Глава 3. Здравствуйте, месье... (1/1)
В просторную, темную из-за дождя снаружи аудиторию быстрым шагом вошел подтянутый темноволосый мужчина с кожаным портфелем наперевес. Смешки, гомон и галдеж студентов лицея стихли почти мгновенно. Стало слышно, как по стеклам окон моросит мелкий противный дождь. Флоран Мот высоко держал подбородок и смело расправлял плечи. Обтянутый в кристально белую рубашку со следами от капель дождя, расстегнутую на три пуговицы на горле, преподаватель выглядел невероятно строго и холодно. От мужчины веяло свежим вкусным одеколоном, прохладой улицы и…властью, которая обычно вгоняет студентов в ступор: они всегда ощущают, какого преподавателя-мямлю можно послать автостопом куда подальше, а какого действительно стоит бояться. Фло пятерней пригладил чуть влажные из-за дождя черные волосы, повесил пиджак на спинку стула, стоящего рядом с кафедрой, и пристально обвел взглядом аудиторию, посмотрев на солнцезащитные темные экраны, повешенные на окна, взглянув на темный дубовый паркет, и только затем соблаговолив кинуть свой взор на студентов.Нужно сразу поставить себя таким образом, чтобы они поняли, что попытка шутить с ним тупые подростковые шутки может закончиться полнейшим фатальным провалом. Для них.— Прошу прощения, — сдержанно улыбнувшись уголком рта, произнес Флоран, стремительно поднимаясь на кафедру. — Я задержался. Но это вовсе не означает, что вы, взрослые, — мужчина выделил голосом это слово, — в общем-то, люди, должны были за эти шесть минут разнести аудиторию к чертям. Или, — Фло обвел взглядом поежившихся студентов, — я вас совершенно не знаю, и это именно то, чего я должен был от вас ожидать?Все втянули головы и ни один не смел прервать тишину, повисшую после вопроса. Некоторые потупили свои прежде дерзкие взоры и принялись задумчиво колупать ногтями дубовую поверхность парт.Стальной голос Мота вновь прорезал тишину, словно выстрел.— Вы что, неужели боитесь меня? — усмехнулся он и с недоверием к собственным словам покачал головой. — Я слышал некоторые слухи касаемо моей скромной персоны… Кто-то из вас считает меня тираном и последней сволочью, неужели вы серьезно? Вы еще не видели меня в глаза, а уже пугаете друг друга, и себя в том числе, тем, что ваш новый куратор — сволочь и эгоист в последней инстанции. Поверьте, в нашей группе отныне и впредь будет существовать полнейшая демократия. Однако, — Флоран сделал небольшую паузу, окинув взглядом студентов, — я попрошу и вас относиться ко мне с пониманием. Мне откровенно нелегко было взять новую группу прямо в середине учебного года — я не могу оценивать уровень ваших знаний. Пока что. Я не знаю вас, я не понимаю ваш потенциал. А экзамены близко. Так что давайте будем уважать друг друга, и тогда ни у кого никогда не возникнет никаких проблем. Итак, во-первых… В дверь несколько раз нервно постучали. Кто-то изо всех сил барабанил по темному дереву, чем вызвал недоуменный взгляд преподавателя. Однако Флоран при этом не лишился ни своей прямой осанки, ни высокомерного статного образа.— Можно войти? — в маленькой щелочке между дверью и косяком показался острый нос. Затем дверь открылась немного больше, и показался высокий студент-ботаник, которого трясло, будто тростинку на ветру. Он, как и все остальные, уже наверняка успел накрутить себя по поводу суровости нового преподавателя.— Во-первых, — продолжил Флоран, покачав головой, — на мои занятия опоздания запрещены. Я сразу предупреждаю вас об этом, и в следующий раз ни один не переступит порог аудитории после звонка, если я уже нахожусь здесь, ясно? Будем взрослыми людьми, которые уважают свое время и время остальных. Ваше имя?.. — обратился преподаватель к опоздавшему.— Поль, — просипел очкарик.— Так вот, Поль. Войти нельзя. Выйти и тихонечко закрыть дверь с той стороны: пожалуйста, — отчеканил и не поморщился Флоран. — Это научит Вас не опаздывать на мои занятия. Смотрите на мир позитивно, Поль — теперь у Вас есть целых полтора часа на то, чтобы осмыслить свою жизнь и понять, что опоздания недопустимы. Лучше понять это тогда, когда вы учитесь в лицее… — обратился преподаватель к остальной группе.