Глава 5 (1/1)

Пару месяцев у Моцарта ушло на привыкание. Всё вокруг казалось неправильным и порой даже каким-то нереальным. Первый месяц он выходил из дома только и исключительно в супермаркет в двух минутах от дома. К счастью, там можно было купить абсолютно всё. Не то, что в лавчонках 18 века. Всё стало удобнее и практичнее. Позже он стал выходить на улицу погулять. Сначала совсем рядом, да ещё и с картой. После?— чуть подальше. Парк, площади, другие магазины. К третьему месяцу он изучил ближайшие маршруты, здоровался с соседями, снова научился улыбаться. Но большую часть времени Амадей всё равно проводил дома. Пробовал играть на инструментах, много читал, узнавал современные реалии. Информации было так много, что порой он зависал над своим ноутбуком или телефоном сутками, выискивая и читая информацию. Засыпал там, где придётся. Никакого графика, никакого расписания. Что сейчас было важно?— влиться в новый мир, почувствовать себя своим здесь. Такая серьёзная загруженность отвлекала от отвратительных мыслей о собственном одиночестве. Общения с людьми практически не было, кроме как разговоров с Мисси. Она появлялась нечасто, да и говорила немного, но когда начинала читать лекцию… О, Амадею казалось, что эта женщина знает всё и обо всём. Она немного скрашивала его одиночество. Однако Амадей всё равно не мог забыть о любимом. Часто по ночам ему снилось, что нежные руки обнимают его за плечи, он даже чувствовал тот самый, родной запах кожи Тонио…, но вот он просыпался и всё исчезало. Оставалось только закусить зубами подушку и скулить от тоски. К пятому месяцу жизни в Париже Моцарт решил прекратить зализывать раны и найти, наконец, работу. Жажда деятельности, уснувшая под тяжестью апатии, начинала просыпаться и требовать своего. Амадей играл на гитаре и барабанах в нескольких барах, выступал на частных вечеринках, да и порой просто так играл на мостовых, радуя проходящих мимо людей. А что ещё оставалось делать, кроме как продолжать жить? Да ничего. Если не для себя, то хотя бы для того, чтобы иметь возможность радовать других. По воле случая он познакомился с парнем по имени Мерван Рим. Тот был очень весёлым, просто потрясающим и интересным человеком. Он был единственным, с кем тоска немного отступала, хоть и не полностью. Нет, Амадей никогда не забудет. Вина всю оставшуюся жизнь будет тяготить его. Но хотя бы ненадолго. Скромные часы отдыха. На шестой месяц новой жизни в одно прекрасное утро, когда Моцарт завтракал в гордом одиночестве, посреди кухни снова появилась Мисси. Как всегда внезапно и без предупреждения. Он продолжал меланхолично жевать мюсли, когда таймледи подошла и села за стол напротив. —?Амадей, твоё кислое выражение лица вызывает у меня изжогу. Что-то случилось? Ты выглядишь уставшим и невыспавшимся. —?Это потому, что я устал и не выспался,?— хмуро пробормотал Моцарт себе под нос, но услышав горький вздох, все же решил поведать о наболевшем. —?Вам казалось когда-нибудь, что ваша жизнь проходит зря? Что вы совершенно одиноки, просто до безумия? Вокруг толпа, но никто, ни один не в состоянии понять и увидеть настоящего меня. Мне не хватает того времени, в котором я жил, хоть оно и проигрывало по комфорту и прогрессу. Я бы всё вытерпел, будь Тонио со мной,?— Амадей поднял наполнившиеся слезами глаза. —?Я так скучаю по нему. По его глазам, по его запаху, по нежной улыбке, адресованной только мне, по голосу, по прикосновениям. Я как лебедь, который умирает без партнёра… Я трачу себя в никуда. Я чувствую чёрную дыру в душе. Это невыносимо. —?По статистике двадцать процентов пар чёрных лебедей гомосексуальны,?— попыталась разрядить обстановку Мисси, но не найдя никакого отклика, продолжила серьёзным тоном. —?Послушай, Амадей. Я знаю, что такое одиночество, и даже могу понять твою привязанность к Антонио. Но… В чёрной дыре каждого человека живут бабочки. Ты поймёшь однажды. А сейчас ты не должен, ты не имеешь права всё бросить и умирать здесь. Вспомни, что у тебя было: талант, поклонники, слава, любовь и уважение. —?Теперь ничего этого нет,?— покачал головой Амадей, грустно усмехнувшись. —?Есть талант. А слава, поклонники?— это дело наживное. Работай, и всё будет. У меня есть один вариант для тебя. И актёрская игра, и пение. Очень интересный проект. —?Я не в том состоянии, чтобы играть. Я не смогу. Актёр из меня отвратительный. —?На самом деле, всё обстоит так, что тебе и играть-то не придётся. Дов Аттья и Альбер Коэн ставят музыкальную рок-оперу ?Моцарт?. Тебе стоит попробоваться на главную роль, уверена, ты её получишь. Кто, если не сам Моцарт? Вот дата и место прослушивания. Удачи. Амадей не успел ничего ответить, как таймледи мгновенно исчезла. Он не собирался никуда идти. Просто смотрел на разноцветный флаер невидящим взором, полностью погружаясь в себя. Даже если бы он прошёл отбор, кого бы взяли на роль Сальери? Осознание того, что это никогда не будет его Антонио, вызывало всё новые и новые приступы боли.