6 (1/1)

В конце июня в Доме культуры устраивали вечер молодежи — по-человечески, дискотеку. В прошлом году Славу с ребятами попросили выступить на очередном вечере: они сыграли несколько классических каверов и немного из собственного материала, и после этого их играть больше не приглашали. Как следует из этой истории, музыку на вечере молодежи крутили даже похуже той, которую обычно слушал Мирон, но дискотека представляла собой лишний повод выпить, а Слава лишними поводами выпить не разбрасывался. Ваня с Андреем начали готовиться с обеда, Славе же сперва пришлось побегать по вызовам — на выходные обычно приходилось больше всего работы — поэтому к тому времени, когда он присоединился к ним в парке, они уже были веселенькие. Андреева мама дала им в дорогу бутылку компота. Половину они уже выхлебали, Слава, чтобы догнать их, разбавил оставшееся купленной по дороге водкой и прикончил половину коктейля тут же, на месте. — Прям как в школе, — ностальгически вздохнул Ваня, отобрав у него бутылку. — Я словил флэшбеки с выпуского, — согласился Андрей.День выдался жаркий: солнце палило так, словно компенсируя все прохладные июньские деньки. Они допили водку с компотом, затем Ваня потребовал фотосессию у фонтана, и они, дурачась, наделали кучу фоток с отставленными ножками. Слава немедленно залил пять штук в их общий инстаграм со снимками в стиле провинциального китча — их общую маленькую гордость. После этого Ваня, покачнувшись, завалился боком в фонтан, из которого его пришлось вытаскивать вдвоем, поэтому когда они наконец-то дошли до Дома культуры, уже стемнело. Прежде чем идти танцевать, выпили еще по пиву, и после этого вырывающаяся из окон музыка прекратила казаться катастрофически убогой. Слава немного потанцевал — сперва с пацанами, затем почему-то с одноклассницей Сашей — как так получилось, он припомнить не мог. К тому времени Андрея и Ваню он потерял, но это было не страшно. В Доме культуры, несмотря на распахнутые окна, стояла духота и пахло пылью. Слава чувствовал, что потихоньку трезвеет. Как назло, прицепившаяся Саша никак не отставала — он сперва не придавал этому значения, а затем осознал, что она к нему клеится. Слава вздохнул: с бабами он старался не якшаться. Пару раз приходилось демонстративно трахаться, когда иначе не отстали бы пацаны, но это каждый раз напоминало русскую рулетку: встанет, не встанет? Если выпить и закрыть глаза, обычно вставало. Тем не менее, когда в уравнении появлялся романтический интерес, он всегда давал заднюю. — Я покурю? — полуутвердительно попросился он.— Мне тоже надо, — заявила Саша. Вечер стремительно портился. Вдоль стены Дома культуры выстроились курящие — в темноте светились, подсвечивая пьяные рожи, рыжие огоньки сигарет. Слава прошелся по ним взглядом, выискивая, к кому бы пристроиться, и заметил Мирона с Дилярой: жидок поймал его взгляд и после секундной паузы кивнул. Слава решительно потопал в его сторону, чувствуя за спиной присутствие Саши. — Здоров, — выдохнул он почти с облегчением, пожимая Мирону руку. Жидок предложил им свою пачку — Саша помялась, но сигарету взяла, Слава же угостился гораздо охотнее, щелкнул зажигалкой и затянулся. На улице дышалось полегче, но в воздухе все равно продолжал дрожать дневной зной. Он облокотился о стену и медленно выдохнул дым ртом. Мирон рядом молчал, зато Диляра с Сашей заговорили о чем-то своем, он даже не стал делал вид, что слушает. Диляра курила вейп, Саше Миронова крепкая пачка явно пришлась не по вкусу, но она упрямо подносила сигарету к губам, делая короткие неглубокие затяжки. Пиздец, подытожил Слава. Только влюбленной девки ему не хватало.— Пойду, поссу, — озвучил он, намереваясь не вернуться обратно и позже воссоединиться с Ваней и Андреем где-то в парке, подальше от Саши.— Я с тобой, — внезапно вызвался Мирон. Слава перевел на него взгляд: жидок поспешно тушил бычок о стену, не глядя на него.— Ну пошли, — согласился Слава, ощущая дежа вю. На Сашу он старался не смотреть.