Gentile (1/1)

Нечестно грубо пьянеет жизнь, пропуская одну за однойНам друг без друга будто и жизнь это что-то, что не со мной…Какая вьюга в городе нашем правит?Нам друг до друга лететь и лететь по дороге без всяких правилАмели на мели, "Это лето"Снег падал теперь почти каждый день, и я радовалась огромным белым сугробам по краям дорог. Ходить было тяжело, улицы не успевали расчищать, но, продираясь через снежные завалы, я чувствовала совершенно детский восторг – зима!

Испортить настроение были не в силах ни школа, где приближался конец четверти, ни хор, на котором Кремнева вела себя, как взбесившаяся, бесконечно спрашивая нас одно и то же, заставляя выверять все до последней нотки, ни даже Чешир, при встрече теперь кидавший на меня озлобленный взгляд. Единственным, самую малость огорчавшим меня занятием оказался дуэт, который мы теперь репетировали и среди недели, на стыке моих и Чеширова занятий.Если раньше мне казалось, что я перестану играть от захлестывающих меня эмоций при виде партнера, то теперь мне было не до переживаний. Да и тем более, когда тут думать о том, что вы соприкасаетесь коленями, локтями, его волосы задевают щеку, если над вами стоит разъяренная преподавательница, а твоя партия настолько сложна, что ты периодически вообще отключаешься от реальности, лишь бы ее исполнить?- Мягче, Саша! – резко скомандовала Александра Анатольевна. – Не гвозди же забиваешь…Чешир лишь вздохнул. Это место мы проигрывали уже раз пятый, не меньше, и с каждым повтором наше общее терпение все убывало.- Так, Леша, теперь отсюда, да, со второй строчки. Попробуем пойти дальше…Я сняла руки с клавиатуры, дожидаясь своего вступления. Движениями Чеширова можно было залюбоваться – точные, четкие нажатия клавиш, нежные поглаживания инструмента, изящные снятия, используя кисть…- Саша, приготовься, - с некоторой угрозой предупредила меня преподавательница.Я послушно положила руки на клавиши и уставилась в ноты, мягко вливаясь в мелодию Чешира. В голове обычно билась только одна мысль: «Только бы не запороть, только бы не сбиться…» А сегодня была удивительная ясная пустота, и я просто играла, как-то будто со стороны слушая нашу общую мелодию, расцветающую, раскрывающуюся, словно прекрасный цветок…Пронзительная трель мобильника заставила меня вздрогнуть; я услышала тихий мат Чеширова: естественно, он отвлекся и сбился.- Играем, играем, - кивнула нам Александра Анатольевна и тихо вышла за дверь.Конечно, стоило ей выйти, как Чешир тут же расслабил спину и устало сгорбился в кресле. Шел второй час занятия. Я потерла ноющую кисть руки, потянулась, поморщилась, когда в спине глухо хрустнуло.- Совсем старенькая стала, Кентова? – язвительно произнес Чешир.- Ой-ой, кто бы говорил, - без особого желания огрызнулась я.