*** Дни без Моцарта тянулись нескончаемой чередой. Они казались вечностью, которая поглощала Сальери с каждым часом, с каждой минутой все больше и больше. Рана в душе становилась все болезненнее, а осознание того, что Амадей где-то совсем рядом, может быть, даже ближе, чем Антонио думал, нещадно терзало и без того измученного разлукой мужчину. Он старался держаться изо всех сил. Старался привыкнуть к этому миру, к этому шумному городу с его бешеным трафиком, к своей уютной квартире на третьем этаже, ко всем этим странным штучкам, которые придумало человечество за столь, казалось бы, непродолжительный период. Сначала совсем не получалось. Итальянец доводил Мисси до истерики своими выходками, когда пытался освоить все новые и новые изобретения современности. Зато теперь Антонио умел водить машину и даже с легкостью парковался в самых оживленных и труднодоступных местах на улочках Парижа. Ему это стоило колоссальных нервов, но результат оправдал все ожидания. Это вам не каретой управлять. Сальери устроился работать музыкантом в один из небольших баров в центре и теперь с удобством добирался туда на своём личном транспорте?— подарок таймледи за отлично усвоенные знания. У Антонио хорошо получилось освоить гитару. Путём проб и ошибок, многочисленных порезов на подушечках пальцев до обнаружения медиатора, бессонных ночей около ноутбука с открытой веб-страничкой самоучителя, он сделал этот музыкальный инструмент своим любимым. Коллекция гитар в его персональной домашней студии значительно увеличилась. Мужчина даже придумал для каждой из них имя, чтобы выделить индивидуальность своих любимиц. Сесилия, Тейлор, Кристин… Каждая заслуживала бережного отношения и обожания. У музыкантов свои заморочки, вот у Сальери они были именно такими. Он старался жить, а не просто существовать, делая вид, что все в порядке. Перед знакомыми и своими слушателями, которые приходили в бар выпить и расслабиться под хорошую музыку, Антонио был источником прекрасного настроения и неиссякаемого юмора. Веселился, подбадривал всех, кто в этом нуждался, никогда не отказывал в помощи, пел песни до хрипоты в горле, улыбался и много шутил. Спроси любого завсегдатая, кто такой Флоран (подставное имя Антонио Сальери), и он вам ответит, что Мот?— душа любой компании, неисправимый весельчак и балагур. Только сам итальянец знал, каких трудов это ему стоило. Возвращаясь домой поздно ночью или уже под утро, Сальери явственно ощущал, как с него медленно сползала маска вечной жизнерадостности. Скулы сводило от улыбок, голова шла кругом от слишком громкой музыки и шума, из-за сильной усталости ломило все тело. Из Антонио будто выкачивали жизнь, когда он переступал порог своей квартиры, больше не испытывая потребности скрывать отравляющую все естество боль. От неё хотелось лезть на стену, а ещё лучше удавиться. Но лишить себя надежды на встречу?— самая последняя степень отчаяния. Сальери держался. Единственным спасением был сон. Хотя бы там Антонио мог быть рядом с Моцартом. Порой сны были настолько реалистичными, что, даже проснувшись, он долго не мог убедить себя в том, что увиденное не происходит на самом деле. Горькое разочарование вперемешку с предательским возбуждением. Особенно яркими и волнующими были сны о их первой близости с Амадеем. Порывистой, внезапной, волшебной. Все повторялось в точности, как в тот вечер. Из раза в раз, от ночи к ночи. Все чаще и чаще Сальери снились самые откровенные моменты той неожиданной встречи. После Антонио просыпался в весьма неоднозначном состоянии. Помогал контрастный душ и мысли о том, что Моцарт до сих пор не с ним, что это только игра подсознания и больного воображения. Но однажды Сальери не смог себя сдержать. Руки сами потянулись к поясу пижамных брюк, скользнув под них, приподымая бельё и касаясь горячей кожи. Он никогда не делал этого раньше, убежденный в том, что рукоблудие бесстыдно и недостойно. Но тогда итальянец не владел собой, полностью погружаясь в воспоминания. В тот вечер император давал бал. Амадей стоял у стены и тоскливо смотрел на придворного капельмейстера, холодно разговаривающего с какими-то барышнями, которые так и норовили усадить маэстро за рояль. Антонио знал все их приемы, как свои пять пальцев, и уже давным-давно не вёлся на подобные уловки. Девушки, видимо, этого совершенно не понимали. Сальери тоскливо оглянулся, выискивая глазами того, к кому можно было бы сбежать без вреда для себя и своей репутации. Жаль только, что никого подходящего поблизости не наблюдалось. Ну что ж, тогда придётся немного слукавить. Для блага. —?Прошу меня простить, дамы, но меня ждут. Я должен идти. Вежливый кивок, выпутывание из слишком настойчивых объятий, и вот, Антонио уже шёл по длинному полутемному коридору, ведущему к выходу из дворца. Амадею удалось догнать его только там. —?Маэстро Сальери? Уделите мне пару минут вашего драгоценного времени. Прошу вас. —?Моцарт? —?вот так сюрприз, Антонио не видел его на приеме. —?Что ж, я с удовольствием посвящу своё время вам. Мне все равно больше ни с кем не хочется разговаривать. Напыщенное общество утомляет. —?