— Простите? — парень нагло посмотрел на Фло. Кажется, силы на эту наглость он по сусекам наскреб со всего организма: очень уж жалко это смотрелось со стороны. — Я опоздал всего лишь на десять мин…— Да! Да! Вы ведь и сами опоздали на целых шесть минут! — раздалось с задних парт. Раздалось и сразу затихло после того, как Флоран кинул свой суровый взор на ?галерку?.— Я повторяю чуть более разборчиво специально для тех, кто сидит в бронебойном танке на задних рядах: на мои пары опоздания запрещены. Пять, три минуты, две секунды после звонка — если я нахожусь в аудитории, то опоздавшие в нее уже не зайдут. Ясно я выразился? Развернулся и вышел отсюда! — стараясь не растерять крупицы терпения, которого у него, в принципе, было не так уж и много, повысил голос Мот. Его темный, цепкий взгляд карих, почти дегтярно-черных глаз, готов был прожечь опоздавшего парня насквозь. Студент пристыженно потупился и, уткнувшись взглядом в мыски кожаных ботинок только для того, чтобы не видеть глаза Мота, в которых даже блики от света не отражались, понуро вышел обратно в коридор.По аудитории разнеслось возмущенное сопение. Однако возражать никто не посмел.Почуяли-таки, что прекословить не стоит. Славно.— Во-вторых, — продолжил Флоран, почти мгновенно забывая про опоздавшего ботаника, — прошу вас всегда — если я говорю ?всегда?, это действительно обозначает ?всегда?, дорогие мои! — готовить домашнее задание: каждую пару я буду выборочно проводить опросы. Редко — в формате экзамена, всегда — по тем темам, что мы с вами пройдем. И имейте в виду: если вы не подготавливаетесь к моему предмету, то я тоже могу на вас откровенно забить, — Фло понимал, что он опасно откровенен с ребятами, но считал, что лучше выяснить все сразу и начистоту. После этих слов мужчина позволил себе короткую паузу, которая сковала воздух в легких почти каждого студента: мало кому понравится проверочная работа каждую пару. — За моими плечами три выученных языка, два высших и диссертация. Я уже давным-давно через все это прошел. У вас же — десять с половиной лет обучения в этом крутом лицее с творческим уклоном и экзамены чуть больше, чем через полгода. Выводы делаем сами. Понятно?Группа понуро, но согласно загудела.— Больше требований, по правде говоря, у меня к вам и нет: не опаздывайте на занятия и подготавливайтесь к ним, и у нас не будет, ровным счетом, никаких проблем. Взамен же я постараюсь сделать так, чтобы в ваших прекрасных головках после посещения моих лекций и семинаров осталось достаточное количество информации для того, чтобы сдать экзамен на ?отлично?. Я научу вас пользоваться теми отделами головного мозга, о существовании которых вы даже не подозревали, — на этих словах студенты не выдержали и рассмеялись. По аудитории пронесся не наигранный выдох облегчения. Вместе с ними рассмеялся и Фло, заметив, что первоначальный шок студентов сходит на нет, и они приняли его, в целом, довольно спокойно. Фло ожидал, что будет иначе: мало кому из подростков нравится, что им ставят такие жесткие — на их неокрепший юношеский взгляд! — ультиматумы, да и разговорчики эти в стенах лицея Мот о себе тоже слышал. Странно, что директор говорила, будто эта группа является одной из самых сложных. Здесь все дети богатеньких папочек и мамочек, поэтому сложно со всеми, ведь они считают, что перед ними все должны стелиться. Однако Флоран не позволит этой системе прогнуть его самого. Возможно, к этой группе просто нужно было найти подход, чего не смогли сделать предыдущие мямли-кураторы, вот и все. — В общем, если вы после нашего знакомства вдруг не заинтересованы в том, чтобы я был вашим куратором, то, пожалуйста, — Мот изящно взмахнул рукой, на запястье которой висел розарий из крупных черных бусин и тонкого креста, — я никого из вас не принуждаю, не пристегиваю толстыми железными цепями к кафедре и не заставляю до дергающихся конечностей читать книги по моему предмету. Идете к директору и говорите ей, что вам не по вкусу новый преподаватель, и вы желаете…Договорить ему не дали.