Часть 6 (1/1)

Из неоконченного романа Б. БэггинсаГлава VВ тесных коридорах подлодки не уединишься. Некуда уйти, негде посидеть в тишине. Смерть на всех одна, но и жизнь — тоже.Разговор для чужих ушей не предназначался. Но уйти и не слушать Бильбо не мог — мимо него таскали ящики с грузом, через центральный пост наверх, в рубку и на палубу.Он прижался возле радиста и акустика. Бифур подмигнул, махнул ему рукой — и вновь ушел в свою морзянку. Ори улыбнулся и прикрыл глаза, слушая океанские шумы. Оба были в наушниках и не слышали, что творилось за их спинами.Комиссар огорченно покачивал головой. Командир нетерпеливо постукивал пальцами по стеклу прибора, потирал висок и гневно хмурился. А перед ним, скрестив на груди руки, Двалин яростным шепотом выплевывал:— Нахуя нам идти к Эребору? Хуль там делать? Ебалом торговать вместе с Северным флотом?— Что ты предлагаешь?— Бля, да то же, что и все! Носовые аппараты у нас полные, только и ждут большую сволочь. Пойдем к мордорским базам.— В шхерах минные заграждения, на подходах к базам — сети.— Да насрать! — Двалин горячился, голос его непривычно звенел. — Выбрались раз из той тряхомудии — выберемся снова. А не выберемся — хуй с нами, хоть сдадим координаты, пусть союзники развлекаются!— Двалин, — осторожно вмешался комиссар. — Этот риск не оправдан. Мне все-таки кажется, надо искать здесь суда конвоя и сопровождать их…— Нет, — отрезал командир. — Этого мы делать не станем.— Да идите вы в жопу! — взорвался Двалин. — Прав корреспондент, прав! Совести у вас нету, лишь бы задницы сухие остались! Требую общего сбора команды! Пусть все скажут, что лучше — наебнуться на минном заграждении или прийти в порт с полным грузом торпед и в глаза всем глядеть!— Поддерживаю, — вполголоса добавил комиссар.Командир долго молчал. Потом заговорил — очень ровно.— Считайте, что я вас услышал. Приказываю подготовиться к передаче груза. Как разгрузимся, проверить систему срочного погружения и снова всплыть ?под рубку?. Переход будет осуществляться в надводном положении, погружение — только для отдыха экипажа.— Торин, — почти умоляюще позвал Двалин. — Ты заебал со своей политикой. Корреспондента обидел, команду на уши поставил… Куда пойдем-то?В ответ равнодушно упало:— Приказ получите своевременно. Исполнять.— Есть.— Есть.Двалин вцепился в ближайший ящик и поволок его к трапу, покрикивая на матросов. Балин нерешительно потоптался возле зажмурившегося командира, отвернулся со вздохом — и встретился взглядом с Бильбо.— Мистер Бэггинс, поднимайтесь наверх.Бильбо юркнул к трапу, надеясь, что командир его не заметит, и спиной почувствовал холодный сверлящий взгляд.Вязаные варежки не спасали от обледенелых железных поручней. Стылый морской ветер разом пробил все слои одежды, добрался до тела, заставил лязгать зубами и прятаться за выступающими частями рубки. От резких порывов выступали слезы, и ресницы тут же неприятно смерзались.— Как видите, мистер Бэггинс, большинство согласно с вами, а не со мной. Можете так и написать в вашем репортаже.Не дожидаясь ответа, командир поднял к глазам бинокль. Линзы отсвечивали красноватым антибликовым покрытием.Под ногами все еще перекатывалась ледяная вода, журча, уходила в шпигаты. Свежая волна раскачивала подлодку, нос резал седые барашки, переднее орудие грозно кивало стволом горизонту.В горле першило от морской соли и холода.— За что вы так не любите журналистов?Командир изумленно опустил бинокль. Помолчал. Поддернул повыше барашковый воротник бушлата, чтобы прикрыть уши от стылого ветра.— А ведь вы правы, — уронил он задумчиво. — Не люблю я вашего брата. Возможно, это не отношение нашего правительства к союзникам, а мое личное — к вам.