ГЛАВА 5. Надежда (1/1)

Теперь всё встало на свои места. Теперь стало понятно, откуда в её глазах такая печаль. Пятый выкидыш за шесть лет – это слишком жестоко. Земцов сидел в реанимационной палате, изучая карту Лизы, ожидая, когда та придёт в себя, и размышляя, как помягче сообщить, что и этого ребёнка она потеряла.Её веки дрогнули и открылись. Она пристально посмотрела на Платона и резко отвернулась, едва прочтя всё в его погрустневших глазах.– Когда можно будет попробовать снова?– Пока что рано об этом говорить, – мягко остановил её Земцов.Лиза резко поднялась на руках и выкрикнула:– Скажите мне всё!– Тише, тише. Лягте, пожалуйста, – он аккуратно надавил на женские плечи. – Я не имею права врать Вам: у меня пока нет объяснения тому, почему все беременности прерывались, а потому не могу сказать, когда станет безопасно предпринять следующую попытку.– Я не верю Вам! Я не верю! Вы всё знаете! Зачем Вы врёте?!– Олеся, – Земцов взглянул на девушку, потом кивнул на Лизу, и медсестра ввела успокоительное.Дверь открылась, и просунувшаяся в палату Таня тихо сказала:– Платон Ильич, там женщину с кровотечением привезли. Я знаю, что ваша смена давно закончилась, но все врачи заняты. Вы можете подойти?– Да, сейчас иду, спасибо. Олеся, – обратился он к другой медсестре, – ни в коем случае не оставляйте Елизавету Юрьевну одну. Это понятно? Ни при каких обстоятельствах!Девушка торопливо закивала.***Земцов вошёл в палату и замер, как вкопанный. Она стояла у столика с медикаментами и трясущимися руками набирала в шприц какой-то препарат. Платон принялся лихорадочно соображать, что делать.– Лиза, – осторожно позвал он. – Что ты делаешь?Широкова резко обернулась, взгляд горел безумием. Она тяжело дышала и, казалось, не понимала, где находится. Земцов сделал шаг ей навстречу, протягивая раскрытую ладонь.– Не надо. Отдай мне шприц. Пожалуйста, – ещё один небольшой шаг.Лиза отрицательно замотала головой, зло сверкнув глазами:– Нет. Я так больше не хочу, – она перехватила шприц удобнее и воткнула иглу себе в бедро.Медлить дольше было нельзя. Платон молниеносно подскочил к ней и крепко обхватил руками, не давая нажать на поршень шприца.– Пустите меня! Я не хочу! Не хочу так! Пустите! – она забилась в его руках, но он лишь сильнее сжал её хрупкое тело и умудрился выдернуть шприц, отбросив его куда-то в сторону.Лиза продолжала вырываться. Земцов прижал светловолосую голову к своему плечу и зашептал ей на ухо:– Тшшш, успокойся, пожалуйста. Я прошу тебя.Она ослабла и перестала дёргаться.– Вот и умница.Он всё ждал, когда Лиза разразится слезами, но этого не произошло.В палату влетела Олеся и удивленно уставилась на врачей. Земцов, почувствовав её присутствие, обернулся и сердито прошипел:– Я же просил не оставлять её одну!Он помог Лизе устроиться на больничной койке, сам ввёл успокоительное и решил в эту ночь остаться здесь. Не мог Платон допустить ещё одной попытки самоубийства, в другой раз он мог просто не успеть. Земцов сидел на стуле у кровати и в который раз внимательно изучал медицинскую карту.В половине третьего Лиза открыла глаза и посмотрела на Земцова.– Елизавета Юрьевна, как Вы себя чувствуете?Она ничего не ответила, повернулась к нему спиной и уставилась в пространство. Хотелось плакать, но глаза будто высохли, а внутри всё перегорело. Пустота. Она пролежала так целые сутки: без движения, без слов, наедине со своими мыслями.Прошло две недели. Лизу перевели в обычную палату, она по-прежнему ни с кем не разговаривала, отказывалась от пищи и смотрела в пустоту. Земцов каждый день заходил к ней и молча сидел рядом, поглаживая ладонью её плечо или держа за руку, но она никак не отвечала на эти действия, всё сильнее замыкаясь в себе. ?Почему же она не плачет?? – задавался вопросом Платон. ?Когда женщина не может плакать, это страшно?, – некстати приходили на ум слова из любимого романа его матери каждый раз при взгляде на окаменевшее лицо Лизы.Сегодня его перехватил у палаты Широков, с которым они избегали друг друга по молчаливому согласию:– Платон Ильич, – окликнул он.