Часть вторая. Глава 7. (1/1)

Это была чудесная пражская весна. Умытые дождем улицы источали свежесть. Мокрые статуи и крыши домов казались черными и налакированными в свете утреннего солнца. Жизнь неспешно начинала своё движение на узких уютных улочках. В кафе туристы и горожане пили пиво; маленькие магазинчики то тут, то там открывали свои ставни. Было здорово жить, ощущая на себе дыхание европейской весны, по которой он так соскучился. Не хотелось никуда спешить: вот просто стоять на площади перед астрономическими часами и, подставив свои щеки солнцу, тихо радоваться. Ганнибал Лектер так и сделал. Его бледная аристократическая кожа озарилась миллионами солнечных лучей. Даже через закрытые веки доктор ощущал их пульсацию. Прага всегда была тем местом, куда доктор хотел вернуться. Когда он учился в интернатуре, он посещал библиотеку Клементиум. Её внутреннее убранство послужило прототипом для его личной библиотеки во Дворце Воспоминаний. Прекрасный образец архитектуры стиля барокко, где потолочные фрески были написаны художником Яном Хиблом. Вообще, в Праге было много замечательных излюбленных доктором мест. И, как он догадывался, здесь его могли ждать неприятности. Мейсон Верже — неисправимый авантюрист в делах любовных и делах мести — наверняка рассчитал, что такой эстет, как доктор Лектер, непременно должен будет побаловать свой утонченный вкус мировыми шедеврами архитектуры, кухни и искусства. Люди Мейсона дежурили по всему свету, по всем концертным площадкам, по всем местам, которые могли бы привлечь Ганнибала Лектера. Но у Мейсона была одна серьезная проблема — он не знал, как сейчас выглядел доктор. На руках магната были документы из частной клиники пластической хирургии Иво Питанги. Эти документы стоили Мейсону очень больших денег, и он надеялся, что потратил их не зря. Во всяком случае, теперь он отметал любые сообщения о том, что "Лектера видели".Мистер Ларуш — седовласый джентльмен холеной внешности, невысокий, щуплый и брезгливый, сегодня принимал визитера в лице Ганнибала Лектера — последний представился как Пьер Роже, знаток всего древнего и изящного, перекупщик и оценщик. Мистер Ларуш говорил на французском языке, что особенно понравилось Ганнибалу, поскольку чешский язык был вне его языковой компетентности. Ларуш на этот маленький недостаток визави закрывал глаза; что ему стоило вспомнить язык своей родины в общении с человеком, который свободно читал Данте в подлиннике, который японские манускрипты одиннадцатого века легко отличал от манускриптов века пятнадцатого, а также понимал и пояснял, что в них написано. При этом мсье Роже и сам прекрасно рисовал и подделывал работы японских художников. В общем, мистер Ларуш остался глубоко доволен этой встречей. Особенно важным для Ганнибала было то обстоятельство, что Ларуш не лез с расспросами о биографии своего нового компаньона. Такие дела, которые прокручивал Ларуш, были весьма сомнительны в плане законности, но весьма выгодны для финансовых вложений. Биография людей, занимающихся подобным бизнесом, не всегда была чиста. Ганнибал рассчитывал, что Ларуш примет его за "своего человека". Вскоре так оно и произошло, и грязные деньги потекли рекой. Ганнибал наконец-то вращался в хорошо знакомом ему круге. Он помогал Ларушу организовывать выставки, покупать мебель и антиквариат, подпольно торговать подделками, иногда своего же производства. Благодаря этому через его руки проходило много предметов искусства. Ганнибал сразу обозначил Ларушу, что его целью является покупка раритетной японской катаны. Ларуш и сам был не чужд коллекционированию, поэтому просьба мсье Роже ещё более сблизила их. Но более всего новой должности Ганнибалу нравилась возможность легально выезжать в качестве эксперта в любую точку мира — будь то Китай или Аргентина — а ещё он приметил одну особенность брезгливого мистера Ларуша. Тот всегда носил нитяные перчатки. И оказалось, что это довольно