Над океаном нависали низкие облака, а впереди медленно вырастал силуэт крейсера ?Лихолесье?. Возле него дымили несколько кораблей ПЛО и ПВО — эскорт флагмана, бывшие конвойные корабли рассеянного каравана.Бильбо поморгал. ?Благородный пират? чуть ли не извинялся перед ним?— Простите, но как и чем вам могли насолить журналисты?Над громадой крейсера эльдар лениво вращались огромные локаторы радаров. От борта флагмана отвалил мотобот.Командир неловко расстегнул бушлат, путаясь в ремешках бинокля. Полез во внутренние карманы.— Видите ли, мистер Бэггинс… Вы, журналисты, падки на громкие сенсации. Один деятель пера и чернил умудрился после боя у Азанулбизара выспросить да и черкануть в газете бортовой номер подлодки, совершившей такое славное торпедирование…Потрепанный на сгибах газетный лист потемнел от брызг, и Бильбо поспешно отвернулся, чтобы не намочить вырезку. Он не сразу понял, а потом только холодел, стыдясь и опуская голову все ниже, пока командир рассказывал — очень ровным тоном рассказывал очень знакомые и очень страшные вещи.История оказалась проста. В маленьком городке у ?благородного пирата? остались старый отец — с бронью от завода, который не успели эвакуировать, и младший братишка, не доросший еще до армии. Зато вполне годный тушить ?зажигалки? и стоять у станка на перевернутом ящике, чтобы дотянуться до рычагов. Фронт перекатился через городок едва ли не в самом начале войны, и связи с родными у командира не было. Весточку от них доставили мордорские бомбардировщики, сбросившие на поселок вымпел с привязанной к нему газетой. Даже на мятой газетной бумаге, на смазанной при печати фотографии угадывались лица тех, чьи изуродованные пытками тела раскачивались на виселице… Орки тоже читали газеты союзников. На груди у обоих были таблички: ?За торпеды?.Бильбо вернул истрепанную по сгибам вырезку. Сколько раз он слышал подобные истории — что он мог сказать в ответ? Звери, да. Лютые звери. Только… разве это утешение? И кому вообще здесь нужны его утешения?Бильбо помолчал, щурясь на силуэт крейсера. Потом все-таки открыл рот, чувствуя, как трескаются губы.— Их бы все равно убили. Семьи комсостава ведь.Налетевший шквал сбил с корпуса намерзший иней, хлестнул по лицам мелкими колючими осколками. Должно быть, командиру эти осколки попали в глаза — он сорвал с руки толстую рукавицу, вытер лицо ладонью. Потом снова обернулся, болезненно смаргивая ледяную крошку.— Верно. Но, может, не так жестоко. Так что поймите и меня. В вашей способности не раззвонить военную тайну сомневаться не буду, коль вас адмирал рекомендовал и инструктировал. Мне лично теперь уже тоже все равно. Но прошу вас отдельно — не пишите ничего, что может навредить моим ребятам.Ветер крепчал, налетал порывами, разводил волну. Нос подлодки покрылся серебряной пеной. Команда собиралась на палубе, перекладывала штабель из ящиков.— У кого-то еще семьи… там? — тихо спросил Бильбо. — Вы потому и говорили про Двалина, да, что у него никого?..— Да. И Фили с Кили. Они детдомовские, местные. Я у них кружок по судомоделированию вел… Поверьте, я много думал после нашего с вами разговора.— Я тоже. Особенно о вашем положении одновременно и солдата, и политика.В синих глазах мелькнуло любопытство.— И что же вы надумали?— Я вам очень сочувствую! — выпалил сгоряча Бильбо и, примороженный своим дипломатическим промахом к стылому железу подлодки, заливающийся краской и одновременно цепенеющий от ужаса, вдруг почувствовал на плече тяжелую руку.— Эй, а положенные сто грамм корреспонденту за нынешний день?! — высунулся из люка кок в наспех напяленном чужом треухе. — У меня паек точный, это что ж, неучтенка останется?