Только что мы первый раз сносно сыграли вместе хоть какой-то кусок. Не хотелось себе признаваться, но это было прекрасно.- А у нас неплохо получилось, - задумчиво сказал Леша. – Как думаешь?Я без особого восторга посмотрела на него и как могла спокойно ответила:- Ничего особенного. Как всегда, только ты, наконец, выучил ноты.Чешир сузил глаза, руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.- Знаешь, вот только не надо из вредности тут притворяться, что ты ничего не почувствовала! И это ты никак подучить не могла, тормозила нас!Я вспыхнула от негодования – да, ругали всегда меня, потому что по какой-то неведомой причине Александра Анатольевна замечала все до единого мои косяки и лишь малую толику ошибок Чешира.- Она просто благоволит тебе, придурок, - беззлобно произнесла я, отворачиваясь. – Знать бы, почему…- Потому что ты маленькая стерва, глупенькая ленивая девочка, - не замедлил с ответом Чешир.Я медленно обернулась. Вот теперь я окончательно разозлилась. Я потратила на эту музыкалку гораздо больше времени и сил, чем Чешир, я много от чего отказывалась ради репетиций, концертов, экзаменов… А чего добился он? Всего лишь расположения преподавателей.- Ты просто сволочь, Чешир.- Бездарность.- Скотина.- Малявка.- Одиноко одинокий одиночка, который никогда не найдет себе пару, - прошипела я.Чешир замолчал, а потом медленно произнес:- Маленькая стервозная негодяйка с полным отсутствием таланта, усердия и хоть каких-то навыков. Уверен, что тебя держат только из жалости… Ах ты!Он схватился за щеку и со злостью уставился на меня. Взгляд его прожег бы во мне дыру, наверное, и я съежилась в ожидании удара, но не отодвинулась.От расправы меня спасла вернувшаяся Александра Анатольевна. Хмурая, как полные снега декабрьские тучи, она раздраженно произнесла: - И почему остановились? Если я вышла, это не значит, что можно расслабиться! Играем!И мы покорно продолжили мусолить дуэт. Какие-то моменты получались лучше, но того странного приятного чувства единения я больше не испытывала. Только бесконечную усталость от стократного повторения строчек, нот, снятий руки, нажатия педалей.

Только через полтора часа, сжалившись, преподавательница махнула рукой: - Ладно, на сегодня хватит. Встретимся во вторник, как обычно. Саша, приди пораньше, на стыке разок сыграем дуэт.Я кивнула – слишком уставшая, чтобы отвечать. Сгребая ноты в сумку, я покачала головой, разминая затекшую шею. - До свиданья, Александра Анатольевна, - тихо попрощалась я и вышла за дверь.Охранник, суровый немолодой дядечка, этакий шкаф два на три метра, с сочувствием на меня покосился, но промолчал. За этот год он, пожалуй, стал единственным свидетелем всех моих состояний – от радостного ликования, когда занятие было удачным, до истерики, полной слез, когда я выслушивала ругань и критику.Наверное, он уже привык, что от Александры Анатольевны люди всегда выходят, как выжатый лимон.Я устало плюхнулась на скамеечку, переодела обувь, закидывая балетки в пакет. Обвязывая вокруг шеи шарф, покосилась в зеркало – мда уж, девушка в зеркале больше напоминала покойника не первой свежести: бледное лицо, запавшие глаза, растрепанные волосы, треснувшие от холода губы синеватого оттенка. Красивая я, что уж сказать.Чешир скинул бахилы и стоял около охранника, разговаривая по телефону. Не обращая на него ни малейшего внимания, я коротко попрощалась с охранником и толкнула тяжелую дверь, собираясь выйти наружу. Сил открыть с первого раза не хватило, и Чешир без усилий распахнул передо мной дверь и остановился, пропуская меня вперед. Я, обращая на него внимания не больше, чем на назойливую муху, без слов вышла на улицу.Здесь шел густой белый снег, немедленно залепивший ресницы и оседающий на шапке. Я закуталась поплотнее и полезла в сумку искать перчатки. - Не хочешь поговорить? – Чеширов остановился рядом, делая вид, что поправляет сползший черный шарф. Шапку он, видимо, надеть не посчитал нужным, и его волосы медленно промокали от оседавших снежинок. - Нет, прости, не имею ни малейшего желания, - беззаботно ответила я. Перчатки, которые я с утра кинула в сумку, были не самыми теплыми – кожаные, с мехом кролика внутри, но от старости мех уже свалялся и вытерся, поэтому они слабо грели. Что же, это лучше, чем ничего.Я натянула перчатки, поправила на плече сумку и пошла к воротам, но Леша схватил меня за руку, останавливая: - Ты думаешь, что можешь спокойно ударить меня? Как ты вообще посмела?Я развернулась, спокойно глядя ему в глаза. Мной владело какое-то безразличное состояние – ударит, ну и пусть! Надоело бояться и прятаться. - А ты думаешь, что можешь оскорблять меня?