— Нет, вы нам очень нравитесь! — раздался женский голос откуда-то с середины аудитории. — Серьезно!— О, — лукаво улыбнулся Мот. — Я рад. В общем, если мы с вами нашли общие точки соприкосновения, то позвольте мне объяснить вам первую тему по плану лекций. Времени у нас, без преувеличения, мало, а материала — полно. Насколько мне известно, с предыдущим преподавателем вы остановились на Шиллере?.. Много прошли, много… Значит, записываем: ?Особенности философских систем древнего Востока, учение о ценностях конфуцианства?.— Но почему? — протестующе раздалось со всей аудитории.— Что значит, — удивленно моргнул Флоран, — ваше ?почему?? Вы что-то имеете против господина Конфуция? У вас была с ним полемика за чашечкой китайского чая, и теперь вам морально больно вспоминать о конфуцианстве?— Это же самые первые темы в курсе! Мы прошли это еще в начале года, — объяснила преподавателю девушка, сидящая на третьем ряду. Флорану она не понравилась: слишком уж стервозно выглядела: чрезмерно накрашена, даже с учетом современных реалий, в короткой юбке, которая едва закрывала середину бедра, хотя в лицее, вообще-то все обязаны были носить форму, пусть и не строгую — черный низ, светлый верх, да и взгляд у нее был... Как у шлюшки, считающей, что все, включая преподавателя, должны попадать штабелями у ее ног, как только она изволит посетить пару. — Проходили? Хорошо. Вы вот, девушка, сможете объяснить мне основные различия между конфуцианством и даосизмом? Ну, раз вы это проходили? — задал вопрос мужчина, состроив невероятно участливую мину. Ожидаемо, студентка ничего не ответила, и, надув губки, уперлась взглядом в стол. Флоран развел руками: — Кто ответит на этот, в общем-то, простой вопрос, того стопроцентно не будет в списках на опрос на следующую пару. Обещаю! Ну?!Студенты сжались, и Мот прекрасно знал, отчего: перед занятиями он внимательно изучил учебный план и ведомости этой группы. По всем данным выходило, что либо ребята — вундеркиндеры, либо предыдущий преподаватель был откровенным рохлей и любителем пускать все на самотек. Поговорив с директрисой, Флоран выяснил, что пенять на студентов незачем, и они самые обыкновенные учащиеся без явных признаков на гениальность Эйнштейна или Моцарта: прошлый ?философ? рисовал оценки из воздуха и своей группе, у которой был куратором, и всем остальным потокам, вводя систему автоматического получения зачетов. Выходит, если учащиеся получали оценки так легко, то вряд ли в их прелестных головках отложилось что-то, кроме того, что Фрейд все разговоры переводил на сексуальную сферу с эротическим подтекстом. Какое уж тут конфуцианство, действительно?..— Знаете, и я добавлю ко всему прочему еще и третье правило, пожалуй… Я не думал, что придется его озвучивать, да и не хотелось мне лишний раз морочиться самому и мучить вас, однако, — сверкнул глазами Фло в сторону нерадивой студентки, — скажите спасибо своей подруге, которая меня сейчас на это окончательно подтолкнула. Видит Бог, я не желал говорить это. Итак, — громкий голос мгновенно перекрыл недовольное шиканье лицеистов: — Если я прошу что-то записать — вы это записываете. Если я говорю, что нужно начертить таблицу — вы берете линеечки и чертите. Я буду давать вам на это достаточно времени, — улыбнулся уголком рта Фло, — я же не садист какой-нибудь. И если я диктую тему ?Особенности философских систем древнего Востока, учение о ценностях конфуцианства?, — вы берете ручки и записываете, несмотря на то, что вы это уже проходили. Конспекты будут проверяться самым дотошным образом. По конспектам и по результатам тестов вы получите допуск к зачету. После зачета — допуск к экзамену, обязательному как для художников, — имея в виду потоки различных факультетов, добавил Мот, — так и для музыкантов с артистами. После экзамена — мою подпись и подпись ассистента в вашей личной ведомости. После подписей — диплом с вашей отметкой. Вот такая вот простая пирамида.