распространенная в Чехии практика среди оценщиков и экспертов. Прошло два года. Успех компании Ларуш-Роже был феноменальным. Их личные состояния сильно приумножились. Ганнибал прекрасно организовывал выставки и показы. Он с невероятной точностью определял трендовые течения в искусстве и всегда делал верную ставку на того или иного начинающего художника. Благодаря тому, что в Киото доктор работал в историческом музее, он прекрасно ориентировался в японской культуре и был довольно востребованным специалистом по Востоку. А ещё доктор обладал феноменальной памятью на детали. Иногда во время отпуска, ещё в то время, когда он официально работал психиатром, Ганнибал выезжал в Италию, библиотеку Каппони, где с удовольствием читал шедевры античной и средневековой литературы. Там же в Италии он частенько заглядывал в реставрационные мастерские или следил за тем, как идут восстановительные работы той или иной архитектурной достопримечательности. Благодаря природному обаянию и умению расположить к себе собеседника вплоть до дружбы Ганнибал узнавал от реставраторов и экспертов множество секретов. Он запоминал их как дважды два, используя свою мнемоническую систему, и теперь эти воспоминания сослужили ему хорошую службу. Ганнибал Лектер под именем Пьера Роже теперь был одним из влиятельных и востребованных экспертов-искусствоведов. Таким образом он убивал двух зайцев. Он прятался на виду, а это была одна из лучших маскировок, и жил той жизнью, которая ему очень нравилась, хотя подчас, сидя в кафе под открытым небом и взирая на прохожих, он часто думал о них как об ингредиентах к тем или иным блюдам высокой кухни. Его снедало желание, но он понимал, что рисковать в его положении, когда за ним охотятся федералы и добрая половина наёмников со всего света, было неоправданно глупо. Кстати, об одной федералке... Ганнибал Лектер не изменил своему обещанию, он исправно первого числа каждого месяца покупал те газеты, названия которых он указал в письме к Клариссе Старлинг. Однако для господина А.А.Аарона не было вестей. Просматривая колонку с частными объявлениями и не находя там ничего от заинтриговавшей его в своё время Старлинг, Ганнибал улыбался. Правда, он все же старался быть в курсе её дел и положения. Он даже изредка следил за делами старины Кроуфорда, хоть это было и наискучнейшим делом. В ФБР за эти годы мало что изменилось. Подумать только, за почти шесть лет они не то чтобы не напали на его след, они похоже даже и не пытались. Пару раз он заходил на официальный ведомственный сайт — скучный, как разговоры опостылевших друг другу супругов перед сном. Ему было приятно видеть себя в рядах самых опасных и разыскиваемых преступников, но в последние восемь месяцев и этой сомнительной чести он был лишен. В ФБР, видимо, решили, что "доска почета" переживет отсутствие доктора Лектера. Это не сильно смущало обладателя этой фамилии, но заставляло иногда мечтательно сожалеть о былых годах азарта, напряжения и невероятной игры. В этой связи ему нередко в голову приходил Уилл Грэм. Интересно, как он там, в своём бунгало на берегу моря? Он даже адрес не сменил после того, как ему нанес визит один застенчивый юноша с татуировкой на всё тело. Видимо, всё в жизни Уилла было так плохо, раз он ждал, что один старый друг и коллега навестит его. Что ж, подобное безразличие к жизни и жажда смерти, конечно, не похвальны, но нет, доктор не нанесет ему визит и не сделает его существование менее болезненным. Доктору было приятно осознавать, что Уилл Грэм страдает. Ганнибал Лектер страдал восемь лет. Заключение не прошло для него бесследно, хотя он пытался исторгнуть из своего сознания некоторые особенно неприятные моменты. Он не хотел видеть каждую ночь во сне тюремные казематы, где въевшиеся в кожу за восемь лет запахи и звуки, давили на него со всех сторон, словно проклятие. Даже вопреки волевым установкам он снова и снова оказывался в подвале, насквозь провонявшим