Часть вторая. Глава 16 (1/1)

Кларисса долго и насупленно смотрела на кассеты, словно они были виноваты в её плохом настроении. Но изучить их содержимое всё же было нужно. Засекреченные видео материалы допросов Лектера и экспериментов над ним. Кларисса ожидала увидеть нечто мерзкое, поэтому настраивала себя на позитивно-нейтральное восприятие, как их учили на лекциях по психологии. 15 сентября 19** года. Балтиморская психиатрическая лечебница. Значилось в углу первой записи. Это была съемка из лазарета, где Лектер изувечил медсестру. Кларисса знала, что на этой записи не будет звука, но все равно убавила регулятор громкости на минимум. В белоснежном помещении появился больной в белоснежной майке, к нему подошла женщина в белом халате. Прошел буквально миг, и вот белая одежда и белая комната окрасились яркими тонами красной крови. Она была повсюду: на полу, на руках, на лицах. Женщина корчилась и билась в судорогах. Кларисса наблюдала за происходящим, приложив руку ко рту. Видеть реальное нападение маньяка было не в пример страшнее, чем разглядывать снимки полуразложившихся трупов — его жертв. И всё равно, что с момента записи этой пленки прошло более десяти лет, запечатленные на ней люди представлялись реальными, живыми и сегодняшними. Кларисса знала, что будет жалеть о том, что решила посмотреть эти записи, но не смотреть было нельзя. Упустишь даже малую деталь в построении образа маньяка, и всё, считай, работа насмарку. Пороховой ожог исправно напоминал об этом. Справившись с эмоциональным гнётом, Кларисса снова перемотала пленку к началу и включила запись ещё раз. И снова вздрогнула, когда Лектер молниеносно сделал бросок всем телом вперёд, подминая под себя будущую жертву. Какое хладнокровие в глазах. Какая точность в движениях. Он не смотрел на медсестру, как на женщину или человека, так хищный удав смотрит на безмятежного кролика. Момент выбран идеально, рассчитан до секунд. Сработано чисто, если смотреть на это с точки зрения охотника. Пересмотрев эту запись раз десять и сделав пометки в блокноте, Кларисса вынула кассету из видео магнитофона и вставила следующую. 3 ноября 19**. Эта запись велась для ФБР, на ней значилось "только для служебного пользования". Это были съемки допроса Лектера с применением психоактивных веществ. Доктор был привязан к стулу, к его правой руке был подсоединен катетер и капельница, куда санитар вводил время от времени препараты, громко сообщая их название. Некоторые из препаратов были знакомы Клариссе, названия других ей ничего не говорили. Интересно, Прайс по старой дружбе не откажет ей в просьбе углубить её знания фармакологии?— Ввожу объекту препарат *******, — произнес санитар монотонным голосом. Следователи напряглись, вглядываясь в реакцию Лектера. Однако через минуту последовал вздох разочарования. — Сними его крупным планом, — сказал чей-то голос за кадром. Камера приблизилась к отрешенному лицу Лектера, по которому катилась одинокая слеза. — Доктор Лектер, вы нас слышите? — Воды текут, воды журчат, песни поют этой весной, — тихо напевая, ответил Лектер. — Он опять поёт, — сказал уже другой голос за кадром. — Та дам, та дам, та дам там там... Если филе индейки слишком сухое, то к нему хорошо бы добавить соус из свежих ягод шиповника. — Нет, сегодня он явно настроен лирически, — пошутил кто-то невесело. Запись оборвалась, но тут же началась другая. 9 декабряНа этой записи у Лектера шла пена изо рта. На вопрос о его причастности к делу об исчезновении женщины из Кентукки, он сначала ответил молчаливой улыбкой, а после ввода неизвестного Клариссе препарата, начал корчится в судорогах, словно у него был припадок. — Черт, кончай съемку! — кликнул некто за кадром. Камера затряслась и съемка снова оборвалась. 