Аудитория вновь недовольно загудела, но быстро успокоилась: никто не хотел больше сердить преподавателя. А то заставит еще на могилу Конфуция съездить — просветиться, чай попить, попрокрастинировать, думая об отличиях конфуцианства от даосизма…Лекции Флоран вел субъективно прекрасно. Объективно же от этих лекций хотелось умереть: студенты откровенно замучались записывать вслед за словами преподавателя. Да, пусть материал был интересным — все же такой предмет, как философия, никого не оставит равнодушным, пусть слайды на проекторе были содержательными, но всего этого было так много, так объемно и так быстро, что под конец пары почти вся группа конвульсивно задергала лапками, всем своим видом показывая, что они больше не в состоянии ничего в этой жизни записывать ближайшие сутки. Звонок, громкий и пронзительный, но такой долгожданный, был буквально лучом спасения. Все, как один, подхватили сумки и, полные решимости и желания вырваться из кабинета, подскочили со скамеек.— Стоять! — одним лишь коротким словом Флоран усадил всех обратно на задницы. Кто-то от злости сжал в руках кожаную ручку портфеля, которая неприятно скрипнула под вспотевшей кожей, и скрип этот громко разлетелся по всей затихшей аудитории. — Записываем домашнее задание, — Мот, спешно пролистнув свой спиральный ежедневник с изображением черного мужского профиля на фоне монохромных линий, продиктовал параграфы, по которым учащимся следовало подготовиться для возможного теста на следующей его паре. — А теперь в темпе, темпе! Не хочу остаться и состариться в этой аудитории, — беззлобно начал подгонять Фло детей. — Кто последний, тот полный лузер!.. — и новый преподаватель, с усмешкой наблюдая за тем, как студенты толкают друг друга в узком дверном проеме и делятся впечатлениями о прошедшей паре, отправился выключать проектор.Пока он, рассасывая таблетку от кашля — кажется, дождь подействовал на него не самым лучшим образом — возился с проектором, который почему-то никак не желал слушаться пульт, в аудиторию заглянула блондинистая лохматая голова. Заглянула и остановилась у входа, ожидая, пока на нее обратят внимание. К блондинистой голове прилагалось тело, которое было небрежно одетым, пахнущим вкусной едой из столовой, и чрезвычайно громким: косяк двери просто до одури жаждал познакомиться с плечом вошедшего. Флоран, который, внутренне матерясь, наконец, разобрался с пультом, схватил свой кожаный портфель и пиджак со стула, и стремительно спустился с кафедры в сторону выхода. На его пути оказался молодой человек, потирающий отбитое об косяк плечо. Француз несколько кратких мгновений непонимающе глядел на светловолосого парня: он никак не мог понять, сколько же ему лет, и если это студент, то с какого, собственно, черта он одет словно уличный музыкант: чрезмерно обтягивающие джинсы, жилетка… И это при введении формы в лицее? И он что, накрашен? Впрочем, накрашен он недурно. Куда как лучше той шлюшки-лицеистки.— Здравствуйте, месье… — перебил приятный голос мысли Флорана.— Месье Мот. Добрый день. Вы… — Фло был вынужден остановиться и требовательно, но как-то неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. — Я уже ухожу и закрываю кабинет. Здесь больше сегодня лекций нет, и вы, наверное, ошиблись аудиторией. Вы из какой группы, месье?..— Месье Микеланджело Локонте, — усмехнувшись, в тон собеседнику ответил мужчина. — Заведующий кафедрой рисунка, живописи и скульптуры, к Вашим услугам. Можно просто Микеле, — итальянец, радостно улыбаясь, протянул руку своему новому знакомому. Фло удивленно посмотрел на протянутую конечность, словно не понимая, для чего его новый знакомый сделал это. Потом, спустя секунды две, со скрипом состыковав-таки внешний вид молодого человека с его преподавательской должностью в стенах этого лицея, все же ответил на попытку рукопожатия. — Ты же у нас не так давно? Не видел тебя раньше…— Месье Локонте, — холодно вскинул брови Флоран. — Выйдите, мне нужно закрыть аудиторию, — мужчина почти силком вытолкал нового знакомого и, прижав тяжелую дверь носком, дважды повернул ключ в скважине. — Что вообще преподаватель рисунка и живописи забыл на кафедре филологии? Впрочем, — махнул рукой Флоран, не желая слышать объяснений Микеланджело, — не надо мне рассказывать. Я бы просто предпочел, чтобы Вы дали мне пройти и при этом не переходили грань рабочей сферы и не ?