Возможно, моё общество вам не понравится ещё больше,?— задумчиво проговорил Амадей, страшась того, что он собирался сделать. Это был огромный риск, неоправданно огромный. Что, если Антонио вовсе не разделяет его привязанности, ставшей какой-то зависимостью, похожей на любовную лихорадку. Да она по сути и была ею. Только вот признаваться в этом Сальери… нет. Уж лучше действия. Моцарт подошёл к Антонио совсем близко, почти вплотную. —?Вы можете ударить меня после, но я всё равно это сделаю. Амадей смотрел прямо ему в глаза, пытаясь решиться. Наконец, он ласково коснулся сперва щеки мужчины, а после мягко притянул Антонио к себе, касаясь желанных губ своими губами. Не мимолётно, с нежностью, стараясь распробовать вкус и запомнить прекрасные ощущения. Сальери такого совсем не ожидал. Нет, он даже в мыслях не мог себе представить, что Моцарт, сам, без каких-либо предосторожностей и предрассудков, вот так просто подойдёт и сделает то, на что итальянец не мог решиться уже несколько месяцев. Он видел это во сне, представлял в минуты отчаяния и бессонницы, но наяву все оказалось ещё прекраснее, чем в мечтах. Антонио не смог сдержать себя и обнял Моцарта, крепко прижимая к себе, боясь сделать больно, но уже не в состоянии об этом думать. На уровне инстинктов и подсознания. Он отвечал Амадею, со всей пылкостью, со всей страстью, со всей любовью, которую так опасался показать, чтобы не получить отказ, чтобы не наткнуться на безразличие и холодность, чтобы не возвести своим неосторожным поступком непробиваемую стену между ними. Друзья, пусть только друзья, но главное, что рядом. Нельзя рушить то хрупкое, что между ними было. Сейчас же назвать их друзьями язык не поворачивался. Неужели Моцарт тоже?.. Ответил, обнял, прижался! Моцарт не грезит? Это действительно произошло наяву?! Едва оторвавшись от сладких губ, Амадей постарался рассмотреть выражение лица Антонио. Какое-то немыслимое обожание таилось в его взгляде. —?Антонио? —?голос звучал удивлённо. —?Могу я… ещё раз? —?Всего лишь раз? Это слишком мало, Амадей, слишком мало,?— Сальери уже не думал соблюдать приличия. Зачем строить из себя невесть что, если и дураку понятно, что они друг другу небезразличны. В себе Антонио не сомневался, а на счёт Моцарта все сомнения отпали сами собой, стоило ему лишь поцеловать итальянца. И плевать на все, если чувства взаимны. Сальери сам снова притянул чуть отступившего назад австрийца и накрыл его губы своими. Чувство опасности и то, что их могут увидеть, только накаляло обстановку. Моцарт перехватил инициативу, оттесняя Сальери к стене. Тот был донельзя податлив и мягок. Амадей с трепетом касался губ Антонио, стараясь подарить мужчине как можно больше удовольствия. —?Я не смог остаться равнодушным к вашим талантам, вашей красоте, вашему внутреннему миру. Вы действительно прекрасны. Как я мог раньше не замечать этого? —?шептал Амадей в коротких перерывах между поцелуями. Сальери подчинялся его рукам и действиям безоговорочно. Словно так и должно быть. Он у стены, прижат горячим телом своего теперь уже возлюбленного, без мыслей в голове и растрёпанными волосами. До чего же порочно, но до безумия необходимо. Теперь, когда Сальери уверен в том, что его чувства взаимны и не вызывают отторжения, Моцарта он не намерен оставлять ни на секунду. Пока есть возможность. — Неужели не только я очарован вами? Может, мне это лишь снится? Тогда я не желаю просыпаться. —?Это не сон, Антонио. Я словно бы сошёл с ума по вам, наблюдал за вами, уничтожая себя, не позволяя себе прикоснуться. Но я счастлив, что наконец позволил,?— Амадей держал Сальери в своих объятьях, вдыхая запах волос музыканта, поглаживая того по спине. —?Я знаю, это неправильно, осуждаемо обществом. К тому же, и я, и вы женаты, но… мы могли бы видеться почаще? —?Как можно чаще,?— выдохнул Сальери, склоняя голову к Моцарту, прижимаясь губами к его шее. —?Мне все равно, что подумают, что будут говорить, как это будет выглядеть… Я не могу без вас. Я не решался признаться, но теперь могу сказать, что люблю вас ровно с того момента, как увидел. Да простят меня жены, ваша и моя, но я украду вас, чтобы быть рядом. —?Я знаю одно место, где никто не спросит наших имён, не заглянет под капюшон плаща. Только мне необходимо ваше согласие и благовидный предлог, чтобы убраться отсюда,?— Амадей чуть отстранился, но его руки так и остались на плечах итальянца. —?Вы хотите? Вы верите мне? Антонио готов был идти с Моцартом хоть на край света. Его абсолютно не пугали никакие злачные места Вены, за свою жизнь он навидался немало. Пусть это будет даже какой-нибудь притон с шайкой самых отпетых разбойников, Сальери согласился бы на все, лишь бы быть с Моцартом, чувствовать его ладонь в своей, его поцелуи на своих губах, его касания на своей коже. Любой ценой. —?Я верю вам. Верю всем сердцем и душой,?— пылко заверил Антонио, украдкой оглядываясь. —?