отчаяние ; кихен, хосок (1/1)

Кихен нажимает кнопку на лифте не глядя, точно зная?— не промахнется. Этот маршрут он уже заучил наизусть?— на каждый шаг по повторенной миллион раз фразе: ?думаешь мы не пытались?? и ?так ты его точно оттуда не вытянешь?. Кихен не идиот и прекрасно все понимает. Двери лифта открываются с громким лязгом, что ранним утром точно разбудит всех на ближайшие три этажа. Всех, кроме человека в одной квартире с железной дверью без номера. Кихен знает Хосока и на сто процентов уверен?— в шесть утра он даже еще не ложился. Потому что СМС-ки ?спокойной ночи? в пределах от семи до восьми утра?— несуразица полная, но Кихен, честное слово, никогда не был против; они перестали приходить так давно, что Кихен начал держать телефон на вечном беззвучном режиме, совсем перестав надеяться. А это уже, как говорится?— край. Унять дрожь в руке, которая пальцами по стене тянется к дверному звонку, не получается?— у Кихена дежавю, помноженное на сотню, и это начинает сводить с ума, но он, честное слово, держится. Его уже пять раз выгоняли соседи, облаивали все живущие здесь собаки и даже какая-то старушка этажом выше назвала наркоманом; Кихен делает глубокий вдох и нажимает на кнопку. Тихая трель, а потом?— тишина. Кихен даже не сомневался?— кидает рюкзак на пол и звонит снова, а потом еще три раза подряд. Тишина.*** —?Сколько времени уже прошло? Кихен горько усмехается, поправляя очки на носу?— ранняя осень и солнце посреди ясного неба, как знак на удачу и светлое будущее. —?Сегодня будет три месяца и четырнадцать дней. Подумать только?— ведь прошло целое лето. ?Последнее лето??— Кихен прикусывает язык и заталкивает эти мысли, что на вкус, как паленая водка, как можно дальше. Они проебали почти все, что можно было проебать, и сейчас он только отчаянно пытается собрать объедки. Получается, кстати, довольно хреново. Кихену та встреча три месяца назад?— гиря, тянущая на самое дно?— середина мая, немыслимые оттенки розового на небе, деревьях и даже его рубашке, было сделано много фотографий, Кихен истратил целую пленку, чтобы потом каждую из них развесить по стенам, как пазл. Собирать все по кусочкам, каждое его слово и выражение лица?— улыбки до скрежета в груди искренние и взгляды, направленный не в камеру, а немного выше. Кихен ищет зацепку с извращенной зацикленностью Шерлока Холмса. Что послужило запуском таймера до самоуничтожения? Хосок снова спрятался?— его нет уже три месяца и четырнадцать дней. И с тех пор Кихену от него остались только запах прокуренной кожанки и десятки фотографий, разбросанных по квартире. Кихен безумно скучает. —?Не хочу тебя расстраивать, друг мой,?— с видом матерого капитана вздыхает Чжухон, смотря на Кихена с нескрываемым сочувствием,?— но наверное, все же, лучше тебе успокоиться и просто ждать. Ты ведь знаешь его?— черт знает, что у него голове происходит. Смех и прикосновения к ладоням, поцелуи в области шеи, Кихен даже согласился прокатиться на чертовом мотоцикле, который всей душой ненавидит. —?Ты знаешь, что вероятность смерти на мотоцикле еще выше, чем на машине, а вероятность смерти на машине признана чуть ли не самой высокой? —?Тогда почему ты всегда соглашаешься поехать со мной? Звенящее ?увидимся завтра?, которое Хосок говорит всегда перед тем, как исчезнуть,?— это ведь было так очевидно, а Кихен даже не понял, он был таким счастливым и радостным, что, казалось, за спиной вот-вот вырастут крылья?— чтобы на следующий же день оторваться. Кихен знает Хосока, это действительно так?— и он знает, что у него всегда и на все есть какая-то причина.*** Когда от трели звонка за дверью?— которая ощущается не дверью, а бетонной стеной до самого неба?— разве двери не должны хоть когда-нибудь открываться? —?