тыкали? мне в первые пять минут нашего знакомства…— ?Тыкал?? — Локонте заржал, как припадочный. Сквозь слезы смеха и икоту Микеле согнулся и начал вытирать веки, которые почти мгновенно стали сырыми от выступивших слез. — Ох, господи… Нет, Флоран, обычно мне нужно чуть больше времени, чем пять минут. Между мгновением первого знакомства и ?тыканьем? проходит обычно… Для того, чтобы начать ?тыкать?… — никак не мог договорить Микеле, задыхаясь от смеха на каждом слове.Флоран оторопел, не понимая, что вызвало у Микеланджело такой неконтролируемый приступ истерики. Когда же до него дошло, француз сначала знатно охренел, а потом разозлился.— Послушайте, Микеланджело, а Вам, случаем, не кажется, что Вы мне за эту минуту, которую я с Вами знаком, уже порядком надоели, и у Вас будут проблемы, если Вы не соблаговолите оставить меня в покое? — нервно проговорил Мот. Меньше всего ему хотелось стоять и разговаривать на абсолютно бесполезные темы с человеком, который в своем возрасте и при своем положении ржет над словом ?тыкать?, воспринимая его в контексте пубертатного периода.— Ни капли, — усмехнулся Локонте, поправляя побрякушки на шее. Одна из них показалась Фло какой-то смутно знакомой. Может, у младшей сестры когда-то что-то похожее видел, а, быть может, картинка в какой-нибудь телевизионной рекламе попадалась. Неважно. Дерьма всякого полно крутят по ящику.— И почему же?— Потому что я Вас, Флоран, зацепил. Я — Ваше далекое, глубокое воспоминание. Кто был там, у Вас за спиной? — неожиданно огорошил итальянец своего собеседника, мгновенно успокоившись и став невероятно серьезным. Весь смех и вся та привлекательная неряшливость мгновенно сползла с его лица, и Микеланджело стал невероятно строгим, словно показывая, что его умения как заведующего кафедрой вовсе не определяются его поведением творческого человека.— Чего? — удивленно моргнул Фло. — О чем таком Вы говорите, черт…— Я знаю, что напоминаю Вам кого-то близкого! Или важного. Так кого, Флоран?— Такого, как Вы, я встречаю впервые в своей жизни, — держась из последних сил, возразил француз.— О, спасибо, что сказали это вслух, сами. Этого я и добивался своими последними словами сейчас — Вашего признания. Как же все-таки легко Вас прочитать! — улыбнулся Микеле. — Вы же преподаватель гуманитарных наук, а попались на такую простую фишку, как же так?.. Впрочем, я все равно невероятно рад, что поразил Вас. Вот именно поэтому я Вам и не надоел, и никаких проблем у меня не будет. Это и есть причина, по которой я теперь точно не оставлю Вас в покое, — Микеланджело, медленно, почти интимно, проговаривая эти слова, наклонялся все ближе и ближе к Флорану. Тот же, в свою очередь, обалдело отклонялся в противоположную от собеседника сторону до тех пор, пока ему не пришлось сделать шаг ногой назад для того, чтобы удержать равновесие и не упасть на паркет.— Микеле, что Вы делаете? — не выдержал, наконец, Мот, когда Локонте наклонился близко-близко к виску мужчины и неожиданно громко вдохнул. Затем еще раз. И еще.— Балуюсь! Каким шампунем Вы пользуетесь, Флоран?— Чего?!— Ваш шампунь… — Микеланджело перешел на приторный шепот, — так меня возбуждает. Просто нереально. О, боги, это невероятно! А духами какими, Флоран?Фло нервно дернулся и, не владея собой, оттолкнул итальянца, который тотчас разразился громким смехом.— Да успокойся ты! Я же пошутил!— Хватит! Микеланджело Л-локонте?.. — Флоран даже забыл о том, что сам переходит грань рабочей сферы, хотя он сам предостерегал от этого Микеле: — Ты со всеми так?— Нет, ты особенный.— Серьезно? — Флоран скептически изогнул брови.