7 (1/1)

В начале июля они с Ваней и Андрюхой смотались в Питер дать концерт в провонявшем пивом и травой подвальном клубе — едва вышли в ноль, зато Славе удалось подцепить, как оказалось позже, совершенно случайно оказавшегося в толпе мужика. Они по-быстрому перепихнулись в толчке, а потом мужик еще и купил ему пива, поэтому он считал вечер удавшимся. Изначально он собирался придумать предлог задержаться в Питере еще на ночь и провести ее в каком-нибудь гей-клубе, но, так как программу-максимум удалось выполнить в один вечер, с утра они, похмельные и помятые, возвращались в N все вместе, дремля с чехлами с музыкальными инструментами между ног. Затем последовало несколько дней затишья — работы не находилось, Слава праздно прохлаждался, отлынивания от необходимости поливать грядки, но к выходным клиенты взяли себя в руки и засыпали его вызовами, да так, что ни передохнуть, ни пообедать. В субботу он перехватил на рынке горячий чебурек и, давясь им, потопал в сторону музея, где че-то заглючил комп, на который выводились камеры. Слава сперва удивился, что в музее вообще есть камеры, а затем — что они рабочие, но послушно записал вызов в заметки. Музей представлял собой два этажа страшной мешанины: на первом — отделение естествознания с порядком подпорченными временем и молью чучелами, на втором — краеведческая экспозиция, оружие отечественной войны вперемешку с дореволюционными букварями и закопченными иконами и — как же без этого? — уголок современного детского творчества. Музей был слишком маленьким, чтобы экспонировать что-то по-настоящему ценное или интересное, но в то же время слишком большим, чтобы толково сосредоточиться на чем-то одном. В последний раз Славу приводили сюда в школе, но, насколько он мог сказать, экспозиция с тем пор совершенно не изменилась. — Че тут у вас? — спросил он, падая на стул перед компьютером у входа. Сторож шикнул на него и выразительно указал на вход в зал естествознания, где шла экскурсия. Слава глянул в ту сторону. Со своего места он видел только чучела уникальных местных птиц — ворон, сорок и соек, но из глубины зала действительно доносился голос Мирона. Тот, если хотел, умел говорить заумно, нагоняя туману, и вообще создавать впечатление образованного и культурного молодого человека. Пока сторож шепотом объяснял ему, что не так с их доисторическим компьютером, Слава отстраненно слушал голос жидка, не особенно, впрочем, вслушиваясь в сам текст. Тот говорил строго и размеренно, с хорошо поставленной интонацией, хоть и немного скучновато — словом, как настоящий экскурсовод. Впрочем, мысленно хмыкнул Слава, он и был настоящим экскурсоводом. Он минут за двадцать почистил комп от вирусов и продемонстрировал сторожу опять работающие камеры. Их на десяток музейных комнат приходилось ровно две: напротив входа и в первом зале, том, где чучела — вероятно, чтобы охранять самый ценный музейный экспонат. Пока он возился, Мирон провел посетителей по первому, затем второму этажу, и спустился с ними в фойе, как раз когда Слава сворачивался. Посетители — большая семья из мамы, папы, бабушки и троих откровенно скучающих детей — явно не местная — затопталась у стойки с сувенирами, а Мирон оглянулся и встретился со Славой взглядом. Он как раз рассматривал его жопу в строгих черных джинсах. — О, привет, — почти не удивленно поздоровался жидок, протягивая ладонь для рукопожатия. Манжета его белой, немного мятой рубашки мазнула Славу по ладони, он опустил взгляд и наткнулся им на татуировку и обезображенные пальцы с ободранными заусенцами и несколькими засохшими в уголках ногтей капельками крови. Слава закончил, принял у сторожа денежку, подождал, пока довольные посетители выберут себе магниты и чашки с фоткой фонтана, в который Ваня наебнулся две недели назад, нахвалят и наблагодарят Мирона за отличную экскурсию, потом тактично отвел взгляд, когда мужик сунул жидку чаевые двести рублей, и наконец-то вышел вместе со всеми наружу. Семья все никак не могла распрощаться с Мироном — Слава отошел немного в сторону и закурил, не став его дожидаться, и успел скурить полсигареты, когда тот наконец-то к нему присоединился. — Фух, — выдохнул Мирон, подкуривая и провожая отъезжающих туристов полным облегчения взглядом. — Я думал, они никогда не уедут.— Так ты, оказывается, экскурсионный талант, — заметил Слава. — Культурный просветитель. Туристический виртуоз. Чего я еще о тебе не знаю?Мирон поморщился и продемонстрировал одним взглядом, что он думает о Славином остроумии. — У тебя сегодня еще что-то есть? — спросил он вместо этого.— Да, еще два вызова, — тут же сник Слава.— Когда?— Когда приду.Мирон задумчиво пожевал фильтр. — Минут на пятнадцать еще сможешь задержаться?Слава посмотрел на него с подозрением.— Ты че задумал, жидяра?— Хочешь, передернем? — одними губами спросил Мирон и быстро поднес ко рту сигарету, пряча за ней улыбку. — Ты ебнулся? Где? В кустах вот этих? Можем еще на площадь пойти, там до сих пор с майских не разобрали помост. Мирон раздраженно дернул бровью. — В подвале толчок с задвижкой.