Мы можем уйти незамеченными. Пойдёмте. С ним хоть в самый ад. Они вдвоём вышли из поместья, держать совсем близко, касаясь кончиками пальцев, иногда задевая ладони друг друга. Моцарт повёл Антонио в один из жилых районов Вены. Там обитал один из его знакомых, который время от времени предоставлял несколько комнат людям отчаянным, вынужденным скрывать свои отношения от общества. Сохранял конфиденциальность, прося за это чисто символическую плату. Сальери, стараясь ничем не выдать своего волнения, окинул взглядом ничем не приметный двухэтажный домик, коих было множество на улочках Вены, и, наконец, решился спросить: —?Мы пришли? Это именно то место? Нет, Антонио совсем не боялся. Но ощущение неизвестности не давало ему покоя, не позволяя расслабиться. Неизвестно, что может придумать Моцарт, он ведь известный выдумщик. А в таких делах, когда нужно уединиться и скрыться ото всех, фантазия может быть и вовсе безграничной. Но никогда не узнаешь наперёд, пока не увидишь все собственными глазами. —?Да, здесь мой знакомый сдаёт комнаты в аренду. Амадей постучался в дверь. Открыл высокий мужчина лет пятидесяти, с весёлой улыбкой и живыми глазами, бегающими от Антонио к Амадею и обратно. —?Вольфганг! —?громко воскликнул он, крепко обнимая Амадея. —?Нечастый ты у меня гость, ох, нечастый. Друга привёл? Комната, стало быть, нужна? Ах, забыл представиться. Меня зовут Фабьен. А этот домик?— ?пристанище отчаянных?. Здесь только самые надёжные. Пойдёмте, пойдёмте. Мужчина провёл их на второй этаж, в просторную комнату, служившую одновременно, вероятно, и спальней, и гостиной. —?В доме никого, кроме вас, сейчас нет, а я ухожу в пристройку. Хорошей вам ночи, молодые люди. Фабьен ушёл, оставляя Амадея и Антонио наедине. —?И этого мужчину совсем не смущает то, что мы пришли сюда вдвоём? —?удивленно спросил Сальери как только за Фабьеном закрылась дверь. Очень занимательно. Как и то, что у Моцарта есть такие знакомые. Антонио хотел бы спросить, откуда Амадей знает этого милого человека, но ещё сомневался, не станет ли казаться слишком любопытным. Но раз уж они отныне совсем не чужие друг другу люди, то, наверное, итальянец имеет право задавать любые вопросы. Даже самые нескромные. —?Как вы свели дружбу с Фабьеном, мой милый Амадей? —?Это то место, куда приводят обычно кого-то своего пола,?— Амадей усмехнулся, глядя на Антонио, который выглядел озадаченным. —?А что до дружбы… Несколько раз один высокопоставленный человек, один из людей императора, заказывал мне произведения. Он буквально спасал моё незавидное материальное положение. Однажды он привёл меня сюда, попросив о помощи. Сказал, что нужно поймать преступника. Я согласился. Он рассказал, что здесь прячется, кхм, мужеложец. Стал всякие гадости говорить, вплоть до посылов в ад и прочего. Я чуть было не избил его тогда, в ярости, кричал, кажется, чтобы он оставил людей в покое. Меня отцепил от него Фабьен, со смехом сказав, что это была проверка на вшивость. Вот такая своеобразная. Это был партнёр Фабьена. Они, кажется, уже лет двадцать вместе. И музыкальные композиции он заказывал для Фабьена, тому нравится моя музыка. Мы подружились. Они оба хорошие люди. Но они, как и все, вынуждены скрываться. Поэтому и проверяют, кто достоин доверия, а кто нет. Главное правило этого дома?— приводить только тех, кому всецело доверяешь. —?Удивительная история,?— улыбнулся Антонио. —?И не менее удивительное место. Он даже не подозревал, что в Вене существует что-то подобное. Эту тайну следует держать под большим секретом, иначе Фабьену не поздоровиться. Содержание подобного дома для свиданий, да ещё и тот факт, что этот мужчина сам является мужеложцем, признают преступлением. Очень рискованно, но очень смело. А Сальери всегда нравились смелые люди. И Моцарт тому безоговорочное подтверждение. Итальянец с любовью посмотрел на Амадея, делая к нему несколько шагов, сокращая расстояние между ними до самого минимума. Впереди целая вечность, стоит только поверить. Стоит только прикоснуться. Последний шаг навстречу сделал Амадей, одной рукой прижимая к себе Сальери, а другой вплетая свои пальцы в волосы мужчины. —?У меня очень плохо получается подчиняться, Антонио. Но сейчас, сейчас я хочу, чтобы вы взяли инициативу в свои руки. Я несколько растерян, но я хочу вас. Всего и немедленно! А вы? Ох, снова сон наяву. Или явь во сне? Сальери уже окончательно запутался. Да и вряд ли стоит размышлять над этим, если то, что происходит, настолько пьяняще прекрасно. —?Хочу ли вас я? Разве не очевидно, к чему вопросы, мой дорогой,?— сбивчиво зашептал Антонио, теряя себя в омуте темных, как ночь, глаз. —?Но взять инициативу на себя?.. Я не знаю, как это делается, я… Я никогда раньше… Мелькнула дурацкая мысль спросить совета у Фабьена. О, нет, Сальери никогда не решится. Он скорее подставится сам, нежели будет экспериментировать над Моцартом. Но если любимому необходимо… —?Я тоже. Я тоже никогда раньше. Но я хочу почувствовать вас, полностью, до конца. Нет сил больше ждать. Амадей заскользил руками по камзолу Антонио, расстёгивая мелкие пуговички. Развязал бант и, бросив его на диван, принялся покрывать шею Сальери едва ощутимыми поцелуями. —?