Глава 3 (1/2)

Бал у императора Иосифа II был событием грандиозным и масштабным. Случайных людей здесь не было, только избранные, которым посчастливилось быть официально приглашёнными на этот великосветский приём. Знатные вельможи со своими супругами, достигшие совершеннолетия их дочери и сыновья, важные для государства персоны, министры — визитёры из дружественных стран и, конечно же, композиторы, к которым был благосклонен правитель.

Сальери, как придворный капельмейстер, был обязан присутствовать среди гостей. Как бы ему не хотелось избежать этой участи, как бы ни желалось остаться дома и предаваться музыке или же навестить Моцарта. С самым скучающим видом и холодной надменностью во взгляде Антонио лавировал между стайками юных девиц на выданье, подвыпившими компаниями герцогов, баронов и маркизов, чтобы поскорее оказаться в тени колон и дождаться там Амадея. Он не забывал изредка вежливо кивать тем, кому было нужно, и презрительно усмехался, когда видел тех, с кем считаться совсем не стоило. Мастерством игры на публику он владел в совершенстве. Может быть, именно это помогло ему пробиться в высшие круги общества? Кто знает.

Наконец итальянец добрался до своей цели и поспешно скрылся в укромной нише у стены. Здесь стоял удобный и, что радовало особенно, никем не занятый диванчик. Сальери расслабленно опустился на него, облокачиваясь на мягкий подлокотник, и, наконец, смог перевести дух, отдохнуть от шума и любопытных взглядов.

— Они так надоедливы порой, эти балы, не так ли, Антонио? — Мисси опустилась на диванчик рядом с Сальери и взглянула на мужчину с хитрой ухмылкой. Он вздрогнул от неожиданности и быстро повернулся, узнав голос говорившей. Это ведь та самая женщина, с которой итальянец искал встречи. Сама его нашла. Что ж, тем лучше. Он улыбнулся своей самой дружелюбной улыбкой. Нельзя её спугнуть, ведь она — его последний шанс. — А где же твой потенциальный fiancé? Осталась всего неделя на раздумья, однако что-то мне подсказывает, что Моцарт сделает неправильный выбор. Умереть здесь, несчастным, но не жить с любимым человеком... Ты действительно уверен, что он тебя любит? Часики тикают. А непрактичный и на редкость глупый, хоть и талантливый композитор становится ближе к смерти с каждой секундой. Будь вы согласны оба, я бы отправила вас в Париж прямо в эту же секунду, но... — Мисси засмеялась, ожидая ответа от Сальери.

— Моцарт любит меня так же, как и я его, в этом нет сомнений,— запальчиво воскликнул Антонио. — Но он боится. Долг перед семьёй не позволяет ему отпустить себя и согласиться на ваше предложение. Но я уже все решил. Позвольте мне сделать выбор за нас двоих. Амадей поймёт меня, пусть не сразу, но поймёт. Всю ответственность я беру на себя.

— Ты хочешь, он — нет. Почему же ты думаешь, что я позволю тебе решать за двоих? А даже если и так. Думаешь, там будет просто? Ты попадёшь словно бы в другой мир. Да, обществу будет наплевать на твои предпочтения, однако не всё так радужно. Тяжёлая адаптация к новым условиям. Придётся искать своё место в том времени. Для этого ты должен быть готов учиться. Ты должен быть готов бороться, идти по головам, карабкаться по судьбам людей. Ты сможешь? Ты и так безумен, раз готов сбежать в неизвестность. Но вот потянешь ли?

— Я знаю, что будет не просто, и готов к трудностям, пусть даже их будет слишком много. Я справлюсь, мне ничего не страшно, — Антонио говорил с такой страстью, что ему было трудно не поверить. — Я буду учиться, я смогу. За нас двоих. Он может отвернуться от меня, когда поймёт, что выбор уже сделан, но это необходимо. Для него, в первую очередь. Ради Моцарта я готов на все, слышите? Я готов на все. Только отправьте нас в будущее, он не должен умереть. Я себе никогда этого не прощу.

