Часть 4. (1/2)

Иногда хочется в рейтинге поставить NC-17. По нынешнему закону, правительство бы запретило читать такие тексты детишкам до 16, уж больно молодежь развратная тут. Но NC-17 это ж детальное описание порно-сцен. Окей, оставим тупо эр.

POV Герда.Вил протягивает мне очередную бутылку.

— Это тоже бурбон?

— Нет, обычное шампанское, — он затягивается сигаретой. Откидывается назад, я изумленно наблюдаю за каждым изгибом его тела. Внутри меня все холодеет, а потом вспыхивает.

Он выпускает клубы дыма. Комната наполняется отвратительным запахом табака. Дешевого табака.

Алексис хватает меня за талию. Внезапно, да так, что я успеваю лишь вскрикнуть от такой неожиданности!

Он сваливает меня на пол, впиваясь в губы. Я закидываю на него ногу, кладя её на поясницу, поддаваясь к нему, изгибаясь и чуть потираясь о его горячее тело. Жесткие каштановые кудри рассыпаются по полу, перемешиваются с моими черными длинными прядями.

Мы целуемся. Жестко и развратно. Я чувствую его горячие губы… Он кусает, вжимаясь в меня. Я откидываюсь назад и громко вскрикиваю. Он принимается покусывать мою шею и…

Звонок в дверь. Мы прерываем наши хищные ласки.

Все трое, уставившись на дверь, мы не можем понять, кого занесло сюда в такой поздний час.

Мэри заканчивает рисовать пентаграмму на полу, принимается расставлять свечи по кругу.

— Убери все немедленно! — шиплю я, поднимаясь с пола и отталкивая Алексиса. Парень, уже пьяный до чертиков, распластывается на полу, сдвигая пару свечей, что удалось расставить Мэри.

Я подхожу к зеркалу, собирая волосы в высокий хвост. Пару секунд рассматриваю себя, ловлю шальной, пьяный взгляд в глазах. Отлично, кто бы там ни был, ему не помешать сегодняшнему вечеру.

Я открываю дверь, предварительно слыша ругань Вила из соседней комнаты.

— Привет, — не успеваю опомниться, как этот белый черт подтаскивает к двери чемодан.

— Какого? — взрываюсь я, чуть не накидываясь на него у самого входа. — Разве паинька-заинька не должен сейчас ложиться баиньки?

— Можно у тебя пожить какое-то время? — сквозь зубы шипит Уродец. Я осматриваю его с ног до головы. На нем узкие потрепанные джинсы, белая рубашка поверх черной майки, и отвратительные белые кеды. Сам бледный, как призрак. На голове огонь, а не волосы. Несчастная пародия на Аида.

— Вваливайся, Уродец, — зло заключаю я, пропуская его внутрь. Он затаскивает свой огромный бордовый чемодан, внимательно осматривая каждый сантиметр моей прихожей. — Ты еще в каждый угол загляни, а то вдруг там у меня паутина или пыль.

— Извини, — он качает головой, ставя чемодан у выхода, — я думал, у тебя тут повсюду пентаграммы или пауки. Ну…

— Больной чудик, — я беру его за руку.

Руки у него большие. Люблю его руки. Я до сих пор не могу понять, что мне нравится, он или его руки?

Большие и всегда горячие. Хотя, на вид не скажешь, что мальчик, напоминающий снег, может быть таким горячим.

Я хватаю его за запястье, тяну за собой в спальню.

Он идет медленно, я чувствую, как его розовые глаза прожигают мою спину. Он шепчет. Улыбается и шепчет. Не могу разобрать, просто наслаждаюсь его голосом.

В его присутствии я становлюсь на себя не похожа. Он меняет меня. Словно я — не я вовсе. Без него я Герда. С ним я, черт его дери, какая-то пресвятая дева Мария!

Он ответно сжимает мою руку. Наши пальцы сплетаются воедино.

— Кивай мне. Всё, что я скажу о тебе, принимай и соглашайся. Иначе они тебя порвут прямо тут.

— Но… — не договаривает, но еще сильнее сжимает мою руку. Выше меня, сильнее меня, а пугается, как дитя малое.

До комнаты остался всего лишь один шаг. Я открываю дверь. Медленно, не спеша. Тройка пугается, садится на диван, послушно смотря в телевизор.

— Придурки, продолжаем. Это ко мне, — я громко смеюсь, дергая за руку Августа, затаскивая его в комнату. Он, очутившись в центре комнаты, прикрывает рот обеими руками. Сначала я не понимаю, что с ним. Позже принюхиваюсь и осознаю, что ему отвратителен запах табака и алкоголя.

— Садись, — толкаю его на пол. Все трое сползают с дивана. Мэри снимает с пола простынь. Они прикрыли пентаграмму. Август в ужасе смотрит на всё это. Его глаза широко раскрываются. Тонкие черные брови поднимаются вверх. У него паника. В его глазах ужас. Он медленно отодвигается от пентаграммы.