Земцов остановился и посмотрел куда-то за спину Романа Алексеевича, будто перед ним было пустое место.– Я сейчас заходил к Лизе, мне нужно было ей сообщить одну вещь, но она никак не отреагировала на моё появление. Что с ней?– Она в очередной раз потеряла ребёнка. Как Вы думаете, что с ней? – он замолчал. – Я ведь просил тебя: ?Позволь ей доносить беременность?. Но тебя это разве волнует? – едко бросил Земцов и вошёл в палату, не удосужившись выслушать открывшего для оправданий рот коллегу.Лиза сидела на кровати, обхватив руками подтянутые к груди колени, и рассматривала пространство перед собой. На тумбочке лежал пакет с какими-то фруктами. ?Широков?, – неприязненно подумал Платон, глядя на подношение. Он подошёл к койке, кивнул медсестре, чтобы вышла, и сел на край кровати, нарушая правила.– Вы не можете себе представить, каково это, – впервые за всё время заговорила Лиза. – Всякий раз надеяться, чтобы потом... – шептала она. – Чтобы потом снова лететь в бездну, ничего не чувствуя. Мне муж изменил, Ставицкая от него беременна, теперь вот на развод подал. Но это всё мелочи… Я так ждала этого малыша…Он взял её за руку:– Я хотел бы сказать Вам что-нибудь утешительное, но слова тут неуместны, – он почувствовал, как Лизины пальцы с благодарностью сжали его ладонь. Она взглянула на него и долго смотрела печальными, полными неизбывной боли глазами, будто прощалась. Одинокая слезинка скатилась по щеке, за ней другая, потом третья.?Наконец-то, – облегчённо подумал Земцов. – Теперь должно стать лучше. Слёзы – хороший признак?.Но уже на следующий день стало хуже: Лиза отказывалась от еды; выдёргивала иглы капельниц, как только медсестра отворачивалась; лежала, молча глядя в потолок; спала совсем мало, потому что, закрывая глаза, видела, как Широков с улыбкой чеширского кота обнимает Ставицкую; игнорировала попытки Земцова поговорить с ней.Так прошла неделя. Последний раз Платону удалось заскочить в реанимацию, где вновь оказалась Лиза, лишь на пару минут три дня назад, потому что времени катастрофически не хватало. Заболотин подхватил грипп и заразил Дыбенко с Квитко, а Любавин уехал в Москву на конференцию, потому теперь в отделении разрывались они с Думанским и Широковым.Наконец, на четвёртый день, ближе к обеду он смог выкроить минутку, чтобы навестить Лизу, но не обнаружил в палате ни её, ни медсестёр, ни врачей. Смятённый он направился в сестринскую.– Олеся, можно тебя на минутку? – позвал Земцов, просунув в помещение только голову.Девушка торопливо поднялась с дивана, стряхивая с колен крошки от печенья.– Олеся, извини, что отвлекаю от обеда, но дело срочное, – начал он, как только за медсестрой закрылась дверь.– Ничего страшного, Платон Ильич. Что Вы хотели?– Где Елизавета Юрьевна? Ты же всё время у неё дежурила.– А Вам не сказали? – он отрицательно покачал головой. – Её в психиатрическую клинику увезли. Вроде бы, пока в пограничное отделение.– Почему?– Так у неё истерика такая случилась, ужас просто: сидела на кровати и завывала, говорить ни с кем не хотела. Пришлось ввести огромную дозу седативных, только тогда она немного успокоилась. Так все перепугались.– А кто из врачей дежурил в тот день в реанимации?– Дубиров Олег Григорьевич.– Понятно, – с отвращением протянул Земцов. – Спасибо, Олеся. Ещё раз извини за вторжение.– Да ладно Вам, Платон Ильич, – улыбнулась девушка и вернулась в сестринскую.Дубиров был ?не местный?. Из-за завала в гинекологии и родильном приходилось просить о помощи коллег из хирургии и кардиологии. Все прекрасно знали, что Олег Григорьевич, мягко говоря, недолюбливал гинекологических больных и беременных, но делать было нечего: сами они не справлялись.?Надо же было такому случиться именно в дежурство этого женоненавистника?, – думал Земцов, торопливо набирая номер психиатрической больницы.Когда трубка заговорила женским голосом, Платон прочистил горло и спросил:– Широкова Елизавета Юрьевна к вам поступала?Некоторое время слышался лишь шорох страниц, после чего женщина на том конце провода сообщила:– Да, поступила двадцать девятого апреля вечером в пограничное отделение. А Вы, простите, кто?