предательство ; кихен, хенвон (1/1)

Когда Кихен слышит шаги за спиной, он не оборачивается. Молча протягивает вторую банку пива, которую предусмотрительно достал из холодильника?— сорт, который он терпеть не может; рукой тянутся, опоздав на долю секунды, и банка скрипит по мокрому песку. В ответ Кихену протягивают сигарету. На удивление самому себе?— он не отказывается. —?Ну конечно, где же ты был бы, если не здесь. Кихен усмехается и молча закуривает, немного отодвигаясь, чтобы освободить место рядом с собой. На самом деле он сидит на промёрзлом песке местного пляжа, и никого кроме них здесь нет?— на календаре конец января. В том, что Хенвон такой же долбоеб, как и он сам, Кихен ни на секунду не сомневается. Хенвон садится рядом, и к паутинке сигаретного дыма присоединяется вторая. —?Спасибо, что пришёл,?— шелестит Кихен и тут же прокашливается. Видит бог, они оба подхватят воспаление легких и умрут прямо на этом пляже?— не хватает только той самой песни Боба Дилана, и, Кихен уверен, они повторят фрагмент из того фильма в точности. На небе только и разговоров, что о том, как все летит в какой-то пиздец. —?Спасибо, что соизволил меня дождаться. Кихен думает: в шутках Хенвон всегда был не очень хорош. Вообще, этот день в определённых кругах принято отмечать?— сессия закончилась, скоро начнутся каникулы, можно напиться до звёзд перед глазами в обед и проспать весь следующий день. Хенвон открывает банку и ёжится от того, как холод внутри и снаружи встречаются в прикосновении алюминия к губам?— ему есть что праздновать. —?Последний экзамен сдал на отлично? —?спрашивает Кихен, повернувшись, и принимается разглядывать чужое лицо. До одури красивое, пытающееся выглядеть серьезно, но больше похожее на каскадера лягушонка Кермита. Все как всегда. —?Да. —?Поздравляю! Ты теперь наша гордость,?— Кихен улыбается слишком искреннее, сморщив нос и наклонив голову. Достаточно искренне, чтобы получить затрещину. От этого только смешнее. Сигарета дрожит в замёрзших руках, не знающих, что такое перчатки, и ноги окончательно немеют, потому что ботинки попадают под колючие волны и вообще, они давным давно насквозь промокли. Возможно, Кихен подносил их к воде специально?— Хенвону он не расскажет, потому что тот обязательно скажет Хосоку, а тот пожалуется Минхеку, и весь смысл кихеновой затеи будет потерян. —?Придурок,?— цедит Хенвон сквозь зубы, повторяя несколько раз, и, больно стиснув кихеново худое плечо, оттаскивает его от воды. —?Как думаешь, если открыть словарь на слове ?разочарование?, там будет моя фотография? —?Я лично вложу ее во все словари на свете, если ты сейчас не заткнешься. Кихен в этом слышит ?да?, и кивает самому себе. Отчётливо чувствует обнимающую его руку, и вздрагивает, как от удара током. Год назад он бы подскочил и не постеснялся закричать на всю улицу: ? О боже, лягушка-хен, это что, попытка заставить твою мошку тебя ревновать?! Я живым не дамся!?. Но сейчас это было малость не актуально, как минимум потому, что мошка и впрямь оказалась всего лишь мошкой. Вдалеке гудит поезд, и Кихен замирает, как щенок при звучании свистка дрессировщика. Невольно представляются желанные улыбки и объятья до хруста в лопатках, знакомая каждымпауком квартира, настоящее пристанище для потерянных душ, и подколы о неудавшейся взрослой жизни; губы невольно складываются в слова ?поскорей бы?, и ветер складывает их в свою коллекцию несказанного тихо и бережно, чтобы Хенвон не услышал. —?Знаешь, мне всё-таки кажется, что ты провалил сессию специально?— чтобы вернуться к ним. У тебя ведь были все шансы. Кихен невольно вспоминает их прощальную вечеринку?— написанное чёрным маркёром ?студенты-говнюки? на картонных коронах и щелчки в лоб от каждого?— от Минхека, вопреки всем ожиданиям, был самый болючий, несмотря на то, как у него тряслись руки. Кихен бы правда хотел по другому. Но не получается. —?Знаешь, мне кажется, ты специально сдал сессию на отлично, чтобы повыделываться перед Гонхи. Алюминиевой банкой по голове?— больно. Особенно когда она почти полная. —?В нашем доме мы не произносим это имя,?— бросает Хенвон уже доведённую до автоматизма фразу, пока Кихен трет ладонью потенциальную шишку на голове,?— и за его пределами тоже. Кихен бормочет что-то о хёнах-садистах, окружающих его, и подползает ближе, укладывая голову куда-то между хенвоновыми плечом и ключицами. Становится не на столько тепло и уютно, насколько планировалось?— насколько Кихен привык?— но все же, намного лучше. Какое-то время они молчат, вслушиваясь в шипение морской воды. Увидеть море зимой было мечтой Кихена с самого детства. Ему никогда не было интересно плавать или собирать ракушки: когда на этих же самых пляжах летом люди, как муравьи, не давали друг другу прохода и дрались за каждый квадратик на горячем песке, Кихен мог думать о том, какого это, когда от холода сводит челюсть и тихо настолько, что море действительно слышно. Кихен отвечает самому себе?— это спокойно и намного приятнее, чем в знойное время. Спокойствие нынче дорого стоит?— в декабре Кихен отправился на его поиски и влюбился в зимнее море, как ребёнок, с тех пор навещая его почти каждый день. И сейчас он сознательно идёт на то, чтобы заляпать своё любимое, чистое место кляксами самых дерьмовых воспоминаний. И это оказывается тяжелее, чем ему казалось. —?Я купил билет,?— произносит Кихен так тихо, как только может, в надежде, что его не будет слышно из-за шума волн. И чувствует себя абсолютной последней сволочью. Хенвон улыбается?— улыбка выходит так пугающе, не соответственно Хенвону уродливо, будто на фарфоре пробили корявую трещину. Кихен надеется, что Хенвон его ударит. Скажет, что он придурок или засранец, может быть даже оттолкнёт от себя, чтобы дать Кихену возможность подползти снова. Все, на что Хенвона хватает, это: —?Быстро ты. Кихен до последнего надеется на воспаление лёгких. Он готов признать, что соврал?— в объятьях Хенвона действительно было уютно. Кихену кажется, что чужая кожа даже через одежду болезненно обжигает его своим льдом?— мальчик из сказки, которому заморозили сердце. Кихену жаль. Правда жаль. И Хенвон знает, что вслух Кихен об этом не скажет. —?Хенвон, пожалуйста. Приезжай на каникулы? Мы выгоним его и к тебе не подпустим. И будем тебе очень рады. Приезжай,?— бормочет Кихен, вцепившись в ладонь, продолжающую упрямо держать бычок от сигареты. Жалкое зрелище. —?Поехали в общежитие. Здесь слишком холодно,?— голос у Хенвона сонный и в некоторых местах слишком громкий?— такой, как и всегда, когда все в порядке. Если спросить у Кихена о самом ужасном звуке, что ему доводилось слышать, он вернётся в этот момент. Кихен слышит гудок ещё одного поезда и отвлекается на мгновение?— достаточное, чтобы ладонь вырвали из его рук. Кихен оставляет Хенвону время своего отправления в записке на тумбочке и честно ждёт до последнего. Хенвон не приходит.