Глава 14. Забытая искренность. (1/1)

Много диалогов. Я бы даже сказалО Ч Е Н ЬМ Н О Г ОД И А Л О Г О В.Сорямба.За первой последовала и вторая, и третья, и четвертая... Точнее, четвертая последовала у итальянца, который от себя трезвого сейчас отличался лишь легким розовым румянцем на скулах, более глубоким дыханием и излишней болтливостью, а вот Мот был готов отключиться уже после второго выпитого бокала.Флорану казалось, что он вылакал минимум половину бутылки в одиночку. Хотя Микеле каждый раз разливал виски по всем правилам светского тона ─ всего в два пальца. После нескольких глотков француз уже не мог остановиться ─ виски хоть и бил в голову, однако был удивительно приятным на вкус, и мужчине неожиданно захотелось тупо накидаться ─ накатили просто бешеная усталость и ощущение того, насколько сильно ему все это, блять, надоело. Хотелось спокойно жить: не просыпаться по ночам от кошмаров, не ходить по квартире и не оглядываться испуганно в поисках очередной камеры, не читать странные записки от неизвестного адресанта... Локонте же все болтал, и болтал, и болтал ─ он и раньше за словом в карман не лез, а в состоянии легкого подпития его вообще было невозможно остановить. Разговор круто вилял из одной степи в другую ─ за очень короткий промежуток времени итальянец чрезвычайно эмоционально рассказал о том, как проходил обучение в институте, еще в Италии, рассказал о том, какие радостные эмоции он испытывает каждое утро, просыпаясь в самом прекрасном городе мира ─ в Париже, а так же рассказал о том, как он устал работать здесь. Ему больше хотелось свободы, творчества, вдохновения, а по итогу приходилось любиться с кучей бумажных отчётов. Мик, впрочем, задал пару вопросов и Моту, все еще надеясь его разговорить, однако тот, покачивая головой и поднося бокал с виски к губам, пока что отказывался на них отвечать, и Микеланджело, откидываясь на диван, опять возвращался к теме о том, где в Париже готовят самую вкусную пиццу.Как оказалось, самую вкусную пиццу по прекрасному стечению обстоятельств готовили именно рядом с их лицеем. Туда-то и сбегал Локонте, пока Фло сидел запертым в художественной клоаке, взяв четыре штуки в одни руки. Пакет, который Мик поставил на входе в кабинет, теперь был разорван, а коробки ─ вытащены на свет божий. От них так приятно пахло сыром, мясом и пряностями, что даже француз не смог отказаться от еды, тем более что не ел он весь день, а пить без закуски совершенно не собирался.Флоран, исподтишка рассматривая болтающего о том о сем Микеле так внимательно, словно не три дня его не видел, а все три года, хмурился сам себе. Мужчина заметил на лице итальянца тонкие мимические морщинки у глаз и тяжелую горизонтальную складку на лбу, на которую Мот раньше как-то совершенно не обращал внимания. Фло, отведя взгляд в сторону, глубоко вздохнул: рабочая обстановка лицея, обязанности заведующего кафедрой и личная трагедия в виде недавнего разрыва с девушкой... Возможно, Локонте не такой уж и разгильдяистый долбоклюй, каким себя выставляет, и все-таки может испытывать разочарование, тревогу или смущение. А теперь, плюс ко всему происходящему в жизни итальянца, еще и он, Флоран, проблем добавил, хотя Микеле об этом и не подозревает вовсе. Не то чтобы Мота это особенно сильно задевало, как он пытался себя сам уверить, но на душе все равно было как-то гаденько и противно. Не хватало еще, чтобы из-за него, из-за Флорана, Микеланджело под машину попал. Угроза Мервана все же была довольно прозрачна.─ Мне очень жаль, Микеле, ─ кое-как выжал француз из себя, когда Микеле, наконец, ненадолго заткнулся, чтобы смочить горло еще одним глотком алкоголя. Мик, приподняв подкрашенную бровь, посмотрел на Фло так, будто перед ним сидел не взрослый мужчина, а какой-то маленький несмышленый ребенок, нашкодивший в квартире. Подобный издевательский взгляд Флорану было выдержать очень тяжело, однако взгляд собственный он так и не отвел.─ Что? ─ мило улыбнувшись, уточнил мужчина, ставя бокал на стол и протягивая руку за еще одним кусочком пиццы. Злость немного улетучилась: наверняка из-за того, что Локонте, наконец, поел ─ ведь вожделенной булочки с клубничкой или, хотя бы, с лимоном, ему так и не досталось.─ Мне нужно еще раз повторить? Для особо одаренных? ─ завелся Фло буквально с пол-оборота. Ему и в трезвом-то состоянии от Микеле много слов для этого никогда не надо было, а уж теперь...─ Я не до конца расслышал, ─ ухмыльнувшись, пояснил Локонте, словно наслаждаясь тем, что может буквально одним словом вывести любого, кто рядом с ним находится. ─ И просто даю тебе возможность уточнить, за что именно ты передо мною сейчас извиняешься? За свое поведение в целом, ─ Локонте сделал круг надкушенным куском пиццы в воздухе, ─ или за какой-то частный случай?Лицо Фло теперь явно выражало крайнюю степень железобетонной уверенности в том, что еще совсем чуть-чуть, самую малость ─ и извиняться он будет еще за одно избиение как минимум. За покушение на убийство с отягчающими обстоятельствами ─ как максимум. Микеланджело все молчал. Выжидал.─ Микеле! ─ Фло краем сознания понимал, что опять теряет над собой контроль, но, черт побери, бессильный гнев и страх требовали выхода. Однако ему нужно было взять себя в руки. Достаточно на сегодня срывов. Второй раз за день может так сильно не повезти: за Локонте никто, как за Мервана, не вступится. ─ Не беси меня! Вообще... ─ вдохнув больше воздуха в легкие, француз случайно наткнулся взглядом на черепушку, лежащую на нижней полке, и обратился к ней, рассудив, что, во избежание нанесения тяжких увечий некоторым особо недалеким лицам с итальянским гражданством, лучше разговаривать с ней. ─ Я хотел перед тобой извиниться за то, что произошло у меня в квартире, ─ неловко начал Мот, нервно сглатывая и накручивая локон собственных волос на палец. ─ Я и пришел-то на кафедру из-за этого, только вот Рим... В общем, я благодарен тебе за то, что той ночью ты меня не бросил, да и вообще сделал все, что мог. Вряд ли я без тебя бы справился,─ на одном выдохе протараторил француз, заметно нервничая. ─ Да и сейчас... Если бы ты меня не остановил, я бы ведь действительно его... ─ Тебе вроде бы помог я, а не эта черепушка, ─ заметив, что Фло гипнотизирует костяшку, Локонте щелкнул жирными, пахнущими пиццей пальцами перед лицом преподавателя. ─ Да ладно, ходячая ты проблема, забыли, ─ по-стариковски проворчал Микеланджело, однако Флоран с облегчением понял, что это ворчание напускное. ─ Только вот не думай, что я сейчас растаю. Наш диалог на этом не окончен. Гораздо больше твоих извинений меня интересует твое поведение после того, как ты... Все-все! ─ заметив кислое выражение лица француза, Локонте замолк. ─ Сам расскажешь, как созреешь, я понял.─ Локонте! Черт, это так тяжело ─ просто сидеть перед тобой и оправдываться за то, что я... У меня язык костенеет! Не доводи меня своими подколами снова и просто поверь, что мне действительно стыдно за то, что произошло в ту ночь, ─ Фло неловко свел ноги в коленях, делая ещё один маленький глоток алкоголя и практически не морщась. ─ Я тогда просто хотел, чтобы ты оставил меня в покое, но если бы все случилось так, то... То неизвестно, каков был бы исход. Я не ожидал, что это будет так сильно, ─ выделил голосом последние слова француз, с дрожью вспоминая неожиданный приступ, когда от паники даже горло заложило, и воздух перестал в легкие поступать. ─ И еще тогда, когда я увидел... ─ Мот вновь подумал о находках в своей квартире и сделал еще один большой глоток виски, ─ ту камеру, я подумал, что это ты... Плесни мне, ─ попросил мужчина, пододвигая бокал ближе к итальянцу. ─ А что мне оставалось думать, Микеле? ─ добавил Флоран, когда Микеланджело, налив еще два пальца виски скорчил непередаваемое выражение лица.─ Например, то, что я не нуждаюсь в порно с тобой, снятом на скрытую камеру, ─ покачал головой Мик, вспоминая, как он был зол в тот момент, когда его обвинили в том, что было совершено не его руками. Он бы не обиделся, если бы действительно это сделал, а Фло бы его пальнул, но когда ты не виноват... ─ Я больше люблю порно с моим участием. Однажды я с... Да и вообще, ─ тормознул итальянец сам себя, понимая, что он ещё не настолько пьян, чтобы рассказать Моту о том факте, что в конце студенчества имел место быть случай с записью общажного порно с участием не совсем вменяемого итальянского тела, ─ как ты мог обо мне так подумать?─ Заткнись, ─ попросил француз, перебивая собеседника. ─ Мне даже в таком, ─ выделил это слово Фло, отмечая сильное головокружение и легкую тошноту, ─ состоянии совершенно не интересно, какое порно ты смотришь. Я... Я очень испугался и выгнал тебя... Ударил... Тогда я думал только о себе, совершенно не включая во внимание то, как чувствовал себя ты, ─ договорил, наконец, Флоран. ─ Я бы за это хотел попросить у тебя прощения.Ух. Как будто камень с души свалился. ─ Ладно, все, ─ махнул рукой на смешные потуги француза Мик, ─ за это я на тебя совершенно не злюсь. Я понимаю, что все люди хотят иметь личное пространство, в которое никто не лезет и...─ Ты? Понимаешь? ─ перебив, Фло не смог сдержать усмешку и почти сразу же открыто заржал, покашливая: ─ Ты правда понимаешь? Что же, в таком случае, ты просто изумительно скрываешь от мира многие свои таланты!─ Я вообще полон самых разнообразных талантов. Я просто scrigno del tesoro, ─ перешел Мик на соблазнительный полушепот.Это всегда действует на человека лучше любого крика, от которого часто хочется заткнуть уши. К шепоту человек вынужденно прислушивается.─ Что значат последние слова? ─ непонимающе переспросил Мот. Мужчину передернуло от такого тона собеседника, будто он, Фло, сильно замерз.─ По-вашему что-то вроде "кладезь талантов", но дословно, ─ Микеле переложил руку на спинку дивана и осторожно приблизился всем корпусом к телу Фло, ─ с итальянского это значит "сундук с сокровищами", ─ и Локонте, продолжая едва ли не касаться кончиком носа скулы француза, аккуратно, кончиками пальцев, тронул прядь волос и заправил ее Флорану за ухо. Затем мужчина, прикрыв глаза, легонько втянул носом воздух, наслаждаясь ароматом Мота. Кожа мужчины приятно пахла лимоном и еще чем-то свежим. Микеланджело почти болезненно ощутил такую непосредственную близость, он чувствовал тепло исходившее от тела Фло, и этот лёгкий запах обволакивал затуманенный алкоголем мозг итальянца, от удовольствия закусившего губу. ─ И все-таки у тебя замечательный парфюм... Скажи мне хотя бы марку? ─ попытался свести все в шутку Локонте, понимая, что если сейчас Флоран расценит его "подвисание" как попытку совращения, то он не то что ничего не расскажет ─ он Микеле через тройной стеклопакет с восьмого этажа выкинет.Фло был прекрасен. Нет, черт возьми, он был сексуален! Чрезвычайно. Таких дивных, темных, выразительных глаз Мику еще, похоже, за всю свою жизнь не доводилось встречать. Все черты Флорана Мота были соразмерны и точны, выверены и гармоничны. Ничего более совершенного итальянцу не приходилось видеть до сегодняшнего вечера. Фло вызывал какой-то немой восторг. Именно в таком состоянии, когда глаза его подернуты легкой пеленой алкоголя, когда его тело не слушается его самого, когда небольшая испарина выступает на его лице, когда руки его не могут подняться из-за слабости, когда...─ Отодвинься, ─ слабо протянул Фло, понимая, что сам он двинуться ни вправо, ни влево не может ─ в голове, словно волны в морской прибой, зашумела кровь, и из-за этого тело совсем перестало его слушаться.