Давайте же, возьмите, что я предлагаю. Я не делаю этого обычно. Сальери не нужно было повторять дважды. Он уже за себя не отвечал. Потерял голову, как мальчишка. Его желание обладать Моцартом было нестерпимо, оно захлестывало с головой, при каждой новой мысли все сильнее и сильнее. На разговоры совсем нет времени. И сил. Антонио потянулся к камзолу Амадея и рывком стащил его с плеч, отбрасывая в сторону. Одежда сейчас была катастрофически лишней. Он судорожно избавился от своей жилетки и принялся за рубашку Моцарта, стараясь не поддаваться слабостям и не порвать тонкую ткань. Хоть это было нелегко. Сальери хотел поскорее раздеть своего возлюбленного и наконец насладиться тем, что рисовало бурное воображение бесконечными ночами. Итальянец медленно наступал на Амадея, мягко подталкивая его к кровати, жадно скользя взглядом по его обнаженному торсу. Этот мужчина прекрасен. Сравнится, наверное, только с античными статуями, с идеальными пропорциями и совершенными изгибами. Наконец Сальери толкнул Моцарта на постель и накрыл его собой, сразу же впиваясь в губы настойчивым, но ласковым поцелуем, будто обещая, что все будет хорошо. Антонио был нежен и одновременно страстен, Амадей буквально плавился в его руках от наслаждения. Ему было трудно позволить Сальери руководить, но сейчас это было необходимо и довольно приятно. Моцарт касался пальцами кожи везде, куда мог дотянуться, и отвечал на поцелуи так же пылко. Антонио снял с себя одежду, представая перед Вольфгангом совершенно обнаженным. Он был невообразимо великолепен: высокий, худощавый, смуглый, с растрепанными чёрными волосами и припухшими от поцелуев губами. Сам для себя Амадей понял, что это зрелище самое прекрасное в его жизни. —?Не медлите, Тонио. Вы очень красивы, вы знаете? От комплимента Антонио едва заметно покраснел, стесняясь своей наготы, но стараясь пересилить себя. Это все для любимого человека, он не должен зажиматься и вести себя, как нервная барышня. Он мужчина, а это значит, должен вести себя соответственно. Даже в постели с таким же мужчиной. Сальери поспешно избавил и Моцарта от всей оставшейся одежды, буквально поедая глазами его гибкое тело с гладкой, будто фарфоровой, кожей. Хотелось касаться везде, сжимать, гладить, пробовать на ощупь. Антонио не стал себе отказывать. Он оседлал бёдра Амадея, склоняясь над ним, покрывая шею, ключицы и грудь возлюбленного неторопливыми, слегка жалящими поцелуями, покусывая соски, вырисовывая языком витиеватые узоры на подтянутом животе, медленно, тягуче медленно опускаясь вниз. Сальери хотел услышать, как стонет его Моцарт, хотел почувствовать, как он выгибается под каждым прикосновением, хотел увидеть, как дрожат его ресницы. Нельзя спешить, да и нет желания. Запомнить каждое мгновение, быть друг с другом вечность и растянуть их близость как можно дольше. Этого Сальери желал всей душой. Амадей уже был возбуждён, а ведь Антонио ещё даже не прикоснулся к его плоти. Как трудно было сдерживаться и не стонать под ласковыми руками. Невыносимо. Сальери становился настойчивее, оглаживая бёдра, чуть сжимая, кусая тазобедренные косточки и обжигая дыханием кожу Моцарта. Тот изнывал от желания, стонал так, что у Антонио даже дыхание перехватывало. Волшебные звуки, будто самая красивая симфония. Сальери вновь прижался губами к губам Амадея, забирая себе эти сладкие вздохи, стараясь напиться ими, впитать до самого остатка. Тот метался под сильным телом любовника, уже не сдерживая стонов и всхлипов. Было хорошо. Лучше, чем когда-либо. Антонио был нежен и старался как мог. Его старания Моцарт оценил по достоинству. Мыслей в голове почти не осталось, только желание овладело разумом. Амадей шире развёл бёдра, чтобы Антонио было удобнее, и полностью расслабился. Пальцы быстро скользнули к сжатому колечку мышц. Слишком узко, наверняка. Нужно как-то расслабить, вряд ли хватит лишь одного желания Амадея. Сальери оглянулся, натыкаясь взглядом на стоявший на прикроватном столике стеклянный сосуд с золотистой жидкостью. Похоже на масло, но он не уверен. Потянулся к флакончику, сразу же открывая и вдыхая аромат. Персиковое масло, ошибиться невозможно. Предусмотрительный Фабьен? —?Как думаете, это может нам помочь? —?Сальери вылил немного масла себе на ладонь, растирая пальцами. —?Думаю, оно здесь именно для этого,?— улыбнулся Амадей. Их первый раз был такой чувственный и волнующий. Сальери не думал останавливаться. Он полностью отдался своим внутренним ощущениям, прислушиваясь к себе, надеясь на то, что сердце подскажет, как правильно.Антонио обильно смазал пальцы приятно пахнущим маслом и осторожно протолкнул один, чуть помедлив, добавил второй, растягивая эластичные стеночки неторопливо, давая Моцарту привыкнуть к новым ощущениям. Вольфганг сполна почувствовал проникновение и закусил губу, чтобы не зашипеть от боли. Приятно не было. Нисколько. Тянущее, саднящее ощущение. Неудобно, неприятно и даже немного больно. Нужно потерпеть. Моцарт старался расслабиться и не издать при этом ни единого звука. —?