Сальери чувствовал, что с этой женщиной нужно говорить только искренне, никакой, даже малейшей фальши она не потерпит. Его мысли и чувства у неё как на ладони. Антонио для Мисси — раскрытая книга, что захочет, то и прочтёт. Даже в самые потаённые уголки души заглянет. Так пусть же будет милосердна хотя бы за то, что он был с ней честен, как на исповеди, и ни в чем не пытался обмануть.

— Ты готов, я это вижу. А он? Что если он решит, что жить там — невыносимо? Хм. Как я уже и сказала, официальный день смерти Моцарта — 5 декабря. В тот день что-то случится. И когда время придёт... я заберу его. Пусть и против его воли, но заберу. Однако разгребать последствия вы будете сами, мальчики. Будет тяжело, порой невыносимо.

— Я, наверное, эгоист. Совсем не думаю о последствиях, о его впечатлениях, о жизни там. Мне кажется, что мы справимся, а вот будет ли это по силам ему? — Сальери растерянно посмотрел на Мисси. — Не знаю. Я подумаю об этом позже. Сейчас мне необходимо спасти его, во что бы то ни стало, а уже потом меня будет заботить все, что связано со сложностями будущего.

Главная цель — не дать Моцарту умереть. Антонио готов пожертвовать собой ради семьи и долга, но ни за что не сможет принести в жертву жизнь возлюбленного. О себе итальянец не беспокоился. Если ему не удастся уговорить Мисси забрать их с собой, то все пойдёт своим чередом. Моцарт погибнет, а Сальери сойдёт с ума. Нет, он не боится сумасшествия, он уже и так безумен. Самый больший страх — навсегда потерять самого главного человека на всём белом свете. Никогда больше не увидеть его глаз, не слышать, как он смеётся, не ощутить его объятий и не услышать родного голоса. Разве Сальери может позволить ему уйти? — Вы заберёте его со мной в будущее? Правда? — лицо Антонио просветлело. — Пообещайте мне. Пообещайте, я прошу вас.

— Лучше я кое-что расскажу. Тогда всё встанет на свои места. Не далее как пару дней назад, это был... 2016 год, в ресторане я встретила двух мужчин. Один из них кинулся благодарить меня, заявляя, что я спасла судьбы его и его возлюбленного. Странное дело: я не знала, кто они. Пришлось спросить. Так и началась моя временная петля. Со временем, увы, играть даже мне трудно, а потому я оказалась в театре, случайно увидев и услышав некоторые интереснейшие вещи. Свой кольцевой ад мне нужно прекратить как можно скорее, а потому в будущем вы окажетесь вне зависимости от желаний: твоих или Моцарта. Разве что только, я сама не захочу поиграть жизнями, а потому для своего хэппи-энда вам придётся немного поработать. Ты всё понял, я надеюсь? Потому что мне уже пора.

Там, в ресторане, были они, вне всяких сомнений. Значит... Это значит, что им все удастся. Мисси не обманет его и выполнит своё обещание, а они вдвоём с Моцартом будут счастливы. Преодолеют все тяготы, привыкнут, приспособятся. Это легко, когда рядом любимый. Его поддержка вдохновит на такие свершения, на которые бы человек никогда не решился в одиночку. Сальери верит: они смогут. Они будут вместе, а остальное не важно.

— Мы окажемся в будущем вне зависимости от своих желаний, — повторил за женщиной Антонио, внутренне ликуя от осознания сказанного. — Моцарт не умрет, он отправится со мной. Я все понял. Спасибо вам. Спасибо за то, что спасли нас обоих.