15 января 19**— Лектер, если не скажете нам, где находится тело Элис Уоткинс, мы применим ток. На вопрос следователя Лектер лишь улыбнулся. — Даже если скажу, вы все равно примените, — ответил он в знакомой Клариссе едкой интонации. Прочие допросы Кларисса досмотрела, плотно сжав кулаки. Лектера били, кололи ему препараты, пускали через тело ток. Так, возможно, фашисты издевались над пленными. Но все же, хоть и преступник, Лектер — живой человек к тому же больной психически. Чем оправдана такая жестокость? О неразглашении просмотренных материалов Кларисса подписала бумаги. Теперь ясно, почему. И ясно, откуда у Лектера такая ненависть к Кроуфорду и ФБР в частности. На следующей кассете были представлены видео с опытами, проводимыми доктором Чилтоном. На них подопытному Лектеру приходилось сидеть с манжеткой для измерения давления на пенисе, с какой-то кастрюлей из медных проводов на голове, писать тесты для школьников, отвечать на разные вопросы после применения психотропных веществ. Все это важно называлось научной работой, но, даже для Клариссы с её дипломом психолога, это выглядело до нелепости смешно. Что уж говорить о Ганнибале, чьи глаза так и лучились теплом и радостью к Фредерику Чилтону. Последняя кассета была никак не подписана и выглядела слишком ветхой. Кларисса подумала, что её положили случайно, в прикрепленном бланке она не была указана. — Обычно так порнуха выглядит, — подумалось агенту. Старлинг даже улыбнулась такой мысли. По сравнению с той порнухой, какую она только что посмотрела, любая другая выглядела, как невинные ромашки на лугу. Видак скрипнул, проглатывая кассету. В углу экрана высветилось:Балтимор 19**Кларисса напряглась. Дата на этой записи была самой ранней. Значит, её писали ещё до Чилтона и до случая с медсестрой. В кадре появились двое. Лектер сидел пристегнутый лишь наручниками к подлокотникам кресла, напротив него сидел белобрысый человек в рабочем медицинском халате. Его Кларисса никогда не видела раньше. — Как поживаете, Ганнибал? — Спасибо, доктор Адамс, не жалуюсь. Доктор Адамс. Лечащий врач Лектера до случая нападения. Хм, Кларисса перерыла все архивы, но толком так ничего и не смогла найти по доктору Адамсу. Все его дела и научные работы были строго засекречены, а после инцидента с Лектером он вообще пропал. Это наводило на некоторые тревожные мысли. Дело Лектера начало видеться несколько в другом свете. Всю запись доктор Адамс и доктор Лектер мило общались, словно старые друзья на рыбалке. Интересно, кто и зачем подсунул ей эту кассету? В случайности и совпадения Старлинг разучилась верить давно. Если эта запись оказалась перед ней, значит, это кому-то было нужно, причем сделано это было в обход закона, неформально, случайно, как бы по ошибке засунуто в коробку с другими кассетами. Нет, такие редкие видеоматериалы абы как не валяются, не теряются и случайно абы к кому не попадают. Кларисса ещё раз перемотала пленку на начало. — Как поживаете, Ганнибал? — Спасибо, доктор Адамс, не жалуюсь... Так, что мы знаем по доктору Адамсу?Под словом "мы" Кларисса всегда употребляла себя и бюро. Эти два образа настолько плотно сплелись в её голове, что Старлинг уже не отделяла себя от понятия агент ФБР. Доктор Адамс проводил над пациентом Лектером ряд экспериментов. В результате данной работы произошло сближение доктора Адамса и Ганнибала Лектера. В качестве гаранта новых свобод и некой "одомашненности" заключенному Лектеру ослабили меры предосторожности по содержанию. Зачем доктор Адамс шел на такой тесный контакт? Ему явно что-то надо было получить от Ганнибала взамен. Но он потерпел фиаско. Как только контроль над Лектером ослабили, он тотчас совершил нападение. Докладная, где-то была докладная о нарушениях содержания заключенного Лектера. И по этому поводу должна быть и объяснительная — думала про себя Кларисса. Ей казалось, что она нащупала какую-то очень важную мысль. Ощущение предвкушения грандиозного открытия покалывало затылок. Но пока детали мозаики в картинку не складывались. Лектер учил её проще смотреть на вещи. Проще... Значит, ей явно кто-то помогает или наоборот очень грамотно уводит от следа. Но скорее всего первое, уж слишком много людей было заинтересовано в поимке доктора Лектера. ***Выяснить хоть что-нибудь в самой психиатричке Клариссе Старлинг не удалось. Балтиморская психиатрическая больница для невменяемых преступников попала под банальное сокращение бюджета. Клариссу этот факт порадовал менее всего. Это значило, что ничего из больничного прошлого Лектера она узнать не сумеет. Вообще с этой больницей что-то было