Том 1. Глава 8. Клятвы (1/1)

Вите почудился тёплый ветер, он напомнил ему о майском полдне из беззаботного детства. Феникс будто вновь оказался в родном поместье — он был с наставником на конной прогулке. Виктор ехал верхом на гнедой лошади, Агате, подаренной князем Денисовым на пятый день рождения. Агата верно служила Вите много лет, но с того дня, как Фёдора Могилевского болезнь приковала к постели, мальчик больше не приближался к ней. Однако тем ясным днём наставник был жив и полон сил. Фёдор виртуозно управлялся с вороным конём, Вихрем; его Могилевскому тоже подарил Григорий Андреевич. Агата и Вихрь были ровесниками, а их владельцы — хоть были из разных поколений, но родились в один день, шестого мая.Могилевский — статный, высокий мужчина, выглядел на десять лет моложе календарного возраста. Витя запомнил его густую шевелюру, тёмную, как кромешная ночь, — модную короткую стрижку, выразительные глаза, тонкий заострённый нос и гармоничные губы. Серовато-зелёные глаза Фёдора, загадочные и чарующие, обладали особенностью: они способны были пленять сердца людей. Этот редкий дар передался наставнику Виктора от матери, Оксаны Петровны Могилевской. Оксана Петровна была женщиной невиданной красоты, но коварной, надменной и чёрствой, с уродливой душой. Фёдор же был другим человеком, он никогда не использовал свой дар во зло. На прогулке Витя наблюдал за цветением яблонь, сирени, боярышника, липы — гордости флоры поместья Волковых. Он был по-настоящему счастлив и хотел, чтобы этот день никогда не заканчивался. Здесь не было страха и боли. Фениксу было спокойно и тепло, но синее небо и пруд напомнили ему о Саше. Одна только мысль, что злая ведьма, которую тот видел в квартире Александры, навредила ей, нарушила покой — он не смог забыться. — Я встретил девочку. Её зовут Саша. Я должен ей помочь! Прости меня, наставник. Я ничего не смог сделать, когда ты умирал. Не выдал твоего убийцу… — серьёзно сказал Витя, замедлив лошадь. — Я не могу здесь оставаться. Я нужен Алекс!Фёдор посмотрел на него одобряющим взглядом, после чего образ наставника растворился в дымке сна. Родные яркие пейзажи обратились серыми облезлыми стенами, старой мебелью и прожженным грязным линолеумом чужой конуры. Витя очнулся в смрадной комнате. Его руки и ноги были связаны тугими верёвками. Липкий шнур сдавливал горло, как ошейник, — ведьма привязала Волкова, словно зверя, к батарее. Ему было трудно дышать; шея болела, а голова просто раскалывалась. Руки и ноги стали затекать. Таких мук и унижений он, князь, прямой потомок величайшего правителя Патринии, Чёрного Феникса, не мог представить даже в самом страшном сне. Кровь слепила глаза. Витя впервые ощущал себя настолько беззащитным. Он мог только плакать и бояться возвращения ведьмы как огня. Волков заметил деревянную детскую кроватку, в ней лежали тела двух маленьких детей. Он онемел, кровь отхлынула от лица, в горле застыл ком. Витя осознал — он следующий. Нужно было бежать, но как? Феникс не мог даже сдвинуться с места, не то чтобы достать до телефона. Как позвонить дяде? Дяде? Да разве он тому нужен? Скорее всего, Евгений вздохнул с облегчением, поехал в аэропорт и скоро вернётся к семье. Мальчик не забыл, как дядя отказался брать над ним опеку. Волков хотел позвонить, но не дяде, а Денисову. Он понимал: Григорий Андреевич будет его страшно ругать и сурово накажет. Лучше так, чем сгинуть в этом жутком месте. Виктор не знал никого сильнее, бесстрашнее и могущественнее своего опекуна. — Олеся! — из кухни донёсся бешеный крик ведьмы, заставивший в жилах Вити стынуть кровь. — Бездельница! Дай Волчонку воды и зови Никитича. Скажи, есть товар. У мальчишки хорошие зубы.