Я улыбнулась. Мне почему-то было смешно. Он, такой большой по сравнению со мной, сейчас был абсолютно бессилен. Да, он ничего, совершенно ничего не сможет мне сделать! - Кентова, перестань меня злить, - прошипел Чеширов. Он из последних сил удерживал себя в руках, одновременно не собираясь выпускать моей руки. - Саша?Я повернула голову и еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Приветливо улыбаясь, за воротами стоял Олег. Повернувшись к Чеширову, я мягко вытащила свою руку из его и приторным голосом сообщила: - Прости, Леша, мне надо идти, меня ждут.Пять метров до ворот показались в два раза короче. Я выдохнула – мы просто прогуляемся с Олегом, вот и все, правда же?Покинув территорию школы, я чмокнула его в щеку, а он обнял меня и отобрал нагруженную нотами и обувью сумку.- Прогуляемся? - Давай, - я с удовольствием согласилась, потому что погода была замечательной, воскресенье еще не перевалило даже за половину и день обещал быть хорошим.Спиной я чувствовала недовольный и недоуменный взгляд Чеширова, но чем дальше мы отходили от музыкальной школы, тем спокойнее я себя чувствовала.***Мы вышли в сторону «Смоленской» и шли по Арбату, изредка останавливаясь около лавочек со всякой ерундой – серьгами, кольцами и прочими украшениями. Несчастные задубевшие художники, сидящие по сторонам улицы, наперебой зазывали к себе – нарисовать портрет «за сущие копейки». Мы проходили мимо, пока Олег, все это время держащий меня за руку, почему-то не потянул меня к краю улицы, где молчаливо сидел, закутавшись в легкое черное пальто, немолодой мужчина. Рядом с ним, по обыкновению, стояли нарисованные им портреты, и я невольно залюбовалась их красотой. - Сколько стоит? – поинтересовался Олег, также разглядывая работы. - Сотня, молодой человек, - ответил художник.Олег выпустил мою руку, пошарил в карманах и вытащил кошелек. - Нарисуете ее? – и протянул мужчине сто рублей.Я наконец пришла в себя и оторвалась от созерцания рисунков. - Олег, зачем? - Саш, не спорь, - Олег приобнял меня одной рукой, легко поцеловал в щеку и улыбнулся. – Пожалуйста.Ну не могла я сопротивляться его улыбке – чистая, добрая, открытая, от нее будто становилось теплее. - Хорошо, - я покорно кивнула.Художник приподнялся, освобождая мне расшатанную табуретку. - Сюда, пожалуйста.Я осторожно опустилась на нее, а мужчина прикрепил чистый лист к мольберту и взял карандаш. Олег стоял рядом со мной, набирая кому-то сообщение в телефоне. Я замерла в одной позе, глядя на вывеску магазина на противоположной стороне. Снег падал на ресницы, и я часто моргала, но не шевелилась. - Готово, - художник отошел, придирчиво рассматривая работу.Олег спрятал телефон в карман и подошел к нему, склонившись над листом. Улыбнувшись, он взял рисунок из рук художника и протянул мне. Взглянув на портрет, я охнула.На листе была я – точная копия, вплоть до падающей на щеку прядки волос и родинки на щеке. Но изображенная здесь девушка точно не могла быть мной – она улыбалась, немного задумчивая, счастливая, влюбленная. Даже глаза ее смеялись: вся она олицетворяла собой чистое, ничем не замутненное счастье. - Такая красивая… Спасибо, - я искренне поблагодарила художника и протянула портрет Олегу.

Но он с улыбкой помотал головой: - Нет, оставь ее себе. Может, хоть тогда поймешь, какая ты все-таки красивая.***В тот день мы гуляли больше трех часов и выглядели просто друзьями, если бы Олег не пытался при любом случае взять меня за руку или обнять чуть крепче, чем полагалось просто другу. Я не сопротивлялась – впервые за несколько дней я была полностью, абсолютно счастлива и могла ни о чем не думать. Меня не тревожили ни мысли о Чеширове, ни о предстоящем концерте, ни о приближающемся Новом Годе.