Слава задумался ровно на секунду.— Потопали. Они поспешно докурили, делая глубокие затяжки, и вернулись обратно в музей. — Проведу Славу к туалету, — бросил Мирон сторожу, решающему кроссворд за столом с компом. Тот ничего не ответил, но провел их взглядом до поворота — Слава лопатками чувствовал. Они спустились по темной лестнице, Мирон распахнул дверь с потрепанной бумажной распечаткой ?Только для работников музея?, заглянул внутрь, чтобы нашарить включатель, и пропустил Славу вперед, в пыльные глубины музейного склада. Стены по обе стороны от двери подпирали ДСПшные шкафы со всяким хламом вроде все тех же полуистлевших чучел и стопок советских учебников, под потолком мигала, жужжа, желтая лампочка. Слава опасливо заглянул внутрь и сделал шаг вперед. — Не боишься, что он заподозрит?— Дядь Юра? — рассеянно уточнил Мирон, закрывая за собой дверь. — Не. Он наивнейший человек.— Ну, раз ты так уверен.Они прошли по узенькому коридорчику между шкафов, и вдруг оказалось, что под музеем целый лабиринт из комнат.— Это типа бомбоубежище, — объяснил Мирон, пока Слава охуевал. — Вам разве не рассказывали на обществознании? — Может, и рассказывали. Я его проебывал всегда.— Это святое, — согласился Мирон.Наконец, спустя не менее минуты петляний, дошли до толчка. Мирон зашарил по стене, чтобы включить внутри свет, и опять пропустил Славу вперед — тот молча вскинул брови на это проявление джентльменства, но ничего не сказал. Толчок оказался ничего так, аккуратненький и чистенький и даже не вонял ссаками — белый кафель на стенах, сверху побелка, унитаз, раковина с зеркалом и арсенал швабр и тряпок в углу у шкафа. Мирон щелкнул задвижкой, и они оказались наедине. Слава развернулся к нему лицом и не скрываясь посмотрел вниз, но плотные черные джинсы не позволяли ничего рассмотреть. Мирон стоял, откинув голову на дверь толчка, и смотрел на него немного снизу вверх, размеренно дыша. Слава зацепился взглядом за кадык на его шее: ему хотелось наклониться и прикусить его, но вместо этого он взялся двумя руками за пуговицу на его джинсах и двумя резкими движениями расстегнул их. Мирон отчетливо сглотнул и закрыл глаза. Слава сунулся рукой ему в трусы, но так дрочить было неудобно, и он вынул все жидовское хозяйство наружу, заодно рассматривая его при свете лампочки. Хуй Мирона походил на него самого: тонкий и не очень длинный — но не так, чтобы откровенно стыдиться. Компактный. Головку окружал едва заметный шрам от обрезания — Слава присмотрелся глазами и руками, удовлетворяя свое любопытство. Не каждый день выпадает рассмотреть обрезанный хуй. Мирон опирался на дверь, зачем-то спрятав руки за спину. Слава залез ему под рубашку — нащупал дорожку волос и жесткий живот, не накачанный, а так, просто жилистый, нижний край ребер. Жидок дернулся и приоткрыл глаза. Он дышал все глубже, Слава чувствовал, как рефлекторно сжимаются мышцы его пресса. Он заработал рукой быстрее, рассматривая ебло Мирона, наплевав на то, что тот наблюдает в ответ. Синяки полностью сошли, но сильно красивее он от этого не стал: глаза навыкате, горбатый нос, глубокие носогубные складки, пересушенные губы. Хищный, птичий профиль. Интересно, что думали посетители, когда он рассказывал им о чучелах кротов и соек с разбитым ебалом? Слава крепко обхватил его рукой за затылок и погладил большим пальцем ухо. Жидок закрыл глаза и медленно выдохнул через рот. Опять дернулся, привлекая Славино внимание, кадык. Он тоже сглотнул, на инстинкте.Когда Мирон кончил, он сразу же сполоснул руку в раковине, радуясь проточной воде. В штанах стояло — он спустил их и вынул член, намереваясь начать, пока жидок приходит в себя, но Мирон твердо нажал ему на грудь рукой, вынуждая сесть на закрытую крышку толчка, деловито заправился и опустился на колени. Слава приободрился — он не рассчитывал на минет, но отказываться не собирался. Мирон работал ртом быстро и не выебываясь — просто насаживался, сосредоточенно глядя Славе в лобок. У Славы так и чесались руки взять его за голову, но он не хотел сбивать человека. Долго не продержался — минуту от силы. Жидок собрал все в рот, подождав, пока он закончит, поднялся с колен и сплюнул в раковину. Слава обессиленно откинулся на бачок, глядя в потолок. Сосал Мирон как человек, делающий это не впервые. Значит, хоть когда-то ему в том клубе перепадает. Они быстро привели себя в порядок — пора было ускоряться, все-таки еще работать сегодня. Мирон умылся, растер лицо руками, но щеки все равно сохранили краску, словно он тут отжимался, пока Слава дристал. Он понадеялся, что жидок знал, о чем говорил, утверждая, что сторож ничего не заподозрит.— Что, любопытные у нас катакомбы? — добродушно спросил у них дядь Юра, когда они показались в холле.— Не, просто живот чет прихватило, — соврал Слава. — Чебуреки сегодня, наверное, несвежие на рынке.Мирон незаметно для дяди Юры одарил его скептическим взглядом: ?Обязательно было??, Слава махнул ему рукой и упорхнул. Он знал, на что подписался.