— Он князь Волков… — раздался голос Леси. — Позвони его дяде. Он даст больше Никитича. — Вздумала меня учить?! Безмозглая дрянь! — Феникс не видел, но услышал, как ведьма ударила дочь. Девчонка заплакала, а Острица залилась злым хохотом. — Что сопли распустила? Делай, что говорю. Не вернёшься: сама схожу к Никитичу, а заодно продам ему Сашку.Волков мало что понял из их разговора: очень болела голова. Одно было ясно: надо срочно спасать Сашу. Витя поклялся вызволить отсюда и её, и себя. Исполнить это было непросто, но мальчик не терял надежды: помочь ему могла только Сашкина сестра.Олеся зашла в комнату одна. Она уже не плакала, но на неё было больно смотреть. Леся плелась, как зомби, глядя в пол, и несла в руках металлическую кружку, заполненную до краёв холодной водой. Она приблизилась к пленнику, поднесла кружку к его сжатым губам и прошипела:— Пей.— Люда, Людка... — негромко сказал Феникс, не притрагиваясь к грязной кружке. — Помоги… — Я Олеся, — прошептала девочка и громко приказала: — Пей! — Ладно. Смотри, я пью. Только не кричи, — нервно произнёс Витя, сделал пару глотков и весь позеленел: его чуть не вывернуло наизнанку от тухлого привкуса. Он закашлял и тихо взмолился: — Я хочу жить. Мне страшно… Позвони моему отцу. Его зовут Григорий. Скажи, что Феникс в беде. Он поймёт. Не бросай меня, Леся!Олеся подняла голову и посмотрела на него: синие как море глаза девочки преобразились. Виктор впервые правильно назвал её по имени.— Феникс, ты возьмёшь меня собой? — шепнула Леся ему на ухо.— Возьму. Мы будем дружно жить. Одной семьёй, я, ты и Алекс, — ответил Волков. — Только свяжись с моим приёмным отцом. — Поклянись, — Олеся нагнулась к Вите и поднесла мизинчик к его связанным рукам.— Клянусь, — сказал Феникс, скрестив палец с её мизинцем.Волков назвал ей спасительный телефонный номер. Они разжали пальцы. Олеся отдалилась и, окинув пленника напоследок воспалёнными глазами, вышла в коридор. Она оставила кружку на тумбочке, обула старые валенки, отворила дверь и, выйдя в общий коридор, захлопнула дверь. Леся забыла рюкзак с ценными вещами, но была согласна бежать без него, в одном халате и валенках, лишь бы скорее оказаться подальше отсюда. Она могла бы сбежать, найти Беззаконного и навсегда позабыть об Острице, Сашке и Фениксе, но жизни сестры и Вити были в её руках, а Волков дал клятву. Олеся покачала головой и, вместо того чтобы бежать из дома прочь без оглядки, принялась в спешке подниматься по лестнице на четвёртый этаж. Там жила баба Клава, одинокая старушка, у которой был телефонный аппарат. * * *Золотые стрелки наручных часов продолжали ход. Часы Денисова были точны и исправны — время играло против него. Надежда найти Витю живым и здоровым таяла, как свеча. Григорию не раз докладывали, что в Бурьяново стали пропадать люди. Он поручил чиновникам устранить проблему, но те не торопились, а он спускал им это с рук. Теперь же, когда мэр сам столкнулся с возможной угрозой, он сожалел, что не проконтролировал дело ?Бурьяновских мясников? лично.Денисову стало душно: он встал из-за стола, подошёл к окну и, приоткрыв форточку, ощутил холодный ветер. Он взглянул на ухоженный двор, такой же, каким тот был десять и двадцать лет назад. Григорий вспомнил, как бегал по нему мальчишкой в компании лучших друзей Олега и Феди. Как ступал по его брусчатке уже князем Денисовым. Как привёз сюда маленькую Дору, не подозревая, что передаёт её на съедение волкам. Григорий помог Фёдору найти дочь, чтобы искупить один из собственных грехов: Денисов был далеко неидеальным папой и слишком поздно нашёл родного сына. Желая отомстить собственному отцу, Андрею Георгиевичу, и его противной любовнице, юный Григорий переспал с той одиозной женщиной. В итоге распутница родила красивого мальчика, как две капли воды похожего на него. Андрей Георгиевич заподозрил неладное, сделал тест ДНК и, убедившись в измене, выставил любовницу вместе с грудным внуком на улицу. Богдан