Командир вздрогнул, но сразу широко улыбнулся.— Неучтенка — зло. Разливай, Бомбур! — он с силой встряхнул Бильбо за плечо. — Спасибо вам, товарищ корреспондент, за проявленное мужество и сохранение дисциплины в боевой обстановке.Трясущимися руками Бильбо принял железный стаканчик. Команда ждала. Многие улыбались. За плечом кока торчал из люка веселый Кили, наверняка инициатор этого прощания. Смущенно поглядывал акустик Ори, потирая ушибленное об ящики колено. Притворно насупил брови суровый Двалин. Откуда-то из недр подлодки донесся негодующий вопль штурмана Бофура:— Это какая же падла мою шапку сперла?!И Бильбо наконец-то вспомнил правильный тост:— Я желаю вам, товарищи, чтобы число ваших всплытий равнялось числу погружений.Он опрокинул в себя водку, обжегшую морозом, но тут же разгоревшуюся огнем в пищеводе. Занюхнул рукавом реглана и поймал смеющийся взгляд командира.— Лихой бы из вас вышел подводник, товарищ военный корреспондент! Я от всей души желаю вам выжить и написать ваш репортаж, — и прибавил потише, так, чтобы слышал только Бильбо. — И желаю сделать это так, чтобы не пришлось стыдиться ни выживших, ни погибших.— Я пришлю его вам, — выпалил Бильбо, перехватив его руку, и сжал ее своей мокрой шерстяной варежкой. — Я обещаю! Вы же должны проверить… Товарищ командир! Торин…Тот ответил коротким, но крепким рукопожатием.— После войны обсудим, если повезет. А вы скоро отправитесь домой и будете в безопасности. Поверьте, я этому рад.Мотобот резво скакал по разгулявшейся волне, приближаясь и уже уваливаясь набок для швартовки. Бильбо подхватил чемодан, примерился, как бы не шлепнуться в океан с обледеневшего борта…Груженый мотобот развернулся в сторону флагмана, и за спиной Бильбо знакомо взвыла сирена подлодки: ?Всем вниз! Срочное погружение!? Когда же он набрался храбрости и оглянулся, над водой реял только бурунчик вокруг перископа, вскоре пропал и он. Судя по всему, погружение прошло штатно.Бильбо же на флагмане эльдар пришлось несладко. Вместо блаженного отдыха он вскакивал по ночам от воя воображаемой сирены. Вместо наслаждения чистым воздухом и просторными коридорами мучительно пытался нащупать на ходу трубы и железные стены, чтобы ухватиться и обрести надежную опору в качающемся мире. И слушал, слушал, слушал разговоры в кубрике и на вахтах, в камбузе и на перекурах… Возвращению домой здесь не радовался никто.Поминали эсминец ?Рыжая гончая?, команда которого открытым семафором послала адмирала к морскому дьяволу с приказом оставить караван, а потом самовольно законвоировала три транспорта и повела их на север. Судьба их была неизвестна до сих пор, но о потопленных кораблях мордорцы спешили сообщить в эфир, так что дерзкий эсминец со своими подопечными имел все шансы по сию пору красться где-то вдоль кромки паковых льдов.Шептались, что после уничтожения ?Смауга? на ?Черной стреле? приказали сбивать аварийные стопоры с клапанов машин, чтобы во все возможные узлы броситься обратно, к оставленным судам.Рассказывали и о флоте кхазад. О том, как эсминцы, сторожевики и старые теплоходы, отродясь ходившие во внутренних морях, набрали под завязку топлива и бесстрашно ринулись в открытый океан, несмотря на аховые метеосводки. Рассказывали и о союзной авиации, которая передала по всем каналам: ?Будем барражировать над акваторией до последнего галлона топлива, но найдем все суда конвоя!?И почти против воли вспоминал Бильбо подлодку, растворившуюся среди маслянистых от холода волн. Жалость или совесть? Напрасно или не напрасно корил его командир? И куда ушла ?крейсерка??Раз из-за горизонта вдруг выметнуло далекий огненный шар, и кто-то ахнул отрывисто: ?