— Тише, тише, — шепчу ему на ухо, поглаживая по плечу. Он шарахается от меня. Алексис громко смеется:

— А ты не сатанист, верно?

— Он атеист. Верно, Август? — я смотрю на него, пока он упирается в диван, пытаясь отодвинуться от звезды в круге еще дальше. Я подмигиваю ему. Он в панике смотрит на меня. Я понимаю, что для него признать то, что он атеист — значит отказаться от Бога.

— Да, — судорожно шепчет он своим бархатистым голосом. Он у него весь дрожит.

— А чего тогда испугался? — продолжаю я, подсаживаясь к нему, давая понять, что бояться нечего.

— Малой, вот и не понял. Мы тебя не принесем в жертву, не боись, — не перестает смеяться Алексис.

— Кстати, познакомься, — начинаю я, поглаживая пальцами его запястья. Они у него широкие. Кость у него сама по себе широкая. Но скрывая одеждой свою худобу, имея широкую кость, можно смело заверить, что он крепкий парень. На самом деле он тощий.Тощий, слабый, пугливый.

Мне внезапно приходит мысль раздеть его. Я сама не соображаю, что творится у меня в голове. Однако желание, возникшее после бутылки бурбона и дешевой сигареты, заставляет плотоядно смотреть на тело этого мальчишки.

— Это Вил, вот Алексис, а это Мэри, — указываю на всех трех присутствующих.

Они вяло машут ему. Вот идиоты.

Уродец кивает им:

— Я Август.

— А по-настоящему как? — улыбается Мэри, подползая к нему, усаживаясь рядом, чуть ли не отодвигая меня.

— А… в смысле? — непонимающе лопочет он, чуть отсаживаясь от вульгарно одетой Мэри. Та недовольно фыркает, поправляя короткую черную юбку, демонстрируя тонкие ноги, обтянутые чулками в мелкую сеточку. Августа это не привлекает. Он переводит взгляд с нее на меня.

И какого черта ты смотришь на меня? Мне бы такую идеальную фигуру, как у Мэри. Ах, мерзкий развратник, тебе нравятся девушки такого типажа, как я.

Он опускает взгляд на мой откровенный вырез, сглатывает и тут же уставляется на парней. Вполне нормальная реакция для его подросткового возраста.

— Ну это же наши ненастоящие имена, — уточняет эта девчонка. — Я Маша, это Витя, а вот Алексей. А Герда... она и есть Герда, — тут она смеется, тянется за бутылкой.

— Чую, нам сегодня помешают сделать то, что мы хотели. Тогда обойдемся оргией, — заключил Вил, — паренька не знаю, куда прихватить. Эй, — он кидает взгляд на Августа, — Белоснежка, с кем тебя поделить?

— В… в… смысле поделить? — у Августа паника. Мало того, что он не понимает намека Вила, так еще у него ото всего этого голова кружится. Вот-вот упадет.

— Ну, можно типа разделиться. Мы с Мэри, и вы с Алексисом и Гердой. Кстати, скажу сразу, — мне становится стыдно от того, что говорит Вил. Для меня вроде все это привычно, и то, что он сказал сейчас — это так и есть. Но произнести такое вслух, обо мне, при Августе... Мне стыдно, — Герда у нас отчаянная, — все хохочут. Я опускаю глаза к полу. Стыдно. О, Дьявол, мне стыдно!

Август в недоумении. Оно у него еще и не проходило. Бедный мальчик, в один день пережить такое… Он сжимает кулаки. Тихо рычит.

— Решайся, или мы сами тебя по кругу пустим, — пьяный Алексис хватает Августа за подбородок и смотрит своими темными глазами в его светлые, чистые глаза.

Ангел и демон…

— Закрой свой рот! — Август вскакивает. Неожиданно для меня он хватает Алексиса за ворот жилета, отрывает от пола и отшвыривает в сторону. — Как ты смел сказать о ней такое? — в порыве злости он подлетает к Вилу, замахиваясь на него рукой. Мэри вовремя перехватывает руку Августа. Он замирает, но злость в его лице не уходит. — Она, может, и испорчена, но как ты смеешь говорить о таком при всех! — он отдергивает руку, потирая запястье.

Вил пару минут в ужасе смотри на него. Потом прищуривается и возглашает:

— Да у тебя крест торчит из-под майки! Ты верующий!

Я поднимаюсь с пола, выхожу в центр, становясь прямо на пентаграмму:

— Пошли вон отсюда, — говорю тихо, сдержанно. Они не понимают. — Пошли все вон! — срываюсь на громкий крик.

Пара секунд, и они чередой выходят из спальни.

— Стой, — последним выходит Август. Я хватаю его за рубашку. Крепко сжимаю в руках ткань, утыкаюсь ему в спину и…

Всхлипываю:— Зачем ты это сделал?