— Нет, конечно. Я шучу, — и мужчина вытер слезы смеха, окончательно размазав подводку. — Флоран, а ты католик? — спросил Микеланджело, заметив темный розарий на запястье мужчины. Если и был вопрос, который был бы максимально нелогичен после случившегося, то заведующий кафедрой рисунка, живописи и скульптуры только что его задал. — Был, но в силу обстоятельств, — Фло не дал себе задуматься, в силу каких именно обстоятельств он это сделал, и быстро договорил, — сменил свое решение.— В сторону чего?— Здравого смысла.— Вот как?.. — задумчиво протянул Микеле и, выискивая тему для продолжения разговора, заглох на пару секунд, чего Флорану вполне хватило для того, чтобы перехватить инициативу разговора в свои руки. Он и так уже слишком многое позволил этому похабнику.— У Вас, Микеле, кончились вопросы, не так ли? Вы не знаете, о чем же еще меня спросить и какими бы еще словами меня здесь удержать. Учебный день закончен, вечерников у Вас сегодня нет, но Вы не хотите уходить, а потому продолжаете мучить меня. Вас никто не ждет дома, — жестко проговорил Фло, совершенно не думая, что его слова могут быть очень неприятны Мику. Впрочем, с какой, интересно, стати он вообще должен об этом волноваться? Локонте сам напросился на это своим поведением! — Вас никто там не ждет, а Вы слишком сильно боитесь одиночества, предпочитая ему галдящую толпу студентов и сотрудников этого лицея. Жены у Вас нет, детей — тоже, и Вы прекрасно знаете, что кот от одиночества Вас не спасет, как бы ни было печально это признавать.— Что?! С чего ты взял, что у меня?.. — оторопел итальянец. Теперь пришла его очередь уступить психологическому прессингу собеседника. — Шерсть. У Вас на внутренней подкладке жилетки шерсть. Ваше животное очень Вас любит и постоянно трется об Вас во всех мыслимых и немыслимых местах, — с готовностью пояснил Мот, получая искреннее удовольствие от того, как лицо его оппонента вытягивается в изумлении. — И кот у Вас серый, Микеланджело. Будьте внимательнее, когда собираетесь на работу: творчество творчеством, а человек, тем более — заведующий кафедрой, — беспощадно продолжал и продолжал Мот, — должен выглядеть менее неряшливо. Продолжим. О жене — у Вас не глажена рубашка, Микеле. Сомневаюсь, что Ваша жена — слишком занятой человек для того, чтобы заморачиваться над такими вещами, как глажка, не так ли? Это означает, что женщины в Вашем доме нет. Постоянной, по крайней мере, — оговорился Фло, радостно глядя на бешеные глаза итальянца, — потому что ни одна женщина не продержится долго рядом с взрослым человеком, который смеется от слова ?тыкать?. И мне жаль ту, которая рядом с Вами сейчас, если она вообще существует. Хотя, — перебил сам себя француз, сделав вид, что немного размышляет, — готов поспорить на свою квартиру, что она существует, только вот ваши отношения переживают сейчас далеко не самый лучший период. А? Как Вам такое, Микеле? Приятно?— Хватит! — начал закипать Микеланджело. Одно дело, когда ты держишь ситуацию под контролем, и данный стиль общения является для тебя привычной нормой, и совсем другое, когда твои фишки против тебя же и используют. — Прекрати сейчас же!— Ну уж нет! Почувствуйте теперь себя в моей шкуре, месье Локонте, — непреклонно проговорил Мот и перекинул портфель из одной руки в другую. — Вы поссорились со своей девушкой. И поссорились очень серьезно.— И как же ты это понял, Шерлок Холмс? — верхняя губа Мика дернулась несколько раз, что исказило его лицо и превратило его в гримасу.— Ваш, — Фло все так же не желал ?тыкать? коллеге в лицо, и потому продолжал ?выкать?, — правый карман неглаженной, прошу заметить, жилетки, в котором лежит телефон, оттопырен. Это значит, что Вы часто достаете мобильник, звоните или отправляете сообщение, но, не дождавшись ответа, кладете свое ?яблоко? последней модели обратно. У вас торчат ключи из кармана, и, кстати говоря, они вот-вот выпадут. Правильно-правильно, засуньте их как можно глубже, — добавил Мот, заметив, что Микеланджело провел рукой по карману штанов. Едва удержавшись от сопутствующего пожелания засунуть эти ключи туда, где ключам и прочим инородным предметам совершенно не место, француз продолжил: — Итак, у Вас ключи с логотипом от ?