— Я внутрь пойду, — заявила Диляра. Мирон отрешенно дай ей поцеловать себя в щеку (Слава пытался не смотреть на Сашу еще старательнее), и они отчалили за угол. — Я вообще-то сбегаю, — признался Слава, когда они немного отошли от Дома культуры и углубились в парк.— Я понял, — как-то слишком серьезно ответил Мирон, споткнулся на дорожке и прибавил: — Я тоже.Слава беззвучно засмеялся. Они уходили все глубже в парк, хотя для того, чтобы поссать, было достаточно завернуть за угол фасада. Фонари тоже остались где-то позади, последние метров тридцать они брели вслепую, под ногами тихо похрустывали опавшие ветки. Наконец-то Слава остановился. Идти дальше было небезопасно, подлесок сгущался, и в их состоянии содранные локти и разбитые рожи являлись вопросом времени. Мирон прошел еще несколько шагов и тоже остановился, оглядываясь. Слава знал, что будет дальше, а Мирон не мог не понимать, что он знает. Несколько секунд тишину нарушало только их дыхание. Потом Мирон предсказуемо предложил:— Хочешь, подрочу?— Давай, — не менее предсказуемо согласился Слава. Он сделал несколько шагов навстречу и остановился прямо перед ним. Мирон без лишних прелюдий зашарил руками по его спортивкам, неуклюже отыскивая пояс, сунул руку внутрь — его ладонь оказалась влажной и горячей. От него всего исходил жар, он терпко пах мужским телом — Славе этого было достаточно, более того, это было именно то, что нужно. Он положил руки ему на плечи, перекрестив предплечья у него за головой. Жидок вскинул на него быстрый взгляд и опять склонил голову, почти упираясь макушкой Славе в подбородок. Он тоже посмотрел вниз. Мирон осторожно помял его яйца и член, затем, стоило эрекции достаточно окрепнуть, вытащил все хозяйство наружу. Темнота не позволяла ничего рассмотреть, только светились очертания его члена и руки Мирона, но, подумалось Славе, так даже лучше. Мирон дрочил ему быстро и сосредоточенно, дыша все громче — он чувствовал его влажное дыхание у себя на груди. Свободной рукой жидок держался за его футболку сбоку, а затем вдруг отпустил ее и сжал себя — светлое пятно ладони с кляксой татуировки на черных джинсах. Член Славы непроизвольно дернулся. Он распутал руки и за неимением волос сжал Мирона за твердый затылок, чувствуя под рукой шероховатую корочку почти зажившей раны и колючую щетину. Привлек его еще ближе, неуклюже зажимая его руки между их телами. Жидок поднял взгляд — мелькнули в темноте белки глаз — Слава наклонился, чтобы поцеловать его, но он дернул плечом и отвернулся, подставляя щеку.— Понял, — выдохнул Слава и вместо этого схватился свободной рукой за его твердое плечо, ощущая, как размеренно двигаются под кожей мышцы. Кончал в плотно сжатый Миронов кулак — тот, чтобы не зашквариться, спрятал головку Славиного члена в ладони и надрачивал ствол. Потом наклонился и вытер руку об какие-то кусты у них под ногами. Слава покачнулся, потеряв опору, но устоял. Неспешно заправился, все еще ощущая легкость в ногах. Мирон суетливо пытался расстегнуть пуговицу на собственных джинсах. Слава подтянул его к себе за футболку и помог приспустить штаны. У жидка стояло так, что больно смотреть. — Ебать, ты реально обрезанный, — пробормотал Слава, как следует ощупав его, прежде чем начать работать рукой. Мирон сдавленно засмеялся. Он вцепился руками ему в футболку и ткнулся горячим лбом куда-то в плечо.— Это не связано с тем, что я еврей, — глухо возразил он. — Это как вообще? — По медицинским показаниям. В детстве. — Че за показания? — А мы можем об этом чуть позже поговорить? Слава засмеялся, Мирон тоже запыхтел. Слава обнял его свободной рукой за спину, сжал напрягшийся зад, сунулся ладонью под влажную футболку, чувствуя, как жидок сжимает и разжимает пальцы, словно перебирающий лапами кот. Совсем скоро он напрягся и беззвучно кончил, вжавшись влажным ртом Славе в плечо. Отстранился, выпутавшись из Славиных рук, — а через минуту, убедившись в свете фонарика на телефоне, что на одежду ничего не попало, они уже шагали обратно. Впереди показались