жил с матерью в худшем из худших районов Блэкграда, что назывался Топь, и был вынужден побираться и унижаться с малых лет. Когда Григорий решился забрать сына оттуда, Богдану было уже семь с половиной. Князь Денисов отобрал мальчика у матери и не позволял им общаться. Мать Богдана окончательно спилась и умерла. Григорий так и не смог наладить отношения с сыном и обрёл в его лице ещё одного врага. Григорий Андреевич приложил немало усилий для поиска Феодоры, преследуя собственные интересы, но их личная встреча изменила всё. Маленькая Дора показалась ему особенным существом. Он стал думать о ней, как о родном человеке. Дора сумела растопить его очерствевшее сердце, поэтому Денисову искренне захотелось помогать ей. Со временем он полюбил её, то ли как племянницу, то ли как младшую сестру, то ли как дочь. Князь Денисов желал Могилевчук хорошей судьбы: хотел дать достойное образование, а когда настанет срок — удачно выдать замуж. Он даже попытался разузнать о судьбе Ксении Безымянной, мамы Доры, поскольку видел, как Феодоре не хватает материнской любви. Он готов был принять эту женщину в своём доме, чтобы у девочки была мама. Его доброму намерению не дано было осуществиться. Ксения Безымянная оказалась сестрой барона Дмитрия Константиновича Дымова, внебрачной дочерью отца одиозного Дмитрия. Григорий подумать не мог, что Феодора племянница его заклятого врага. Ксения Безымянная закончила недолгий век в нищете, став жертвой чахотки. Ксения никогда не была замужем, но после Доры успела родить двух детей: Максима и Юлиану Безымянных. Оба ребёнка были альбиносами и дальтониками, но младшая дочь родилась с парализованными ножками и была глухой. После смерти матери Максим с Юлианой пропали без вести. Денисов рассказал Могилевчук о судьбе её матери, но не стал вдаваться в подробности и упоминать тех пропавших детей. С тех пор, как Дора переехала жить к нему в особняк, Григорий баловал её, как только мог, оберегал и никогда не наказывал. В итоге она плюнула ему в душу: не посоветовалась с ним и погубила себя. Денисову никогда прежде не было настолько больно: никакие ранения, никакие потери, даже самые горькие, не заставляли его так страдать, как она. Всё же он не смог её возненавидеть и унижался перед Олегом, пытаясь спасти эту неблагодарную девчонку от незавидной доли.В тот период дружба между Григорием и Олегом оставалась таковой только на словах. Князь Волков был тем ещё негодяем, но в детстве и юности он не был настолько испорченным и сделал для Гриши немало добра. Григорий был благодарен ему, он любил Олега Волкова как старшего брата. От родного Гриша знал лишь побои и унижения, поэтому для него старшим братом был только один — Олежка. В последние годы жизни Волков точно стал другим человеком: он больше никому не доверял, даже лучшему другу. Став князем Волковым, Олег Иванович только и делал, что развлекался, занимался любимым боксом и жил в своё удовольствие. Волкову было проще переложить важные дела на кого-нибудь другого. Заботу о сыне — на Фёдора Могилевского, заботу о бизнесе — на Григория Денисова. Олег ничего не сделал для процветания ?Вулф-нефти?, а только собирал ?сливки?. К тридцати годам в него вселился страх, что Денисов использует его и однажды приберёт бизнес к рукам. После неудачной попытки Григория добиться для Доры свободы, Олег больше не желал видеть старого друга в The Wolf Blood. Денисов смог увидеться с прикованным к постели отцом Феодоры только раз, незадолго до его смерти. Он увидел Фёдора и не узнал: его друг напоминал живого мертвеца. Фёдор страшно похудел: остались лишь кожа да кости; у него не было сил даже приподнять голову с подушки. Он еле говорил и не хотел отвечать на вопрос: кто и почему довёл его до такого. Григорий сам догадался, кто был тем самым тайным палачом; он не знал причину, но не мог простить негодяя.