Все-таки он выпил слишком много. Его организм не был к этому готов.─ Я же ничего такого не сделал, ─ прошептал Мик, улыбнувшись идиотизму ситуации. ─ Я просто поправил тебе волосы: они в глаза лезут. Флоран, ну же, давай, расскажи мне о себе, ─ еще раз попросил Локонте. ─ Мне важно узнать, а тебе важно выговориться, не так ли?.. Доверься мне. Я смогу помочь.Микеле отстранился и протянул французу руку ладонью вверх, предлагая скрепить примирение не только эфемерными словами, но и вполне себе реальным рукопожатием. Фло, наблюдая перед собой вертящийся самой настоящей каруселью кабинет, нерешительно коснулся его пальцев, все еще не понимая до конца, что вообще сейчас произошло, и, самое главное, как он мог позволить этому случиться. Последние слова Мика все еще эхом звучали в голове француза, и от этого он чувствовал себя невероятно паршиво. Он позволил постороннему мужчине вновь коснуться себя. Он почти готов рассказать этому самому постороннему мужчине про тот ужас, что сидит в груди и методично жрет остатки души самого Фло. Пусть это и блажь, но в голове Флорана теперь разворачивались настоящее безумие и хаос. Теперь, похоже, чувство вины и страха будет терзать мужчину всякий раз, когда он будет хотя бы просто вспоминать о Микеланджело.С другой стороны, Фло был поражен искренности итальянца ─ ему-то самому такая роскошь никогда не была доступна. Откровенность ─ вечный источник проблем, но... В черепной коробке Мота внезапно возникла мысль о том, что после такого чистосердечного разговора, которого от него ждут, можно было бы рассчитывать если не на помощь со стороны, то хотя бы на какую-то поддержку. А значит ─ нужно собраться с силами и выговориться. Наверное, так будет правильно.Микеле улыбался. Не натянуто, не вынужденно, а так тепло и искренне, что сердце Мота еще раз дернулось к горлу, и Фло, едва сдержав дрожание губ в самый последний момент, неловко вздохнул, топя свои непрошеные слезы в этом тяжелом полувздохе.Флоран все-таки снова промолчал. Затем, спустя минуту, вернул себе хоть какой-то контроль над телом, чудом поднялся и подошел к окну. Потянувшись и отправив на тот свет пару чистых холстов, упавших со стола, открыл створку. На улице уже давно стемнело ─ конечно, за жалюзи этого раньше не было видно, поэтому Фло слегка удивился. Звезд почти не заметно, однако то тут, то там в небе мигал далекий огонек. Что это ─ настоящая звезда или просто отблеск огней самолета, не совсем ясно. Из открытого окна ощутимо повеяло вечерней прохладой. Температура была слишком низкой, чтобы Флоран мог спокойно стоять, даже с учетом выпитого алкоголя, поэтому мужчину быстро затрясло от холода. Однако он все продолжал стоять, упершись локтями в подоконник, заляпанный многолетним слоем капелек краски и покрытый пылью. Микеланджело тоже подошел к окну, стараясь не снести своим мотающимся из стороны в сторону телом ни шкафы, ни стол, ни Флорана Мота.— Сегодня звёзды падают, — отрешенно заметил Микеле, деланно-близоруко прищуриваясь для того, чтобы разглядеть летящую в темном небе ярко-желтую искорку. Из-за пыльного смога вечернего уставшего города различить ее было довольно непросто, но глаз у Локонте, в независимости от количества промилле в крови, был словно у орла, а любовь и внимание к небу произрастали корнями из самого детства.Самая неординарная история, связанная с любовью ко звездам, произошла тогда, когда Мик находился в Риме. Микеланджело тогда тусил с какой-то огромной компанией, в которой и имена друг друга-то не все знали, и при случае, после очередной попойки, по обоюдному согласию переспал с одной девушкой, которую после той ночи ни разу больше в своей жизни не видел. Однако самое смешное не это — оказывается, Локонте на полном серьезе возбуждали разговоры о космологии. Они трахнулись, проговорили о звездах очень долгое время, затем переспали снова, а потом, утром, девушка подарила ему книгу о созвездиях, которую Микеле, впрочем, благополучно проебал при очередном своем переезде с квартиры на квартиру.[1]— Это же просто самолёт, — кисло ответил Флоран, даже не посмотрев в сторону гипотетической летящей звезды. Мужчина, с удовольствием вдыхая условно чистый воздух загаженного транспортом Парижа, все еще думал над словами Микеле. Размышлял о том, что и как именно рассказать, чтобы не прослыть слетевшим с катушек психом. Врать не было сил, а искренности он сильно боялся ─ что, если Локонте посчитает его сумасшедшим? Что, если не поверит во все, что произошло? Что, если в ответ на подозрения Флорана по поводу камер и Мервана, а так же их гипотетической связи, Микеланджело просто рассмеется ему в лицо и даст номер хорошего психиатра или вообще сразу, не отходя от кассы, собственноручно позвонит в психиатрическую клинику?— А если бы это, — мечтательно протянул Мик, потягивая свой горький виски маленькими глотками и подставляя лицо легкому дуновению ветерка, тянущего из окна, — всё-таки была звезда, а не создание технического прогресса, то что бы ты загадал?— Заветное не произносят вслух, ты же это знаешь, — отстранённо ответил Фло, поправляя свои волосы, что безбожно лезли ему в глаза.— Знаю, — нараспев протянул Микеле с легким смехом, — но, думаю, Бог просто помог нам родиться и все, как ты и сказал сегодня моим ребятам в мастерской. Так что, наверное, одно желание он может случайно и не услышать, ─ и Мик, мысленно стукая себя по губам, неловко замолк, осознав, какую двусмысленную глупость он только что сморозил.— Ага, а такие желания, надо полагать, исполняют Маммон, Сеера или Инкубус?[2] Я хорошо усвоил, — глядя на удаляющуюся яркую точку самолета, медленно подбирая слова, проговорил Фло, явно не заметивший второго смысла фразы собеседника, — что все божества бессильны в нашем мире. Они создали его, этот мир, но он оказался даже для них настолько сложен и многогранен, что у людей теперь нет другого выбора, кроме как исполнять свои желания самостоятельно.— Или при помощи кого-то, — перебил его Локонте, намекая в своей привычной "тонкой" манере на то, что и он может помочь, как бы поспособствовать исполнению каких-нибудь желаний француза.Однако для этого надо знать сами желания. Поскольку Микеланджело, при всех своих приятных особенностях, все же не являлся божеством, а был простым человеком. А при общении с людьми, не умеющими читать мысли, золото молчания нужно конвертировать в серебро слов.— Вера в силы кого-то может лишь придать импульсы, Микеле. Или задать направление, обеспечить человеку уверенность. Или же...разрушить всё, — отрицательно покачал головой Фло, глядя на свое отражение в темном стекле. Ему ошибочно показалось, что Микеланджело говорит не о себе, но о Боге, а верить в него Мот уже давно не мог. — Я не очень люблю рассказывать о себе незнакомцам, — добавил француз, скрещивая руки на груди и разворачиваясь, наконец, к собеседнику.— Понял-понял, — рассмеялся Мик, доставая свободной рукой из кармана своих отнюдь не самых широких штанин две бордово-красных книжечки с разными гербами. — Будем знакомы еще ближе — Микеле Локонте, тридцать девять годиков. Кризис среднего возраста пока не начался, переходный период, напротив, давно закончился. Живу один, общение с родственниками почти не поддерживаю. Мужчины нет, девушки нет, прописка есть, квартира есть, машина есть, холсты и любовь к искусству присутствуют. Эгоист и самовлюбленная сволочь, которая, почему-то, носится с тобой... — выдержав гневный взгляд Мота, Микеланджело засмеялся и, сунув документы обратно в карман, поклонился. Задетый пятой точкой стол жалобно скрипнул. — Вроде все. — Невероятно, — с легкой усмешкой, которая последовала за вдохом а-ля "ну и за что ты мне на голову свалился", поаплодировал француз. — Прямо всю свою биографию мне рассказал.— Видишь, как я тебе доверяю? Да и ты на самом деле разговорчивый, а потому мне в ответ расскажешь о себе, — насмешливо прищурился итальянец, захлопывая окно, потому что в кабинете стало просто до чертей холодно. — Пойдем, ─ Локонте сделал приглашающий жест рукой, зазывая Флорана обратно на диван в компанию бутылки и пиццы, количество которой медленно, но неумолимо убавлялось. ─ А всего-то и стоило, что посидеть с тобой за бокалом виски. Чай на тебя как-то плохо действует, — вспоминая философский разговор у Флорана в квартире, Локонте слегка поморщился, — а вот алкоголь...— Нет разницы, что именно на меня действует, — сказав это, Фло указал пальцем себе в висок, — если всё это сидит прямо в голове, ─ мужчина присел обратно на диван, краем сознания понимая: его тело пьяно настолько, что он почти им не владеет. Впрочем, нет: кусочек вкусно пахнущей пиццы оно пока поднести ко рту в состоянии.Микеле молча, без особого выражения посмотрел Моту прямо в глаза:— Что же, в таком случае, я очень тебе сочувствую. Тотальный хаос у тебя в голове, Флоран, — пояснил свои слова итальянец, опасно балансируя бутылкой навесу. Пара капель пролилась на поверхность стола, но основное количество виски достигло своего истинного положения. — Даже хуже, чем в моей аудитории.— Это ещё почему? — Фло попытался сделать вид, что оскорбился. По его скромному мнению, его мозг был одной из тех вещей в мире, где все было разложено по полочкам и запаковано в коробочки с подписями. А тот факт, что все это, словно тяжелым чёрным покрывалом, было покрыто полупрозрачной скорбной вуалью травм, депрессии и воспоминаний, словно и не значит ничего.— Ой, да все, все! Я, вообще-то, о твоём желании спрашивал, а не о проблемах мироустройства в твоих мозгах, ─ тормознул развитие темы Мик, совершенно не желая объясняться. Язык слушался его недостаточно хорошо, чтобы вдаваться в дебри строения флорановских извилин в голове. ─ Расскажи мне о себе, Фло? — завел прежнюю шарманку преподаватель. — Я бы хотел знать историю такого человека, как ты, ─ продолжил уговаривать итальянец своего собеседника."Такого никчемного, разбитого и не имеющего ничего за своей спиной?"— Ну... Если я буду тебе что-то рассказывать, то мне будет казаться, что я на исповеди, — сделал последнюю попытку отшутиться француз, понимая, что первое впечатление о людях все-таки самое верное: Локонте с самого первого взгляда показался французу конкретным шилом в жопе. — Я вовсе не прошу тебя рассказывать мне все подряд. Только то, что посчитаешь нужным. К тому же я вовсе не священник и отпускать тебе грехи твоей молодости не собираюсь, — парировал Мик.— Ты же устанешь меня слушать.— Я представлю, что ты радио, — пообещал Микеле. Теперь он сидел на диване, периодически сползая вниз по спинке и глядя на своего собеседника снизу вверх. Пошутил он для того, чтобы хоть как-то разрядить гнетущую атмосферу надвигающихся откровений. — Иногда, когда работаю, я включаю себе подкасты, и мне это очень даже нравится.Радио с того света, не иначе, — подумалось Флорану.— Добрый вечер, дорогие слушатели, — проскандировал полулежащий на диване Локонте в невидимый микрофон, — с вами снова я, ваш любимый радиоведущий Микеланджело с программой ?Вперёд, Флоран Мот, вперёд!?. Сегодня мы поговорим о... О том, что бы попросил преподаватель философии у падающей звезды. Давайте, Флоран, Вы... — и Микеланджело поднес кисть руки к французу, как бы показывая, что у него есть микрофон.— Я бы, наверное, — сделав большой глоток алкоголя, мужчина прикрыл глаза и незаметно улыбнулся сам себе, словно подбадривая свое сознание, — хотел забыть... — глядя в одну точку, добавил Фло в пустоту, ощутив, как сильно у него кружится голова.