Десятого декабря, утром, мы взбудораженной толпой стояли около входа в Гнесинку, где нас ждал большой двухчасовой концерт. Состояние мое можно было описать так: тихая истерика, раздражение и мандраж. Меня просто трясло от мысли, что я могла забыть костюм, туфли, порвать колготки или еще что-то.Через галдящих мелких ко мне пробралась Лапина: - Ну чего, все еще нервничаешь? Забей, если что и забыла – уже поздно возвращаться! – как всегда радостно сообщила она.Я угрюмо покивала головой, озираясь по сторонам. Я пришла почти первая и стояла одна вместе с малышней, и преподавателей еще не было видно. - Кремнева все еще не пришла? - Не-а, - Маринка помотала головой. – Я думаю, она как всегда позже придет. А где Олег?Я пожала плечами, отводя взгляд: - Не знаю.Но чуткая Лапина уже уловила смену моего настроения и сразу же отреагировала, положив руку мне на плечо: - Что происходит, Саш?Я поморщилась, пытаясь одним жестом выразить нежелание делиться информацией с подругой. Однако Марина намека не уловила или вовсе его проигнорировала, а потому произнесла: - Давай, колись. Хватит с тебя уже секретов – ходишь, перевариваешь все это в себе, а потом творишь неизвестно что.Я уныло подумала, что она права, и со вздохом призналась: - Я не знаю, правильно ли я поступаю.Лапина смерила меня удивленным взглядом: - Ты о чем?Поправив сползающий с руки чехол с костюмом, я замялась, собираясь с мыслями. Она действительно не понимала или прикидывалась, чтобы разговорить меня? - Я об Олеге. Мы же гуляли недавно вместе, долго… - И чего? – Лапина перебила меня, глаза ее возбужденно зажглись. – Что он тебе сказал? - Да ничего, - огрызнулась я. – Мы просто гуляли. Понимаешь, такое чувство, что я использую его, обманываю… Я уже ничего не понимаю.Маринка вздохнула, явно собираясь высказать мне много интересного по поводу Олега, но внезапно ее взгляд обратился куда-то за мою спину. Выражение лица ее стало таким, как будто она съела лимон. - Явился – не запылился… Как дуэт отыграли?Понимая, что любопытная Лапина – зверь опасный, особенно если не отвечать на ее вопросы, я коротко пересказала воскресные события. По ходу повествования лицо подруги все больше вытягивалось. - Подожди, ты хочешь сказать, что дала Чеширову пощечину и ушла невредимой? – неверяще переспросила она.Я кивнула – на мой взгляд, гордиться мне тут было нечем. - Кентова, да ты герой! Одним ударом выразила сразу мнение половины коллектива! – воскликнула Лапина.

Чеширов, будто почуяв неладное, обернулся в нашу сторону, но я стойко выдержала его взгляд. А мало ли, о чем мы тут разговаривали?.. - Приветствую наших хористок, - Олег приобнял меня сзади и нежно поцеловал в щеку. Я мгновенно покраснела, а Марина плотоядно улыбнулась – после концерта меня непременно ожидал допрос с пристрастием.***Измученные, но счастливые и довольные, мы переодевались в свою обычную одежду, складывая костюмы в чехлы. За время пребывания в хоре я успела перебороть свое стеснение – когда тридцать человек с изрядным постоянством лицезреют тебя в одном белье, это становится каким-то неважным.Я расстегнула пиджак, облегченно вздыхая – бархат был слишком жарким. Марина о чем-то щебетала с другими девчонками, а я принялась за блузку, мечтая поскорее влезть в удобную майку. Стоило мне расстегнуть последнюю пуговицу, как взгляд мой случайно упал на зеркала, которыми были увешаны стены гримерки. Я была практически без блузки – она сползла с плеч и теперь закрывала только руки. Заметив в зеркало, что Олег смотрит на меня, я хмыкнула и погрозила ему пальцем, а он, покраснев, отвернулся. Я стянула блузку и в одном лифчике потянулась за майкой, когда спиной почувствовала взгляд. Подняв глаза на зеркало, я увидела Чеширова – он насмешливо разглядывал меня, нисколько не стесняясь и не смущаясь. Вспыхнув, я поспешно натянула майку.

