Marcato (1/1)

Объясни мне,В лицо плесни мнеЛедяной

Своей печалью.После 11, "Объясни мне"Суббота для любого нормального человека – отдых после тяжелой рабочей или учебной недели. Для чуть менее нормальных субботнее утро сопряжено с последним школьным днем. Для абсолютных психов вроде меня суббота – целиком и полностью занятый день без малейшего намека на отдых.Со скоростью товарного поезда я неслась по залитой водой Пречистенке – дождь шел без остановки, изредка затихая. Серая пелена мутных облаков навевала тоску, и хотелось спать, дурная погода превращала всех вокруг в сонных мух.Я старалась не думать, не вспоминать о вчерашнем дне – опухшие глаза и разъеденные солью слез веки только-только снова выглядели нормальными, и я была уверена, что малейший толчок – и истерика начнется снова. В конце концов, я иду на хор – а значит, там не будет времени на глупые переживания.В здании было тепло и тихо, и я с облегчением выбралась из промокших кед и влезла в мягкие балетки. Ужасно клонило в сон, и я помнила, как безумно лениво становится работать в такие серые дождливые дни, наполненные тоскливым одурением. Олег уже дремал, развалившись в мягком продавленном кресле. Я не стала будить его, только тихонько примостилась на соседнем месте, устало прикрывая глаза и бросив сумку рядом на пол. - Проснись, Кентова! – пропел чей-то радостный голос прямо надо мной.Однако я не открывала глаза, а вот Олег, судя по его раздраженному тону, именно это и сделал: - Марин, ну дай подремать, а? Я только со скрипки притащился!Лапина же, судя по всему, была в прекрасном расположении духа и давать нам отдохнуть вовсе не собиралась. - Ладно вам, чего вы такие мутные? Завтра выходной, отоспитесь, все будет нормально… Никакой учебы и никакого хора. Расслабьтесь, занятие быстро пролетит!Тяжело вздохнув, я все-таки приоткрыла глаза и взглянула на жизнерадостную подругу. Ее счастливо-безмятежный вид вызывал дикое желание взять топор и с особой жестокостью убить Маринку где-нибудь в темном переулке.Заметив мой безнадежно-равнодушный отупелый взгляд, Лапина посерьезнела. Может, поняла, что со мной что-то не так, а может, просто решила немного сбавить обороты. - Саш, все нормально? – спросила она вполголоса, усевшись в кресло. Олег, обрадованный возможностью подремать еще немного, снова закрыл глаза. - Не очень, - я неопределенно мотнула головой, не горя особым желанием посвящать подругу в перипетии своих отношений с Чешировым. - Ты хорошо себя чувствуешь? Какая-то бледная слишком, замученная как будто…Ну да, она ни на грош не соврала: еще в школе физичка интересовалась, все ли со мной в порядке. Дескать, вот-вот в обморок грохнусь.Я кивнула, рассеянно думая про себя, как сегодня будет нас мучить Станислава Николаевна. Кремнева будто задалась целью не давать нам спуску с самого первого занятия, а дальше, как известно, легче не становится никак.Народ понемногу прибывал, уже выглянула из зала Ольга Сергеевна, зазывая нас внутрь, расставлять стулья. С трудом оторвавшись от кресла, я вместе с Мариной и Олегом поплелась за малышней.К приходу Станиславы Николаевны сонная одурь, навалившаяся было еще больше, немного отступила – еще бы, инстинкт самосохранения. Если будешь дремать или зависнешь, уставившись в одну точку, так и выговор заработать недолго.«Вокализ», который мы разбирали сегодня, был чрезвычайно для меня удобен хотя бы тем, что я наизусть знала его по нотам, правда, вообще мы распевали его на «А». Можно было спокойно и немного отстраненно выводить уже шесть лет как знакомую мелодию, периодически даже не думая о нотах.Олег наоборот зарылся в партитуру с головой – все-таки большинство произведений он еще не знал. Я пропустила момент, когда позади тихо хлопнула дверь, но по оторвавшемуся на миг от хора взгляду Кремневой и ее небрежному кивку поняла, что это кто-то из опоздавших. - Кентова, дай ноты! – нетерпеливо прошипели сзади.Я проигнорировала Чеширова, хотя в глазах отчего-то возникло уже знакомое жжение. Заставив себя полностью сосредоточиться на «Вокализе», где требовался не только чистый, но и довольно громкий звук, я кое-как подавила слезы. Не вовремя, как же не вовремя!