Все хорошо, мой ангел? —?Антонио участливо взглянул на кусающего губы Амадея. —?Все… в порядке. Это ведь не должно быть больно. Или должно?.. Сальери неосознанно толкнулся пальцами глубже и наконец услышал до безумия сладкий стон. Так до дрожи интригующе было изучать друг друга. На ощупь, по наитию, осторожными движениями. Они учились доставлять удовольствие друг другу. Пробовать, как хорошо, а как касаться лучше не стоит, что вызывает стон наслаждения, а что заставляет морщиться от боли. И этот путь им предстояло пройти вместе. Едва заслышав пробирающие до мурашек звуки, Сальери повторил свои движения, с каждым разом постепенно ускоряясь. Он ведь думал, что любовь не может быть неприятна. Нужно лишь знать, как правильно. Теперь Антонио знает. Немного помедлив, он мягко протолкнул в Амадея ещё один палец, стараясь попасть именно по той заветной точке, чтобы Моцарту было хорошо. Стонов австриец больше не сдерживал. Так сладко, так ярко и так… медленно! Антонио же ждал, пока Моцарт попросит. Когда сорвётся на мольбы, забывая обо всем. Ему отчего-то так хотелось услышать, как страстно любовник будет просить, как будет срываться на всхлипы и царапать спину. Настолько волнующе. —?Тонио… Тонио… пожалуйста… —?выстанывал Амадей, не в состоянии даже предложение построить. Глаза закатывались от наслаждения, сил терпеть не было совершенно. Но Антонио пытал его удовольствием и останавливаться, видимо, даже не думал. Амадей вцепился пальцами в плечи Сальери, пытаясь притянуть его ближе и заставить действовать. Антонио добавил ещё немного масла, со всей тщательностью завершая подготовку, и, взглянув в потемневшие от неудовлетворённого желания глаза Моцарта, наконец вынул пальцы. Он жаждет большего. Так почему Антонио должен ему отказывать? Да и собственное возбуждение уже отзывалось тянущей болью внизу живота. Итальянец закусил губу и со всей осторожностью сделал первый толчок навстречу, буквально по миллиметру продвигаясь глубже, давая Моцарту свыкнуться. Было больно. Адски, невыносимо. Амадей сильно стиснул плечи Сальери, не позволяя ему двигаться ни вперёд, ни назад. Кусая и без того уже кровоточащие губы, Моцарт пытался расслабиться и дышать глубже, но сил на это не было. От столь сильной боли на глаза выступили слёзы, контролировать которые Вольфганг был не в состоянии. Кажется, от такой сильной хватки у Антонио останутся синяки, потому что Амадей схватил его изо всех сил, впиваясь ногтями в кожу. Рвано выдохнув, Моцарт отпустил плечи любовника и опустился на постель, зажмуривая глаза и цепляясь пальцами за покрывало. Он не мог ничего сказать, не мог успокоиться, боль прошивала насквозь, словно вместо крови у него был кипяток. Напряжение мышц никуда не делось. Немного лишь ослабло, но сам Моцарт зажимался так, что было больно им обоим. —?Расслабьтесь, милый мой, скоро должно быть хорошо. Не думайте о боли, родной мой, любимый,?— успокаивающе шептал Сальери, стараясь приглушить крики поцелуями. Он ласково стирал бегущие по бледным щекам Моцарта слезы, отвлекал поглаживаниями, продолжал шептать на ушко всякие нежности. В первый раз всегда больно, но ведь должно быть и наслаждение. Близость не может быть настолько жестока. Что-то подсказывало Антонио, что грань близка. Там, где боль переходит в удовольствие. —?Терпите, хороший мой, потерпите, ещё немного,?— Сальери уговаривал Амадея, как маленького, отвлекая внимание, а сам медленно, очень медленно толкался внутрь, чутко следя за реакцией. Амадей ничего не отвечал на ласкающий и успокаивающий шёпот любовника, потому что воспринимать информацию было слишком тяжело. Понемногу становилось легче. Боль отступала, оставляя только неприятное тянущее ощущение, но его уже можно было вытерпеть. Сальери нежно прикасался к его лицу, шептал какие-то ласковые слова. Стало лучше. Но едва тот толкнулся снова, Моцарт вновь не сдержал крика. Понемногу партнёр начал двигаться и движения уже не приносили нестерпимой боли, но и приятными их назвать было трудно. Кажется, мышцы расслабились и приспособились. Антонио вошёл на всю длину, сразу же затыкая новый крик крепким поцелуем, и осторожно двинул бёдрами, стараясь поскорее отыскать ту самую точку, прикосновения к которой так понравились Моцарту. По тому, как широко распахнул глаза Амадей, как прогнулась его спина, Сальери не без удовлетворения понял, что попал. Он ещё и ещё проходился по чувствительному месту, с каждой фрикцией наращивая темп. Амадей чувствовал импульсы удовольствия, пробегающие по всему телу тоненькими ниточками тока. Сначала едва ощутимые?