– Широков Роман Алексеевич, – врал Земцов. – Муж. В каком она состоянии?– Подождите минуту, я Вас на пост переключу.– Здравствуйте, я Вас слушаю, – раздался мужской голос.– Здравствуйте. Как себя чувствует Широкова Елизавета Юрьевна?– При поступлении ввели транквилизаторы, она сутки проспала. Сейчас ведёт себя спокойно, но на внешние раздражители не реагирует, от еды отказывается.– Благодарю вас, – Земцов завершил вызов и тяжело вздохнул, соображая, что делать в сложившейся ситуации. Ясно было одно – Лизу надо вытаскивать. Но вот как?Остаток дня и всю ночь он провёл в раздумьях, усиленно ища выход. К утру мозг начал дымиться от перенапряжения, но зато решение было найдено. Земцов позвонил на работу и сказался больным, благо, что сегодня возвращался Любавин, и он не сильно подставлял коллег. А уже через час Платон входил в кабинет главврача психиатрической больницы.– Борис Михайлович, можно?– Проходите, – кивнул тучный мужчина лет пятидесяти. – Присаживайтесь и рассказывайте, с чем пришли, – серьёзно взглянул на Земцова главврач.– Земцов Платон Ильич, – представился Платон, протянув паспорт. – Дело в том, что я пишу научную работу по психическим расстройствам, связанным с беременностью и родами. Мне необходимо побеседовать с кем-нибудь из пациенток, у которых в недавнем анамнезе были беременности, роды, выкидыши, аборты. Есть кто-нибудь?– Таааак-с – задумчиво протянул врач, поглаживая подбородок, – двадцать девятого числа прошлого месяца поступила женщина. 36 лет, после аборта. В анамнезе пять выкидышей, последний – три недели назад. А вчера поступила молодая девушка с диагнозом послеродовая депрессия. 17 лет, родила месяц назад, мать-одиночка. Подойдёт?– Да, если позволите, я бы сначала побеседовал с женщиной после аборта, – ответил Земцов, удивляясь столь простому разрешению ситуации.– А теперь скажите, зачем Вы мне врёте?Платон удивлённо замолчал, пытаясь понять, где прокололся, ведь план был продуман до мелочей. Поразмыслив немного, оценивающе оглядев главврача и прислушавшись к интуиции, решил всё же сказать правду. Терять теперь было нечего, а истина могла ещё спасти положение.– Мне необходимо поговорить с Широковой, и я готов добиваться этого любым способом.– Так в чём проблема, я что-то не пойму?– Проблема в том, что я ей никто, мы просто работаем вместе, но я знаю, как ей помочь, как вывести из этого ужасающего состояния, – принялся с жаром рассказывать Платон, подавшись вперёд. – Она пережила пять выкидышей. Вы понимаете, что это значит для женщины?– Понимаю, – кивнул главврач.– Позвольте мне поговорить с ней. Хуже уже не будет, – порывисто закончил он и откинулся на спинку стула, переводя дыхание. – Я врач, – добавил на всякий случай.– Я это уже понял. Что ж, знаете, я Вам верю. И если вы считаете, что можете помочь, то я позволю Вам побеседовать с Широковой, но недолго.– Спасибо, – Земцов взволнованно встал со стула и протянул руку. Главврач пожал её и лично сопроводил его до небольшой комнатки, где обычно проходили встречи пациентов и родственников.Уже у дверей Борис Михайлович спросил:– Скажите, а ведь она для Вас что-то значит? – в голосе не было ни капли любопытства, он был серьёзен.– Это имеет какое-то значение? – настороженно спросил Земцов, боясь проколоться снова.– Нет, что Вы… – протянул главврач. Он получил ответ на свой вопрос, увидев, как напрягся мужчина перед ним, приготовившись обороняться. – Сейчас санитары приведут Елизавету, – он ушёл, не проронив больше ни слова.Земцов кивнул и, войдя в комнату, подошёл к окну без ручек, решив скрасить ожидание рассматриванием больничного дворика, где прогуливались человек десять больных.Спустя пятнадцать минут перед ним предстала бледная худая женщина со сбившимися волосами, ввалившимися глазами, заострившимися скулами, грозившими прорвать тончайший пергамент иссохшей кожи. В этот момент она мало напоминала ту блондинку, которая принимала его на работу каких-то четыре месяца назад.