— Совсем ведь ещё мальчишки, — как-то угрюмо ухмыльнулась Мисси и в секунду исчезла, не оставив после себя ничего.? Сальери расслабленно откинулся на спинку дивана, улыбаясь своим мыслям. Все получилось. Эта женщина, которая ранее казалась сумасшедшей и коварной, оказалась очень даже замечательной. Совсем немного уговоров и вот, она согласна перенести их в будущее, не оставляя Моцарта умирать в промозглом 18 веке. И пусть Вольфганг не согласен, но так нужно для него, просто необходимо.***

Моцарт бродил по залу, взглядом выискивая того, ради кого он сюда пришёл. Сальери почему-то нигде не было и это несказанно расстраивало Вольфганга. Сегодня утром, едва проснувшись, он почувствовал, что ему становится дурно. Не то снова поднялась температура, не то переутомился от круглосуточной работы. Однако, вне зависимости от причины, он должен был появиться на балу у императора и увидеть своего Сальери. С той последней, такой сладкой ночи они не виделись целых пять дней. И Моцарт соскучился. Невозможность видеть возлюбленного была пыткой. Но урвать хотя бы час наедине за эти пять дней было невозможно. Моцарт работал день и ночь, сочиняя, раздумывая, записывая. Сегодня он должен был представить Иосифу новое произведение, но как же Амадей этого не хотел. А чего он хотел, так это обнять Антонио. Прижаться и никогда не отпускать. Но мечты всегда так несбыточны.

Антонио очень надеялся, что любимый придет. Они не виделись столько дней, что итальянец чувствовал, что начинает задыхаться. Нет, он не может не прийти. Ему не позволят не явится, это же будет скандал на весь двор. Ведь Амадей обещал новую сонату к приему императора. Они оба зависимы от воли правителя. А тот хочет слушать музыку и пить вино, покачивая ногой в такт.

А ещё капельмейстеру не хотелось верить в то, что австриец не желает повидаться с ним после столь долгой разлуки. Если уж веселить светский сброд — самое неприятное занятие в мире, то хотя бы воспользоваться этой возможностью, чтобы увидеть возлюбленного, вполне возможно.

Ну куда же запропастился капельмейстер? Моцарт заметно занервничал, но неожиданно вспомнил, как однажды Тонио ему рассказывал, где прячется, когда светское общество ему надоедает. И действительно. В полутьме ниши на диванчике обнаружился Сальери. Немного уставший, но чем-то довольный. Моцарт уже набрал воздуха, чтобы поприветствовать любимого, однако не смог выдохнуть и закашлялся, чем привлёк к себе внимание Тонио. Кашель сильно драл горло и всё никак не проходил. Вздохнуть было невозможно, на глаза выступили слёзы, в груди неприятно закололо. Амадею пришлось опуститься на диван, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Что случилось, любовь моя? Вам нехорошо? — Сальери обеспокоено смотрел на Моцарта, крепко сжав его ладонь в своей.

Сильный кашель, такой устрашающий и глухой, что композитор сразу же заподозрил что-то неладное.

— Я... — Вольфганг снова зашёлся в кашле, — я в порядке. Всё нормально, — это не было в полной мере правдой, но Моцарту стало гораздо лучше, когда он увидел Сальери. — Чем вы были так обрадованы, мой дорогой? Я думал вы сбегаете сюда от светского общества, которое вас наоборот, заставляет скучать и раздражает.

Нет, кажется, лучше ему не стало. Дыхание снова перехватило, кашель обжёг лёгкие. В груди что-то сдавило, и Амадей не мог больше произнести ни слова.

Сальери все понял. Это та самая болезнь, которая должна была погубить Моцарта. Уже начала свои разрушения, поедая возлюбленного изнутри. Антонио ведь не лекарь, он не знает, что делать, и как вообще называется хворь, подкосившая Амадея. Как же облегчить его страдания, пока Мисси не отправила их на несколько веков вперёд? Итальянец твёрдо решил пригласить лучших врачей Вены сразу же после этого чертового бала. Ему нужна помощь, и чем скорее, тем лучше. — Разве ужасный кашель — это в порядке? Не обманывайте меня, любовь моя, я прошу вас, — Сальери очень мягко коснулся скулы любимого, поглаживая, стараясь успокоить и убедить в том, что нельзя ничего умалчивать, когда он рядом.

Если Моцарту сейчас не полегчает, то Антонио немедленно отправится вместе с ним домой и ни на шаг не отойдёт от его постели. Плевать на глупую Констанс, он не сможет оставить Амадея ни на секунду.