— Что забыть? ─ внутренне встрепенулся итальянец, понимая, что у него почти получилось разговорить собеседника.— Кого... Сестру, — произнёс Флоран и тут же прикусил себе язык.Черт побери! Вот он все-таки и попался на крючки, заботливо раскиданные Миком, мелодичный голос которого словно убаюкивал пьяного почти в ноль преподавателя философии. Меньше язык надо распускать, твою мать! У Мота всегда искусство общения с людьми состояло, во-первых, в умении видеть их насквозь, а во-вторых — в умении держать собственный язык за зубами. Обычно у него хватало проницательности для первого и самообладания для второго, и Флоран считал, что уже вполне себе состоялся и как человек, и как член общества, но сейчас виски говорил в нем гораздо громче, чем все нажитые временем внутренние установки. Все-таки, алкоголь — зло, даже в малых количествах.— Забудь, пожалуйста, Микеланджело, — слишком торопливо добавил Фло, едва удерживая себя от того, чтобы не заткнуть собственный рот ладонями. — Не стоило мне этого говорить.— Нет-нет-нет! — воскликнул Мик, боясь, что Мот опять закроется в себе после того, как, наконец, нашел в себе силы сказать хоть что-то. — Я никому не проговорюсь, Флоран. Я умею держать язык за зубами, поверь, — и мужчина сделал движение, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключик в сторону.— Это обещание?— Жизнью клянусь! — и второй раз за вечер Локонте по-детски нарисовал крестик на груди. Выглядело это чрезвычайно забавно: взрослый мужчина, закинув ноги на спинку дивана, смотрел на Фло радостным взглядом и рисовал на своей груди ребяческий знак молчания до гробовой доски. — Мы с друзьями всегда так в детстве делали, — пояснил он, проследив взгляд француза. Мот одним глотком осушил свой бокал и поставил его на стол, теперь пристально глядя на собеседника. Молчал он так долго, а дышал так глубоко, что Микеланджело, видя это волнение, решил ему хоть немного помочь и первым начал диалог:─ Послушай, Фло, жизнь ─ штука совсем не легкая, я понимаю, правда, ─ осторожно произнес Микеланджело, переворачиваясь на диване и, наконец, садясь так, как сидят нормальные люди. Универсальная фраза, позволяющая разболтать любого человека, отлично подходила для начала пьяного разговора. Микеле честно старался подбирать каждое слово ─ мужчина видел, как Флорана что-то мучает, и из-за этого по-человечески было жаль француза, пусть он, Мик, пока и не понимал причины состояния Мота.Но скоро он все узнает.─ Правда, ─ согласился Флоран, чувствуя движение воздуха от собственного дыхания на почти высохшей груди. ─ Иногда так хочется сбросить с себя эту ответственность, хочется что-то забыть, а что-то хочется сделать по-другому...─ Да уж... Но мы не можем, потому что нам уже есть, что защищать, Фло, — попытался поддержать француза Мик, упираясь локтями в колени. Голова неожиданно закружилась от слишком резкой смены положения.Флоран грустно усмехнулся, и эта усмешка некрасивой гримасой исказила его благородное лицо. ─ Мне уже совершенно нечего защищать, Микеланджело, — отрицательно покачал головой Мот, потерянно глядя в одну точку после этих слов.─ А твоя семья, родители? ─ неосторожно спросил Локонте, не зная, какую сильную боль причиняет французу этим вопросом. ─ Может, они?..─ Моих родителей нет в живых, ─ коротко бросил Флоран. ─ У меня не осталось никого.Он остался один намного раньше, чем полагалось. Да и в целом старше стал гораздо раньше, чем многие его сверстники. И этот факт изуродовал его душу, которая не смогла вынести тяжесть греха, что совершили его биологические родители, обрекая Флорана едва ли не с рождения упасть в бездну обмана, голода, грязи и нищеты. Но новые родители ─ настоящие родители! ─ к этому Мот оказался совершенно не готов! Возможно, он сможет рассказать Микеле и об этом, однако пока что Фло не может даже думать о том моменте, когда услышал в телефонной трубке слова участковой.Их. Больше. Нет.─ О... ─ неловко протянул Микеле, нахмуриваясь и тихо покашливая в сторону. ─ Прости мне, я ведь не знал. Ты можешь поделиться со мной тем, что тебя гложет, если хочешь, ─ осторожно предложил Локонте, понимая, что по доброй воле в который раз ступает на землю вулкана, готового взорваться.Фло молчал. Микеле неловко улыбнулся сам себе из-за явно затянувшейся паузы. Что же... Теперь либо Флоран окончательно позволит себе раскрыться, либо Локонте сейчас улетит вместе с дверью в коридор из-за очередной вспышки гнева француза.─ Я даже не знаю, с чего мне начать, Микеланджело, ─ честно признался Мот. От испытавших скорбь всегда сложно добиться истины: они прячут ее глубоко в себе, стараются и остальным не показывать, и сами забыть. А когда доходит до того, что всем этим нужно поделиться, потому что внутренняя чаша скорби уже переполнилась, такие люди осознают, что не могут начать: слишком много всего произошло и слишком много придется рассказывать. И если уж дошло до откровений, то рассказывать их нужно очень порционно: они имеют тенденцию превращаться в слезы и тупую боль, а Флоран не мог себе этого позволить. По крайней мере, не перед Микеланджело.─ Ну... Ты бы мог начать с настоящего. Какого хрена, ─ по слогам произнес Локонте, неосознанно потерев синяки на шее, ─ сегодня я видел в туалете? Да если бы я зашел хоть чуть-чуть попозже, то вместо Рима я бы увидел его барельеф, частично переползающий со стенки туалета на пол. Зрелище, конечно, было бы весьма живописным, однако приятного вряд ли было бы много.─ Он... ─ Фло закрыл глаза и, забив, наконец, на свои внутренние страхи, выпалил на одном дыхании, едва ли не подпрыгивая от ненависти на диване: ─ Он хотел переспать со мной! Он хотел со мной переспать! ─ теперь мужчина мог бы себе признаться, что, когда его стакан опустел, все страхи значительно уменьшились.─ Ого! Флоран, поздравляю: ты у нас теперь причина мокрых трусиков не только среди девочек-подростков. Да ладно, ты угораешь что ли? ─ рассмеялся Мик и деланно похлопал в ладони, подозревая очередной подвох. ─ Нет... Ты серьезно? ─ добавил он, глядя на лицо Мота, который явно не собирался смеяться вслед за итальянцем.─ По мне видно, что я вру? ─ спросил тот, мрачно изгибая бровь.─ Мне просто до сих пор кажется, что ты смеешься надо мной, ─ Микеланджело нахмурился, не до конца доверяя словам француза. ─ Я и в нормальном-то состоянии слабовато иронию от правды отличаю, а сейчас уж...─ Я бы очень многое отдал за то, чтобы это было просто иронией, ─ вздохнул Фло, кивая, и как бы говоря этим кивком, что все действительно так и было. ─ А ты, конечно же, не хочешь? ─ задал наитупейший вопрос Микеле.Сначала задал, потом подумал. Как обычно. ─ Ты совсем конченный, да, Локонте? ─ громко воскликнул Флоран, подпрыгивая на диване и задевая коленями стол. Все, что лежало на столе, едва с него не грохнулось. ─ Тебя в детстве головой несколько раз о бетонный пол что ли роняли?─ Я просто спросил, ─ миролюбиво сказал итальянец, подвигая бутылку и стаканы на родное место. ─ Ну с чего-то же он это взял? ─ размышляюще проговорил Микеле скорее сам себе, чем собеседнику. Интересное положение вещей! ─ С чего бы он вообще вдруг решился переспать с тобой? Вы едва не перегрызли друг другу горло в моей мастерской, а спустя двадцать минут он по доброй воле готов был с тобой... ─ Мик пошевелил пальцами, почему-то не желая повторять слово "переспать" еще раз. Возможно, потому, что лицо Фло и так уже приобрело болезненное сходство с побелкой на потолке, а Микеле совершенно не хотелось, чтобы Флоран откинулся прямо на его диване.─ В том-то и дело, что абсолютно ни с чего! ─ Мота заметно трясло от того, что он теперь вновь обдумывал эту стычку. ─ Знаешь, я вот смотрю на своих ребят, девчонок, ─ начал Флоран, по-отечески вспоминая свою группу, ─ сколько им всем? Семнадцать? Кому-то восемнадцать? Пусть! Они же дети! И я искренне не понимаю, как вообще можно испытывать к ним хотя бы какое-то подобие на влечение!─ Ты их видел? ─ тут же заржал Локонте, перебивая Мота почти сразу. ─ В этом лицее все сплошь дети богатеньких мамочек и папочек, а потому и поведение у них соответствующее, в большинстве своем. Слишком рано и слишком быстро все они познакомились с прелестями взрослой эпатажной жизни. Я только к своему престарелому, почти сорокалетнему возрасту смог позволить себе купить мартинсы, на которые положил глаз, без ущерба для моего кошелька, — и Микеле поболтал ногой, показывая собеседнику новенькие Pascal Splash. — А они... Платья, стоимостью в зарплату среднего бариста, телефоны последних моделей, тусовки каждый вечер... Да-да, мне приходится обо всем этом слушать, — пожал плечами Микеланджело, страдальчески закатывая глаза к потолку, — я все-таки нахожусь с ними в одной мастерской. У меня жизнь скучнее, чем у них! Та же твоя любимая Лавайе, к примеру, ─ и Флорана, даже в таком состоянии помнившего об этой чертовке, передернуло от одного только упоминания фамилии. ─ Думаешь, только тебя она пыталась совратить? Думаешь, что ты первый, кого она "одарила" своим драгоценным вниманием? О, нет! Да мне лично приходилось ее с пары выгонять, чтобы, наконец, прекратила мне грудь и ноги свои показывать! Очень неловкое чувство, когда восемнадцатилетняя девушка ведет себя как продрыглая шлюха, ─ Мику вспомнился этот момент потому, что до конца жизни теперь он был высечен на подкорке головного мозга: после того, как это произошло, случилось нечто, чего Локонте до сих пор не мог понять ─ его вызвали на собрание. Причем собрание это состояло из куратора группы, в которой училась эта девушка, директора и ее родителей. Последние начали катить бочку на Микеланджело еще с порога ─ мол, он совращает их милую сладкую девочку и вообще, таким, как он, нельзя преподавать: распутникам и развратникам несовершеннолетних место совершенно не в лицее подобного уровня, а в самой дальней тюрьме, в которую он вполне, с учетом связи богатеньких родителей лицеистки, может попасть.Локонте, конечно, был тем еще распутником и развратником с множеством перечисляемых эпитетов, однако дети для него всегда оставались детьми, пусть и внимание их Мику очень даже льстило. Он бы никогда не позволил себе не то, что прикоснуться ─ даже просто не так посмотреть на своих учеников, о чем прямо и четко сказал всем собравшимся. Именно так малоприятный разговор и перерос вначале в жуткую полемику, а затем ─ в тотальный затяжной двухнедельный конфликт, в результате которого, впрочем, все равно выяснилось, что поведение Лавайе явно не является поведением самой благочестивой монашки. А потому Мику, как лицу, невинно психологически и физически почти осужденному, даже выплатили компенсацию, которую Локонте на радостях в тот же день спустил на алкоголь в баре.─ Но даже она еще ребенок, Микеле! ─ возразил Мот, с отвращением вспоминая неловкую, до колик смешную попытку соблазнения красным лифчиком несколько дней назад. ─ И она набьет себе кучу шишек после лицея: своим поведением и...─ И как раз такое поведение наверняка поможет ей хорошо устроиться в жизни, ─ перебил француза Локонте.─ Отсасывать за положение в обществе?─ Да, ─ прямо сказал Мик.─ Что, приходилось? ─ с издевкой поддел Флоран заведующего кафедрой.