— перебить неприятные ощущения было трудно, но потом… стало приятно. Амадей снова обнял любовника, поддаваясь, двигаясь вместе с ним. Он больше не плакал. Только тихонько всхлипывал, прижимаясь к Сальери. Антонио не хотел его отпускать. Обнимал крепко-крепко, будто опасаясь того, что он убежит, испарится, растает. Вместе с тем плавно подавался бёдрами навстречу, стараясь принести Амадею как можно больше удовольствия. За всю ту боль, что он испытал, возлюбленный заслуживает награды. И Сальери по силам сделать это. Он не менял угол проникновения, ритмично и настойчиво попадая именно туда, где приятнее всего. Моцарт уже стонал, извивался в его руках, сам подставлялся и помогал движениям внутри него. Антонио было хорошо, как никогда и ни с кем. Ни с одной из своих любовниц он не чувствовал такого всепоглощающего желания, не испытывал такого безумного удовольствия от обладания совершенным телом и прекрасной душой. Все меркло. Все, что было до, не шло ни в какое сравнение с тем, что Сальери переживал рядом с Моцартом. Удивительная гармония. —?Где же вы были раньше? —?неосознанно прошептал Антонио, срываясь на быстрый темп. Уже не чувствуя сопротивления. Уже не чувствуя своей вины за то, что сделал больно любимому. Отдача была такой же сильной и обоюдной. Сальери не мог сдержать стонов, из последних сил врываясь в такое послушное сейчас тело, делая несколько завершающих толчков и изливаясь в Моцарта. Дрожа от долгожданного освобождения, он кусал губы любовника, даже не замечая, находясь где-то между небом и землёй. Амадей обнял практически свалившегося на него обессиленного Тонио. Тело ныло, вся нижняя часть болела и причём весьма ощутимо, но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, какой силы удовольствие испытал Амадей, сливаясь в единое целое с Сальери. Такой чистый экстаз музыканту ещё никогда не доводилось чувствовать. Вольфганг и сам пытался отдышаться. Антонио уткнулся ему в шею, не в силах, видимо, пошевелиться. А Амадей гладил его по спине и волосам, ласково и нежно, будто говоря, что всё в порядке. Однако лежать вот так, да ещё и возбуждённым, было не слишком удобно. Чуть поднапрягшись, Моцарт перевернул их, и теперь под ним оказался Тонио, такой уставший, а оттого более милый. Амадей лёг на бок, вдыхая запах волос любовника, запах их тел, и, опустив руку на плоть, стал двигать ею, доводя себя до столь желанной разрядки. Едва отдышавшись, Сальери наконец открыл глаза. Картина, что открылась его взору, была настолько прекрасной и развратной одновременно, что он не удержался от сбитого вздоха. Так волнующе было наблюдать за тем, как Амадей себя ласкает. Бесподобное зрелище, что-то на грани фантастики. Если бы Антонио не был настолько слаб после оргазма, он бы непременно возбудился снова. А сейчас… Сальери накрыл ладонь Моцарта своей, подстраиваясь под его ритм, удваивая волну удовольствия, которая накатывала на любовника, неумолимо подводя к пику. Добившись желаемого, Амадей лёг на спину, пытаясь привести дыхание в порядок. —?Непередаваемые ощущения, знаете? Чувствовать вас в себе. Видеть, как вы сходите с ума от желания и удовольствия. Сальери перевернулся на бок, притягивая к себе Моцарта, прижимая его к своей груди. —?Вам понравилось? Милый мой, вам уже не больно? —?Антонио мягко поглаживал Амадея по спине, успокаивая гулко бьющееся сердце. —?Немного… ммм… саднит. Но всё замечательно. Мне понравилось. А вам? Не отвечайте. По вашему лицу и так всё видно,?— Амадей улыбнулся и поцеловал любовника. Сальери чувствовал лёгкость и блаженство. Потрясающе. Такой чувственной близости у него никогда и ни с кем не было. И никогда больше не будет ни с кем, кроме Моцарта. Сладкое видение оборвалось, и Антонио почувствовал на своих пальцах тёплую вязкую жидкость. Господи, но это же недопустимо. Грязно, распущенно, безнравственно! Итальянец ругал себя тогда на чем свет стоит. И сгорал от стыда за то, что позволил себе столь компрометирующую слабость. Если Мисси оставила в квартире камеры, чтобы следить за ним, Антонио уже стоило подумать об убийстве. Но к счастью, таймледи ничего не знала и не видела. Не хотела подглядывать за ним, предпочитала личные встречи. Она заявилась к Сальери примерно через неделю. Ворвалась, как вихрь, сметая все на своём пути. —?Чем ты вообще занимаешься? —?возмутилась, неожиданно материализовавшись на его кухне со своей чашкой кофе. —?Неужели ты думаешь, что у тебя получится найти своего Моцарта просто так, нелепо и случайно? Он вообще почти замуровался в своей квартире, ему неуютно и больно. И он не знает, что ты здесь, так что ему тяжелее. Может, прекратишь маяться дурью, а? В конце концов, начни записывать свои песни! Выкладывай их в соцсети! У тебя есть отличная камера последней модели, так почему ты не пользуешься возможностью? Может, ты засветишься, станешь суперзвездой, и твой Моцарт случайно увидит тебя по телевизору. Или в интернете,?— женщина пожала плечами. —?Ты сидишь тут и страдаешь. Но ничего не делаешь, чтобы найти его. Может, зря я тебя тоже перетащила сюда? Сначала Антонио опешил от количества претензий, посыпавшихся на него, и какое-то время был не в состоянии ответить. Он просто смотрел на Мисси во все глаза, будто лицезрел впервые, и напряжённо думал, слегка покачиваясь на стуле. Она ведь права. Вместо того, чтобы отставить все поиски в сторону и убиваться по Моцарту, как по умершему, полностью отчаявшись найти его, нужно было что-то делать. Опускать руки?