— Обрадован я встречей с вами, милый мой, — о том, что Сальери виделся с Мисси, он предпочёл благоразумно умолчать. — Но теперь я опечален вашим состоянием. Может, нам стоит уйти?

Приступ вроде бы прошёл, но оставил ужасающее жгучее ощущение в груди, уходить которое явно не собиралось. Дышать становилось всё труднее и труднее. Каждый вздох приносил волну жгучей боли. Дышать совсем не хотелось — это приносило слишком много страданий. — Сейчас всё пройдёт, не беспокойтесь. Хотя, возможно, мне действительно стоит как можно быстрее покинуть это место.

Моцарт облокотился на Сальери, в надежде, что Тонио поддержит в случае чего. Кажется, у Амадея был жар, и он лишь усиливал боль, не давая возможности вздохнуть полной грудью.

— Возможно, нам лучше выйти на свежий воздух.

О, Амадей уже догадался, что эта болезнь убьёт его. И он был уверен, Сальери тоже понял это. И потому надо успокоить любовника. Хотя как это сделать, зная, что смертельный исход неминуем?

Сальери подхватил едва не падающего от слабости Амадея и, помогая идти, повёл к выходу. Уже было не до сонат, не до чужих мнений, не до императора. Сейчас он спасал своего любимого. Счёт шёл на минуты, и возможно, Антонио удастся со своими деньгами и связями облегчить состояние Моцарта, чтобы он не так мучился. Смотреть на то, как медленно Амадей угасает, было выше его сил.

— Сейчас мы сядем в мой экипаж и поедем к вам домой. Никаких возражений, — к Антонио вернулась прежняя решительность, и он был относительно спокоен.

Нечего причитать. Сейчас он наймёт лучших врачей, они сделают все возможное и невозможное, а после, ждать осталось не так долго, Мисси заберёт их с собой. Смерть не получит Моцарта. Сальери не позволит.

Он взял австрийца на руки, как только они оказались на улице, и понёс его к своей карете. Осторожно усадив на мягкие подушки, Сальери присел рядом, обнимая Амадея и облокачивая его на себя.

— К дому Моцарта! Скорее! — громко скомандовал он извозчику, и, только когда экипаж быстро помчался по ночной Вене, смог наконец выдохнуть.

Сил на сопротивление не было абсолютно никаких. Голова кружилась, тело не слушалось. Разговаривать было крайне трудно, да и язык путался. Моцарт что-то пробормотал, сам не понимая, что именно хотел сказать. Мысли текли медленно и лениво. Глаза закрывались, будто сами собой, но Амадей усилием воли оставлял их открытыми, чувствуя, что если закроет, — провалится в забытье, из которого рискует и вовсе не выбраться.

В их паре было потрясающее равновесие: если вдруг один из них по какой-то причине был слаб, как котёнок, другой тут же чувствовал силу для преодоления общих проблем. И Моцарт снова и снова был благодарен судьбе за то, что они оба мужчины, и что, в случае чего, они оба могут взять ведущую роль на себя. А сейчас Сальери был потрясающе спокоен и сосредоточен, будто бы ему все волнения Амадея и не передались. Так хорошо, когда можно побыть слабым и почувствовать, что о тебе заботятся, что тебя любят, что будут пытаться отвоевать тебя даже у самой смерти, пусть и безуспешно.

Минуты в пути казались вечностью, но и они, наконец, подошли к концу. Карета остановилась у жилища Моцарта, и Антонио поспешил выбраться из неё, чтобы открыть дверцу со стороны Амадея и вновь принять его в свои объятия. Тот был совсем слаб, с бледным, как полотно, лицом. От всегда искрившегося жизнью и радостью улыбчивого бунтаря почти ничего не осталось. Он едва не терял сознание, падая на Сальери, едва удерживаясь на ногах. Итальянец, недолго раздумывая, снова подхватил Моцарта на руки и внёс его в дом, удивившись, почему не заперта дверь. Беспечность и безалаберность Констанс просто убивала.