Знал бы только Фло, что Микеле приходилось делать... Хотя не то, чтобы прямо уж "приходилось", и не то, чтобы прямо уж "за положение в обществе", но уж кто-кто, а месье Локонте был чрезвычайно всеведущ в сексе, раскрепощен, и совершенно не имел предубеждений по поводу того, что нельзя делать в постели, и того, что в постели делать можно. Список последнего был гораздо больше и не вызывал в голове Микеланджело хоть какого-нибудь мало-мальского психологического диссонанса. Мужчина вообще с невероятным энтузиазмом относился к интимной стороне своей жизни. Фраза "сексуальный опыт – столько не живут" явно была придумана для того, чтобы описать не древнеримских богов, отличавшихся большой сексоцентричностью, а самого Микеланджело Локонте, который наверняка бы выебал весь Капитолийский холм Рима, если бы только родился на три тысячи лет раньше. [3]─ Наслышан, ─ только и сказал Микеле с легкой усмешкой.─ Да я вообще не об этом... Я вообще не о Лавайе, ─ Фло сам налил себе виски, куда как больше двух пальцев, ─ не говори мне о ней больше, умоляю тебя! Я... Я имел ввиду... Как в принципе можно испытывать влечение к человеку, который ведет себя почти как ребенок, и выглядит почти как ребенок? ─ действительно, как, как можно даже думать о том, чтобы переспать с маленьким человеком, Фло до сих пор этого не мог понять. ─ Как можно иметь влечение к "партнеру", который не только тебя не хочет, но и боится? ─ Особенно Мерван тебя боится, да... ─ кисло заметил Локонте, вспоминая лицо мальчишки, когда тот выходил из туалета, перешагнув через Фло.─ Как можно испытывать влечение к ребенку-девочке или к ребенку-мальчику? ─ продолжил Флоран, оставив последнюю реплику собеседника без внимания. Не сейчас он на это будет реагировать, не сейчас. О, он еще сделает так, что Мерван Рим будет его не то, что бояться ─ он его за километр будет по окружности обходить! ─ Они же еще дети, Микеле... Так что нет, Локонте, никаких чувств я к нему не испытываю...─ Кроме, быть может, чувства ненависти? ─ невинно добавил Микеле.─ Кроме, быть может, чувства ненависти, ─ согласно кивнул Фло.─ Кого ты еще ненавидишь, Флоран? ─ неожиданно спросил Мик, пытаясь заглянуть Моту в душу, но предсказуемо видя перед собой только черную, уже высохшую от воды рубашку мужчины. ─ Кто был у тебя там, в прошлом?─ С чего ты вообще взял, что я еще кого-то ненавижу?─ Ты был закрытым с самого первого дня работы здесь, ─ с серьезным видом объяснил Локонте. ─ А в первые дни Мерван тебе не мог докучать ─ его еще и в лицее-то не было: он ведь пришел к нам немного позже тебя. Соответственно, я делаю вывод, что тебе есть, что еще мне рассказать. ─ Ты слишком проницателен для преподавателя рисунка.─ Во-первых, преподаю я не только рисунок, ─ Микеланджело сделал жест указательным пальцем типа "но-но-но мне тут". ─ А во-вторых, я не просто преподаватель, я заведующий кафедрой, ─ поднял этот же указательный палец вверх мужчина, ─ так что я бы попросил! Мне приходится быть проницательным, потому что иначе на этой должности долго не продержаться. А я на ней уже лет двенадцать.─ Мое почтение, ─ Фло потянулся до хруста в спине, но тут же вернулся в обратное положение: алкоголь в голове явно не хотел, чтобы Мот двигался ближайшую вечность.─ Ха-ха, остряк, ─ скорчил мину итальянец. ─ Не отнекивайся и ответь мне.─ Хорошо. Я расскажу тебе и это... ─ пауза, во время которой Флоран собирался с силами, явно затянулась. ─ Я ненавижу свое детство, ─ пространственно ответил Фло, усмехаясь самому себе."Ненавидит" ─ это еще очень мягко сказано.Чрезвычайно мягко.Вряд ли вообще можно найти слова, чтобы выразить все омерзение Флорана к данному отрезку своей жизни.─ Моя семья и родители были не совсем идеальными, ─ произнес Мот, вспоминая дикие крики в квартире, битую посуду и рёв заплаканной младшей сестры. ─ Но я научился принимать их и любить, как уж у меня получалось. Я закрывал глаза на все, что они делали со мной, с моим здоровьем, с моей психикой, потому что иначе там было попросту не выжить, Мик... Я, бывало, не ел по трое суток просто потому, что они забывали о том, что детей нужно хотя бы кормить, а иногда я не спал по половине ночи: я пытался успокоить Маэву, ─ тут голос мужчины неожиданно потеплел, стал каким-то мягким. Микеле еще ни разу такого тона от Фло не слышал.Мужчина хотел было продолжить, но неожиданно Мик его перебил:─ Маэва? ─ непонимающе спросил итальянец. ─ Это?.. ─ и Микеланджело сделал жест рукой перед собой, словно показывая этим рост ребенка примерно детсадовского возраста.─ Да, это моя младшая сестра, ─ согласно кивнул головой мужчина, улыбаясь так, словно под ладонью Мика теперь и в самом деле стояла маленькая девочка с той тряпичной куклой в руках, с которой Фло в последний раз ее и видел. ─ В общем, я частенько не спал, успокаивал ее, убеждал, что завтра будет лучше. В силу возраста вряд ли я делал это хорошо, но она-то была совсем маленькая тогда, и ей была нужна хоть какая-то поддержка. Она не понимала, что завтра, с учетом нрава наших родителей, ─ горько уточнил Мот передразнивающим тоном, ─ вообще может не наступить. Я просто не хотел жить, как они, Микеле, ты понимаешь меня? Мне всегда хотелось большего. Я не знаю, откуда взялось во мне это желание ─ я ведь и не видел ничего подобного в своей жизни. Они даже в школу меня не отправили ─ по итогу я в двенадцать лет умел читать только по слогам, ты понимаешь это?.. И вовсе не от того, что я глупый или больной, а от того, что просто был лишен того, на что все дети в этом мире имеют право!!!В самом начале своего проникновенного выстраданного монолога Флоран говорил относительно тихо, потому что ему было страшно начать, было страшно, что Микеланджело его остановит, однако теперь, когда его не перебивали и слушали с невероятным вниманием, слова вырывались из горла едва ли не криком.По мере того, как Фло открывался ему, Локонте начинал осознавать, что Мот, мягко говоря, не просто не книжка по поливке гондурасской маммилярии, а целый мировой бестселлер на тему конкретного посттравматического синдрома. Все, как Микеле у мироздания и заказывал, считая, что ему скучно в отношениях с Кристиной: сложности, перчинка и всякие разные интересности, черт бы их побрал. Флоран подавлен, Флоран мрачен, Флоран холоден не потому, что так сам хочет, а потому, что его заставили стать таким едва ли не с самого рождения. Флоран не спит толком нормально и доводит себя до физического и эмоционального истощения из-за того, что не может никому рассказать о своей боли, а ментальное состояние рано или поздно обязательно отразится на состоянии тела ─ отсюда его тошнота и кошмары, нервозность и приступы, свидетелем которых не так давно невольно стал и сам Локонте. Детство ─ совершенно не то, что находится в наших руках. Детство ─ это то, отношение к чему мы можем только поменять сами. И Фло, если судить по его рассказу, еще в то время попытался это сделать. Успешно или безуспешно ─ это уже другой вопрос.Однако Микеланджело нутром ощущал, что это еще не все. Что же было с этим французом дальше? Издевательства сверстников? Побои? Побег из дома?Впрочем, гадать не нужно. Флоран сам все расскажет. Ведь он уже начал говорить.─ Знаешь, как я был рад тому, что отец, наконец, ложился спать? ─ проговорил Флоран, вспоминая воцарявшуюся после этого тишину в квартире и в его собственной голове. ─ У него была всегда одна и та же компания: порошок, бутылка или "витаминки", ─ передразнил Фло сам себя, вспоминая, как Маэва, засыпая, говорила уже почти сквозь сон что-то вроде " папины витаминки так смешно шипят". "Витаминками" были антипохмельные растворимые шипучие таблетки, что забавляли маленькую Маэву, всегда с неподдельным интересом наблюдавшую за исчезновением белого кругляшка в воде. ─ С нами он, читая книжку, никогда не засыпал. Воспоминания ─ одно краше другого, Микеле... Наблюдение ломки вживую, от первого лица, гнутые ложки, куча "гостей", ─ горько передразнил Фло. ─ Крики на всю квартиру, шприцы... Это точно не тот опыт, который должен был быть у ребенка! Я не хочу все это помнить, Микеланджело, ты понимаешь меня, да? Но куда, куда же мне теперь деться от этого? ─ взахлеб все шептал и шептал Флоран, глядя Локонте прямо в глаза и неосознанно наклонившись к тому гораздо ближе, чем трезвая половина Мота себе бы позволила. ─ Я не хотел видеть, как отец превращается в животное, и я не хотел, чтобы Маэва это видела... И каждый раз, каждый раз, Микеле, я молился. Тогда я еще мог...─ О чем ты молился? ─ едва ли не шепотом спросил Микеланджело, внутренне замирая. Его потряхивало от того, что приходилось сейчас слышать. Кажется, мужчина не был готов к таким откровениям.─ Чтобы этот раз стал для него, наконец, последним. Неистово молился. Страстно.И Фло вспомнил, как он, маленьким мальчиком сидя в темном углу спальни, где-то за дверью шкафа, покрытой комнатной пылью и паутиной, шептал себе под нос молитву:"Отче наш, сущий на небе! Пусть он пробьет себе голову и оттуда выльется вся гниль.Да святится Имя Твое... Пусть он порежет стеклом свои запястья и прольется кровь.Да будет воля Твоя... Пусть он захлебнется собственной блевотиной.И прости нам долги наши...И избави нас от лукавого...Аминь."─ А моя мама... Представь, только на секунду, Микеле, просто представь, ─ и Фло, совершенно не контролируя себя, крепко схватил дрожащими руками Локонте за платки на запястьях, случайно отодвигая их в сторону, ─ твоя собственная мать лежит, корчится о боли, и уже двое суток не встает! Она ничего не понимает, она потеряла свой разум, она совсем уже не узнает тебя, она может только кричать от боли! А все, что ты можешь сделать ─ так это дать ей успокоительное, которое всеми правдами и неправдами выпросил в аптеке и, оставив свою ничего еще не понимающую сестру дома, рядом с ней, бежать к телефону на улице, чтобы вызвать скорую. Я никогда не забуду эти слова... ─ Какие слова, Флоран? ─ Мик от напряжения, что словно передавалось воздушно-капельным путем, схватил одной рукой трясущееся запястье Фло, и теперь они сидели, сжав руки друг друга, словно возвращая этим самих себя на землю.─ "Мы вколем ей это, и она уснет", ─ процитировал Мот так четко, что Локонте показалось, будто он сам находится у кровати больного человека и слышит эти слова от врача. ─ Я не понял тогда, о каком именно сне они говорят. Но на мой взгляд это было лучше, чем стоны абсолютной животной боли, Микеле, понимаешь? Это было для нее лучше. Лучше...Флоран замолчал. Ему срочно была нужна передышка. Мужчине казалось, что теперь он обнажен настолько, будто с него просто взяли и содрали к херам всю кожу. Оставили небольшие кусочки только там, где его касался Локонте, и лишь это ощущение чужого прикосновения возвращало к осознанию того, что он, Фло, все еще живой. Ему были невыносимо нужны эти касания. Нужна была чужая ладонь на коже, ладонь повторяющая своим обхватом контуры тела, заставляющая кровь бежать чуть быстрее, хоть как-нибудь захватывать клетки кислорода, которого Флорану мучительно не хватало, и впрыскивать их в сердце и в мозг. Колени мужчины тряслись, и все тело дрожало, однако слёз Микеланджело так и не увидел. Мужчина тоже промолчал, но не от того, что не мог говорить, а просто сказать в ответ ему нечего было. Тяжело сочувствовать чужой боли. Это нужно делать невероятно аккуратно, деликатно, и даже такой эмпат, как Микеле, не мог найти слов поддержки. Может, именно из-за того, что Мик и был довольно тонкочувствующей натурой, у него и не получалось пока что что-то произнести: советы давать было рано, умозаключения делать тоже пока не следовало, а слова бы только прервали Флорана и заставили бы его замолкнуть вновь. ─ Я никому этого не рассказывал, ─ признался Фло. ─ Я честно пытался забыть. Многое из памяти выветрилось за эти годы. Но она мне иногда снится. И мне страшно. Мне вообще часто снятся кошмары, Микеланджело. Я вижу ужасных монстров, монстров в человеческом обличии, и всякий раз стараюсь сбежать от них как можно быстрее и как можно дальше, однако раз за разом врезаюсь в какую-то решетку: она не видима, но осязаема, и каждое прикосновение к ней буквально парализует. Ты останавливаешься из-за этого, и они тебя догоняют. Догоняют, где бы ты ни был: в родительском доме, в парке, на разных улицах, даже в своей квартире ─ они разрывают меня, Микеле. Словами, что я полностью принадлежу им, действиями, после которых я не могу двинуться с места...