Друзья и любимые (1/1)

Утром я решил не изводить себя напрасными сомнениями и угрызениями совести. Для этого паршивца Дани все было лишь экспериментом, почему для меня это должно быть чем-то другим? Сердце мое по-прежнему принадлежит Яромиру, а Даниэль… даже не знаю, кто он для меня: друг, подопечный? Я привязался к нему, жалел, но больше потакать его прихотям не намерен. Однако оказалось, что наш чудаковатый мальчик видел все случившееся ночью в другом свете. Начать с того, что он прямо заявил Михаэлису, что теперь он любит меня, а блондин на бо?льшее, чем просто дружба, пусть не рассчитывает. Михась смахнул с ресниц воображаемую слезу и со вздохом сказал, что постарается перенести этот удар достойно. К его чести надо сказать, что он не смеялся над мальчишкой и меня не поддевал. Мне и так было нелегко. Даниэль приходил почти каждый вечер под предлогом занятий английским, какое-то время слушал мои объяснения и послушно повторял формы неправильных глаголов, а затем придвигался ко мне все ближе и ближе, прижимался плечом и коленом и делал попытки меня обнять. Происходило все на глазах моих друзей, но их поддержки я не чувствовал, наоборот - эти предатели развлекались, глядя, как я краснею и уворачиваюсь. Очень скоро Даниэль снова попросился на ночлег, и Флориан лишь вопросительно взглянул на меня. Но тут уж я уперся, напомнил мальчишке, что речь шла только об одной ночи, а если мои соседи совсем не прочь потесниться, то пусть идут к коменданту и договариваются еще об одной кровати. —?Это мне не интересно,?— откровенно признался Даниэль и ушел. Теперь он почти не общался со своими друзьями из интерната, пропадая вечерами у нас, зато, по его словам, каждый день появлялся в школе. С мачехой он помирился и продемонстрировал нам довольно дорогой мобильник, который она ему подарила (если, опять-таки, верить его словам). Впрочем, к мобильнику прилагалось зарядное, что давало нам слабую надежду на его некриминальное приобретение. В выходной, испросив разрешения у Флориана, Даниэль отвел нас с Михасем к берегу реки. Он знал поистине красивые места: я не мог налюбоваться природой и надышаться свежим речным воздухом, разбавленным нотой цветущих растений. Однако насладиться этим в полной мере мне не дали. Стоило Михасю увлечься собиранием цветочков, как Дани прижал меня к дереву и полез целоваться. —?Даниэль, прекрати! —?возмутился я. —?Хочешь, чтоб нас увидели? —?Здесь нет никого,?— шепнул он. —?Черт, Раду, я не могу больше терпеть, давай уже ласкаться по-взрослому, у меня мозоли от постоянной дрочки! Его поведение в который раз привело меня в растерянность. Нелепо было продолжать видеть в нем мальчика. Хотя бы потому, что Дани был сильнее меня и держал очень крепко, напирая на меня грудью и ограничивая мои движения. Его пульсирующие зрачки, шумное дыхание вызвали у меня волнение. Колени дрожали, из рук уходила последняя сила, а из головы разум. Настойчивые губы преодолели сопротивление моего рта, дыхание наше смешалось. Отпустив мои руки, он обхватил мою голову и просто всосался в меня, как вампир, так, что мне стало больно. Одновременно с этим жаркая волна прошлась по моему позвоночнику и разбилась где-то в паху. Боже, мне нравилось происходящее… Нет, не мне?— моему дебильному органу, идущему на поводу у взбесившихся гормонов! Я НЕ МОГУ желать Даниэля, не могу так пошло стонать ему в губы, это не я! —?Дани, хватит! —?задыхаясь, я оторвался от его рта, но он снова стал жать меня к дереву и атаковать мои губы. —?Черт, ты невозможен, ты не понимаешь, что я не хочу?! Он с удивлением взглянул мне в глаза и потерся бедром о мой стояк. —?Да это ничего не значит! —?я покраснел от стыда, но сдаваться не собирался. —?