Антонио прижал любимого к себе покрепче и, даже не удосужившись сообщить о своём приходе, поднялся по лестнице и внёс Вольфганга в спальню. Благо, жены его здесь не было, поэтому объясняться не пришлось. Он аккуратно уложил Моцарта на кровать и поспешил укрыть его одеялом по самый подбородок. — Ну, как, хороший мой? Как вы себя сейчас чувствуете? — Сальери сел на самый краешек постели, участливо глядя на возлюбленного, едва сдерживая рвущиеся наружу боль и отчаяние.

Сознание немного прояснилось, но слабость отнюдь не ушла. Хрипло, будто лишившись голоса, он прошептал:

— Дышать... трудно. И я... будто... горю. Мне и жарко... и... холодно. И хочется спать. Тонио, Тонио, пожалуйста... не уходите, только не уходите.

Голос сорвался, рассудок снова помутнел. Силы так и вовсе исчезли, и Амадей только и смог, что откинуться на подушку, кривясь от боли в груди и суставах.

— Я никуда не ухожу, я здесь, с вами, — тут же успокоил его Сальери, беря его ладонь в свою и мягко сжимая. — И вы будьте со мной. Не теряйте сознание, пожалуйста, будьте со мной. Казалось, как только Моцарт закроет глаза, он тут же умрет. Черт её знает, когда надумала появляться Мисси, чтобы спасти австрийца от неминуемой гибели, поэтому рисковать не стоило. Нужно было позвать лекаря, но как? Сальери боялся отойти от Моцарта, отпустить его руку, тем самым, будто разрывая между ними невидимую связь. Нужно дождаться появления Констанс, как это не прискорбно. Только она может отлучиться за врачом, без вреда для Амадея.

И госпожа Моцарт не заставила себя долго ждать. Она, как растревоженная наседка, ворвалась в комнату, плюясь во все стороны ядом:

— Ах, вот вы где, голубки! Уединились? Воркуете тут? Думали, я не услышу шаги на лестнице, а?!

Её голос был до того визгливый и противный, что Антонио сейчас же захотелось заткнуть уши, чтобы этого не слышать. Но он сдержался, стараясь сохранить остатки вежливости.

— Не кричите так, мадам, — спокойно прервал её вопли Сальери. — Вашему мужу необходимы тишина и покой. Ему нездоровится, разве вы не видите? Констанс немного поостыла, не услышав ответного крика на её громкие претензии. Она подошла к постели, уперев руки в боки.

— Что с ним? — уже немного тише решила поинтересоваться Констанс у итальянца.

От муженька все равно ничего не добьёшься, бел, как мел, и глаза закатывает.

— Какая-то хворь, которая мешает ему дышать. Ужасный кашель, — ответил ей Сальери, но сорвался, вновь слыша, как Моцарт, страшно закашливается. — Я не лекарь, откуда мне знать?! Могли бы уже и вызвать, почему до сих пор сидите? Мадам Вебер опешила от таких заявлений, в первые минуты просто открывая и закрывая рот, не найдя, что ответить, а потом выпалила: — Вот сами и идите! Нечего вам тут делать! С мужем я сама как-нибудь справлюсь, а вы можете быть свободны!

— Вот именно, что как-нибудь, — проворчал Сальери. — Не устраивайте здесь скандалов, этим Амадею не помочь. — Зато вы, я вижу, знаете, чем ему помочь! — Констанс рассвирепела пуще прежнего. — Вон, за руку его хватаете! Ещё бы раздевать, прямо тут, на моих глазах начали!

Они ругались так громко. Моцарт думал, что сейчас оглохнет от ужасающе визгливого голоса Констанс и грозного голоса возлюбленного.

— Вы, оба, прекратите. — Амадея вновь захватил приступ кашля. — Прекратите... прекратите... Держать глаза открытыми становилось всё сложнее и сложнее, а собственный голос рвал грудную клетку на части.

— Констанс, послушай его. Прошу тебя.