Танкер!? Бильбо замер в ожидании грохота. Но звук взрыва не добрался до них. Только вдруг зашуршали вода и воздух, зашептали тихо-тихо, будто отлетающие души стремились достучаться до живых… Души развеянных в пыль, когда сотни тонн высокооктанового бензина сдетонировали от удара торпеды. Жалобный шорох и легкая рябь на тяжелых загривках волн. И все. И непрерывный шелест в ушах вместе с негромким призрачным голосом: ?Что толку с вашей жалости…?От неотвязных мыслей болела голова, и блокнот бессильно вываливался из рук. И все чаще приходило сожаление: Эру милосердный, зачем он не остался с ними?Скорее всего, его молитва была лишь одной из хора других, возносимых командами флагмана и кораблей сопровождения. И они были услышаны: через три дня ?Лихолесье? наткнулось на два гражданских сухогруза из распавшегося конвоя. Один из них на буксирных тросах волок другой, не выдержавший напряжения прорыва. Первый вез танки. Второй был под завязку нагружен взрывчаткой. Первый тащил за собой общую смерть — тащил, паря расклепывающимися от напряжения котлами, натужно хрипя машинами…Адмирал Трандуил долго молчал, глядя на них и хмурясь. Потом отдал приказ просигналить: ?Предлагаем команде покинуть поврежденное судно и перейти на наши корабли?. В ответ с бака буксировщика бодро отмахали ?Спасибо, но мы пока тянем?. И тут же отписали с поврежденного транспорта: ?Утопить нас и орки могут?.— Идиоты, — не выдержал адмирал и склонился над картой. — Вот что делать с этими идиотами?На мостике воцарилась глухая тишина. Кусали губы вахтенные. Комкал обшлаг рукава в пальцах третий помощник. С болью смотрел в стекло штурман — на сцепленные буксирными тросами гражданские посудины, ощетинившиеся спаренными зенитками и дулами танков на палубе.— Раненых эвакуировать к нам на борт, — отрывисто велел адмирал. — ?Листу? передайте: законвоировать этих храбрых идиотов и доставить в точку рандеву с союзным флотом. Добровольцев в аварийную команду на поврежденный транспорт, обеспечить ремонт машины. Добровольцев, слышите? Силой я никого туда гнать не собираюсь!Должно быть, могучая волна радости и облегчения, прокатившаяся по придавленному стыдом крейсеру, и подхватила Бильбо, заставив вызваться в числе добровольцев на транспорт. Адмирал изогнул надменную бровь и бросил сквозь зубы почти презрительно:— На транспорт со взрывчаткой я вас не отпущу, мистер Бэггинс. Мне командующий Северным флотом голову снесет, если вас в брызги развеет над океаном. Но если хотите вернуться — пожалуйста, не смею задерживать. Второй транспорт или эсминец к вашим услугам. Только учтите, у Эребора вам наверняка придется жарко. Очень жарко!— Плевать! — воскликнул Бильбо. — Я задолжал ответ, и мне очень нужно к Эребору!Он почти ловко забрался по штормтрапу* на палубу транспорта, только на последних шагах едва не навернулся через планшир*. Однако был подхвачен десятком дружеских рук, не давших ему расшибиться о железную палубу.Форштевень транспорта реял над волнами, целясь прямо на далекий мыс Эребор. Душа Бильбо пела и ликовала, а рука наконец-то потянулась за забытым блокнотом, и ноги сами понесли по коридорам потрепанного суденышка.Здесь все было иначе. Не так, как на подлодке, спаянной боевой злостью. Не так, как на придавленном муками совести флагмане. На стареньком и усталом сухогрузе царили обреченность пополам с веселой бесшабашностью. Обреченность родилась, когда был брошен караван. Бесшабашное веселье — когда они взяли на буксир теплоход с полным грузом аммонала, и вот уже несколько суток не только оставались в живых, но и не попались на глаза мордорцам.