В больничной палате, среди таких же потерянных, она сутки напролёт лежала на кровати, сжавшись в комочек, и ни о чём не думала. Лиза не смогла бы ответить, сколько дней провела здесь, потому что потеряла счёт времени. Лежа на койке, она то погружалась в сон, то просыпалась, дни смешивались и причудливо сплетались в бесконечность. В её жизни больше не было смысла и не было надежды.Земцов подошёл к Лизе и бережно взял в ладони её лицо.– До чего же Вы себя довели? Когда последний раз ели?Она стояла, безучастно блуждая взглядом по стенам и его лицу. Платон аккуратно взял её за руку и подвёл к столу, помогая сесть на стул с шаткой спинкой, после чего опустился на табурет.Они сидели друг напротив друга. Он пристально смотрел на Лизу, одетую в застиранную до желтизны хлопковую больничную рубашку, и ждал, когда в её глазах отразится хоть что-нибудь сознательное, но взгляд по-прежнему был безучастным.– Лиза, посмотрите на меня. Я должен сказать что-то чрезвычайно важное.Она не двинулась, продолжая смотреть в одну точку:– Зачем? – спросила безлико.– Чтобы жить, – Земцов встал из-за стола, подошёл к Лизе и сел перед ней на корточки.Взял её узкую холодную ладонь и сказал:– Надо продолжать двигаться. В Вашей жизни обязательно случится хорошее. Помните, anche la notte più lunga stessa finisce con l’alba? Даже самая длинная ночь заканчивается рассветом, но для этого надо жить, Лиза.– Я не хочу, – она высвободила ладонь и затрясла головой, отшатнувшись от него.Ей нужна была надежда и хоть какой-нибудь смысл, и он нашёл его, но не знал, с чего начать. Собравшись с духом, заговорил, решив пустить мысли на самотёк:– Послушайте меня. Я долго думал о Вашей ситуации. Никаких явных причин невынашивания у Вас нет, это натолкнуло меня на мысль о том, что всё дело в голове, – Лиза повернулась к нему лицом, её взгляд стал заинтересованным. ?Хороший знак?, – подумал Земцов и продолжил. – Вероятно, возникал какой-то психологический блок, потому-то и беременность обрывалась на одном и том же сроке. Я позволю себе наглость предположить, что дело в Вашем муже: Вы интуитивно знали, что он Вас не любит, а потому всё время боялись потерять его. Но теперь всё изменится. Отпустите его, забудьте! Он не стоит Ваших слёз, он не имеет права нарушать Ваше спокойствие! Вы найдёте себе другого человека, который полюбит Вас, и родите крепкого здорового малыша через несколько лет. Сейчас же надо подумать о себе: восстановить организм, набраться сил, научиться радоваться мелочам и во всём видеть только хорошее, зарядиться положительными эмоциями. Понимаете?Её потухшие глаза вспыхнули, губы тронула робкая улыбка, и Лиза прошептала:– Спасибо Вам, Платон Ильич, за надежду. Спасибо, – она порывисто наклонилась к нему и сильно обняла за шею.По спине побежали мурашки от тёплого женского прикосновения, сердце забилось чаще. Он давно мечтал об объятиях. Ещё полгода назад, уезжая из родного города, Платон и не думал, что его сердце вновь будет биться ради женщины, что ему вновь будет небезразлична чья-то судьба. Но эта женщина с печальными глазами круто изменила его жизнь, сама о том не зная.Земцов мог бы прямо сейчас признаться ей во всём, но знал, что она не готова, что ей нужно время, да и пользоваться моментом было как-то не по-мужски. Он решил, что пока просто будет рядом, а позже, когда Лиза придёт в норму, попробует разделить с ней свою жизнь.– Знаете, – вдруг снова заговорила Лиза, разорвав объятья, – это ведь была попытка убежать от одиночества. Я только сейчас это поняла. Мне было 30, а все отношения не длились дольше 2-3 месяцев, а тут – он, весь такой… – она замолчала, подбирая слово. – Даже не знаю… Теперь мне кажется, что я сама всё придумала. Он сделал мне предложение, и я испугалась. Испугалась, что это мой последний шанс создать семью, родить ребёнка, понимаете? Поэтому я согласилась. Какая же я была дура. Лучше быть одной, чем жить во лжи.– Не стоит, Лиза, – он провёл пальцем по её лбу, убирая отросшую прядь светлых волос. Как же мучительно захотелось коснуться хотя бы пальцем её сухих бледных, но несмотря на это удивительно нежных губ.