— Решил унести правду в могилу, Могилевский? Ты хоть раз подумал о Доре! Впрочем, вы друг друга стоите, упрямые эгоисты! — Денисов ударил кулаком по письменному столу в душной комнатушке дворецкого; от его гнева рамка с чёрно-белой фотокарточкой, что стояла на столе, упала на пол, и на ней треснуло стекло. Он с горечью взглянул на фотографию, с которой на него смотрели трое дружных мальчишек на школьной ёлке в третьем классе. Сам Гриша — низенький мальчуган в рубахе, жилетке и бриджах, опоясанный кушаком. Левый глаз Гриши был закрыт кожаной повязкой, а чёрная бандана с черепом, скрывала его насильно обритую голову, перемазанную в зелёнке. Ладони Гриши были обклеены пластырем, он гордо держал в них игрушечную саблю, как лихой пират. Справа от него стоял Федька — скромный, добродушный мальчик со стрижкой ?шапочка?, одетый в сорочку, украшенную лёгким кружевом, камзол, плащ, бриджи, пояс с пряжкой и сапожки. Федя был на несколько сантиметров выше Гриши; в руке у него была шпага, но не игрушечная, а самая настоящая. Слева от Денисова на старом снимке был Олежка — юный богатырь с причёской ?ёжик?, он носил очки хоть их и не любил; его костюм ковбоя ничем не отличался от настоящего, только револьверы были игрушечными. Олег был заводилой у них, Гриша всегда стремился быть с Волковым на равных, а Федя старался от них не отставать. Они давали клятву кровью: что бы ни случилось, как бы ни раскидала их жизнь, как бы ни изменились интересы и взгляды, быть друг для друга опорой. На лицах Гриши, Феди и Олега, изображённых на старом снимке, сияли неподдельные улыбки. Григорий тяжело вздохнул и наступил на сломанную рамку и давнее фото. — Не злись… Я думаю о ней, — ответил Фёдор, с трудом произнося каждое слово. — Если узнаешь ты. Если узнает моя бедная девочка… Он её не оставит в живых…— Дора — хороша гусыня, но я ей не враг, — серьёзно сказал Денисов, приблизившись к кровати, на которой лежал его больной друг. — Я должен знать правду, чтобы помочь твоей глупой дочери.— Она — глупая, но не бессердечная. Я слышал, как она ночью плачет… и просит Господа, чтобы ты смог когда-нибудь её простить, — признался Фёдор. — Я расскажу тебе причину, но обещай молчать. Прошу, защити Дору… больше некому.Могилевский открыл Денисову тайну о том, кем он на самом деле приходился Блэкградскому Волку и о подлинном завещании. Григорий был удивлён и разочарован. Он понял, чего так боялся Олег. Фёдор видел лишь копию подлинного завещания Блэкградского Волка, которую Олег сжёг у него на глазах. Где же был подлинник и что с ним стало, Могилевский не знал. Денисов поклялся другу сохранить эту тайну, а сам решил молчать до тех пор, пока не выяснит судьбу подлинного завещания. Ему было не жалко Олега, против Вити же он ничего не имел, но готов был на всё, чтобы последняя воля Блэкградского Волка была исполнена. Подлинник истинного завещания Блэкградского Волка так и не был обнаружен. Виктор стал князем Волковым, а Феодора его рабыней, ни один из них не ведал о существовании бумаги, способной напрочь всё переменить. По условиям треклятого контракта, который заставил Дору подписать Олег, князь Волков мог менять решение относительно её судьбы только после достижения девятнадцати лет. До этого времени Виктор не мог дать ей свободу, даже если бы очень этого захотел, и никто по законам Патринии не был в силах повлиять на это. Денисов ждал, когда Феникс подрастёт, чтобы уговорить отпустить Феодору. Григорий должен был думать о главной проблеме, но в его мыслях была одна Дора. Он заметил мелькнувшую у кустов чёрную кошку. Говорят, чёрные кошки приносят неудачу, но Денисов не верил в это суеверие. Кошку звали Нота; год назад она потрёпанным грязным котёнком с большущими янтарно-жёлтыми глазами забежала в поместье Волковых. Феодора подобрала её — с того дня домом Ноты стала комнатушка дворецкого, но Могилевчук не ограничивала ей свободу. Феникс тоже хорошо относился к животным, поэтому подкармливал Ноту и следил, чтобы на его земле кошку никто не обижал. Любовь к Ноте было единственным, что объединяло Витю и дочку Фёдора. Денисову же Нота напоминала саму Дору, только его котёнок, в отличие от Ноты, был посажен на незримую цепь.