Через несколько часов после ухода флагмана эльдар туман подразвеялся. Матросы убрали буксирные концы, и подлатанный теплоход поплелся пусть самым малым, зато своим ходом. Эсминец сопровождения, просигналив, улетел далеко к горизонту широкими галсами для разведки. Настроение на транспорте и вовсе полезло к верхней отметке.— Дойдем, братва! Дошлепаем! — слышал Бильбо в коридорах и на палубе. — Не одни теперь!Это было хорошо и весело. Но за двое суток до подхода к точке рандеву вахтенные заметили над волнами низко стелющуюся полосу бурого дыма. Бильбо поначалу не понял, что за большой круг с какими-то мячиками болтается в волнах. Люди, спасшиеся с торпедированного судна… стояли в шлюпке по грудь в воде. В ледяной воде северного океана. Стояли очень и очень смирно.Скомандовали полный стоп. Завизжали кран-балки, вынося за борт шлюпку на талях.Один из спасенных уронил в волны больше не нужную дымовую шашку и всхлипнул. Остальные безучастно продолжили таращиться в воду изъеденными солью глазами.Когда их втаскивали в шлюпку, трое оказались мертвы. Пятеро — живы. Облеплены мазутом, обожжены, обморожены — но живы. На палубе они бессильно тянули скрюченные руки, пытались хвататься за твердое. Плакали. Один вдруг расхохотался, визгливо, истерически, тут же согнулся в приступе рвоты, сплюнул на палубу воду пополам с черной нефтью и кровью, упал. Фельдшер подбежал со шприцом, но игла согнулась о задубевшую кожу…Бильбо помогал, чем мог — таскал кипяток для грелок, растирал почерневшие от холода тела, вливал спирт в сожженные мазутом рты, бил по щекам, по рукам и губам с кровавыми трещинами: ?Не спать, сволочь, не сметь спать!?Мичман, уберегший в капюшоне последнюю дымовую шашку, борясь со смертельно опасным сном, рассказывал подробности.Они провели трое суток в открытом океане. Трое суток в залитой водой шлюпке, которая все-таки не тонула. Их было больше, куда больше, но за первые сутки умерли многие — все, обожженные огнем и ослепшие от разлившейся нефти. Они цеплялись за спасательные шкертики и лезли через борт, хрипя: ?Кажись, спасся, братцы!? И умирали среди товарищей, которые не могли ни помочь, ни отстраниться.Мертвецов выкидывали за борт — они не тонули, и один еще сутки плавал возле шлюпки, пока свежеющий ветер не отогнал его подальше. За это время двое живых потеряли рассудок.Один с самого начала тормошил товарищей, не давая погрузиться в дремоту, шутил, вычерпывал воду, помогал обожженным выпить скудные глотки воды, и вдруг метнулся за борт, едва не опрокинув шлюпку. На нем был спасжилет, и он уплывал к горизонту, вопя что-то неразборчивое про землю и южное солнце и молотя воду руками и ногами… Потом скрылся за гребнем вала, и больше они его не видели. Второй тихо спятил от боли в ожогах, разъедаемых соленой водой. Жаловался, просил о помощи, пробовал почесаться, покрутиться, прижаться к чему-нибудь, только бы избавиться от жжения. Его ласково уговаривали не раскачивать шлюпку, затем удерживали силой. Но когда он попытался отнять воду — последние глотки из НЗ*, мичман проломил ему затылок рукояткой бесполезного теперь пистолета.Рассказывая о них, мичман тихо плакал. Ему недоставало сил повернуть голову и отереть слезы о подушку, и Бильбо осторожно прикладывал к обмороженным щекам чистое полотенце. На ткани оставались клочья отмирающей кожи, лицо раненого было похоже на освежеванный череп. Но он жил! Докладывал, называл личные данные погибших и выживших, точно излагал координаты и подробности торпедирования транспорта подлодкой. Благодарил за спасение.Безумец, которого рвало кровью и мазутом, умер во сне, в который его погрузил укол морфия. Фельдшер завернул на страшное лицо простыню и тихо сказал Бильбо:— Не жилец был, пищевод и гортань сожжены. Если бы не холод, не протянул бы столько… — и добавил, глядя в глаза. — Пойдемте-ка на палубу, покурим. Вид мне ваш не нравится.