Я гей, и моему телу нравится то, что ты делаешь. А ты… Дани, ты что, тоже гей? Он отпустил меня, накрыл рукой свою ширинку и глаза его округлились. —?Ух ты… выходит, я тоже гей. Вот папа обрадуется! Лицо парня стало задумчивым и немного испуганным. —?Успокойся, ты не гей,?— сказал я. —?Просто больной спермотоксикозом. —?Раду, а давай вместе лечиться? —?он снова полез ко мне как ни в чем не бывало. —?Нет! —?Да почему? —?Потому что я люблю другого парня. Даниэль сморщился, словно лимон куснул. —?Своего красавчика из гимназии? —?Тебя это не касается. Он криво усмехнулся. —?Я спрашивал у Масеньки про него: он высокий, старше тебя на два года, и играет в футбол. Больше и сказать-то про него нечего. —?Твой Масенька и так много наболтал. —?Через два года и я буду высоким. И видел бы ты, как я мяч гоняю! —?Дани, ты ничем не хуже его, возможно, даже лучше,?— подбросил я пряника.?— Но все же люблю я его, а не тебя. —?А он тебя любит? —?Он… Знаешь, я всегда буду на это надеяться. —?А как же я? Я тебя люблю… —?Нет, малыш, не любишь. Не знаю, что у тебя в голове творится: может, тебе Мариса поднадоела, может, отцу насолить захотелось… Скорей всего, ты решил поэкспериментировать. Но, знаешь, не стоит. Не со мной, по крайней мере. Я играть не люблю и сердце делить не умею. —?Ух, как ты сказал красиво! Набравшись терпения, я привел ему кучу доводов против наших отношений. Стараясь, конечно, не обидеть его. У меня он вышел и красивым, и умненьким, и желанным для любой девчонки. Я же рад быть его другом, а с друзьями не целуются. И я не могу, никогда не смогу воспринимать его как своего парня! Мне говорили, что я силен в риторике, но тут, кажется, превзошел сам себя. Даниэль заглядывал мне в рот и периодически кивал. Я остался очень доволен своей речью. —?Дани, ты же понял меня? —?выдохшись, спросил я. —?О, конечно. Какой же ты все-таки умный! Я снисходительно улыбнулся. —?Раду, а если у тебя ничего не выйдет с этим футболистом, ты будешь моим? —?Дани-и-и… —?Эх, как же здесь круто! —?послышался радостный возглас Михаэлиса. Он шел к нам с охапкой цветов и нежно-зеленых перистых веток, которая с трудом помещалась в руках. —?Даниэль, солнце мое, спасибо, что вытащил нас сюда. Вы только посмотрите, какое растение, какая форма у листа, я никогда такого не видел! Он сунул лицо в середину букета. Я ничего не успел сказать, так как только что разглядел. Даниэль испуганно охнул: —?Мася, выбрось это! —?Что? Почему? —?Это сумах,?— со вздохом сказал я. Я в одиночестве сидел на самом верхнем ярусе трибуны у футбольного поля и смотрел, как тренируется команда. Зрителей было немного: несколько самых преданных болельщиков (вернее, болельщиц) и группа мальчишек из начальных классов. И если последних интересовало только происходящее на поле, то фанатки Яромира постоянно оборачивались в мою сторону и о чем-то шептались, хихикая и стреляя глазками. Флориана на поле не было, он не захотел оставлять впавшего в депрессию Михася. Нежная кожа блондина сплошь покрылась алыми пятнами и волдырями. Он ходил в перчатках, чтобы не чесаться, и постоянно мазался мазью, выданной медсестрой. Второй день Михась не выползал из комнаты и изводил нас нытьем и слезами. Флориан еще как-то крепился, а у меня нервы сдавали. Сказав, что иду на факультатив, я побежал смотреть на своего принца. Внутри все пело от предвкушения встречи. Но… Яр, заметив меня, едва кивнул и тут же отвернулся. Это смотрелось подчеркнуто сухо и даже пренебрежительно. И для влюбленного меня было сродни оплеухе. Я на ватных ногах забрался на самый верх и сидел, нахохлившись, как воробей на ветке, все больше накручивая себя. Летел сюда, понимаешь, на крыльях любви, прогуливаю факультатив… Терплю косые взгляды и насмешки. Ради чего? И с чего вдруг, собственно, такое отношение? Не желая мучить себя вопросами и догадками, я дождался конца тренировки и окликнул Яромира, спешащего скрыться от навязчивых девиц в раздевалке. Он обернулся, нахмурился, и вдруг взял меня за плечо и отвел в сторонку. И я сразу растерялся, не зная, что ему сказать. Спросить… Что? Почему он не прыгает от радости, увидев меня? Слава богу, он сам заговорил со мной. —?