Случай в Хэрроу (1/1)

И спустя полтора года Даррем преследовал Эрика во снах. Даже в самых отчаянных из них он оставался холодным и недоступным. Он снова и снова отвергал его, ускользая из снов, как ускользал из объятий. Эрик просыпался на мокром месте, униженный и разбитый.Эрик до боли жалел, что не был тогда эгоистичнее. Что не проявил настойчивости в те моменты, когда Даррем был, кажется, готов ей поддаться. Как одной головокружительно ароматной ночью, когда он забрался в комнату любовника в кампусе через балкон. Лишь несколько минут, без слов, их губы и руки ласкали и изучали друг друга. Только в первый год их романа Эрик смог получить свою скромную долю физической близости - неловкой, нерешительной. Зачем он только слушал эту чепуху о ?совершенных, возвышенных? отношениях, которые нельзя оскорблять бытом, рутиной, грубой физикой? Но он был юн и влюблен без памяти, и Даррем виделся ему на недосягаемой высоте. Даррем был блестяще образован и остроумен – Эрик не блистал интеллектом и был по-провинциальному грубоват. Даррем мог себе позволить оригинальность, даже эксцентричность – Эрик всегда был середнячком. Он вел – Эрик смиренно следовал. До судьбоносной встречи Эрик считал себя порочным с рождения, проклятым. Он смотрел на свои постыдные желания как на злую насмешку природы, к счастью, довольно редкую: он слышал лишь о нескольких таких же, как он. Пару раз он их даже встречал, но получил на редкость отталкивающее впечатление, что еще больше убедило его в собственной порочности. Если он не будет держать себя в ежовых рукавицах, то рискует стать таким же, как тот обрюзгший и желчный профессор, который часто мерил его сальным взглядом. Ему не приходило в голову, что другие тоже умели скрываться за непроницаемыми масками. Откуда ему было догадаться? Об этом не писали в книгах и не говорили вслух. Эрик неизменно старался оставаться в тени, не привлекая к себе внимания, чтобы никто и не подумал о том, какие демонов он прячет за оболочкой внешней нормальности. И в 21 год он встретил человека, который сказал ему, что он, его чувства, его переживания – прекрасны. Дал ему готовый рецепт счастья: поменять христианство на эллинизм, низменные желания – на утонченные чувства, буржуазную семью – на общество интеллектуальной богемы. ?Афродита небесная причастна только к мужскому началу — поэтому это любовь к юношам. Богиня чужда преступной дерзости, и одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом?, - Даррем любил цитировать гениев античности. Как не попасть после этого в рабство?Преисполненный благодарности, Эрик искал и не находил ответа на вопрос: почему Даррем выбрал его? Ему, казалось, нечем было отплатить за дар этой любви, кроме безграничной преданности. Его друг разбудил, растревожил, окрылил его. И – холодно оставил, однажды пожелав получить от общества все то, о чем раньше говорил с презрением.Губы Эрика скривились в циничную усмешку. Теперь Даррему наплевать на платонические отношения. Он, конечно, наделает со своей крошкой Анной породистых детишек. Отрастит идиотскую бороду, живот и уверенно займет подобающее его породе место в высоком обществе. А Эрику – соблазненному и преданному - останется только мрачная доля изгоя. Воспоминания о прекрасной дружбе, от которой не осталось ничего – они так и не были по-настоящему близки, а слова громких клятв развеял ветер.Но, кажется, юный Ксавьер смог прогнать этот призрак из прошлого. А что, если это – второй шанс, будущее счастье, на которое Эрик уже не надеялся? …Чарльз был единственным ребенком в семье и с детства был обласкан вниманием. В особенности – женским: красавица-мама, яркий рой ее подружек, тетушки, даже служанки были от него без ума. Отец, боясь вырастить бонвивана, применил все свои служебные связи, чтобы в 13 лет устроить его в школу Хэрроу, славившуюся дисциплиной и строгими нравами.