Наверху было тихо. Над морем стояло незаходящее солнце, хотя час был полночный. Бильбо хотел прикурить сигарету и не смог зажечь спичку. Фельдшер поднес ему огоньку.— Да… Водичка здесь не южная, — он кивнул за борт на тяжелые седые гривы. — Но выжить, как видите, можно.— Трое суток, — выдавил Бильбо вместе с дымом и закашлялся. — Стоя в воде! Как они выжили?Фельдшер усмехнулся.— Да потому и выжили, что стояли, как в трамвае. Чтобы сохранить равновесие, им приходилось двигаться, постоянно двигаться. Вот сердечки и работали, и кровушку гнали… Двоим, конечно, ампутация светит, но — живые же!Возле спаренной зенитки возился расчет, сдирая со стволов защитный чехол.— Что случилось? — насторожился фельдшер.— К Эребору подходим, — объяснил пожилой эсгаротец-наводчик. — Надо ждать, что здесь нас причешут.— Сходите на мостик, голубчик, — предложил фельдшер Бильбо. — Узнайте обстановку.Бильбо выбросил окурок за борт и с содроганием подумал, каково-то будет самому окунуться в эту водичку… Невероятным усилием воли он отвел глаза от свинцовых холмов и полез по трапу.В рубке попискивала ?морзянка?. У мыса Эребор остатки эскорта и основная часть конвоя вступили в бой с превосходящими силами противника. ?Осквернитель? все-таки вышел — и у Бильбо сжалось сердце. Где-то его ?крейсерка??Пока два транспорта и эсминец самым малым ходом плелись к пункту назначения в надежде, что противника отбросят, и в страхе подвернуться уходящей мордорской эскадре, эфир звенел от приказов, призывов о помощи и торжествующих воплей победы.Над океаном снова сгущался липкий сырой туман, ветер свежел, разводя хорошую волну. С кормы бросили в воду сигнальный буй, чтобы теплоход позади не напирал. Эсминец скользил в тумане смутной и хищной тенью, на нем торопливо обкалывали лед, чтобы не перевернулся в кренах. Прямо по курсу виднелся силуэт огромной скалы — острова Воронья Высота, последнего клочка суши до континента, выбросившего далеко в океан длинный язык мыса Эребор.Бильбо опять курил на палубе с фельдшером и думал, что Торин все-таки угадал, а он напрасно попрекал его игрой чужими жизнями. Или все же не напрасно? Бильбо принял решение, и вот он здесь, на транспорте. А какое решение принял Торин? И где искать растворившуюся в глубинах океана подлодку?Фельдшер рядом вздохнул, выбросил окурок и ушел в лазарет…***— Жуть какая! — тихо пискнул Пиппин. — Я теперь буду бояться любой воды.— Чего ее бояться? — Мерри тоже явно было не по себе, но не годится сыну речника бояться воды, и он отчаянно храбрился. — Если можно выжить, когда двигаешься, бери весла и греби, пока не вспотеешь. Или хоть попрыгай. Короче, займись делом — и будешь цел.Мальчишки не услышали, как хлопнула входная дверь, и очнулись от голоса мистера Бэггинса:— Фродо, ты дома, мой мальчик? У нас гости!Они оцепенели над разложенными листами, еще пребывая на грани яви с ее мирным столом, накрытым кружевной скатертью, и серыми волнами фантазии со стылым ветром и клочьями соленого тумана. А поэтому не удивились, когда в залу вслед за хозяином вошел белобородый сухонький старичок в черной незнакомой военной форме.Мистер Бэггинс охнул и кинулся к столу.— Фродо! Откуда вы это взяли? Кто вам разрешил?!Гость отстранил его и с любопытством взглянул на снимок торпедоносца.— Вы и фотографировать успевали, мистер Бэггинс? Лихо! — он взял фото подлодки и долго рассматривал. Потом вздохнул. — Да, молодые еще все. И живые…— Вы с той подлодки, да, мистер? — выпалил Мерри.Остальные смотрели на гостя во все глаза.А Бильбо склонил голову и стоял, слепо уставившись на исписанные листы…