Предам. Убью. Пойду к чёрту (1/1)
***— Нет, нет, нет. Чувак, зачем ты встал посреди дороги? Ты этого не сделаешь!Не смей!,– послышался взволнованый голос Влада, то и дело вскакивающего с пружинистой кровати и в негодовании поднимая руки к небу.— Да. Тогда я сказал ей, что пока не достоин зваться её мужем и отцом нашей прекрасной дочурки, обнял её в последний раз и направился обратно к машине, что через несколько минут увезёт меня за решётку и навсегда разлучит с Анечкой и свободой,– всё же закончил свой печальный рассказ Миша и прыснул со смеху, увидев лицо Вихрова, которому в этот момент не хватало пачки другой попкорна и несколько сухих салфеток —Неееет! Не может такого быть!,– обиженный на несправедливость мишиного поступка, а может на саму судьбу заныл Влад.—Что значит не может быть? Смешной ты Вихров, ей Богу, смешной.Я тебе тысячу раз её уже рассказал.Да и если я сижу здесь, с тобой, как ты думаешь, какая концовка должна была быть у этой невероятной истории?,–всё ещё смеясь и многозначительно выгнув бровь, спросил Миша—Да ну тебя, Подкидыш. —Чего?—Я бы по-другому поступил.Дурак говорю ты, Миш. Ду-рак. Беспросветный и круглый,–заключил Влад, потеребив младшему макушку —Круглый, квадратный. Это уже не тебе решать. Я поступить иначе не мог и ты это за год совместной ж...пребывания уже понял. Ты на нас одинаковые ставки не делай, дружок. Ты убийца, а я,– Родионов резко осёкся, больно укусив себя за губу, но было поздно. Взглянув в глаза Вихрова, он не увидел там даже зрачков. Чёрный-чёрный, густой и мрачный туман заполонил всё пространство глазных яблок. Сквозь густоту этого тумана пробивался только один источник света. Им был Миша. Но порой этот маяк, одиноко стоявший и терпевший все порывы шторма, сам являлся его причиной. Мишу начал пробирать знакомый холодок, сердце начинало тихонько покалывать, будто его тушили на самом маленьком огне, он не боялся Вихрова, нет, он боялся его потерять. Год. Прошёл целый год, таких приходов становилось всё меньше и меньше, но они были, а когда они были, Миша был рядом. Родионов не мог избавить его от них совсем, ведь с таким Вихровым разговаривать было бессмысленно. Вот и теперь, Миша стоял в оцепенении и наблюдал как лицо Влада превращается во что-то мерзкое и гнилое изнутри. Невидимые существа ловко потянули за свои тугие ниточки и рот убийцы, дрогнув,распылся в кривой улыбке. Это совсем не сцена из фильма ужасов, это гораздо страшнее, когда лицо не превращается в морду жуткого, смердящего монстра, а остаётся таким же. Таким же красивым и родным, таким же реальным как и всё происходящее, но глаза... Они смотрят и не видят, в такие моменты Вихров ослеплён.—Да уж, Михаил, как там тебя по отчеству? Ах,да, никак. Я вам не ровня и никогда не буду,– постепенно переводя голову с одного бока на другой и впиваясь в мишины глаза, говорил Влад,– у меня людей убивать кишка не тонка. Да ещё как убивать. Остриём топора, тупым ударом прямо в череп. Знаешь ли ты какой хлюпающий и мерзкий звук издают такие черепушки, когда они обтянуты кожей?,– шептал Вихров—Хватит! Прекрати! Слышать этого не хочу,–собрав последнюю смелость выкрикнул Родионов—Нет уж слушай сюда,–злобно возразил МосГаз, подняв Мишу со стула и пришпилив в стене, крепко держа за ворот рубашки. Сжал так сильно, что ещё мгновение и Родионов висел бы в воздухе, так сильно, что у самого начала трястись рука,— а среди них был ребёнок, может быть ровесник твоей жалкой сиротки, который ничего, слышишь, ничего не сделал этому миру. А я его убил. Метко и беспощадно,–шипя продолжал Влад, переместив теперь руку на холодную мишину шею, начиная тихонько душить,–ни один мускул на лице не дрогнул,–хватка усилилась,–ни одной слезинки не пролил. Потому что во мне нет ни жалости, ни любви. Ничего во мне нет,– перешёл он на крик,– а ты влюбился, как глупый школьник. Да я тебя одной рукой придушить могу в любую секунду, забыл? Я тот самый МосГаз, я убийца!