неладно, точнее не с самой больницей, а людьми, там работавшими. Хотя всему этому было одно объяснение — Лектер. Слишком уж много на его веку выпало загадок и непонятностей. Доктор Адамс исчез, доктор Чилтон исчез, списки работников утрачены, картотека и дела больных не были изъяты после закрытия и потерялись в завалах здания. Одна грубейшая халатность на другой. Как бы сказал доктор Лектер: "Попытка плохого лжеца скрыть правду". В больнице явно проводили нелегальные эксперименты, какие-то факты требовалось скрыть, и тем более факты о Лектере. Всё, что теперь можно было использовать, как материалы о времени заключения доктора в психиатричке — это работы Чилтона, студентов психфака, пара журналистских очерков и копии с переписки Лектера. На черном рынке, правда, изредка всплывали книги или рисунки Лектера. Бывший медперсонал приторговывал втихую, Кларисса не винила их за это. Конечно, в лапы вездесущего агента Старлинг сразу словился санитар Барни, который продавал всё, что было связано с доктором Лектером, за весьма солидные суммы. Действительно, Барни знал больше всего и дольше всех общался с Лектером, что ж с того, что он решил немного компенсировать моральный ущерб от своей работы. Однако теперь, когда Барни стал чуть ли не единственным свидетелем будней дока и превратился в самого ценного информатора, он был куплен Верже для медицинских услуг. Опять конспирологические теории заполонили мысли Старлинг. А что, если Верже специально продавил решение о закрытии больницы? А что если он... В общем Клариссе позарез нужен был Барни. В конце концов, у неё должна быть такая же информация, что и у Мейсона. Барни она выискала не сразу. Пришлось два дня дежурить около его дома. На телефонные звонки бывший санитар не отвечал. И вот теперь они наконец-то сидели в парке на лавочке. Кларисса, замотанная в платок, с черными очками в пол лица, и Барни, нервно озирающийся по сторонам.— Вот, — быстро протянул он ей несколько кассет с записями. — Это всё что есть. — Много ещё осталось копий?— Одна копия с вашей последней беседой в Балтиморе находится в ФБР, другая у Мейсона, третья в редакции журнала Тетлер. Две других пленки с записью ваших разговоров с доктором в Балтиморе копий не имеют. — Точно?— Точно, — ответил Барни, поморщившись. — Вы лишаете меня весьма приличного заработка, но я даже рад этому. Как бы это фальшиво не звучало, вы мне симпатичны, мисс Старлинг, и мне не по нутру, чтобы какие-нибудь извращенцы слушали это. — Спасибо, — ответила немного удивленная Кларисса. — Что осталось из его рисунков, записей и прочего?— Почти ничего. Но есть очень подробные фотографии его камеры. Их сделали, когда искали в его камере письмо от Зубной Феи. — Я могу их получить?— Да. Я знал, что вы спросите что-то подобное, поэтому прихватил их с собой.— Отлично, Барни. — Это всё? — тихо спросил он. — Не совсем, — туманно ответила Кларисса. — Я бы хотела иметь ту же информацию относительно Лектера, что есть у Мейсона. Барни на минутку затих. Словно собирался с мыслями. — Мисс Старлинг, знаете, по сути Мейсон не знает ничего такого, чего не было бы уже известно вам. — Хорошо, тогда задам вопрос по-другому. Чем более всего относительно Лектера интересовался Верже? — Ну, скорее даже не отдельно им, больше вашими с ним отношениями. — Интересно. А зачем ему это? — Честно, не знаю. Он всегда спрашивал меня об отдельных событиях. Конкретных случаях. — Ясно. Кстати, вы ведь пришли работать в больницу при Чилтоне? — Да. После случая нападения на медсестру, сменили в том числе и персонал, обслуживающий и охраняющий Лектера.— Вы знали дока семь лет. — Так точно. — И за семь лет ни одного нарушения, нарекания. Можно сказать, вы подружились с Лектером. — Отчасти. Но это не так. Просто я никогда не забывал своих полномочий, но всегда был вежлив. Правда, иногда мы беседовали с доком. Это были самые лучшие ночи в моей жизни. — Ночи? — Лектер плохо спит по ночам, боится темноты. В больнице он всегда кемарил днем, а ночью предпочитал читать или лежать, глядя в потолок. Всегда просил оставлять перед его камерой свет в коридоре. Иногда я задерживался, и мы болтали. Это были такие разговоры, казалось бы, ни о чём, но на самом деле я после них понимал и этот мир, и себя гораздо лучше. Мне всегда было немного страшно говорить с ним. Словно он знал всё, видел любого насквозь. Вы ведь в курсе, что он далеко не со всеми разговаривал?