медовые шары парковых фонарей, затем — тропинка и занятые парочками лавки. — Покурим? — предложил Мирон, кивая на свободную. — Потопали, — согласился Слава. Лавочки располагались достаточно далеко друг от друга, поэтому они не слышали, о чем шептались по соседству, да и не видели их почти. Чуть правее гудел фонарь, он причудливо подсвечивал профиль Мирона, отчего его нос казался еще больше, чем был на самом деле, а глаза будто готовились выпрыгнуть из черепа. Они закурили каждый из своей пачки и немного посидели в молчании. Затем Мирон медленно выдохнул полной грудью. Слава кивнул, соглашаясь с ним, и вытянул вперед ноги.— Так что это за цирк с Дилярой? — Какой цирк? — не понял жидок. Он вопросительно повернулся в его сторону, прикладывая ко рту сигарету. — Она не знает, — утвердительно произнес Слава.— Нет, конечно, — согласился Мирон, начиная звучать подозрительно.— Тогда зачем? — Слава глянул на него и отвел взгляд. — Никогда не понимал этого. Мирон наклонился вперед и поставил локти на колени, изучая ногти на руках. Сейчас начнет отрывать заусенцы, подумал Слава — и да, именно этим Мирон и занялся. Слава вынул из пачки вторую сигарету и закурил, закидывая ногу на ногу и отворачиваясь от него. — Тебе хоть нравится это? Бабы нравятся?— Не очень, — поколебавшись, негромко признался Мирон. — Зачем тогда все это? — повторил Слава. Мирон завозился рядом, но он не повернул головы. Клацнула зажигался, повеяло свежим сигаретным дымом.— Затем, что до скольки можно оставаться холостяком и не вызывать подозрения? До тридцати? Сорока? — наконец-то ответил он — совершенно по-жидовски, вопросом на вопрос.— А, так ты решил побеспокоиться об этом заранее? ?Береги честь смолоду?, так, что ли? Женишься на ней через годок? Деток настругаешь к тридцатнику? — Слава и сам не понимал, почему сердится — но сердился, будто это его заставляли жениться на какой-то телке и играть с ней в семью. Слова лились желчно, зло. Мирон молчал. Он все-таки посмотрел на него — жидок дергал свои ебанные заусенцы, играя желваками, и смотрел куда-то в пространство. Он осуждающе покачал головой и поиграл горькой слюной во рту. — И потом всю жизнь перебиваться случайной еблей, оглядываясь через плечо? Нахуй так жить, Мирон. — Лучше всю жизнь сычом прожить? Спиться к сорока? — Че тебе мешает спиться к сорока с женой под боком? — засмеялся Слава и повернулся к нему всем телом. Мирон нахохлился. — А как тогда? Как ты предлагаешь жить? Вот ты, конкретно ты?Слава пожал плечами.— Как живется. В свое удовольствие. — И что через пять лет? Через десять?— Я ебу, что ли? Через десять лет и посмотрим. Мирон покачал головой и откинулся спиной на лавочку. Он тоже заметно злился. Они сердито докурили по второй сигарете, одновременно потянулись за пачками. Славе больше не хотелось курить, но не бросать же жидка с незакрытым гештальтом этого разговора.— Я просто не хочу внезапно проснуться через десять лет в одиночестве, — вдруг признался тот — так искренне, что Слава невольно почувствовал неловкость, словно подслушал этот разговор. Он понимал его с трудом — просто не мыслил категориями десятилетий, а жидок — вон он как, оказывается. — И что, считаешь, лучше будет, если ты через десять лет проснешься с какой-то левой бабой?— Диляра не левая.— Хорошо. С не левой Дилярой, которая тебя через десять лет так заебет, что ты на стены будешь лезть от нее и выводка ваших маленьких жидков. Жидохачиков, — прибавил он, вспомнив Ваню. Мирон качал головой. Услышав последний комментарий, он невольно улыбнулся, но ничего не сказал. — Я бы еще мог понять, если бы ты мечтал жить долго и счастливо с каким-то кентом, но с бабой… Бросай ее нахуй и лучше заведи себе собаку.Мирон опять улыбнулся и ничего не ответил, но Слава видел, что этот разговор его задел. Они посидели в молчании еще минуту, докуривая. Будто почувствовав, что они закончили, гудящий рядом с их лавочкой фонарь моргнул и погас, погружая их в темноту и тишину.— Потопали обратно, что ли, — вздохнул Слава.