─ Но ты же свободен, Флоран? Ты в безопасности. Ты живешь в очень хорошем районе, спишь дома в своей постели, а не на улице, ─ осторожно попробовал убедить Мота итальянец, все так же не убирая своей руки.Флоран честно задумался ─ теперь он не чувствовал себя в безопасности даже дома. В особенности дома. Последние дня три. ─ Не совсем, ─ осторожно проговорил Мот. ─ Очень часто я сплю с включенным бра, Микеле. Я, проживший больше половины своей жизни мужчина, сплю со светом, потому что не могу терпеть кромешную темноту. Днем ненавижу яркое солнце, а ночью... Однажды, когда я жил еще на съемной квартире, у меня отключали электричество ─ из-за каких-то неполадок, как и у всего дома ─ и я был вынужден двое суток сидеть в темноте, потому что это были очень дождливые выходные, и весь Париж буквально затопило. Понимаешь? Мне хватило двух дней, который я провел в дрожи от собственного глупого разума, который давит и давит на психику, заставляя подвергаться бреду, о котором я тебе только что рассказал.─ Не называй это бредом, Флоран... Как только я тебя увидел, ─ признался Локонте, ─ я сразу понял, что ты что-то в себе прячешь. Мне стало даже интересно... Однако максимум, о чем бы я мог подумать, так это о воспоминаниях про несчастную любовь или что-то в этом роде, ─ на этих словах Флоран усмехнулся, покачивая головой. Микеле продолжил: ─ Я не мог себе представить, что твое детство было столь ужасным, ─ с ноткой сочувствия проговорил Микеланджело, хмурясь и, глянув на бокал, даже не стал себе доливать. Тут было все слишком серьезно: беседа вылилась в совсем не шуточный разговор. ─ И что оно так сильно на тебя подействовало. ─ Это не все, Микеле. Дай, ─ и Фло кивнул подбородком на бутылку.─ Может, тебе уже все-таки хватит? ─ осторожно спросил Мик, поддерживая наклонившегося за стаканом Мота. Алкоголь мужчина достал только потому, что прекрасно понял: без него ему Мота не разговорить, хоть он тут костьми ляжет. Но тот факт, что преподавателя философии развезет с трех бокалов виски, Микеланджело не учел, потому что сам он в таком состоянии вроде не был. И вообще ─ состояний после приема алкоголя у Микеле было два: либо он всех любит, либо отправляется блевать в ванную. Или на балкон. Или на кухню. Короче говоря, куда успеет, туда и отправляется. В любом случае, до "предотключаемого"состояния, когда язык работает совсем отдельно от головы, Локонте почти ни разу не напивался.─ У меня в горле пересохло, черт возьми, ─ пояснил француз. ─ Ты-то все это время молчал, так что давай, не вредничай, ─ и мужчина нервно рассмеялся собеседнику прямо в лицо. ─ Тебе кажется, это ужасно: жить в семье наркоманов, не иметь прав на образование, на нормальное отношение, на все то, что доступно обычным детям?! ─ смех француза, кусающего собственные губы, был совершенно не веселым. Такой смех бывает у человека, который находится на грани истерики.─ Мне не кажется, ─ Локонте благоразумно не стал спорить с опьяневшим преподавателем и налил немного алкоголя в его бокал, ─ потому что так оно и есть.─ Да, действительно, это ужасно. Но гораздо хуже, когда... ─ и тут Флоран запнулся. Он все еще, даже спустя столько лет, не мог без комка в горле вспоминать тот момент, когда понял, что он просто товар. Тот момент, когда хлопок двери, раздавшийся вслед за ушедшим отцом, разделил и без того не самую простую жизнь на "до" и "после". Тот момент, когда Фло решил во что бы то ни стало защитить свою сестру, свою маленькую Маэву, пусть и ценой своего собственного тела.─ Ты ведь не понимаешь, о чем я говорю, верно? ─ Локонте почти сразу же пожал плечами и кивнул. ─ Мое детство, оно... ─ Мот еле-еле подбирал слова, то и дело сглатывая вставший комок в горле, а затем поднял бокал и опрокинул в себя все его содержимое, не закусывая пиццей. ─ Оно окончательно закончилось в двенадцать, когда... Отец привел нас в чужую квартиру, и... Он продал меня и Маэву, ─ невероятно тихим шепотом договорил француз, чувствуя мурашки на спине. ─ Продал? ─ переспросил Микеланджело, через секунду поняв, что именно сказал Фло. Мот лишь кивнул в ответ ─ на большее он сейчас не был способен. ─ К-как? В смысле?! ─ Локонте даже заикнулся от такого неожиданного поворота событий. ─ В рабство?.. ─ неуверенно добавил итальянец, ощущая табуны мурашек, бегущих по всей спине.─ Да, ─ понуро согласился Флоран. Он больше не мог себя сдерживать, хотя и искренне пытался: дыхание мужчины стало более частым, каким-то дрожащим. Мот приложил ладонь ко рту, стараясь заглушить свои бессильные всхлипы, и теперь глубоко дышал заложенным носом, силясь успокоить самого себя. Ничего у него особо не выходило. При таких воспоминаниях становится невыносимо больно ─ ты будто все заново это переживаешь. Каждое из подобных воспоминаний разбивается со временем на несколько сотен кусочков: вот этот кусочек ─ ты кричишь, брыкаешься, пытаешься вырваться... Следующий кусочек ─ Маэва в панике сжимает куклу в руках. Еще один ─ звук расстегивающейся ширинки... И каждое из этих воспоминаний начинает болеть уже по-отдельности. ─ Тебе дать воды? ─ неловко спросил Микеланджело.─ Нет, ─ шепотом отказался француз. ─ Ты правда хочешь, чтобы я договорил?Микеланджело даже отвечать вслух не стал. Просто кивнул, не отводя взгляда своих карих глаз от собеседника. Теперь, когда Локонте не то, что задел ─ буквально разбередил рану внутри души француза, им ни в коем случае нельзя останавливаться. Если попросить Флорана заткнуться, это сделает только хуже: мало ли, что в таком состоянии он может натворить ─ с Микеланджело или с самим собой. ─ Мне было двенадцать, меня убили именно в том возрасте. Те твари, которые находились с нами в квартире, начали домогаться до Маэвы, ─ сквозь душащие хрипы говорил и говорил Фло. ─ Я ведь не мог просто на это смотреть и... Я ведь ее брат, я должен был... ─ Фло запнулся и договорил очень тихо, одними губами, ─ И попросил, чтобы они оставили ее в покое, а меня... ─ Не произноси этого, ─ остановил француза поморщившийся Микеланджело, которому до ожога души было больно видеть, как Флоран сам себя наживую по кускам режет, чтобы вынуть эти воспоминания наружу. Пожалуй, впервые в своей жизни, Локонте ненавидел себя за слишком бурное воображение. ─ Не надо, пожалуйста. Я понял тебя, Фло, ─ много слов для проницательного итальянца здесь было не нужно, он и так уже понял, что все то, что хотели сделать с маленькой девочкой, пришлось вытерпеть ее старшему брату.Микеле не мог себе представить, как бы он повел себя на месте Флорана. У него тоже остались в Италии и сестра, и брат, но Мик попросту не мог примерить такую ситуацию н себя. И, по правде говоря, был очень благодарен своей жизни, что не мог.─ Она видела мои слезы, слышала крики. А потом я начал терять сознание и стал для них бесполезен. И все, после этого я больше ничего не помню, ─ понуро пробормотал Фло. ─ Они что-то вкололи мне, и я отключился почти в тот же миг. Этот миг был последним, когда я ее видел и слышал. Микеланджело, сколько же уже сменилось времен года, сколько прошло лет... ─ француз, облизывая пересохшие от долгого разговора губы, потерянно взглянул на собеседника. Сейчас Локонте видел перед собой вымотанного потерянного ребенка, а не просто Флорана Мота. ─ Ночь для меня и не ночь вовсе: мне почти постоянно снится один и тот же кошмар ─ будто мои руки в крови, и я слышу ее голос. Скажи мне, когда перестанет звучать в голове ее крик?─ Я не знаю, Флоран. Я не могу тебе ответить, ─ что же, дать ответ Микеланджело и в самом деле не мог. ─ И что ты мне посоветуешь?─ Есть страдания, которые не проходят, ─ задумчиво начал Локонте, решив, что утешать здесь смысла нет абсолютно. Не существует таких слов, чтобы успокоить человека, пережившего подобное. ─ Они никогда не покидают человека и остаются с ним до самой смерти. Это угрызения совести, ─ пояснил Микеле, взяв Флорана за руки и положив их мужчине на колено. Теперь получалось так, что руки француза оказались накрыты ладонями художника.─ И что, теперь я обречен? Моя душа никогда не найдет покоя? ─ закусил губу Флоран, глядя на свои руки. ─ Ты мне это хочешь сказать? ─ Мне бы просто хотелось, чтобы Бог не заставил тебя еще большую боль пережить.─ Да куда же еще большую-то? ─ непонимающе переспросил мужчина, дернув правую руку из ладоней Микеле и прижимая пальцы к глазам, в которых давно уже стояли слезы. Флорану не хотелось, чтобы Мик видел соленые капли, однако дрожащий голос все равно выдавал француза с потрохами. Бог заставил Фло пережить почти все, что можно.─ Что было потом, Флоран? ─ после небольшой паузы задал Микеланджело вопрос.─ Меня разлучили с сестрой, увезли в другую страну, И так я оказался на совершенно другом континенте. Смешно, правда? Мне устроили почти что кругосветку, ─ Фло очертил рукой круг, который, по всей видимости, означал планету Земля, ─ а я тут еще жалуюсь. Смешно же, не так ли, Микеле?─ Нет, Фло, ─ с саркастическим вдохом цокнул Микеланджело, очертив взглядом полукруг и еще сильнее сжав ладонь Мота. ─ Абсолютно не смешно. ─ Так я оказался в Торонто, ─ продолжил мужчина, видя перед собой, словно в тумане, каждое действие, каждую локацию. ─ В то время это был не такой развитый город, как сейчас. И тогда, когда я открыл глаза, я еще не знал, что меня ждет. А ждал меня дом под красным фонарем, ─ почему-то Фло не смог произнести нужное слово. ─ Меня продали туда в качестве... В качестве мальчика для извращенцев.─ Un bordello! [Бордель!] ─ само по себе вырвалось на итальянском у Микеле. В свое время он был в Канаде ─ когда ездил отдыхать после университета: деньги позволили мужчине остановиться в этой прекрасной стране едва ли не на месяц. Сияющий Торонто, франкоговорящий Монреаль, столичная Оттава... И прекраснее города Торонто Микеланджело ничего в своей жизни, пожалуй, не видел. Здания, что выше любых скал. Проспекты, бурлящие, как горные потоки. Не гаснущее даже ночью небо, светящийся утренний или вечерний туман… Город никогда не останавливающийся, сиюминутный — как любой из миллионов его жителей. Безумный, хаотический, яркий. Весь состоящий из сочетаний несочетаемого, построенный безо всяких планов на жизнь. Не вечный, потому что вечность слишком холодна и неподвижна. Но такой живой! А тут... ─ Un bordello per bambini? [Детский бордель?!] Ты что, серьезно, Фло?