Глава 11 (1/2)

Редактор эти эдельвейсы еще не топтал.

Ждать, несмотря на то, что лоза откликалась охотно, пришлось адски долго. Тело или магия Яросверта боролись с ней и не желали выпускать наружу. Он то затихал, почти не подавая признаков жизни, то вдруг начинал кататься по постели, кричал, стонал, один раз упал на пол – Россилен запретил Теодору приближаться во избежание того, что лоза переползет не туда, а Зандр не удержал.

Теодор пару раз убегал из комнаты и тут же возвращался снова. А один раз ушел спокойно на полчаса и вернулся с двумя бутылями вина. Он пошатнулся, передавая их Россилену, и Зандр подумал: Теодор пьян, но, вглядевшись в его лицо, понял, что тот уходил, чтобы скрыть слезы. Россилен молча взял бутыли и отнес их к дальнему окну. Потом вернулся к кровати и, повторяя позу Теодора, скрестил руки на груди и сел на столик около изголовья. И снова потекли томительные часы ожидания.

Никто не говорил друг другу ни слова. Да и о чем бы? Хорошо хоть глаза не прятали. Россилен так вообще прямо смотрел, словно спрашивал – не надо ли чего? Но правда – что тут будет надо? Анне, что ли, написать? Мол, любил всей душой, но вот такая глупость вышла – отправился за приключениями и сгинул на заброшенной ферме, хорошо, что не в хлеву. А правда ли любил? Или только врал себе, что любил и что та, гверинская, жизнь, была настоящая? Со всеми этими милыми соседями, разговорами у бургомистра, игрой по вечерам… Или не было на самом деле там чего-то важного, да не просто важного – самого главного, и хоть непонятно было по-прежнему, что же это за главное, но понятно было уже: не Яросверт разрушил его жизнь, а он сам воспользовался походом Яросверта, как предлогом, чтобы удрать от нее со всех ног. Удрать так далеко, как только можно.

И хоть из всех вероятных концов, которые приходили ему в голову на протяжении жизни, ни один не казался столь нелепым, глядя на вздутые вены на своей руке, сжимавшей хрупкую ладонь, Зандр вдруг сделал удивительное открытие – он ничего бы не хотел менять. Лет в одиннадцать ему мечталось как-то умереть на войне, и чтоб дочка маминой фрейлины Аличер, которая не стала танцевать с ним на празднике, поняла, как много она потеряла и горько плакала, и потом до конца жизни гордо отвергала всех женихов. Вот мечты о том героизме были глупостью, а то, что сейчас происходило, - точно глупостью не было. Да, он не нашел того, что искал, но он хотя бы искал. И это сделало его жизнь настоящей, значимой и наполненной.

Погрузившись в воспоминания, Зандр стал перебирать те редкие эпизоды, когда чувствовал то же самое. Но большую часть из них теперь перекрывал стыд – например, воспоминания об игре в войну с сыновьями придворных и даже с одной девчонкой, Инар. Он не помнил, из какой семьи она была, помнил только, что она была темнокожая и с короткими курчавыми волосами, и это означало, что кто-то из ее предков был невольником. Она была младше и, как ни странно, ловчее всех. Никто лучше не скатывался по перилам во дворце, никто не мог так легко карабкаться по камням на немыслимую для остальных высоту. Один раз, когда они почему-то гуляли вдвоем, она взобралась на полуразрушенную сторожевую вышку и скинула оттуда Зандру желтую забвелию. Он взял ее и всю дорогу домой перебирал в пальцах приятно гладкие лепестки, а у входа во дворец растоптал – было стыдно, что узнают и засмеют. После Инар внезапно пропала и больше не показывалась.

Зандру было лет семь, и он не решился никого спрашивать по той же причине, что и растоптал цветок. А теперь вспомнилось – кто-то где-то говорил про ревущую девчонку и в голове само собой сложилось: Инар видела, что он сделал с забвелией.

Был еще момент, когда он купался в море, в больших волнах, вместе с Черным Властителем, прямо на коне, но Зандр не был уверен, что это был не сон. Там было счастье, много счастья, и солнце. А такого же, наверное, не бывает, чтобы и солнце, и шторм, и чтобы лошадь, к тому же, удерживалась и не падала в бурных водах? Даже аладанские кобылы на такое не способны, это он знал.Внезапно вспомнилась ведьма, которую жгли на костре прямо во дворе, дергавшаяся в веревках высокая седая старуха с вытекшими глазами. Ему самому года три, твердая рука Властителя на плече, и собственное ощущение твердости, правильности происходящего и торжества: ?Она хотела меня убить - так пусть умрет сама! Собакам собачья смерть!? Зандр смутно помнил, что до этого была сцена в том же дворе, старуха что-то кричала, пыталась дотянуться до него сухими пальцами и стражник схватил ее и, удерживая ее рот открытым, вырвал ?поганый язык, чтобы не колдовала!?. Внезапно Зандра охватил ужас: теперь он ясно увидел, как большой палец правой руки ведьмы проходил по всем остальным, а левая ладонь была раскрыта от сердца. Ведьма пыталась его защитить!Недвийский кокон – вот что она на него пыталась набросить! Прямо как с картинки в учебнике по защитной магии, где коконам была уделена единственная страница. Единственная – потому что если в нынешние дни кто-то и умел их плести, то делиться этим знанием не спешил.

Кажется, это была первая истерика в его жизни. Очнулся он оттого, что Теодор окатил его водой. Россилен держал, а Теодор окатил. От мысли, что первая станет и последней, захотелось закатить еще одну. Но под мрачным взглядом Россилена Зандр просто вернул руку на место. Теодор принес полотенце.

- И что, вот так просто, самый лучший выход нашли, один вместо другого? – спросил он, непонятно к кому обращаясь, когда Зандр вытерся. По тону было похоже, что и сам на грани истерики.

- Если у тебя есть идея получше, сообщи нам, - огрызнулся Россилен.

- У меня нет идей получше, но я понимаю, что вот этот, - Теодор ткнул пухлым пальцем в Зандра, - его лучший друг, и когда он очнется, как ты будешь ему объяснять свое решение?

- Если очнется, - пресек Россилен.

Теодор сразу сник. Видимо, пока выходил, убедил себя, что Россилен Яросверта непременно поставит на ноги.

- Никак. Никак он не будет объяснять свое решение, - чувствуя неожиданную благодарность к Теодору, перехватил инициативу Зандр. – Потому что оно – мое. И это я не справился, вся вина на мне. Все на мне, - повторил он, подумав также и про старуху-ведьму, и про то, как ему нравилось чувствовать лозу. – В конце концов, когда играешь с магией, всегда можно ждать непредсказуемых результатов.

- Нет… - начал было Россилен, потом махнул рукой.

Замолчали еще на целую вечность. Яросверт не двигался, лоза тоже будто набиралась сил перед последним рывком. Зандр, обессилевший после истерики, задремал. Привиделась болтающаяся в черноте окруженная пламенем старуха ведьма, уже мертвая, и ее вытекшие глаза будто смотрели сквозь него. Иссохшая от возраста, вся перекореженная, она одновременно и пугала, и притягивала своим уродством. Языки пламени, на которые она дула, складывались в странные слова со включением букв, вышедших из употребления столетия назад.

- Мистрео киссо, - прочитал Зандр.

Рот ведьмы так и остался закрытым, но он был уверен, что услышал с десяток самых витьеватых ругательств как минимум на тагирском.

- Мистрео кюссо. - Он почувствовал себя болваном. От ведьмы исходили волны презрения и гнева. – Кьюзо! – догадался Зандр. – Мистеро кьюзо! Мистеро аперто.