— Григорий Андреевич, — сказала Феодора серьёзным голосом. Она стояла в пяти шагах от письменного стола и в метре от уже чужого, но всё ещё не безразличного ей человека. — Могу я вернуться к работе?— Ты не мешаешь, останься, — Денисов закрыл форточку и взглянул на Дору. — Присядь за стол, почитай мне. — За что вы так меня ненавидите? — спросила Могилевчук, в её небесно-голубых глазах отразилась боль. — Я знаю своё место и больше не ослушаюсь вас.— Даже сейчас ты это делаешь, Дора, — заметил Григорий, усмехнувшись; он вернулся к столу, взял чашку с остывшим кофе и выпил залпом до дна. — Что же вы… — удивлённо произнесла Феодора. Она и не надеялась, что он станет пить кофе, к которому та приложила руку. — Зачем пить остывший? Сказали бы, я принесла бы вам другой. — Благодарю за заботу, в этом не было необходимости, — холодно ответил Денисов и, заняв кресло лорда Волкова, добавил: — Ты хотела возвратиться к делам, ступай. — Хорошо. Только, пожалуйста, не наказывайте Витю, когда ваши люди найдут его, — попросила Могилевчук напоследок и, осмелев, посмотрела князю в глаза. — В детстве я не раз убегал из дома; в родном особняке со мной, вторым законным сыном князя, обращались бесчеловечно. Морили голодом, били, унижали. Отец ненавидел моё существование: я был рождён в качестве донора для старшего брата, но не подошёл. Тот человек хотел меня усыпить, — признался Григорий Андреевич, у него затряслись руки, из них чуть было не выскользнула фарфоровая чашка, но князь успел поставить ту на поднос. — Профессор Емельянов вынудил Андрея Георгиевича дать клятву, что моя жизнь не будет отнята с прямым или косвенным участием отца, поклясться жизнью первенца, Матвея. Отец не простил моего спасителя — Сергея Давыдовича Емельянова обвинили в страшных преступлениях. Его казнили как врага народа. — Гриша... — негромко произнесла Феодора, она никогда бы не подумала, что князь Денисов мог пережить такое. У неё внутри что-то ёкнуло. Могилевчук подошла к нему и взяла за руку. — Что ты себе позволяешь, девчонка? — сурово молвил Денисов, но Дора не испугалась ни его грозного тона, ни возможных последствий. Она только крепче сжала его ладонь. Григорий смотрел на неё исподлобья, но не стал высвобождать руку. — Я не нуждаюсь в жалости. Всё это в прошлом, — прибавил он уже спокойней. — У вас тёплые руки, — сказала Дора, прислонив его ладонь к щеке. Она заметила, что его руки перестали трястись. Внезапно Григорий погладил её по щеке и коснулся приоткрытых губ. Феодора покраснела от стыда и, отдалившись, отошла к двери.— Странное ты создание, Феодора, — князь улыбнулся. — Сейчас напишу Николаеву, чтобы тебя выпустил.— Что будет с Витей? — спросила она.— По Фениксу ремень плачет. Знаешь, как поступал со мной отец, когда меня возвращали к нему? Избивал до полусмерти… Но я не такой, как он, — ответил Денисов, взяв в руки мобильный телефон. — Виктора ждёт серьёзный разговор. Я не стану применять телесные наказания. Это я тебе обещаю. — Спасибо, — произнесла Феодора, у неё словно спал камень с души. Денисов стал набирать сообщение, чтобы телохранитель открыл дверь, но внезапный звонок убедил его с этим повременить. На определителе высветился незнакомый номер. Обычно Григорий никогда не отвечал на подобные звонки — посторонние могли с ним связаться только через секретаря. Сейчас же были особые обстоятельства: Витя пропал в злосчастном Бурьяново, поэтому этот звонок мог быть переломным. Князь незамедлительно принял вызов.