Раду, скажи, с чего вдруг Флориан взялся опекать тебя? Ребенок ты или взрослый парень? Прищуренные золотистые глаза пытливо разглядывали меня, с его взмокших волос стекали капельки пота на раскрасневшиеся щеки. Полные губы были плотно сжаты, черты лица сделались жестче и выразительней. Яр был прекрасен настолько, что смысл сказанного им не сразу дошел до меня. Потом… Видимо, лицо мое очень выразительно передало мое недоумение. —?Видишь ли, оказывается, я очень плохо на тебя влияю! Из-за меня ты забросил учебу и пропускаешь факультативы. —?Он криво усмехнулся. Но это был не только сарказм, к нему примешивалось возмущение. Я представил себе Флориана, менторским тоном вещающего: ?Не стоит поощрять своим вниманием этого недоумка! Его дело хорошо учиться, а не бегать за взрослыми дядями?. Кем ты себя возомнил, Флориан?! Мамаша Фло, твою мать! Я покраснел от злости и смущения. —?Яр, это… это просто бред! Ты никак не влияешь на мою учебу, это домыслы Флориана, не более того! И он вообще залез не в свое дело, я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью. Яр вдруг широко улыбнулся. —?Я тоже так думаю,?— золотые искорки в его глазах озорно блеснули, он подмигнул мне. —?Слушай, а он, часом, не подкатывает к тебе? —?Кто? Флориан? —?недоуменно спросил я. И рассмеялся, так как представить себе Флориана, увлеченного парнем, было трудно даже человеку с богатой фантазией. В то же время я решил подколоть этим предположением слишком навязчивого старосту. Ну не терпеть же мне такую бесцеремонность, в самом деле! —?Понимаешь, он все-таки мой друг, и послать его прямым текстом я не могу,?— сказал Яромир, становясь серьезным. У меня похолодело в груди. —?И… что теперь? Даже здороваться со мной не будешь? —?глухо спросил я.Не знаю, что за вид у меня был, но лицо Яромира сделалось вдруг таким умиленно ласковым, словно он щенка увидел, голодного и потерянного. —?Ну что ты, малыш,?— шепнул он и коснулся моей щеки. Меня буквально повело от нежности в его голосе, а от ласкового касания я едва удержался на ногах. Яромир умчался в раздевалку, а мне понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. И понять… Я… нравлюсь принцу. Я НРАВЛЮСЬ ЕМУ! Настолько, что он готов поссориться со своим другом! Флориан… р-р-р! Ну, держись! Считаешь меня безобидным слабым педиком?! Я покажу тебе, как сильно ты ошибаешься! От жестокой кровавой расправы моего соседа спасло присутствие в комнате Даниэля. Когда я вернулся, парнишка сидел на краешке кровати Михаэлиса и безнаказанно гладил его по голове. Радостно взглянув на меня своими тутовыми глазами, он медовым голоском продолжил ворковать над лежащим лицом в подушку блондином. —?Мася, ожоги уже почти незаметны. А завтра будет еще лучше. У меня за три дня все проходит. —?Потому что у тебя кожа дубленая. Подай мне мазь. Даниэль поспешил исполнить просьбу-приказ. —?Что-то ты рано сегодня,?— недовольно сказал я. Меня раздражал внимательный взгляд Флориана и его поджатые губы. —?У меня завтра письменная работа по английскому. Кровь из носу, но написать ее надо хорошо,?— ответил Дани. —?Хм, как ты это себе представляешь? Дать, что ли, объявление в газете: ?Радован Балга дает уроки английского. Вы усвоите язык за час!?. Михась фыркнул в подушку, Даниэль рассмеялся. —?