безумно влюбленная, потому что она сразу догадывается, что я собираюсь сказать.—?Тот красавчик приехал? —?хмыкает подруга. —?Ну, беги.Я извиняюсь перед ней за то, что оставляю одну, но Сольхён только закатывает глаза и недовольно качает головой.—?Беги, говорю. И помни, что нужно делать, чтобы потом всяких киндер сюрпризов не было!—?Сольхён!Девушка заразительно смеется и подталкивает меня к выходу. Я торопливо обнимаю ее, подхватываю сумку и куртку и выбегаю на улицу. От слов Сольхён у меня наверняка горят щеки.Чанёль сидит на байке и терпеливо дожидается меня. Я взбираюсь за ним и крепко обнимаю его, всем телом прижимаясь к нему и вдыхая его потрясающий запах. Меня переполняет абсолютно дикая и необузданная любовь к этому мальчишке, и я точно знаю, что раз нить его судьбы принадлежит мне, то я ее никогда не потеряю.