─ Не думаю, что у меня или у кого-нибудь другого было бы желание шутить над этой темой, ─ отпустив руки Локонте, Флоран посмотрел на собственные дрожащие пальцы. ─ Ты не можешь представить себе: отчаянные голоса мальчишек, которые раздавались из комнат... Я слышал эти крики почти постоянно: засыпал и, бывало, даже просыпался под них. Так вот, я был товаром. Одним из тех несчастных, заброшенных туда каким-то ветром, я не знал, что со мной будет завтра, а уж послезавтра ─ тем более. И выбора у меня тогда не было никакого. Впрочем, знаешь, Микеле: я тебя обманываю, ─ пьяно рассмеявшись и едва из-за этого не свалившись с дивана, признался мужчина. ─ Выбор у меня все-таки был: либо сдохнуть, либо стать профессиональной шлюхой. Тебе лично, Микеланджело, какой вариант больше по вкусу пришелся бы на моем месте? ─ дернул подбородком француз. Последний вопрос был максимально наполнен горьким ядом цинизма. Во взгляде Фло мелькнула тень прошлого ─ глаза словно подернулись какой-то мутной дымкой. Голос дрогнул, а на ресницах появились небольшие капли слез. ─ Микеле, мне было двенадцать, когда меня... Ты понимаешь, всего двенадцать, и я был вынужден сделать этот выбор. Выбрать из плохого и наихудшего. Или умереть, или научиться делать все, что от меня требовали, и получать "удовольствие"... ─ Мот выделил голосом последнее слово, хрипло рассмеялся и покачал головой сам себе, словно не веря, что все это произошло с ним самим. ─ Все эти грязные вещи, ─ гримаса отвращения исказила лицо Мота. Он будто вновь вернулся на несколько лет назад: видел перед собой того мальчика, в ужасе извивающегося не хуже змеи, чтобы его не тронули чужие грязные руки. ─ Такое себе "или-или", да?.. Ты знаешь, что я выбрал, Микеланджело? ─ Фло перестал улыбаться, и теперь лишь кончики растянувшихся губ нервно подрагивали.─ Что? ─ почти не дыша, задал вопрос итальянец.─ Я выбрал первое! Я выбрал умереть, Микеле. Мне незачем было жить. Я потерял и то немногое, что было в моей жизни. Я не выдержал и... ─ Фло, быстро завернув рукав своей рубашки, показал Мику левую руку, на которой красовалось несколько едва заметных из-за волос, но довольно широких продольных шрамов.Локонте слушал рассказ Флорана и от каждого слова у него по плечам и спине бежали мурашки. Микеле знал падших женщин не только из книг, но и по личным знакомствам: житье в общежитие во время обучения, переезд в другую страну, долгий поиск квартиры и съемные комнаты в самых разных районах города этому поспособствовали весьма активно. Однако эти женщины никогда не роптали на роковые обстоятельства ─ воспитание домашними, крайнюю нужду или среду, в которой они росли... Нет: все они, как ни странно, вполне осознанно выбирали эту дорогу по каким-то личным мотивам, а некоторые ─ даже назло близким или бывшему, что, на взгляд Локонте, отдавало совсем уж каким-то идиотизмом. Микеланджело, конечно, прекрасно понимал, что бывает и наоборот ─ девушки просто вынуждены продавать себя, не познав чистой светлой любви, но лично он таких не знал. Все проститутки, которых он встречал в своей жизни, вели себя так, будто это было нормой. Впрочем, для них и было: средств у таких "сеньорит" было предостаточно, внимания мужчин ─ еще больше, а карьерная лестница у тех шлюх, которые называли себя "любовницами", сама собой переформировывалась в лифт, скорость которого сильно зависела от умений работать ртом. Правда, общество их порицало, а некоторые особо верующие родственники вообще оплакивали своих дочерей и сестер как мертвых, но кому вообще какое дело до этого пресловутого "общества", если такое поведение в современном мире приносит больше денег, удовлетворения и связей, чем пуританская жизнь?Но то, что произошло с Флораном... Это просто не укладывалось у итальянца в голове! До ушей доносились слова Фло о том, как он в четырнадцать распорол себе руки осколками бутылки и только чудом, при помощи соседей по комнате, выжил. Доносились и слова о том, как в пятнадцать ему пришлось остаться в комнате с пятью мужчинами, о том, как в шестнадцать при неожиданном, довольно сильном ночном пожаре он потерял своих друзей ─ единственных близких, которые у него были... ─ Разве об этом мечтает ребенок? Такова была моя плата за жизнь, да? Жизнь есть игра? Я должен был научиться играть в игру, где ответной ставкой на мою жизнь стали их жизни?! ─ в этот момент Флорана затрясло так сильно, что он не смог даже говорить дальше. Просто не хватало слов. Хотелось плакать. Потом кричать. А потом и плакать, и кричать, да еще и бить все вокруг себя в абсолютно любой последовательности.─ Не сдерживай слезы, ─ ободряюще кивнул головой Локонте. Затем, видя, как Флорана мандражит, встал и, вновь едва не снеся половину мебели своим опьяневшим телом, добрался до окна и открыл его настежь. Потоки воздуха сразу влетели в комнату и, растрепав холсты, драпировки и примеры работ, начали хозяйничать в кабинете. ─ Когда же тебе еще плакать, как не сейчас? Ты уже и так надержался, чтобы быть для них, для детей, примером, ─ пояснил Микеланджело, подходя обратно к дивану и, ежась от холода, наклонился к мужчине и положил руку ему на плечо. ─ Я знаю, как ты ведешь философию. В твоем предмете слишком много тебя самого. Ты очень сильный, Флоран. А сильного человека слезы не портят. Да, мы не позволяем себе плакать при людях, но сейчас здесь нет никого, кроме меня, поэтому позволь себе это. ─ Спасибо, ─ пробормотал Мот, стуча зубами от холода. Заикаясь от внутренней истерики, волнами облизывавшей его сознание, француз сделал еще один небольшой глоток виски и, икнув, попросил Мика все же закрыть окно.─ Почему ты продолжаешь себя так мучить, Фло? ─ художник выполнил просьбу, вернулся обратно к дивану, непонимающе взглянул на мужчину и, усевшись и подтянув под себя левую ногу, снова взял Фло за запястья, крепко сжимая пальцы на его пульсе. Микеланджело искренне считал, что прикосновения помогают лучше разделить боль, чем простые слова и общее участливое выражение лица.─ Я не... ─ Флоран потерянно смотрел на итальянца, не зная, что теперь сказать: сейчас он, Микеле Локонте, человек, которого Мот готов был убить при первой встрече, знает о личной трагедии больше, чем кто-либо. Даже, пожалуй, этот художник стал единственным из ныне живущих. И, пожалуй, второй раз в жизни Моту казалось, что его боль в размерах Вселенной хоть что-то, да значит. Нужно отдать Микеланджело должное ─ он действительно умеет слушать и слышать. И если раньше француз хотел пулей вылететь из кабинета, то теперь он бы пулей вылетел из окна, если бы вдруг Локонте сказал что-то вроде "хватит", "прекрати" или "давай закончим". Флорану, неожиданно для него самого, хотелось, чтобы Мик был рядом, потому что его тихая и относительно сдержанная ─ по сравнению с остальным временем! ─ манера поведения действовала на француза как-то успокаивающе. Сути дальнейшего разговора Фло не запомнил. Возможно, потому, что кратковременная память откинулась из-за слишком большого кома мыслей, который Фло сейчас распутал впервые за много лет, а, возможно, дело было в количестве алкоголя, не совместимом с нормальной жизнедеятельностью организма совершенно не пьющего Мота. В любом случае, Флоран помнил только собственные сжатые до боли зубы. Он будто бы продолжал что-то говорить, но уже и сам толком не понимал, что именно произносил. Словно мозг и язык работали как-то совсем отдельно друг от друга. Каким образом он перескочил на историю о Тайлере и Лили, Фло не осознал. Он запомнил буквально несколько своих слов: о том, как тяжело заболел, о том, что ему, в отличие остальных парней, очень сильно повезло, о том, что Торонто стал для него настоящим домом, и о том, как Флоран через несколько лет этот самый дом потерял.Тот год был очень тяжелым для Флорана. Он доучивался в двух вузах одновременно, и почти постоянно пропадал то в одном месте, то в другом. В итоге в какой-то момент, в середине лета, защитивший первый диплом Мот был вынужден уехать в Париж ─ в университете, где он учился на заочном, тоже началась пора сдачи дипломов, поэтому пришлось покинуть дом родителей, буквально на несколько дней. Фло не стал брать денег для съема квартиры ─ он жил в общежитии для иностранных студентов, которое было предоставлено руководством университета, желающего казаться в глазах граждан других стран ультра-современным и максимально комфортным. Раз в пару дней Мот звонил домой, получая от родителей моральную поддержку и обещание вместе сходить на пикник по его приезде. Буквально за пять минут до его очереди на сдачу Флорану позвонили на мобильный телефон. Высветился городской код Торонто, однако номер был не известен. Фло, которого и так слегка потряхивало из-за волнения, немного озадачился, но трубку все-таки поднял. На другом конце провода безэмоциональный женский голос спросил, он ли Флоран Мот и уточнил, где он сейчас находится. Получив ответ, что на данный момент "абонент не особо абонент" и находится сильно за границей государства ─ за океаном, примерно в шести тысячах километров, женщина сухо сообщила молодому человеку, что дом, в котором он прописан, сгорел вчерашним вечером, примерно в районе девяти часов. Следующее, что услышал оглохший в одно мгновение Фло, так это вопрос о том, когда он приедет забрать тела. Какие вопросы задавались дальше, Флоран вообще не понимал.Как он защитился, Мот не помнил от слова совсем. Голова кружилась очень сильно: молодой человек побледнел настолько, что комиссия, видя его состояние, даже не стала задавать какие-либо вопросы, считая, что раз студент так волнуется, то точно весь диплом делал сам, да и прикапываться-то было особо не к чему. Всем своим сознанием Флоран был дома, в Торонто. Выйдя из аудитории, Фло начал названивать сначала отцу, затем ─ маме. Никто из них предсказуемо не отвечал: оба абонента были вне зоны доступа. В компании кучи успокоительных француз кое-как дождался даты своего вылета, потому что так и не смог поменять билеты, и как только прилетел обратно в Торонто, даже не стал вызывать такси ─ взял машину в аренду и, безбожно нарушая почти все правила и ограничения по скорости, рванул в пригород, домой. На улице было безумно жарко и тихо ─ стояла абсолютная тишина, режущая слух. Кажется, даже кузнечики и птицы сдохли от этой поглощающей все живое жары. А если кто-то еще не сдох, то медленно загибался в тени, абсолютно не дающей прохлады.