Быстро переодевшись до конца, я накинула куртку. - Марин, я внизу буду.Подруга кивнула, и я, нагруженная костюмом, сумкой и пакетом, потащилась вниз. Отловив внизу Комарова, я поинтересовалась: - Паш, костюмы с собой тащить или можно оставить кому-то?Он тяжело вздохнул, но все же признался: - Оставляй, мы их в машину сгрузим и потом отвезем в школу.Я радостно спихнула ему тяжелый чехол и села на скамеечку ждать Марину. Она спустилась вместе с Олегом спустя десять минут. Смеясь и обсуждая что-то, они подошли ко мне. - Ну что, в кафешку, отпразднуем первый удачный концерт в этом году? – предложила я.Однако Марина, усмехнувшись, покачала головой: - Нет-нет, Сашка, я никак, меня дома мама ждет. Так что я поеду, а вы гуляйте.Обняв меня и Олега, она вполголоса попрощалась с теми из наших, кто был внизу, и отбыла. - Ну чего, - Олег уткнулся головой мне в плечо. – Пойдем?Я улыбнулась – меня переполняла эйфория после концерта, я была если не полностью счастлива, то уж точно близка к этому.Мы вышли из Гнесинки и пошли бродить по улочкам. Падал снег, светило неяркое солнце, было не холодно, и хотелось просто ходить и разговаривать ни о чем. Мы были в узком переулке, когда я остановилась поправить сумку, но Олег внезапно подался вперед, прижал меня к стене и поцеловал.В первый момент я опешила – я ведь знала, что рано или поздно это случится, но оказалась почему-то совершенно к этому не готова. Одной рукой он погладил меня по щеке, второй обнял за талию, и я как-то расслабилась, раскрылась ему навстречу, потому что знала – ему можно доверять. С ним я как за каменной стеной.Видимо, восприняв мой ступор, как отказ, Олег попытался отстраниться, но я уже сама неловко поцеловала его. Мы столкнулись носами и засмеялись, и я чувствовала, как становится теплее на душе. Он поцеловал меня снова, а потом вздохнул и зарылся носом куда-то мне в волосы, что-то неразборчиво пробормотав. Я улыбнулась и обняла его.Но, наверное, я обладала такой способностью – приманивать людей в совершенно неподходящие моменты.

Вот и сейчас я увидела застывшего на противоположной стороне улицы Алексея Чеширова, эмоции на лице которого сменяли друг друга с невероятной скоростью. Удивление, недоумение, неверие, раздражение, злость, ярость, снова неверие… Ревность?Я не успела осознать, правда ли он заревновал меня или мне показалось, потому что он быстрым шагом скрылся из виду. Олег отпустил меня: он выглядел абсолютно счастливым и улыбался, и мое помрачневшее лицо его явно не обрадовало. - Саш, что-то не так?Я попыталась улыбнуться, заранее зная, что это будет выглядеть фальшиво и жалко: - Ничего такого, просто голова разболелась.Олег поцеловал меня в лоб, осторожно заглянул в глаза: - Может, тебе поехать домой? Я проведу тебя. - Нет-нет, - я покачала головой. – Я хочу еще погулять. На свежем воздухе быстрее пройдет.Если я вернусь домой, то все мысли будут только о том, что я делаю. И зачем я это делаю. И к чему это все приведет.Я совершенно не хотела думать об этом раньше времени, поэтому с искренним удовольствием взяла Олега за руку, и мы побрели дальше.Gentile — (итал.) мягко