фенолом, он снова смотрел на узкий каменный коридор сквозь призму стекла из своей камеры. Он снова чувствовал запах и вкус своей маски, он слышал скрип кожаных ремней и звук защелкивающегося замка. Но иногда в этих снах ему слышался цокот каблучков по бетонному полу. Шесть, пять, четыре... Проснувшись, он вздрагивал, не до конца понимая, в каком месте находится. Выйти из одной шкуры и влезть в новую всегда непросто. Восемь лет, восемь лет, украденных из жизни. И хотя он использовал эти восемь лет, чтобы учиться, учиться владеть собой, использовать разум и воспоминания, но одно только упоминание о докторе Чилтоне заставляло его поджимать губы. Утешиться он мог лишь одной мыслью: бывший главврач сейчас сидел где-то в Бразилии, пуская слюни на пол. Единственная отдушина, связывающая его с тем мрачным прошлым — Кларисса Старлинг. Когда она ещё только в первый раз пришла к нему в "обитель ужаса", он уже знал, он почувствовал это очень сильно, что она потянулась к нему изо всех сил, независимо от сознательного желания. И это было губительное желание. Она наверняка остро осознавала эту скользящую грань пропасти безумия, но её долг и отточенные тупыми зубилами школы и института мозги не давали ей проникнуть достаточно глубоко внутрь себя. Сейчас она видимо представляет из себя интереснейшую личность. Доктору не терпелось узнать, какие перемены произошли в этой храброй девочке. Продолжает ли она до сих пор просыпаться во влажных и липких простынях с щеками, пунцовыми от смущения? Ведь что такое настоящая любовь? Любовь парадоксальна. Сознание перестает рассказывать сказки, и привычная нам любовь кончается, но настоящая любовь совершенно другого качества — она любит там, где сознание не видит выгоды, она любит вопреки. А Старлинг, Лектер знал это точно, умела любить. ***Третий год подряд Старлинг выигрывала чемпионат по стрельбе. После очередной победы, когда они вместе с Джоном и Арделией праздновали в кафе "У бабушки Джоди", Кларисса поймала себя на мысли, что неотрывно любуется нижней губой Бригема. Джон уловил её взгляд, но вида не подал. Кларисса, потягивая ледяной коктейль, думала: "А может это я все себе напридумывала? Зачем я его сторонюсь?".По-прежнему в её ночные кошмары были вхожи подвал Гамма с жуткими криками, темнотой и запахом гниения, блеющие в ночи ягнята, слова, глаза и губы доктора Лектера. От всего этого она хотела избавиться, а избавиться можно было только одним способом — не оставаться в одиночестве. Арделия была рядом только днем, ночью же Кларисса уходила на свою половину дома, к своим призракам и теням прошлого. Бригем не изменял себе все эти годы, он старательно ждал, окружая Старлинг дружеской и только дружеской заботой. И вот теперь, когда она была трижды лауреатом престижных соревнований, обставив по количеству золотых медалей даже таких прославленных агентов, как Заг Макконахи и Эндрю Вайс, которые, казалось, никогда не перестанут улыбаться с высоты своих портретов, расположенных на почетном стенде в главном здании имени Гувера. Теперь, когда на этом стенде висит и её портрет, где улыбчивая и скромная Кларисса Старлинг — гордость ФБР, трехкратная лауреатка межведомственного чемпионата по стрельбе, освободившая живой и невредимой дочь сенатора Мартин из рук маньяка Баффало Билла. Теперь Джон Бригем, давший ей все, что мог, смотрел на Клариссу с нежностью, болью и надеждой. Три года ухаживаний и ожиданий кого угодно сведут с ума. После ужина на следующий день она позвонила ему сама. — Привет, Джон. Что делаешь?— Ничего, балду пинаю.— Представь, я тоже.По интонации её голоса он понял, что она улыбается. Джон улыбнулся в ответ, как будто телефонный аппарат был способен передать эмоции. — Слушай, — внезапно продолжила она, нарушая появившуюся между ними тишину своим бодрым голосом. — А давай пинать её вместе?— Что? — переспросил Бригем. — А... э... Давай, — мгновенно отозвался он, поняв, что наклевывается нечто очень положительное. — Куда пойдем пинать?