— Да, мне говорили об этом. А как вы думаете, Барни, почему он заговорил с вами?— Не знаю, думаю от скуки.— А с другими санитарами он когда-либо общался?— Нет.— Значит, всё же только с вами.— Я думаю, он счёл меня достаточно воспитанным и приятным для общения из всех тех людей, что имели к нему доступ.— Да, соглашусь — выбор у него действительно был невелик.— Но вы тоже относитесь к тем редким людям, с кем доктор предпочел общаться, мисс Старлинг? А вы как думаете, почему это произошло? Ведь до вас приходило много следователей и журналистов, ученых, но ни с кем он общаться не желал.— Я тоже долго ломала над этим голову, — честно ответила Старлинг. — Видимо, мой ответ будет точно таким же как и у вас, Барни. А кто ещё кроме меня и вас удостоился чести общения, так сказать?— Ну, Чилтона я не беру в расчет, как и те случаи, когда доктор просто травил своих посетителей. Наверное, только Уилл Грэм.— А Джек Кроуфорд?— Он ни разу не приходил в больницу, во всяком случае пока я там работал. Хотя, мне казалось, что док ждал его прихода. Всякий раз, когда от Кроуфорда приходили агенты или студенты, наподобие вас, док брезгливо морщился и кидал что-то на подобие фразы: "Опять пришел общаться со мною через посредников". Обычно он смотрел на таких визитеров минуту, две, а потом отворачивался от них и занимался своими делами.— То есть, мой случай действительно исключение из правил.— Да. — Барни, а возможно ли то, что на наше сближение с доктором повлияла разница полов?— Конечно, возможно. Женщин стараются не допускать в отделение для особо опасных. Это чревато тем, что их всех надо будет успокаивать, поливая из брандспойта. Их хоть и качают успокоительными, но гормоны-то никуда не засунешь. А у многих обострения в голове именно из-за баб. Простите, — добавил Барни немного сконфузившись. — Но опять-таки, в вас док в первую очередь увидел не женщину, иначе он полюбовался бы вами, поигрался чуток и снова ушел в себя.— А что, были случаи, когда в отделение приходили женщины?— К сожалению, и почти все они заканчивались очень плачевно. Некоторым барышням ну очень хотелось посмотреть на живого Лектера. Все потом очень сильно об этом жалели. После случая с Дороти Бэнкс женщин категорически не допускали к камере Лектера. — Бэнкс, — попыталась вспомнить Старлинг. Она что-то читала про неё. — Это случайно не тот случай, когда, секретарша Чилтона чуть не выкинулась из окна?— Он самый, — подтвердил Барни. — Она просто решила поглядеть на Лектера. До сих пор никто не знает, что он ей наговорил.— Получается, в моём случае, что-то заинтересовало Лектера, раз он продолжил общение со мною.— Возможно. Но возможно и то, что он просто знал, о чём его будут просить и добивался перевода в другое учреждение.— Ключ, — осенило Клариссу.— Да, — удивился проницательности Старилинг Барни. — Ко времени вашего визита он уже изготовил его из металлического стержня ручки какого-то растеряхи журналиста. — И насколько я помню из отчета, дежурили в тот раз не вы.— Да, я бы такого не пропустил. В общем, док три года пилил этот стержень об угол болта.— И как только его перевели туда, где использовались наручники...— Да, увы и ах. Я предупреждал Чилтона о мерах безопасности. — Помню, он даже не дал вам проинструктировать новых конвойных.— Собственно это и стоило ему жизни.Какое-то время они молча смотрели на бегающую по парку детвору.— А вы никогда с доктором Лектером не обсуждали меня? — вдруг спросила Старлинг.— Однажды, док спросил, что я думаю о вас. — И что же вы ответили? — Я сказал, что вы милая и вежливая девушка, мисс Старлинг. А док мне на это ответил, что вы похожи на голубя-вертуна и что вы ныряете очень глубоко. — Что это значит? — Он сказал, что дети похожи на своих родителей, что вы слишком упорны и настойчивы. Он высказал надежду на то, что ваши родители, если бы они были голубями-вертунами, ныряли куда как мельче, иначе вы, как их птенец, рискуете разбиться.