Пежо?, который я видел на парковке лицея. Я заприметил этот автомобиль потому, что на переднем сидении лежал большой букет лилий. Не люблю лилии — у них запах слишком резкий, голова потом долго болит. Дарите розы, Микеланджело, дешевле обойдется, скажу по секрету: в это время года один цветок — миллиона полтора! Кроме того, мешки под Вашими глазами красноречиво говорят о, как минимум, двух бессонных сутках подряд. Период студенческого и преподавательского дедлайна, за который делаешь больше, чем должен был сделать за три последних месяца, наступит еще очень нескоро, а это означает, что Вы не спали из-за стресса. Так же жвачка, которую вы жуете, совершенно не заглушает запах сигарет, а еще… О, у Вас шоколад у уголка рта. Право, шоколадкой только печаль и заедать! Дайте, вытру, — и Флоран, рассчитывая на то, что Микеле после подобной обличительной речи отпрянет от него, как от больного проказой, потянулся пальцем к лицу преподавателя.Микеле нервно дернулся, но не оттолкнул Фло, который так надеялся на это — это дало бы ему моральное и безоговорочное право уйти. Теперь же приходилось делать хорошую мину при не то что плохой — ужасной игре. Уж что-что, а этим искусством Флоран Мот владел. Жизнь отлично научила его притворяться: какая бы не пришла в руки карта, как бы не сложились события — сохраняй спокойствие, будто все так и должно быть.Однако жизнь раньше никогда не сталкивала Фло с месье Локонте, который, вопреки здравому смыслу, позволил Моту продолжать вести кончиком его пальца по своей верхней, а затем и по нижней губе. В конце концов, Флоран остановился, и Микеланджело почувствовал, как дрожит рука преподавателя.— Что же ты? Стирай, — нагло попросил Микеле шепотом, чуть высунув язык, как змея, и осторожно коснулся кончиков до подушечки чужого пальца, почувствовав солоноватый привкус кожи и насыщенный привкус мела. Фло не выдержал этой экзекуции — да как такое вообще возможно выдержать спокойно?! — и в шоке одернул руку. Даже назад отшагнул: очень уж ему сейчас взгляд Микеланджело не нравился. Локонте же хищно глянул на француза и мгновенно прильнул к нему, схватив мужчину за ворот. — У тебя красивые губы… Ты знал это? Хочешь?.. — с каждым звуком лицо Мика становилось все ближе и ближе к лицу Флорана, и последнее слово итальянец договаривал уже Моту едва ли не в губы, ощущая запах ментоловой таблетки от боли в горле и аромат парфюма. Фло почувствовал горячее дыхание мужчины и, не выдержав, закрыл его рот ладонью, резко оттолкнув Микеле второй рукой в сторону так сильно, что тот врезался в стенку.— Да пошел ты! — взревел Флоран, растеряв всю свою хваленую выдержку. — Прекрати это сейчас же! Что ты вообще себе позволяешь?— Ух, какой же ты нервный, Флоран, — проговорил Микеланджело с таким выражением лица, будто ничего странного за последнюю минуту и не произошло вовсе. Впрочем, для Мика это наверняка было в порядке вещей. — Ты домой? Хочешь, я тебя подвезу?— Я на своей машине, Локонте, — злость колотила Фло изнутри, и он слишком плохо с ней справлялся, хотя обычно мог скрывать эмоции. В данный момент Флоран жалел только о том, что у него нет разрешения на ношение огнестрельного оружия. Хотя, он сейчас и без пистолета Микеланджело прикончит голыми руками.— О, как жаль, — притворившись расстроенным, Микеле тут же сменил мнимое расстройство на радость: — Я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь: посидеть, выпить...— Зачем?— Хочу узнать тебя поближе.— Зачем? — повторил Флоран, не дернув мускулом.— Да чтоб наши диалоги были хоть чуть-чуть содержательнее, — рассмеялся Микеле. — Ну все-таки, быть может, ты захочешь сходить со мной сегодня вечером в ресторан, бар или боулинг, м?— Даже не знаю, — усмехнулся Мот, — как тебя наиболее тактично послать... Отмазки в стиле ?прости, как раз на сегодняшний вечер у меня запланирована встреча с давним другом? не прокатят?