Мот стоял как прикованный и с совершенно пустым выражением лица смотрел на пепелище. Этот пожар уничтожил всю жизнь парня. Половина дома буквально сгорела дотла. Флорану казалось, что ему до сих пор слышится какой-то паленый запах. Этот запах обволакивал, будто смаковал, пробовал молодого человека на вкус, будто желал помучить, причинить еще большую боль. Парня пару раз пригласили в участок и один раз ─ в морг, откуда он забрал тела для похорон. Фло занимался всем сам, не стал поручать это специальным компаниям. Зная, что мама часто ходила в церковь, хотя и не была ярой католичкой, Флоран, до сих пор так и не питавший особой благоговейной любви к вере, позаботился о том, чтобы священник именно этой церкви провел все необходимые обряды. На процессии было довольно много людей, и каждый считал своим долгом сказать что-то вроде "сможет выкрутиться", "у парня мозги на месте", "главное, что без денег не остался"... Безразличный ко всему, Флоран в ответ лишь слабо улыбался и благодарил пришедших короткими, ничего не значащими фразами. Когда сами похороны закончились, а все люди покинули кладбище, Фло остался в полном одиночестве. Он просто сидел на земле рядом с могилами и совершенно не знал, что ему теперь делать. Он никак не мог поверить, что все, ставшее ему самым дорогим в жизни, ушло так внезапно. После этого Фло перестал разговаривать. Вообще. Весь следующий месяц он не проронил ни слова: звонили ребята и с одного университета, и с другого, приглашая на попойки ─ так Мот даже трубку не брал. Ощущения, конечно же, никуда не делись, но нормальные люди их обычно принимают и перерабатывают, а Флоран... Флоран на тот момент не мог, он попросту их не понимал и не принимал. Сил хватило только на то, чтобы найти жилье на первое время. Все происходящее воспринималось как через мутное стекло. Мот оказался будто оторван от мира: будто его закинуло в какую-то параллельную реальность, где все то же самое, что и в нашей ─ такие же формы, такие же запахи или цвета, однако нет одного. Нет эмоций. То, что светило над головой, явно не было солнцем ─ иначе зачем оно так жестоко жгло роговицу глаз? То, чем Флорану приходилось дышать, не было воздухом ─ иначе почему он не вселял жизнь, а сердце не могло толком биться? То, по чему переступали ноги, не было землей ─ иначе отчего она не забирала Фло к себе, почему его собственное тело не обратилось в прах? Хотя копы и говорили, что это "всего лишь" несчастный случай, Флоран считал и до сих пор считает, что это было сознательное убийство. В их доме не было проблем ни с чем: ни с электричеством, ни с газом. Только вот он не знал, кому это могло понадобиться ─ ведь его родители не были важными людьми в городе... Да, достаток в семье был выше среднего, но не настолько, чтобы из-за этого убивать. Сгорела половина дома, однако из того, что осталось, Флоран понял, что ничто не было украдено. Поджог с целью ограбления? Вряд ли. Но мысль о проводке или отжившем свое котле молодой человек отверг сразу же. В любом случае, узнать, что же именно произошло, у Фло так и не получилось, а ему нужно было продолжать как-то жить дальше: искать жилье, работу и понемногу справляться с вновь закружившимся хаосом в груди. Все началось одним вечером и закончилось так же ─ одним вечером.Оставаться в Торонто, с которым молодого человека больше ничего не связывало, Фло не собирался, а потому через полтора месяца вернулся в Париж, получил свой второй диплом, закончил магистратуру в этом же университете, только на другой кафедре, где и начал карьеру преподавателя. И хотя первое время Флорану не особо улыбалась удача ─ ему приходилось очень долгое время висеть на крючке мини-банков, где он частенько брал микрозаймы, чтобы дотянуть до зарплаты, но со временем все выправилось, и француз смог позволить купить себе роскошную двушку в хорошем районе, машину и нашел прекрасную работу, где его и свела судьба с Микеланджело Локонте.У итальянца же после всего сказанного попросту не было слов. Такое жуткое пламя, сжигающее Мота, было невозможно потушить каким-то там вискарем. Как ни старайся, с ним не справиться, и погасить его не под силу никому, кроме самого Флорана. Только вот он одним лишь своим дыханием разжигает это пламя, уничтожающее все ─ удивительно, после всего произошедшего! ─ что есть прекрасное и чистое в его собственной душе. По мнению Микеле, который, хоть и был бабником, транжирой и охотником до плотских утех, однако в Бога верил, в душе каждого есть несколько окон. Сквозь них свет как бы проникает в сознание человека, и только потому он живет. Микеланджело вовсе не имел ввиду этим выражением работающие, как по часам, печень, сердце и почки: скорее, он имел ввиду жизнь духа, его силу и крепость. Но все, что было рассказано Флораном, методично закрывало эти самые окна. Соответственно, исчез и источник света, а свечи внутри Фло так и не смог пока зажечь ─ у него нет на это сил, и помочь ему некому.─ Флоран, ─ Микеланджело давно уже отодвинул от себя бокал с так и не допитым виски, ─ но почему ты винишь себя еще и за это?..─ Как же я могу себя не винить, Микеле? ─ голос Фло сел окончательно. Больше он попросту не мог говорить. ─ Если бы я тогда не уехал, если бы вернулся, да если бы я хотя бы позвонил тем вечером... Может, они хотя бы из дома вышли, или поехали в магазин ─ купить что-нибудь к моему возвращению... Я бы так хотел получить их прощение... Потому что сам себя за это я уже никогда не прощу.─ Я не обесцениваю все, сказанное тобой, ─ осторожно произнес Микеланджело. ─ Но я хочу сказать, что ничто не длится вечно. Даже траур, ─ Микеле пока не понимал, верит ли он сам в то, что говорит Моту, однако продолжал говорить. ─ Не нужно возвращаться в прошлое, тебе не забрать тех, кто там остался. Нужно отпустить их ─ ты не виноват в том, что произошло, и это освобождение не означает, что ты кого-то из них предаешь, Флоран. Я понимаю, что от некоторых воспоминаний хочется освободиться как можно быстрее, забыть их, как ночной кошмар... Но такие раны, как у тебя, могут кровоточить очень долго. Сам ты обезболивающего от них не найдешь ─ лишь время подберет тебе лекарство. Да, ─ и Мик безо всяких подтекстов указательным пальцем коснулся губ Флорана, который хотел было возразить своему собеседнику, ─ я знаю, что ты хочешь сказать. Что-то вроде "время не может вылечить"! Время долго ищет эту таблетку, потому что для каждого человека нужна своя. Для кого-то это любовь, для кого-то ─ ребенок, а для кого-то... Ну, не знаю, может быть, горы или море, ─ предположил Локонте, вспоминая, с каким удовольствием сам всегда приезжал в Бари к друзьям и подставлял лицо морской прохладе и брызгам соленой воды. ─ Представь, однажды ты окажешься у какого-нибудь там Адриатического моря, и оно унесет своими волнами всю боль твоей памяти. У каждого свое море, Фло.Какое-то время мужчины сидели молча. Обоим была нужна тишина. Однако она была такой плотной, что казалось, будто ее можно разрезать ножом. Флорану нужно было больше воздуха, но сколько бы раз он не вдыхал, вдохи эти были поверхностные, а вместо воздуха легкие будто заполнялись водой.─ Вот так вот, Локонте, ─ Флоран, деланно-безразлично царапая ногтем обивку дивана, снова смотрел куда-то мимо Микеланджело. Застыл он неосознанно: словно тело пыталось оправиться от воспоминаний и теперь само по себе стремилось подавить хотя бы внешние признаки душевных терзаний. ─ Хотел узнать мою историю? Видишь теперь, кто перед тобой? ─ в голосе мужчины вновь послышались какие-то то ли угрожающие, то ли истеричные нотки, хотя Мику казалось, что после такого откровения сил на это у Мота не должно было бы остаться. По крайней мере, у него бы точно не осталось.─ Прекрасно вижу, ─ Микеле, напротив, на удивление был спокоен и даже как-то сосредоточен. Он не хотел и не мог себе позволить сочувствовать французу, отлично зная, что это только разозлит мужчину. Флорану нужны поддержка и понимание, а не тяжелые вздохи вслед его словам. ─ Вижу человека, пережившего ужасные времена. И все это пережитое, которое человек хочет считать пройденным этапом, всплывает в его голове вновь и вновь, отбирая всю энергию. Этому человеку, ─ Микеланджело специально придерживался третьего лица, прекрасно зная, что если начать говорить что-то вроде "тебе нужно" или "ты обязан", то Флорану такие слова покажутся наездом и приказом, а это может привести к плохим последствиям, ─ очень тяжело и одиноко, однако он настолько сильный, что фундамент его жизни до сих пор не разрушен.─ И что же этому человеку делать? ─ Мот склонился над столом и аккуратно провел указательным пальцем по кромке бокала, добиваясь этим свистящего звука.─ Слушай, Фло, я понимаю, что ситуация кажется безвыходной, но все-таки... ─ начал было Микеланджело, однако был остановлен внезапным криком.─ Кажется? ─ со смехом переспросил Флоран, едва не подавившись собственной слюной. ─ Тебе просто кажется?! Она реально безнадежна! Я не могу даже представить, как с этим справиться!─ Не начинай орать на меня Мот, ─ попросил Микеланджело, пока еще спокойно, пытаясь не допустить начала новой ссоры. ─ В своем поиске защиты от всего этого ты сам же сопротивляешься помощи, ─ агрессивный тон собеседника настолько не понравился Мику, что он даже почувствовал, будто бы начал трезветь, причем с невероятной скоростью. ─ Конечно же, твоей?! И, конечно же, чистой и бескорыстной? ─ усмехнулся Мот, окидывая Микеле пьяным взглядом. Перед глазами все ходило ходуном: Флоран Мот был пьян. Нет, даже не так ─ он был чертовски пьян. Он был просто до безобразия пьян.─ Тебе нужна защищенность и уверенность в понимании, ─ повторил итальянец, пытаясь понять, что следует ожидать от Фло дальше ─ слишком уж за последнюю минуту изменился его тон. Черт возьми, Микеле же не знал, что француза так разнесет с неполной бутылки виски на двоих, не знал, что заставляет его своими напористостью и наглостью вспоминать адскую боль! А когда до Локонте это дошло, поздно уже было останавливаться. Зато теперь он отлично понимал, почему Флоран так отнекивался от диалога раньше. ─ Это видно невооруженным глазом.─ Стесняюсь спросить, что бы ты мог увидеть вооруженным?─ Вооруженным? ─ разозлившись на дерзкую усмешку француза, Микеле вскочил с дивана и навис над собеседником: ─ Вооруженным я вижу, что внутри у тебя накопилась куча пережитых бед, принесенных жертв... Именно поэтому ты так остро реагируешь на мою попытку помощи! Ты уверен, что я тебя не понимаю, Флоран. Да, я даже близко не пережил то, что пришлось перенести тебе, но я тебя все-таки понимаю. Ты вынужден постоянно сдерживать свое раздражение, ─ безжалостно продолжил Мик, видя, что его слова выводят Флорана из себя, ─ и поэтому у тебя не получается поддерживать связь с людьми. Тебе кажется, что я могу покушаться на тебя, твою свободу или характер, но единственный, кто тебя ущемляет ─ ты сам! Ты сам не даешь себе всего этого забыть! Сам себя мучаешь!─ Прекрати! ─ лицо Мота перекосилось. Мужчина, разозлившись, тоже вскочил с дивана, схватил бутылку и теперь оказался нос к носу с Локонте. Обстановка очень сильно накалилась ─ казалось, будто даже воздух наэлектризовался. ─ Прекрати, ─ Микеле почувствовал горячее дыхание Флорана на своей щеке. Однако Мот может внушать страх одним своим видом лишь студентам, а Мик из этого прекрасного возраста уже давным-давно вышел и француза не боится. Почти. Пьяных Микеланджело не любил.─ Не прекращу! Ты хотел знать, что я вижу, Мот, и вот, я тебе отвечаю! Я вижу твой страх перед одиночеством и боязнь быть ущемленным вновь. Ты меня боишься и одновременно нуждаешься в какой-то опоре! Сколько ты выпил, Мот? ─ спросил Микеле, настороженно смерив взглядом стакан. ─ Мне почему-то показалось, что ты крайне сложная натура и не признаёшь таких простых решений, как топить горести в вине.─ Без разницы! ─ Флоран схватил Локонте за плечо и придвинул к себе, больно поддевая пальцами ключицу. Есть такие горести, от которых просто нет другого лекарства. Но, разница была, и состояла она в том, что от пьяного человека увернуться было гораздо легче, что итальянец и сделал. Локонте вовсе не улыбалось получить дополнительные синяки на теле вдобавок к тем, которые уже красовались на его шее.─ Ты сильно пьян, тебе надо проспаться, ─ напряженно ответил Микеланджело, надеясь, что Фло не придет в голову ударить его бутылкой, что находилась у него в руках.─ Нет, не нужно! Пошел ты! ─ огрызнулся Мот.