— Алло-алло! Ваш сын в большой беде. Помогите! — прошипел хриплый детский голос, по которому сложно было определить — девочка говорит или мальчишка. — Григорий? Вы слышите меня? Алло!Григорий Андреевич побледнел: мало ему было исчезновения Виктора, так ещё Богдан влез в очередную недобрую историю. Сын был его болью, карой и крестом, которые он должен был нести за ошибки юности. Богдан не только не уважал отца и не страшился дерзить, но и настраивал против него Алису. На прошлой неделе он перед репортёрами назвал отца главным преступником Патринии и, поклявшись однажды вывести на чистую воду, зарёкся, что заставит ответить его за все грехи по высшей строгости закона. Денисов-старший не воспринял угрозы сына всерьёз, однако та выходка Богдана выбила его из колеи. Князь позаботился, чтобы плёнка с треклятым интервью была немедленно уничтожена, а те, кто хотел использовать Богдана, чтобы очернить имя князя Денисова, — получили сполна. Сыну на людях он не сказал ни слова, только велел Даниилу Карееву проводить княжича домой. Уже в стенах родного особняка Григорий собственноручно высек Богдана в его комнате и на месяц посадил под домашний арест. Сын чуть ли не полез с ним в драку. Богдан — мальчишка метр с кепкой, которого князь забрал из трущоб, за годы жизни в особняке Денисовых незаметно вымахал и стал на голову выше отца. Телохранители Григория предотвратили мордобой и обездвижили княжича, но тот обещал отомстить отцу. — Григорий Андреевич, всё в порядке? — спросила Феодора. Денисов не ответил, но переключил звонок на громкую связь. — Алло! Я Олеся! Ответьте! — не умолкала незнакомка по ту сторону телефона. — Да это какой-то подросток прикалывается, — сердито заключила Дора. — Мой сын сведёт меня в могилу... — мрачно молвил Григорий, собираясь сбросить вызов. — Я не прикалываюсь! Феникс в беде. Если не поторопитесь, его... — речь Олеси внезапно оборвалась. Денисов и Могилевчук услышали шум, словно телефонная трубка упала на пол. По ту сторону телефона прогремел глухой выстрел, раздался крик пожилой женщины и плач Олеси, затем связь оборвалась — с той стороны положили трубку. Григорий не стал терять ни минуты: он связался с нужным человеком и, определив по номеру телефона адрес, откуда был совершён звонок, передал информацию Емельяновой. Денисов не сомневался в старой знакомой, пусть дело ещё не было завершено, теперь он был уверен в успехе. — Господин, вы позволите мне уйти? — сухо произнесла Феодора; она была рада, что удалось выйти на след Феникса, но ей было досадно ощущать себя бесполезной. Могилевчук заметила, как взбодрился князь после недолгого разговора с главой НМЦ. Самым обидным было то, что Денисов позволял той женщине называть его по имени и обращаться к нему на ?ты?. — Можешь возвращаться к обязанностям, — спокойно ответил Григорий. К его удаче, звонок Олеси не имел ничего общего с Богданом, но помог обнаружить местонахождение Виктора. Денисов не мог понять лишь двух вещей: почему Феникс попросил ту девчонку связаться не с дядюшкой, а с ним? С чего вдруг Олеся назвала Витю его сыном?Телохранитель открыл дверь. Дора поклонилась князю и покинула кабинет. Она забыла забрать поднос и фарфоровую чашку, но Григорий не стал её возвращать. Феодора не знала, но этот сервиз когда-то принадлежал Денисовым — из него любил пить Андрей Георгиевич. Григорий подарил сервиз Олегу, чтобы сохранить его у потомков Чёрного Феникса, но при этом избавиться от очередного воспоминания о жестоком человеке, превратившем детство и юность родного сына в ад. Сегодня фарфоровая чашка из злосчастного сервиза вновь оказалась у него в руках и напомнила о клятвах, которые были нарушены или ещё не исполнены. О самой важной клятве, которую нельзя забывать.