Станислава Николаевна взмахнула рукой, и хор послушно затих, а концертмейстер остановилась. - Вторые сопрано, вас что-то совсем не слышно. Поем со средней части, цифра три, сольфеджио.Смирнова и Мельникова, единственные люди, которые более-менее знали «Вокализ», обменялись мрачными взглядами. Про себя я пожелала им удачи.Кремнева не подвела – промучила несчастных минут двадцать, прежде чем соизволила обратить внимание на другую партию. Аня облегченно выдохнула, Маша устало прикрыла глаза – мда уж, хреново, когда рядом с тобой одна малышня. Второгодку Настю я в расчет не брала, потому что, пожалуй, только с третьего года пребывания в старшем хоре ты умудрялся запомнить почти весь основной репертуар. - Первые альты, оттуда же, сольфеджио, пожалуйста.Ольга Сергеевна заиграла, я набрала воздуха и запела. Как же хорошо, что рядом со мной сидел скрипач Олег – вынужденный каждое свое занятие настраивать скрипку заново, он обладал практически идеальным музыкальным слухом. Не сказать, что мне медведь на ухо наступил, но иногда трудно было услышать нужные тебе звуки. - Спасибо, - Кремнева опустила руки и перевернула страницу обратно. – С модуляции, пожалуйста, и пойдем дальше.Чеширов, видимо, также не был знаком с этой партитурой: его неуверенный голос звучал прямо позади меня. Он не старался перекричать всех, как делают иногда неумехи-первогодки, наивно полагающие, что количество, то бишь громкость, перерастет в качество. Золотое правило хора: не слышишь точно, что тебе петь – заткнись и дай чисто выпеть тем, кто в этом хоть что-то понимает.Станислава Николаевна, по-видимому, осталась довольна – мы спели всего три раза, причем умудрились запнуться только на самом трудном месте, где в нотах совершенно неразборчиво были прорисованы нотные знаки. На «А» еще можно как-то выехать, а вот когда нужно звуки называть… - Достаточно. Все приготовились, начинаем с третьей цифры и дальше, попробуем до репризы дойти.Не знаю, каким образом, но мы сумели кое-как перелезть через сложнейшую модуляцию – спасибо тем, кто наизусть знал «Вокализ» – и добраться до кульминации, где Рахманинов назло всем, наверное, хористам, поставил аж целых три форте. В переводе на русский – звук должен был быть оглушительным, подводящим итог, возносящим к вершине всего. Не стоит говорить, что не у каждого из нас хватало громкости голоса, дабы удовлетворить требования этого нюанса. За что мы частенько и огребали, когда Станиславе Николаевне казалось, что мы недостаточно выкладываемся.Не останавливая нас, она повела дальше, и я облегченно вздохнула – реприза, кода, конец. Всего лишь повторение темы, что была в самом начале, с той только разницей, что теперь к верхнему голосу в октаву присоединялся нижний. Да и по темпу она была чуть более медленной, плавной. А если добавить самый верхний третий голос, точнее, подголосок – поскольку у вторых сопран и альтов была тема в октаву – то получались звуки, чем-то подобные флейте. Нежные, мягкие, начинающиеся с самого нижнего регистра, как только позволяли брать ноты высокие голоса первых сопран. Постепенно звук возносился наверх, становилась громче и двойная октавная тема…А потом, сразу же после «взлета» – восходящей гаммы – стояло subito piano. Внезапно убранный звук, который становился совсем тихим и еле различимым, потому что «Вокализ» замедлялся и подходил к своему законному концу. - Отсюда поют только те, кто пел начало, - уточнила Кремнева, и часть мелких послушно замолчала.Начало, как и этот конец после субито, пели не все. Не многим был доступен полетный высокий звук первых сопран или низкий протяжный тембр альтов. Так же, как и не все могли без фальши и «не опуская звука» допеть до конца, когда четыре голоса сливались в два, а потом брали последнюю ноту – «до» в октаву.