— Ну и зачем ты так жестоко со мной? — в смертельном оскорблении округлил глаза Микеланджело. Потом понял, что смертельное оскорбление не настолько уж и смертельное, и соблаговолил немного сбавить градус обиды. — У меня вечер свободный, у тебя, уверен, тоже, так почему бы нам не провести его с пользой и в хорошей компании: познакомиться поближе, прикончив пару-тройку бутылочек красного полусладкого в одном из ресторанчиков с видом на Сену?— Слушай, да что тебе от меня надо? — едва не взвыл Флоран, хватаясь за голову. — Отвали ты от меня!— Я бы хотел узнать тебя поближе.— Напишу мемуары, почитаешь, — огрызнулся Мот.— Подожди-и, — протянул Микеле и, схватив уходящего француза за локоть, понял, что допустил фатальную ошибку, которая вывела флегматичного Флорана из себя окончательно. Мгновение спустя итальянец получил удар коленом в живот и кулаком по печени вдобавок.Локонте закашлялся и в одну секунду согнулся пополам, схватившись за отбитые места.— Я очень сожалею, но Вы сами меня вынудили, — Фло присел на корточки рядом с преподавателем и с удовольствием вновь принялся ?выкать?. — В следующий раз сто раз подумаете, месье, как доводить меня до белого каления.— Значит, — смеясь, но продолжая задыхаться от ощущения взбитого миксером ливера внутри, договорил за Мотом мужчина, — следующий раз все-таки будет? А что, если я вдруг решу повторить? — и Мик схватился длинными пальцами за карман пиджака француза.— Я отправлю Вас в травматологию, — клятвенно пообещал Флоран. — На носилках. Даю Вам пять секунд на то, чтобы Вы убрали от меня свои руки. Раз.. Два…Пять! — Мот резко схватил все еще сидящего на коленях Микеланджело за запястье и, выкрутив ему руку, толкнул на пол. — Всего доброго! — облегченно вздохнув, Мот развернулся на пятках в сторону выхода.Кашляя, Локонте сел обратно на колени и, разминая неповрежденной рукой очень сильно поврежденный живот, с восхищением посмотрел вслед стремительно уходящему Флорану Моту. В голове итальянца проносились мысли, одна другой, что говорится, краше. И основным направлением размышлений было осознание того, что студенческие годы оставили на ориентации Микеланджело мощный бисексуальный отпечаток, а Флоран невероятно сексуальный и... Проницательный. Скрытный. Микеле специально задел его, желая узнать ближе: мужчина считал, что любой человек есть сосуд, из которого то, чем он наполнен, и будет выплескиваться.Тут же не выплеснулось почти ничего. Темный человек. Такой типаж людей Локонте очень любил. Ему невероятно нравилось разгадывать тайны людей — проблема была лишь в том, что в основном итальянец читал всех, словно они были открытыми книгами и даже без обложки: какими-нибудь там небезызвестными руководствами по поливанию гондурасской маммиллярии — такими же скучными и ему по гроб жизни не впершимися. А Флоран подействовал на Микеле словно красная тряпка на быка.Микеланджело вообще очень любил читать. Когда он переехал из своей страны, то прочно подсел на французскую литературу. Сначала это были субъективно "легкие" писатели, которые писали простым языком о важных вещах — типа Экзюпери и Жюля Верна. После, когда уровень знания языка начал, наконец, позволять, Микеланджело перешел на произведения посложнее: одно из них ему стало близко, и он перечитывал с тех пор эту книгу не раз и не два: Локонте почти сроднился с Гюго и его "Отверженными". И была в этой книге одна цитата, которая всплыла в памяти итальянца: "Молодость — пора сближений и зарубцевания ран, именно в эти годы все можно узнать по лицу: достаточно взглянуть на человека, чтобы всё понять".Микеле очень хотелось прочесть Флорана, пока это еще возможно, и он, несмотря на ноющий живот, убедился, что новый куратор одной из самых тяжелых учебных групп — все-таки невероятно интересный человек. Что-то сделало его таким: циничным, местами агрессивным... Когда на собрании директор рассказала всем о новом преподавателе в их рядах, Мику просто было интересно, кто стоит за всем этим, он всегда первым знакомился с "новенькими" и поддерживал с ними хорошие отношения, потому и в коллективе его любили.Но сейчас его оттолкнули, а сдаваться было не в привычке Микеланджело. Дело принимало интересный оборот.