─ Нет уж: ты пошел! Иди! ─ выкрикнул Локонте. ─ Давай, вали! ─ и мужчина швырнул в Флорана ключи от двери кабинета, которые, мазнув Мота по плечу, с лязгом упали на диван. ─ Пошел вон, если так же и хочешь продолжать изнывать от своей боли! Я тебя не держу! Чего ты еще ждешь? ─ надо признать, Микеле сам от себя не ожидал таких слов. Ему надоело, черт возьми: и нет, надоел не сам Мот, а его отношение к этой ситуации! Он может помочь себе сам, просто приняв помощь итальянца, но он делает все для того, чтобы всех от себя оттолкнуть. ─ Вали домой, к той камере, которую ты повесил на меня, покривляйся перед ней, попозируй немного, а я приеду к себе и посмотрю! ─ слова были жесткими, даже очень, особенно, если учесть тот факт, что за последние минуты Флоран раскрылся Мику чуть больше, чем полностью. Однако итальянский темперамент настойчиво требовал выхода, и Микеланджело просто не смог перетерпеть крик в собственный адрес. ─ У меня же в квартире Пентагон, блять! Последние слова, словно ведро ледяной воды, отрезвили француза и тот, ошарашено глядя на Микеле, уронил бутылку на пол, чувствуя, как несколько капель попали на штаны, а затем буквально рухнул обратно на диван.Камера. Гребаная камера, отравившая жизнь Мота окончательно. Фло накрыла паника при одном только упоминании об этом: когда он сам говорил о камере, прося прощение у итальянца, он мог себя сдерживать, однако теперь, когда Локонте выкрикнул ─ выплюнул! ─ эти слова, Флоран не был к этому готов. Мужчина внезапно почувствовал, что задыхается, причем на полном серьезе: его горло словно сдавила чья-то рука, и изо рта вырвались лишь хрипы вместо хоть каких-нибудь слов. У мужчины не получилось не вдохнуть, не выдохнуть, и от этого перед глазами серьезно помутилось. Фло схватился правой рукой за грудь, нажимая пальцами на ключицы, словно пытаясь этим протолкнуть больше воздуха, однако снова ничего не вышло. Руки мелко потряхивало, а сердце, словно живое, билось уже где-то в горле, под самым кадыком. Локонте, было, подскочил и хотел похлопать преподавателя по спине, считая, что тот поперхнулся, однако Фло его остановил и сквозь хрипы еле-еле попросил воды, потому что губы и западающий назад язык его не слушались. Воздух совсем не поступал в легкие, и Флоран бы сейчас с куда как большим удовольствием умер от пули в лоб, чем от такого приступа удушья из-за паники! Ощущая, как леденеют и немеют кончики его пальцев, Мот внезапно услышал какой-то странный звук.Бинго! Теперь, вдобавок ко всему, ещё и в голове звенит, когда он, Фло, в сознании!Впрочем, как оказалось, это была всего лишь бутылка, которую Флоран, изнывая от недостатка воздуха, случайно задел дрожащими ногами. Она откатилась в сторону и ударилась боком об один из деревянных планшетов.Приступ окончился так же неожиданно, как и начался. В глазах теперь стояли слезы, голова кружилась от притока кислорода в мозг, а сердце явно стремилось отстучать настоящую чечетку. ─ Это сейчас что такое было? ─ Локонте, похоже, даже не до конца понял, что именно он перед собой только что увидел. Все было относительно нормально ─ кроме того, что между ними разыгралась ссора ─ и тут Флоран начал задыхаться. Прошло пятнадцать секунд ─ и Флоран вновь сидит перед ним, как ни в чем не бывало, только он теперь мокрый, как будто на него вылили ведро воды, да дышит через раз.─ Тrepidatum impetum, ─ пояснил Флоран.─ Паническая атака? ─ переспросил Микеланджело, который все-таки был итальянцем и смог распознать в латинских словах знакомые корни. ─ Опять? С чего, черт возьми?─ Камера, ─ еле-еле проговорил Флоран, опуская затылок на поверхность спинки дивана. Сейчас ее воздушность и мягкость наверняка могли поспорить с облачками самого Рая, в который Мот все равно особо не верил. Силы покидали француза чрезвычайно стремительно, и теперь ему было плевать на то, что слетает с его языка: за словами он уже не хотел, не мог следить. ─ Я знаю, что это не ты. Пентагон не в твоей квартире. Я посмотрел даты записей ─ мы не были знакомы, когда ее установили... ─ Фло шептал себе под нос настолько тихо, что Мику пришлось наклониться перед ним, чтобы разобрать слова хотя бы немного. То, что итальянец услышал, заставило его лицо вытянуться от удивления. ─ А Мерван сегодня... Он не только переспать... Я въебал ему потому, что он дал мне... ─ не стесняясь в выражениях, Флоран вытащил порядочно помятую бумажку и положил ее Мику в руку. ─ Я уже с ума схожу, Локонте, ─ сквозь кашель добавил француз, закрывая глаза, и откинулся на спинку окончательно.─ Это что такое? ─ непонимающе спросил Микеле, вертя в руках измятый листочек с надписью "не теряй бдительности, мальчик из Аржантёя, жди в гости!" и с уродливым смайликом в конце.─ Я чуть-чуть полежу и пойду... Поеду... ─ пробормотал француз, уже начиная сопеть носом.─ Да куда ты поедешь, ты же на ногах не... ─ и Мик заткнулся, глядя на то, как Фло, закинув голову на спинку дивана и открыв рот, захрапел. ─ Флоран? ─ попытался итальянец разбудить Мота. ─ Что это такое, я тебя спрашиваю? Это Мерван тебе?..Бесполезно. Мужчина отрубился почти в одну секунду. Причем крепко и явно надолго, поскольку даже начал похрапывать. Шикарно. Просто шикарно! Видимо, Локонте вновь придется ночевать на рабочем месте. Микеле непонимающе повертел в руках бумажку и, напряженно размышляя, положил ее к себе на стол. Не стал рвать и выкидывать, понимая, что она еще может понадобиться им в будущем. Почему "им"? Да потому, что теперь дело осложнилось еще больше, и Локонте не то, что не может ─ он теперь не имеет никаких прав оставить Мота разбираться со всем этим дерьмом в одиночку. Одно дело ─ воспоминания, которые можно переработать, так или иначе, и совсем другое ─ камеры в квартире и записки с угрозами. Это уже конкретно подванивает прямым уголовным кодексом. Только вот почему Флоран держит это в себе, почему уже давно не пошел в полицию? ─ Причем здесь Рим-то вообще? Ладно. Предположим, ─ убирая со стола бокалы и поднимая с пола бутылку, сказал сам себе Локонте, ─ записку от Мервана ты получил только сегодня, и успел лишь навалять ему по жопе, но почему по поводу камер-то ты не вызвал копов? Или недоговариваешь что-то, или... ─ и тут итальянца осенило: ─ Боишься! Ты боишься, Фло, да? ─ спросил Микеланджело у недвижимо лежащего на диване тела. Предсказуемо не получив никаких ответов, Мик продолжил распутывать клубок возникающих в голове мыслей дальше: ─ Боится... Если боится ─ то чего? Или...кого? Может, тех, кто увез его в бордель? ─ собирая коробки пиццы обратно в пакет, Микеле вытащил последние кусочки и сложил их прямо на драпировку, валяющуюся на столе, чувствуя легкое головокружение от выпитого алкоголя. ─ Детский бордель, Мадонна, какой же это ужас!Теперь кабинет был относительно чист: по крайней мере, ничего, кроме запаха виски и Флорана, неподвижно, в позе мертвого йога лежащего на диване, не указывало на то, что последние часы здесь активно предавались греху алкогольного и пиццерийного чревоугодия. Микеланджело, хмурясь, сам себе и из-за бурной мыслительной деятельности, и из-за мутной после алкоголя головы, которая эти самые мыслительные процессы совершенно не приветствовала, присел на диван и посмотрел на Фло, словно ожидая, что тот проснется и ответит на все вопросы. Флоран же, открыв рот, тяжело дышал, и выглядел таким спокойным, как маленький невинный ребенок, лежащий в кроватке. Локонте, проформы ради, несколько раз толкнул Мота в плечо, чтобы тот проснулся, но это не привело к абсолютно никаким результатам.Тогда Микеланджело, осторожно поправив волосы Мота, прилипшие к его потному лбу, не удержался и аккуратно приблизился к его лицу гораздо ближе, чем это требовали бы любые правила приличия. Что же, Локонте, в конце концов, тоже все еще пьян, причем явно не меньше Флорана, и тоже может позволить себе маленькую выходку, о которой и сам завтра вряд ли вспомнит, а уж француз-то ─ и подавно. Вдохнув свежий парфюм Фло, Микеле прикрыл глаза от удовольствия. Фло действительно прекрасен, несмотря на то, что несет в своей душе, несмотря на то, что с ним сделали, несмотря на то, что ему пришлось пережить. Мужчина чрезвычайно красив в любом своем состоянии: в злости, в ярости он невероятно притягателен, при смехе или простой улыбке ─ обворожителен, а сейчас, когда он просто спит ─ слишком манящий. Дышит так тяжело. Сильно возбуждает. Итальянец находился слишком близко, чтобы хотя бы позволить себе задуматься о том, что будет завтра утром. Мик аккуратно наклонил голову и, положив пальцы на шею француза, осторожно коснулся своими губами нижней губы Флорана, мягкой и влажной от слюны. На пару секунд мужчине показалось, что в его груди что-то взорвалось, и отзвук этого взрыва вышел из тела вместе с выдохом. Весь корпус сам по себе как-то обмяк, но Микеланджело, не отпуская губы француза, тронул ее кончиком языка: он захотел попробовать Флорана на вкус. Идеально. Именно такое легкое касание, словно первый росчерк кистью художника по девственно-чистому холсту, вызывало приступ дикой нежности к этому человеку, и Микеле готов был писать шедевр. Однако тут итальянцу не хватило воздуха, и ему пришлось отстраниться. Локонте признался сам себе, что последний раз чувствовал такое лишь с Синтией, которая осталась далеко-далеко в прошлом. С Кристиной и со всеми остальными такого точно не было. Однако нельзя давать волю своим желаниям: Микеланджело выслушал историю Флорана, узнал о том, что с ним сделали, и это было бы бесчеловечно с его стороны ─ сознательно сотворить с Мотом то же самое, что ему уже приходилось переживать ни раз и не два. К тому же, пользоваться состоянием человека, перебравшего с алкоголем, просто недопустимо грязно и мерзко. Он добьется расположения Фло. Рано или поздно. У них еще будет время. Потому что Микеланджело постарается сделать так, чтобы Флорану ничего не угрожало. Да, пусть Флорану не удастся избавиться от своих приступов за один день, по взмаху несуществующей волшебной палочки. А за один вечер в компании с Микеланджело ─ уж тем более: итальянец по поводу себя и своей компании никогда не обманывался. Пара вечеров с Локонте Флорану скорее новых седых волос добавят. Но Мик окончательно понял, что нужно делать: нужно постоянно вдалбливать Моту в голову, что никто морально не силен так, как этого желает общество, но никто не бесстрашен настолько, как тот маленький мальчик, сделавший все, что мог, для спасения своей младшей сестренки. Нужно вдалбливать Флорану в голову, что не кто иной, как итальянец, которому Фло, впервые за несколько лет, рассказал о прошлом, ему теперь очень нужен. Микеле же,в свою очередь, вовсе не собирался становиться выходом или решением проблем француза ─ он просто хотел стать помощником, а уж справится Флоран со всем этим в итоге самостоятельно. Ведь он на этом пути будет уже не один.Однако положение вещей было по-настоящему гнилым, и чем глубже они в это дело закопаются, тем сильнее утонут, потому что твердой почвы под ногами нет и не будет: одни домыслы, догадки, размышления. И никакой помощи со стороны явно не предвидится. Глядя на храпевшего Мота, Микеланджело, покачивая головой самому себе и размышляя, как бы им вдвоем уместиться на крохотном, не раскладывающемся диване, снял с себя жилетку, которая теперь немного пахла алкоголем из-за того, что Флоран, когда уронил бутылку, пролил немного виски не только на себя, но и на итальянца. В правом кармане преподаватель неожиданно нащупал что-то мягкое, что там явно лежать не должно, поскольку телефон всегда носился в нагрудном кармане, а документы ─ в джинсах, и, не понимая, что бы это могло быть и откуда это "что-то" могло взяться, вынул вещь наружу. Это был белый шелковый платок с вышитыми антиквой инициалами. Ткань явно была дорогой, да и сам платочек был очень красивым, только вот кровь на нем сильно испугала даже обычно бесстрашного Микеланджело.