Станислава Николаевна всегда говорила нам, что, даже если звук идет вниз, нужно всегда представлять, что он становится выше – и тогда не будет «позиционно низко», то есть теоретически верного, но фактически почти фальшивого звучания. А мне вот в этой песне почему-то всегда чудилось, что это невесомо опускаются на землю легкие пушистые облака, похожие на снег…Октава звучала чисто, я даже удивилась, что малышня не помешала этому – они вечно норовили петь там, где их заставляли молчать. Считали себя слишком взрослыми и слишком умными, чтобы не слушать дирижера. Концертмейстер давным-давно перестала играть – фортепиано замолкало раньше хора. Звуки рояля уже угасали, а октава все держалась, и Станислава Николаевна улыбалась, и я улыбалась тоже: значит, мы все-таки что-то можем без старших, без выпускников…Кремнева соединила большие пальцы каждой ладони с остальными, и мы послушно сняли звук. - Неплохо. Отдыхаем.***После получасового перерыва выпускники так и не появились, и мы немного приуныли. Все-таки «Вокализ» - это одно, а вот, например кантата Баха «Den Tod» - совершенно другое. В Бахе требовались не только чистота звука и правильное произношение немецких слов, но и определенное умение понять, какую именно музыку ты поешь, какое звучание требуется.На перерыве обжегшись горячим шоколадом, я мрачно покусывала губу и пялилась в пол. Настроения работать не было совершенно. Бывают дни, когда тебе прямо хочется петь, так, чтобы каждый знал, что ты есть в этом хоре, что ты вкладываешь, отдаешь частичку себя в эту песню. Бывают дни, когда сердце быстро-быстро бьется в груди, и ты улыбаешься, слушая, как четыре голоса рождают сложнейшие переплетения звуков, медленно растворяющихся под потолком…А бывают дни, когда больше всего хочется доползти до дома и упасть на кровать, закутавшись в теплый плед. Дни, когда небо за окном спеленуто облаками, словно младенец, а дождь обреченно стучит метрономом по крыше – тук, тук…Сегодня был как раз второй случай. И именно этот сонный день Станислава Николаевна выбрала, чтобы проверить, кто из нас за лето не забыл еще великого Баха и его чертову кантату.Нет, я любила это произведение, но оно было мрачным и отдавало каким-то холодом. Еще бы, там через каждое слово смерть упоминается… Я не знала, что это, похоронная ли песня или что-то другое, но настроение после исполнения этой вещи всегда становилось невыносимо тоскливым. - Кто не знает, молчит. Со словами. Ольга Сергеевна, с начала.За что любила эту кантату – во многом за это фортепианное начало, тоскливое, неизбежное, навевающее свинцовую тяжесть на присутствующих. Последние аккорды перед вступлением обернулись медленной короткой гаммой, и сопрано запели: - Den Tod… - Den Tod, - в терцию ответили им альты.Вот так, фактически каноном мы и пели. Дальше, после третьего нашего ответа начиналась своя тема у каждого голоса. Главная подстава крылась в том, что этих самых тем потом было еще три, и не было человека в нашем хоре, который бы с точностью до буковки запомнил слова. Поэтому получалось примерно так: «Ден Тод, нии маан, шеен кииин дерн.» А уж концы фраз вообще произносились кое-как, ибо запомнить, что там – шеен кин ден или дерн, или бер унс гевальт было просто невозможно. - С темы, альты, пожалуйста, отдельно.Помолившись про себя, что смогу вспомнить слова, я вступила вместе с остальными.***Дни потянулись серые и унылые, воскресенье, проведенное дома в одиночестве, радости не доставило никакой. Дожди не прекращались, изредка затихая до состояния легкой мороси, противно оседающей на волосах и одежде.Сентябрь в этом году выдался не самый солнечный и теплый – по утрам я кое-как выползала из кровати и поскорее ползла в ванную, чтобы одеться. Если забывала закрыть на ночь форточку, то, вставая, больше напоминала себе замерзшую статую. Во вторник, с превеликим трудом заставив себя оторваться от дивана, где дремала, я потащилась к метро.Почему-то все время, сколько я занималась у Александры Анатольевны, мое расписание неизменно попадало на час пик в метро. Сонная, невыспавшаяся, в предвкушении раздраженной и сердитой преподавательницы, больше всего на свете я мечтала уже ехать обратно, выбросив из головы все нелестные отзывы учительницы о моих «успехах».