Миша начал всхлипывать и задыхаться, очень сильно задыхаться и дрожать всем телом, рефлекторно шаря руками по стене, ищя поддержки. Вихров наконец отпустил руку, грозно кривясь и почти начал плеваться.—Катись отсюда по-хорошему. Убирайся. И чувства свои засунь куда подальше. Заткнись. Не вздумай ничего отрицать. Я убью тебя, убью ,–остервенело кричал Влад, как вдруг потерял Мишу из вида. Он сейчас не валялся помятый на полу, он с кровоточащей царапиной на шее стоял рядом с Вихровым и с вызовом смотрел ему прямо в глаза, ну или в то, что от них осталось. А потом резко прислонил холодные губы к горящей щеке разъярённого Влада и медленно, вдыхая приятный запах шампуня, который был у них один на двоих, отстранился. За долю секунды густо залился краской и поспешил в пустующую камеру Вихрова, намереваясь обдумать своё предательство и сбежать от оживших уже глаз. Впервые Влад успокоился не сам и не спустя время, наоборот, Миша вывел его из припадка в самом его разгаре и так резко, что голова шла кругом. Вихров стоял в потёмках камеры и боялся улыбнуться и поверить недавним событиям. Но когда он поднёс руку к ещё влажной от поцелуя щеке, сдерживать улыбку сил просто не нашлось.Влад почувствовал, как с неистовой силой и скоростью его покидает первый бес.***—Динь-дон, динь-дон,– важно оповещали о наступлении ночи огромные часы, стоявшие метрах в двадцати от камеры, в который сейчас находился Миша. Ему показалось, что звучали они даже как-то укоризненно, мол:" чего, дурень, не спишь. Вон какие сумерки за окном". Но Родионов воображаемого укора не послушал, только начал вести трудный диалог с самим собой, это ему сейчас необходимо так, как необходимо человеку, скажем, дышать.—Девочки мои... Мои прекрасные девочки. Я снова оказался предателем и последним паршивцем. Простите меня, молю, простите. Но я не могу иначе, понимаете? Не могу. Тебя, Анечка, я так сытно накормил сказками о любви потому что не знал, что чувства могут быть ещё сильнее. С ним я чувствую так много, что временами мне кажется, будто за него я смогу не только простить убийцу, но и , прошу, Господь упаси, убить... Да-да, Анечка, солнышко, ты не ослышалась, я думаю,что могу убить человека! Этот долгий год стал самым счастливым годом в моей жизни. Я ещё никогда не смеялся и не плакал так много, как за этот набор суток, я ещё никогда так не любил. Грех на душу и без того грешную беру,– обращался Подкидыш уже к Богу,– и ещё возьму, если потребуется. Я полюбил мужчину. Не дружеской любовью, нет, самой настоящей. Хочу засыпать и просыпаться, видя его лицо, хочу, чтобы мы вместе смыли всю грязную кровь с его прошлого. Хочу, чтобы он был счастлив. Если это грех –убей меня, прошу, убей прямо сейчас.Ответа, конечно, не последовало, но лик луны для Миши будто преобразился в приятное личико с милыми чертами. Это было лицо Анны. Она что-то ласково шептала и постоянно кивала головой, словно в знак прощения. Из состояния полудрёмы Мишу вывел скрежет низко посаженной относительно пола двери.—Бога нет,Миш, идём спать,–ласково, но бесцеремонно произнёс полночный гость—Ты...т-ты всё слышал? —Временами я бываю слеп, а вот глух–никогда,–серьёзно ответил Влад, поманив Мишу рукой—И ты снова промолчишь, так ведь?,– спросил Подкидыш, готовый расплакаться здесь и сейчас —Ну почему? Я скажу. Своё мнение насчёт твоих чувств я уже, кажется, высказал.—Но это говорил не ты...—Всё,–строго прервал его Вихров и приобняв за плечи повёл в их комнату,– а теперь идём спать.Мишу такой исход ситуации не то чтоб устроил, но и против он ничего иметь не мог. Они легли каждый в свою кровать , но по привычке лицом друг к другу. Влад сразу закрыл глаза, показывая нежелание относительно дальнейшего диалога, однако Миша всё же решился спросить—Влад, а, Влад, а может когда-нибудь и ты меня полюбишь?,– в ответ раздалось сначала недовольное мычание, а потом—Может быть, птенчик. Как оказалось, всё может быть,– ответил Вихров и отвернулся к стенке, укутавшись в одеяло, чтобы Миша не увидел, как тот в очередной раз легонько поглаживает место недавнего поцелуя.