Да нет же, голубчик, там все просто. На выбор дается несколько тем. Написать надо всего пару страниц. Я уже выбрал тему про Лондон, я даже начало знаю: ?London is…? —?А дальше? Все? Потрясающе. Ладно, бери тетрадь, я диктую, ты пишешь. Потом проверю ошибки. Но дело не пошло. С правописанием у Дани было просто ужасно. Кроме того, он утверждал, что не воспринимает на слух незнакомые слова. —?Давай сначала на словацком, я хоть буду знать, о чем ты говоришь,?— попросил мальчишка. Я снова начал свой рассказ. И постепенно увлекся. Даниэль с горящими восторгом глазами слушал про Британский музей и национальную галерею, про Букингемский дворец и сумасшедший ритм жизни Сити. Михась повернул ко мне зареванную пупырчатую мордашку и тоже слушал. —?Раду, откуда ты столько знаешь?! —?не сдержал восторга Даниэль. —?Ты был там? —?Нет, читал в интернете, и мне родители много рассказывали. Они там работают в посольстве. Летом обещали взять меня в Лондон. На целый месяц! —?со счастливой улыбкой сказал я. Побывать в Лондоне очень хотелось, но особенно радовало то, что лето я проведу с родителями, по которым ужасно скучал. —?В посольстве? А к тебе они часто приезжают? —?Что ты, последний раз я видел их на Рождество. Я иногда навещаю бабушку, она живет недалеко. А с родителями общаюсь только по телефону. Я невольно вздохнул. —?Скучаешь по ним? —?тихонько спросил Даниэль. —?Еще как. Особенно по маме,?— я прикрыл глаза и снова улыбнулся. —?С ней всегда хорошо, и можно говорить о чем угодно. Не помню, чтобы она когда-то повысила на меня голос, у нее такая милая улыбка, что невозможно не улыбнуться в ответ. И готовит она очень вкусно, лучше всех, по-моему. Я почему-то все время вспоминаю запах ее духов, и… Повернувшись к Дани, я увидел, как он смотрит на меня. Глаза задумчивые и печальные, он прикрыл их своими густыми ресницами. Возможно, чтобы скрыть слезы? Боже, какой же я дурак! Ведь ясно же, что тема матери болезненна для мальчика. —?Дани, прости, я тут размечтался… Расстроил тебя, наверное,?— виновато сказал я. Он удивленно поднял брови. —?С чего вдруг? —?Ну, я думаю, ты же скучаешь по своей маме, тебе тяжело вспоминать о ней? —?Почему тяжело? Конечно, я скучаю, я давно не видел ее. Но люблю вспоминать о ней. Я не верю отцу, что она умерла. И обязательно найду ее, вот увидишь! Он улыбнулся почти задорно, но что-то в его тоне насторожило меня. Михась тоже задумчиво смотрел на мальчишку. Я поспешил вернуться к теме Лондона. Через пару часов Дани более-менее сносно написал страничку. И остался этим вполне доволен. По его словам выходило, что и такая работа станет учителю дороже подарка на день рождения. На прощание он чмокнул меня в щеку, еще раз сочувственно погладил Михаэлиса по голове и исчез за окном. —?Флориан! —?Раду! Мы одновременно заорали друг на друга. Бедный Михась нервно дернулся, но нам не было до него никакого дела. —?Какого черта ты… —?Был на факультативе, говоришь? — …суешь нос куда не просят?! —?Прекрати орать, придурок! —?А ты прекрати давить на Яромира! —?Ха, я так и знал, что этот эгоист… —?Не смей так говорить о нем! Не смей лезть к нам, понял?! —?Да ты… Да ты не понимаешь ничего! —?Заткнитесь! Заткнитесь оба! —?взвизгнул фальцетом Михась. Но мы разошлись не на шутку, и долго еще переругивались. Естественно, никаких положительных результатов это не принесло. После окончательного раздрая каждый остался при своем мнении: Флориан считал меня влюбленным дураком, не способным разглядеть кто ему друг, а кто с ним поиграться решил, я же назвал его бестактной свиньей. На следующий день мы не разговаривали и даже не смотрели в сторону друг друга. Это продолжалось до позднего вечера.