уже начинает тошнить, Кихен закуривает прямо в подъезде. Он знает, что всем плевать?— в призрачных очертаниях сознания Хосок, садящийся на сырые ступени и со смехом под строгим взглядом Кихена убеждающий, что здесь все так делают и вообще, за что ему достался такой трусишка. Месяц назад, когда Кихену было особенно плохо, он бил по двери ногами и кричал оглушительно громко?— ?и кого же из нас теперь можно назвать трусом??. А весь следующий месяц он извинялся?— следы от ботинок, как вечное напоминание, которое он так и не решился стереть. —?Хосок, прошу тебя, давай поговорим. Я хочу понять, в чем дело. Глупо, глупо, чертовски глупо. Он встает и снова подходит к двери?— представляет, как Хосок сейчас стоит рядом с ней точно также, и между ними, не считая ее?— только секрет того дня. —?Можем прокатиться на мотоцикле, если ты хочешь. Или залезть на чердак. —?Помнишь же, как однажды мы туда залезли? Тебе так этого хотелось, а потом мы уронили лестницу и просидели там, в пыли и темноте, пять часов, пока ребята не нашли нас и не вытащили. —?Хосок, ты меня слышишь? —?Я по тебе соскучился. Я имею ввиду, ребята тоже соскучились, очень, а я… Соскучился невыносимо. Прошлогоднее лето, то, которое они еще не умудрились так глупо потерять?— липкие полы, мокрая одежда, подушки, раскиданные в ногах. И Хосок— лежащий на этом же полу совсем рядом, достаточно протянуть ладонь, чтобы коснуться его щеки?— Кихену хотелось это сделать особенно сильно, когда он смеялся, чаще всего над собственной шуткой?— и не мог он этого сделать только потому, что Хосок переплел их пальцы. Пальцы, пропахшие куревом?— у Кихена тоже, Хосок задался целью научить его нормально затягиваться, а Кихен был слишком труслив и притворялся только чтобы его не расстраивать. Двумя месяцами позже Кихен наконец-то научится нормально курить, дым будет солёным на вкус, потому что вместе с ним он будет глотать истеричные слезы, его настоящим учителем станет Хенвон, но какая разница, если думать Кихен будет исключительно о Хосоке. Пепельница?— переполненная до краев?— вместо звёзд на июльском небе они рассматривали трещины на потолке и придумывали, из-за чего каждая из них появилась. Хосок говорил: —?Кихен, честное слово, ты?— лучшее, что случалось с этим городом. И —?Кихен-и, мне ведь с тобой действительно хорошо. Кихен знал, что это правда?— за последние четыре месяца Хосок ни разу не пропадал и не прятался?— это было его личным негласным рекордом. Кихен не помнит, играла ли у Хосока в квартире музыка, или она?— наваждение, впутавшееся в общую вереницу обезумевших мыслей. Кихен помнит многое?— фильмы с субтитрами, пыльную гитару в углу?— никто не умел играть?— стопку книг Джека Лондона, подпирающую полочку, а вокруг этого всего?— какая-то невероятно красивая музыка, которую Хосок сочинил сам; уникальная, которую нигде больше не сыщешь?— разве что только в самых укромных уголках памяти, в мозгу, воспалённом отчаянием. Кихен утыкается лбом в дверь квартиры и вслушивается, даже перестаёт дышать?— глупое сердце, не бейся так громко?— и ничего не слышит.*** —?Вам, блять, что, правда настолько насрать на него?! Напряжение, повисшее в воздухе, разве что резать ножом?— только вот нож лежит около раковины и к нему, пока что, никто не притрагивается. Кихен?— коктейль из усталости и чистейшей злобы?— переводит взгляд от Хенвона к Чангюну и обратно. У Хенвона вид виноватый, у Чангюна?— не менее яростный. Прям как в старые добрые времени?— хочется улыбнуться, да вот только не время. Чангюн чуть ли не рычит?— проговаривает каждое слово издевательски медленно: —?Прекрати делать вид, что ты здесь самый умный. Раз так сильно хочется изображать героя?