— Давай у тебя, — предложила Кларисса.— Хорошо, — ответил Бригем, улыбаясь во весь рот. — Тогда я возьму пива и прикуплю пару кассет со слезливыми фильмами. — Не надо со слезливыми, — расхохоталась на том конце провода Старлинг. — Давай уж лучше комедии. — Заметано. — А с меня что-нибудь вкусненькое.— Ок. Во сколько тебя ждать?Никогда ещё Джон Бригем не был в таком приподнятом настроении. Он окинул взглядом свою холостяцкую квартиру и, почесав затылок, присвистнул. Уборки было — мама не горюй. Но, в конце концов, он что, не морской пехотинец? Вооружившись тряпками, щетками и ведрами Джон Бригем отправился на тропу войны с бардаком. Вечер прошел славно. Они с Клариссой много смеялись и дурачились. Валялись на диване и ни в чем себе не отказывали. В общем, расслаблялись после работы, как обычные нормальные люди. Ближе к ночи Кларисса уже почти полулежала на мускулистом и подтянутом теле Бригема, глядя, наверное, пятый за сегодняшний вечер фильм. Приятные тепло и тяжесть мужской руки, лежащей на хрупком женском плече, успокаивали. Приятные тепло и вкус немного обветренных губ. Приятные неспешные движения, когда её кофточка и джинсы полетели в сторону. Но когда приблизилось утро, примерно в начале пятого часа, часа Волка, как принято считать в Китае, часа злых духов, часа, когда снятся самые страшные сны, Кларисса проснулась. Она села в постели, не понимая, где находится. Рядом с ней находилось мужское тело, и Кларисса силилась вспомнить, кому оно может принадлежать. Джон от движений Старлинг тоже проснулся. Он погладил Клариссу по руке и одним движением усадил девушку верхом на себя. Но только занимаясь сексом и глядя в лицо партнеру, Старлинг вдруг с ужасом увидела вместо лица Бригема лицо своего отца, которое затем сменилось лицом Кроуфорда. Джон шумно кончил, и Кларисса, улыбнувшись и похлопав здоровяка по взмокшей груди, сказала: — Я в душ. Под струями горячей воды, пытаясь прийти в себя, Кларисса сидела, обхватив руками голову. Её страшно мутило. Было такое ощущение, что она только что переспала со всеми тремя мужчинами. В голове опять возник голос Лектера: "А вы не думали, что Кроуфорд представляет всякие мысли о вас, например, как он пристаёт к вам, как он трахает вас?".В ярости Кларисса пнула ногой ванну; с верхней полочки посыпались вниз лосьоны и шампуни. На шум прибежал Джон.— Эй, малыш, у тебя там все в порядке!? — спросил он через дверь.— Да, — отозвалась Старлинг нетвердым голосом. — Не волнуйся. Я тут... немного поскользнулась, но, поверь, я ничего не ушибла!— Точно все в порядке?— Да. Я сейчас выйду. — Большие полотенца на полке справа. Пойду тогда готовить нам завтрак. Укутанная в махровый халат Бригема Кларисса смотрела, как он в одних трусах готовил завтрак. Призрачные иллюзии воскресали вновь одна за одной. Боль волною накатывала к груди Клариссы. Боль. Старлинг ждала, что она придет ночью во время секса, как случалось не раз, когда Кларисса спала с мужчинами, но когда та не пришла, то внутри разрослись пустота и ощущение неправильности. Так не должно быть. Любовь и заботу в этой жизни Кларисса Старлинг принимала лишь однажды, лишь от одного человека. Картинка всплыла в её памяти, покрытая пеленой туманных и острых на ощущения воспоминаний, где широкая спина её отца, стоящего у плиты, размеренно поднималась и опускалась следуя вдохам и выдохам. — Ну что, малыш, проголодалась? — спрашивал её отец.