Чеширов уже доигрывал, но, судя по всему, пребывал все в таком же лениво-сонном состоянии, что и я. Одна, пожалуй, Александра Анатольевна не уставала поправлять его, а изредка и прикрикивать на парня, когда он делал что-нибудь не так. Мне всегда почему-то казалось, что у нашей учительницы неиссякаемый запас бодрости целый день, а она похожа на электровеник, готовый постукивать нас по непутевым головам что в половину одиннадцатого ночи, что в полшестого утра.Чеширов наконец закончил и встал со стула, молча отходя к столу и складывая ноты в сумку. - До свидания, Александра Анатольевна. - Давай, Леш. Не забудь, что я тебе говорила. Ну, Саша, начнем?Я тяжело вздохнула и заняла свое место.***Среда практически всегда вызывала у меня тоскливое настроение, и виной тому был не только хор. Мало того, что на репетиции все силы уходят, так еще и до конца учебной недели, как до Китая пешком… И в субботу снова сюда.На репетицию я бежала со всей возможной скоростью – задремала в кресле и теперь невыносимо опаздывала. Если и были на свете вещи, которые Кремнева ненавидела больше, чем фальшивящих халявщиков, то к ним относились те, кто опаздывал хотя бы на десять минут. В лучшем случае неудачник удостаивался брезгливого взгляда и быстрого кивка головой – садись, непутевый глупый ребенок, и работай. А вот если настроение у Станиславы Николаевны было совсем отвратительное – нерадивый хорист по три минуты мялся на пороге, выслушивая уничижительную отповедь.Вспотевшая, с волосами, прилипшими ко лбу, и сумкой, бьющей по бедру, я летела вниз по Пречистенке, молясь про себя успеть. Вот что-что, а опоздать мне не улыбалось ни разу. С силой пнув ногой дверь перед собой, я проскользнула внутрь, забегая в раздевалку. Кое-как повесив куртку, я поправила ремень сумки и помчалась к залу.Мне несказанно повезло – все преподы уже были внутри, но о чем-то совещались между собой, на время забыв о галдящих детишках позади. Я с облегчением сбросила сумку и, прихватив папку, опустилась на стул рядом с Олегом. - Что-то ты какая-то взмыленная, - заметила Маринка. – Опаздывала, что ли?Я кивнула – дыхание все еще было тяжелым. - Тормис с собой есть? – поинтересовался Олег, не отрывая взгляда от папки, в которой он терпеливо перебирал листы.Я покачала головой, глубоко вдохнув и выдохнув. В груди кололо.Станислава Николаевна прошла на свое место и села, открывая папку с нотами. Все затихли, однако самые смелые все еще продолжали шепотом обмениваться новостями и украдкой ржать. - Открыли «Лесного Царя». С солистами попробуем чуть позже, надо подобрать… С теми, кто мог бы солировать, я поговорю потом отдельно. Чеширов, Паша, Олег – выходите, сейчас по кусочку споете и посмотрим. Нам нужен тот, кто будет исполнять партию отца. Ну и еще нам нужен сын… Так, ладно, с ним разберемся позднее.Названные молча поднялись и прошли к сцене, встав рядом друг с другом. В моем кармане коротко дернулся телефон – пришло сообщение.Пока я осторожно лезла за ним в карман, прикрываясь нотами, Станислава Николаевна делала последние пометки у себя в тетради. Сообщение было коротким, но мгновенно вызвало укол боли и обиды где-то внутри.«В пятницу около Пятого Авеню, на Полях, 4:00»Номер не определился, но Чеширов усмехался мне поверх нот партии Отца. А внутри меня было настолько отчего-то пусто, что я лишь в усталом согласии опустила глаза на корявые строчки нот.Любимая песня, как-никак.Marcato - (итал.) отчетливо