Чарльз обладал быстрым умом и гибким характером, что позволило ему с легкостью приспособиться к новым порядкам. Но все же он нередко оставался после уроков переписывать древнегреческие стихи и пару раз даже бывал бит розгами.Но гораздо большее впечатление, чем общество элиты и блестящие профессора, на мальчика произвели эпизоды, о которых он ни за что бы не рассказал вслух. Чарльз бережно сохранил в памяти эти редкие, но предельно насыщенные моменты. Особенно самый первый раз – в каморке под лестницей, среди вороха чьих-то курток.Ему было только 14 и он еще толком не успел осознать своих желаний. Тот парень явно знал, чего хотел, и действовал решительно. Он вжал его в стену, и приблизив вплотную разгоряченное лицо, потребовал: - Не вздумай кричать. Возьми в руку… вот так. Чарльз не успел ничего понять, кроме того, что парень старше и сильнее, а потому лучше подчиниться. Он чуть не вскрикнул, когда почувствовал, что тот схватил сквозь тонкие спортивные брюки его член и теперь они двигались синхронно. Это было стыдно и странно. Но именно в той пыльной каморке Чарльз впервые узнал, что такое чистый восторг, когда сознание смывает волна эйфории.Вскоре он выяснил, что это, в общем, нередкая, хоть и тщательно скрываемая практика в школе. Узнал и о правилах игры: нельзя позволить себе чувственности и нежности, ни одного лишнего движения – наказание за несоблюдение правил может быть жестоким. Станешь посмешищем, изгоем, может быть, будешь избит. В бурлящей гормонами подростковой стае было допустимо удовлетворение животных инстинктов, но под строжайшем запретом – проявление человеческих чувств. ?С того момента в юноше проснулась склонность к фантазиям, странная мечтательность, которая становилась заметна даже его товарищам. Иногда он мог час просидеть за партой, не понимая ничего из выводимых на доске формул, потому что был зачарован бархатным оттенком голоса нового учителя. Или недавний случай в церкви. Чарльз всегда безнадежно скучал на обязательных воскресных службах, и как-то пытался развлечься, рассматривая молодого священника. Сутана ладно облегала его статную фигуру, и Чарльзу смертельно захотелось узнать, надето ли что-то под ней. Он смотрел на витражи сквозь калейдоскоп цветных пылинок и представлял, как его руки скользят снизу вверх по упругим бедрам этого едва знакомого мужчины.Эти образы завораживали его. Они были настолько яркими и пленительными, что ему даже не приходило в голову их бояться или стыдился. К счастью, парень был достаточно умен, чтобы научиться скрывать эту часть своей жизни.…Эрик, несомненно, произвел на юношу впечатление. Смышленый, но довольно поверхностный, Чарльз привык классифицировать новых людей на несколько типажей и выстраивать общение исходя из принадлежности к ним. Социальные игры были просты, а людские характеры, казалось, не отличались разнообразием: восторженно-напыщенные или едкие учителя, благородные девицы, желающие быть очаровательными, и девицы попроще, просто желающие внимания. Наконец, мальчишки: карьеристы, бунтари, слабаки, умники… Эрик явно не вписывался ни в одну из известных категорий, и это пробуждало желание разгадать, понять его.Но… не только это. От холодного красавца веяло силой и опасностью. Опасность манила Чарльза, как пламя пожара в ночи. Быть может, просто потому, что собственная жизнь казалась ему слишком легкой и предсказуемой.Но ему хотелось быть рядом, в зоне действия его мужественной ауры. Чарльз почему-то был уверен, что Эрик подпустит его ближе, выделив среди всех прочих, и эта мысль его вдохновляла.Так что он с радостью принял предложенную роль подопечного и при любой возможности ходил за Эриком следом. Со стороны это выглядело вполне естественным – даже миссис Леншерр порадовалась проявленной внезапно Эриком заботой о младшем.