А потом это всё оборвалось вмиг. Остались только кровь, холод ночи и блеяние ягнят, ощущение беспомощности, которое она поклялась никогда больше не испытывать. Она так привыкла бороться что забыла, каково это — быть женственной, слабой, ждать домой любимого человека, жить обычной жизнью, где нет трупов, наркотиков, ночных вызовов и внезапных рейдов, где нет перестрелки и мата. И вот Джон Бригем болезненное напоминание о том, кем когда-то она была. Он снова возвращал её в то время, когда она была девочкой, маленькой, зависимой и слабой. Она не могла принять его покровительства, его заботы. Едва почувствовав посягательства на свою свободу и самостоятельность, Кларисса тотчас обросла острыми шипами. Все попытки Бригема сделать её мягкой, доброй, спокойной — это напрасная трата времени. Да, он любит её, и хочет оградить и уберечь от опасностей внешнего мира, как и любой мужчина, но его любовь делает её зависимой, тем же ягненком, которго она так старательно из себя вымарывала. Говорят, счастливую пару могут образовать только счастливые люди. Как может быть счастливым человек, который так старательно бежит от себя? Как несчастный внутри себя сделает счастливым другого? Это глупо. Зачем пытаться обманывать его и, самое главное, себя? — думала Старлинг, рассматривая широкую спину Джона. Он попытается втянуть её в эту обычную нормальную жизнь, к которой она совершенно не приспособлена, ради которой ей придется врать. Джон повернулся к Клариссе лицом.— У тебя все хорошо, малыш? Ты выглядишь немного встревоженной.— Да, Джон, у меня всё хорошо, — соврала она, улыбнувшись. Расстались они, казалось бы, обычно. Кларисса до конца старалась сохранить улыбчивое лицо, и лишь когда за ней закрылась дверь, она дала волю настоящим чувствам, душившим её. Она села в машину и газанула с такой скоростью, словно убегала от самой смерти. Дома её ждала вездесущая любительница тайн Арделия Мепп. Она улыбнулась при виде подруги и поздравила её с началом настоящих отношений. От расспросов Арди было сложно отвертеться. Стараясь как можно сильнее завуалировать то, что происходило на самом деле, Клариса рассказала улучшенную версию того, что было — естественно выпуская из упоминаний свои галлюцинации и страхи. Арделия радовалась за подругу, не зная того, что именно эта её радость заставит Клариссу в дальнейшем только отодвинуться от тесного, душевного, искреннего общения с ней, стать более замкнутой, научит врать. Бригем позвонил снова. Они снова встретились. На втором свидании сумасшествия не повторилось, и Кларисса подумала, что её демоны затихли, но на третьем свидании они вырвались с удвоенной силой. Вырвались и заставили Клариссу сожалеть обо всём на свете, сожалеть так, что она чуть не бросила машину, мчащуюся на полном ходу, на хлипкий бортик, отделяющий проезжую часть от крутого обрыва. Остановив машину, Кларисса уставилась в одну точку. Лоб был покрыт крупными каплями пота. Не хватало воздуха и казалось, что вот-вот вывернет наизнанку. — Я сильнее этого, я сильнее этого, — уговаривала она саму себя. День близился к закату, а Кларисса Старлинг всё сидела в своей машине, припаркованной в лесополосе на федеральной трассе номер тридцать один. Женщина спала прямо за рулём, закутавшись в своё зеленое пальтишко. Черты нежного бледного лица были расслаблены, хотя по лбу иногда пробегали морщинки, когда Клариссе снилось что-то неприятное. Как сейчас она была похожа на саму себя в далеком детстве. Беззащитная и хрупкая, один на один с этим жестоким миром. Так хотелось приголубить, приобнять и обогреть это существо, но это некому было сделать.Проснулась Кларисса, когда было уже совсем темно. Дома она сказала Арделии, что по дороге спустило колесо. Джон продолжал звонить ей, она отвечала ему, что бесконечно занята на работе. Она продолжала врать Арделии, что уходит на свидание, в то время как сама уезжала бродить по перекрестьям бесчисленных дорог. Бригем продолжал звонить ещё месяц, пока не понял, что Клариссу Старлинг как женщину он потерял. Джон уволился из Бюро. Может потому, что ему надоели тамошние законы, а может быть потому, что хотел меньше видеть Старлинг. Нет, они не перестали быть друзьями. Об этом он сказал ей прямо и открыто, после того как она официально положила конец их взаимоотношениям. Но каждый раз смотреть вслед удаляющемуся силуэту её фигуры ему было тяжело. Нет, определенно, Кларисса Старлинг любить не умела и не могла.