Сальери значительно тише, едва ли не полушёпотом, ответил: — Как же вы бездушны, мадам. У вас муж при смерти, а вы не можете думать больше ни о чем, кроме как о наших с ним отношениях. Не бойтесь, разденет его лекарь, для осмотра. Констанс притихла. Даже до неё дошла вся абсурдность ситуации. Как бы там ни было, она хоть немного, но любила своего мужа. И помочь ему — было и её долгом. Раз уж ей пришлось делить супруга с соперником, то поругаться с ним она может и в другое, более спокойное время, когда Вольфганг выздоровеет. А сейчас лучше просто сверлить его ненавидящим взором и стараться не повышать голос. Тревожить больного и вправду чревато.

— Позовите врача, мадам, умоляю. Ему все хуже, — Сальери приложил ладонь ко лбу Моцарта. — Он весь горит.

Констанс даже не подумала перечить, видя, как плохо её мужу, и лишь спросила: — Кого позвать? — Зовите Клоссе и Саллаба. Они лучшие в своём деле, они обязательно помогут, — ответил ей Антонио, поглаживая Амадея по голове. — Возьмите мой экипаж, так будет быстрее.

Констанс кивнула, напоследок взглянув на Вольфганга, и убежала прочь, спеша доставить помощь как можно скорее.

Итальянец сглотнул горький комок, который внезапно встал поперёк горла, и успокаивал себя мыслями о том, что все эти мучения скоро закончатся, и они с Моцартом будут счастливы.

— Все будет хорошо. Верьте мне, любовь моя. Все будет хорошо, — безостановочно шептал Сальери, убеждая не только Амадея, но и себя.

— Я люблю вас. Как никого и никогда. Но к чёрту меня. Я умру, но вы должны жить! Вы должны, Антонио, слышите! Обязаны! За нас двоих... вы должны... ты должен, — Моцарт заметался на постели, пытаясь скинуть с себя одеяло, стало невыносимо жарко.

Суставы выкручивало и ломало, мышцы ныли. Перед глазами всё расплывалось, хоть и Амадей пытался сосредоточиться на лице возлюбленного. Он вздохнул, на секунду зацепившись взглядом за любимого. И сознание покинуло Амадея, кидая его в густую темноту, что душила и кипела.

— Я тоже люблю вас, — прошептал Сальери, не отпуская руки Моцарта, чувствуя, что тот совсем не реагирует. Его выворачивало от безысходности и невозможности ничего сделать, ему хотелось кричать, громко, срывая голос, рвать на себе волосы, биться в истерике, лишь бы заглушить эту всепоглощающую боль. Невозможно смотреть на страдания любимого человека. Даже если знаешь, что это вскоре закончится, с приходом той колдуньи. Страшно. Безумно страшно оставаться со смертью один на один. Но Моцарт сильный, он справится. Он продержится до того момента, пока не появится Мисси, и победит, оставляя мучения позади.

Вскоре в комнату тихо вошли два лучших лекаря Вены, попросив всех удалиться и дать им осмотреть больного. Сальери рвался остаться, что-то кричал, не помня себя от злости на этот несправедливый мир, но Констанс неожиданно сильной хваткой выволокла его в коридор и заперла дверь.

— Вы будете только мешать. Не стоит брать на себя слишком много, — она потянула совершенно не сопротивляющегося Антонио вниз, в гостиную.

— Выпейте хотя бы чаю. На вас лица нет, — неожиданно предложила мадам Моцарт, сжалившись над бедным итальянцем.

Сальери машинально кивнул, находясь в какой-то прострации, не вникая в смысл сказанных слов. Все его мысли, да и он сам были в спальне у Моцарта, рядом с ним. Ах, если бы Антонио мог, он бы забрал всю болезнь себе, лишь бы только Амадей был здоров и не страдал от неведомой хвори. Он, будто на автомате, глотал горячий чай, поданный Констанс, и думал, думал, думал, часто поглядывая на лестницу. Когда же наконец появятся врачи? Он ведь с ума сойдёт, если не узнает, что с его Моцартом.

Спустя полчаса Клоссе и Саллаба спустились вниз и задержались всего на минуту, чтобы огласить поставленный диагноз.