— валяй, только толку от этого никакого. Если бы тебе самому было не насрать, позаботился бы о другом,?— короткий взгляд на дверь комнаты, в которой недавно уснул Минхек. Для Кихена это?— последняя капля. —?Я забочусь о том, о чем считаю нужным. И меня напрягает только то, что я это делаю в одиночестве. —?Тебе никогда не приходило в голову, что в произошедшем виноват именно ты? Хенвон тянется к пепельнице и параллельно открывает окно. Кихену свежий воздух как нельзя кстати?— Чангюн победно улыбается, а Кихен?— только бы устоять на ногах. Очень жаль, что сегодня он пришел без Чжухона. —?Тебе только и делать, что обвинять во всем окружающих?— с самого детства, с самого твоего приезда, достаточно таких случаев было, чтобы я их запомнил. А ведь в последний раз с ним был именно ты?— только ты?— и никто из нас не знает, чем вы занимались. Хенвон говорит: —?Чангюн, хватит. Его слова гипнотизируют?— забивают собой легкие и гортань, растекаются по телу нестерпимой болью, каждое слово?— иголка под ноготь. Чангюн продолжает. —?Знаешь, однажды Чжухон назвал тебя ?ловцом чужих душ?, я тогда рассмеялся, подумал, ну и глупость, а потом понял?— это действительно так. Мой тебе совет?— верни эти души обратно, их владельцам из-за тебя чертовски хреново. —?Чангюн. —?Это ты виноват, Кихен. Ты сделал что-то не так, ты заставил его снова уйти под замок, еще и так надолго?— до того как вы сблизились это случалось гораздо реже. Так что прекрати, блять, обвинять во всем нас, и загляни, наконец, в себя… —?Пожалуйста, перестань. —?…Если хоть что-то сможешь увидеть в душной темноте и грязи. Чангюн уходит?— копошение за приоткрытой дверью, проснувшийся Минхек и имя Кихена, сразу же слетевшее с губ. Хенвон протягивает ему сигарету молча, и в это жесте что-то, что Кихен прочитать не в состоянии?— согласен он с Чангюном или нет, какая разница, если Кихен сам?— согласен. И от этого?— детская гнусная обида, которая на вкус, как песок и пожухлые осенние листья на заднем дворе его дома. Кихен виноват во всем сам?— снова.*** —?Хосок-а, это ведь из-за меня все, да? —?Прошу тебя, расскажи мне, в чем я виноват? —?Я обещаю тебе, я исправлюсь. Теперь это кажется Кихену до смешного очевидным?— за исключением того, что смеется он истерично и не замечая текущих по щекам слез. Он возвращается снова?— в руках охапка фотографий, в тот день была истрачена целая пленка?— он ищет, ищет, соскребая с бумаги краску ногтями, оставляя мокрые разводы. И не находит. Искренние разговоры?— всегда с объятьями,?— долгие прогулки?— всегда с поцелуями,?— печаль, разрывающая изнутри?— всегда с извинениями. Хосок знает, что они близятся к неизбежному, так же, как это знает Кихен?— так же, как это знают все, за исключением, быть может, Минхека. —?Ты ведь не захотел терпеть приближение конца, да? Кихену больше не кажется, что звуки доносятся из квартиры?— у него просто шумит в ушах?— морские волны у набережной, мотор мотоцикла, музыка, сочиненная в самые жаркие летние ночи?— все то, что Кихен потерял. Теперь уже навсегда. —?У нас было целое лето, Хосок. Последнее, но все равно целое лето, чтобы провести его вместе. Почему же ты не захотел… Голос срывается и Кихен оседает на пол. Вопросов, на которые он никогда не получит ответа, с каждой секундой все больше, и душат они не хуже желчных слез. Кихен задыхается.*** Кихен просыпается поздней ночью?— все в том же подъезде, оставленный у стены, как бесхозная кукла?— с соседской собакой, пристроившейся под боком. Ему на плечи накинут плед?— бледно розовый, выцветший от частой стирки?— Кихен узнает его сразу же, вцепляясь в хрустящую ткань мертвой хваткой. Он поднимает взгляд на железную дверь без номера, подрывается к ней, как к спасательному кругу посреди океана, дергает ручку.Закрыто.