— удел слабых, а Сальери не хотел и не имел права причислять себя к таковым. Он должен быть сильным вдвойне, за двоих. Его бедный Амадей страдает на другом конце города или, может быть, где-то в двух шагах, а итальянец поступает так же, не находя в себе мужества вынести разлуку. Антонио самому от себя противно. В этом мире он становится совсем мягкотелым. Непростительно. —?Где камера? —?преисполненный решительности, Антонио уже помчался в студию. И как ему в голову не пришло, что можно воспользоваться наилучшим изобретением человечества? У Моцарта ведь наверняка есть компьютер, ноутбук или, в конце концов, планшет. Он уже точно умеет пользоваться интернетом и, может быть, даже зарегистрирован в каких-нибудь соцсетях. Нужно обязательно поискать. Только его новое имя узнать и найти, написать ему. Мисси улыбнулась. И ведь ко всему этих людей нужно подталкивать. Она вытащила камеру и штатив из шкафа в гостиной и тоже перешла в студию. —?Уютная комнатушка, самое оно для франко-итальянского артиста,?— очень тихо пробормотала Мисси, настраивая камеру. —?Ну, вот и всё. Направить объектив, подправить свет. Видео?— кнопочка вот тут. А вот эта большая начинает и заканчивает запись. Моя помощь в записи тебе не нужна. Ты вполне в состоянии сам отсмотреть материал и выбрать что-то для… не знаю, майспейса. Ютуба. Чего угодно. И не вздумай больше хандрить! Твоя жизнь в любой момент может кардинально измениться. —?Понял, не буду,?— кивнул Антонио. —?Да и не хочу больше хандрить. Бесполезное занятие. Пора прекращать жевать сопли, обещанной встречи в любом случае не миновать. Рано или поздно, но она все равно случится, Мисси обещала. И Сальери ей верил. К тому моменту, когда они с Моцартом встретятся, итальянец не должен сломаться. Возлюбленный должен увидеть его таким, с каким прощался,?— уверенным в себе и собственных силах. Сальери сам попробовал понажимать указанные кнопочки, параллельно глядя в объектив, и остался доволен. Как оказалось, не так и сложно освоить камеру. Осталось только выбрать несколько лучших песен и… —?А как сейчас зовут Амадея? —?маленькая хитрость, чтобы отыскать любимого поскорее. —?Он носит гордое имя художника! —?с пафосом произнесла Мисси, усмехаясь. —?А вообще, сладкий, ты думаешь, я скажу тебе его имя? Если бы я хотела, чтобы вы легко нашли друг друга, я бы сделала это сразу. А так, нет. Ты ищешь одну иголку в миллионном стоге сена, так что нужно попотеть. И поработать. Давай ты сыграешь мне пару песен, а потом решим, что именно стоит записать, м? Уловка не сработала. Мисси не так глупа, чтобы неосторожно проболтаться о новом имени Моцарта, тем самым дав Сальери шанс обнаружить его раньше положенного. А под ником Вольфганг Моцарт, впрочем, как и просто Амадей Моцарт, скрывалось столько людей, что Антонио сначала даже глазам своим не поверил. Зачем все они пользуются ненастоящими страничками? Не будь пользователи соцсетей такими банальными, Сальери бы уже давно нашёл своего австрийца. А гордое имя художника… Да это может быть какое угодно! Начиная с Леонардо и заканчивая каким-нибудь Мишелем. Но мужчина уже давно понял, что легко не будет. Трудности сопровождали каждый шаг. —?Конечно. Антонио обречённо вздохнул и достал гитару, усаживаясь поудобнее. Медиатор привычно был зажат между пальцами, инструмент не издавал ни единой фальшивой ноты, настроенный ещё с утра заботливыми руками музыканта. Все должно быть идеально, когда он играет. Даже не нужно смотреть на струны, чтобы взять нужный аккорд. Собственноручно сочинённые мелодии звучали сами, без особых усилий. И похоже, таймледи нравилось. Сыграв несколько любимых песен, итальянец лукаво улыбнулся и напел: —?Эй, Мисси, ты крута, ты сведёшь меня с ума, эй, Мисси! Женщина зааплодировала, хоть и немного показушно. —?Эту песню стоит дополнить и выпустить сингл. Она идеальна,?— леди засмеялась, но тут же стёрла улыбку с лица. —?А теперь серьёзно: мне нравятся первая и две последних. Они гармоничны и как раз в рок-стиле. Запиши их, загрузи на свои аккаунты в соцсетях. Эффект тебе понравится. Что ещё можно посоветовать… Сосредоточься на пении, попробуй поиграть голосом, выучить и исполнить самые разнообразные песни, не только рок. Ну и не забывай о том, что, помимо гитар, у тебя есть ещё барабаны и синтезатор. И даже скрипка… хотя это для тебя явно не новый инструмент. Вопреки ожиданиям, Мисси осталась ещё на пару часов и помогла Антонио с записью выбранных песен. Подсказывала, иногда довольно улыбалась, даже покачивала головой в такт ритму. Сам бы он возился гораздо дольше. Так же вместе они решили залить большее количество на майспейс. Почему-то таймледи настаивала именно на этом ресурсе, а Сальери и не спорил. Бесполезно же, все равно эта женщина все сделает по-своему. Антонио был доволен полученным результатом. Оставалось только ждать ?эффекта, который должен ему понравиться?.