Рассказ тридцать второй или Страх и ужас (1/1)
Каждый раз, когда лагерь затихал, погружаясь в сонное оцепенение привала, Андерс снова вспоминал, за что, а главное — почему, он так ненавидит Тропы. Не сказать, что ему было тут так уж страшно, отнюдь, и даже неумолчный шелест Скверны на краю сознания при всей его отвратительности был вполне терпимым — чему немало способствовало присутствие Гессариана.Нет. Ненавидел он их за темноту — и за то, что они этой темнотой будили воспоминания. А среди них было слишком много тех, которые он предпочел бы старательно стереть из памяти и сознания — а еще, желательно, и из рефлексов.Вот и сейчас, стоя в оговоренной страже, он смотрел на спящего Гаса — а вспоминал совсем другое лицо. Или даже лица. Калейдоскоп событий и имен, вспышками — соревнования по метанию сосулек в Храмовников и регулярные порицания за это, побеги, карцер… опять побеги… и Стражи, посиделки, пьянки, Дозоры, вылазки.
В тот день он мечтал лишь об одном — согреться. В Башне Бдения, где порождения перебили большую часть гарнизона и прислуги, было холодно, как на тренировке по магии Льда. Даже в карцере Кинлоха, при всей его отвратительности, было значительно теплее. Но тут… иной раз казалось, что он голышом выскочил на Сатиналью на улицу. Зуб на зуб определенно попадать не желал — особенно после того, как в них, взмокших и разгоряченных завершившимся боем со странной тварью, вцепился южный ветер. Гонящий холод откуда-то из Диких Земель, он всегда был предвестником наступающей зимы.Алистер, Командор Серых Стражей, и, по совместительству, королевский бастард, пытаясь отдышаться, утирал лоб перчаткой, кажется, даже не замечая металлических пластин, царапавших его кожу, и смотрел на дорогу, над которой вилась мелкая красноватая пыль. Приближающийся отряд был большим, но разобрать, кто это, не представлялось возможным. Пессимистка Мхаири уже тянулась к мечу, гном, от которого разило сивухой так, что можно было опьянеть просто стоя рядом, напротив, совершенно беспечно стянул пластину щитка с живота и теперь с наслаждением почесывался. Он сам так и не сумел определить, что ему делать, а потому привычно сотворил сосульку и принялся вычищать ногти от забившейся под них запекшейся крови и еще какой-то дряни.Через какое-то время ощутив на себе чье-то пристальное внимание, он вскинул глаза — и встретился с задумчивым взглядом сияющих на смуглом лице пронзительно-зеленых глаз. Юноша лет так неполных двадцати на вид, в явно дорогой броне, был …ну, красивым, пожалуй, даже невзирая на искажающие черты его лица пусть тонкие, но глубокие шрамы. И уж точно он был необычным — хотя бы тем, что он был абсолютно седым. Андерс, очаровательно улыбнувшись, поспешил избавиться от сосульки, по привычке, сложившейся еще в Круге, не глядя швырнув ее в сторону — краем глаза он заметил, что та угодила точно в дверь какой-то постройки, воткнувшись в старое дерево. Однако куда занимательнее была реакция на это парня — на самом дне его задумчиво-холодных глаз мелькнуло выражение, сути которого Андерс тогда понять не успел — слишком быстро на пересеченное шрамами лицо вернулась равнодушная высокомерная маска. — Что ж. Смотрю, я опоздал… жаль. Я был бы не против немного…повеселиться.Мхаири с лязгом и грохотом рухнула на колено, чуть ли не экстатически воскликнув: — Принц-Консорт!Андерс хмыкнул. Да уж, простой птичкой этот юноша точно не мог оказаться. Последний год ему было немного недосуг выяснять подробности светской жизни столицы, но даже ему было известно и о юном Кусланде, которого он все равно представлял несколько старше, чем этот…мальчишка, что стоял перед ним, и о Командоре Тейрине… и о гибели Дайлена. Последнее воспоминание заставило его вновь сжать кулаки — все равно он не верил. Только не Дай. Дай… не мог у… умереть. Не мог — и все тут.Между тем сильные мира сего в паре метров от отступника выясняли, кто же виноват — и что, собственно, им делать в сложившейся ситуёвине. Справа громыхнул голос Огрена: — Что значит, бойцов нет?! А я вам что, наговый паштет? — Судя по запаху — не такое уж и неверное предположение, — пробормотал Андерс себе под нос, краем уха услышав тихий смешок девушки-рыцаря.А потом… потом случилось то, чего он опасался сильнее всего. Из толпы воинов протолкалась сэр Райлок, помахивая над головой какой-то бумаженцией и едва не вопя: — Ваша Светлость! ВАША СВЕТЛОСТЬ! Отойдите! Это — опасный преступник!Командор Алистер только фыркнул: — Кто, гном? Нет, он, конечно, тот еще… — услышав за спиной набирающее ярость сопение, поспешил завершить, — …гном, но чтоб преступником его называть…Андерс только вздохнул, разумно рассудив, что явка с повинной, когда тебя уже готовы зацапать, всегда лучше, чем упорное отпирательство. По крайней мере, меньше пинков в живот и по ребрам прилетит: — Это она про меня. Я же предупреждал…Алистер снова ехидно фыркнул, но сумел сдержаться под прищуренным взглядом Консорта. А Райлок уже зачитывала что-то из обвинения, когда ее оборвал на полуслове властный рык: — По указу Королевы маги Круга более не обязаны подчиняться Ордену, Рыцарь-Капитан! Свобода от вашего гнета дарована им во имя величайшей жертвы, принесенной магом ради спасения мира от Мора. Вы не имеете права…Райлок, на взгляд Андерса, всегда была больной на голову. А с лириумом все стало еще хуже — к слову, судя по льдисто-голубым радужкам, она уже успела выглотать свою порцию. Быть может, именно этим объяснялась ее безбашенная смелость, с которой она перебила гневно раздувшего ноздри Принца: — Это убийца, Ваша Светлость! Мы обязаны доставить его на справедливый суд! —Убийца?! Я?! Те храмовники, они же… А-а, да будто вы мне поверите… Вот же, вашу же темпоральную инверсию через квантовый кризис! — Андерс поморщился и махнул рукой, отворачиваясь и так и не увидев, как на миг исказилось лицо Айдана, услышавшего столь знакомое присловье. Обратно повернуться его заставил заданный тихим, болезненно ровным тоном вопрос: — Ты — Андерс, не так ли? Лучший друг Дая…Дайлена?Отступник развернулся стремительно — достаточно, чтобы успеть поймать зеленый взгляд, полный боли, в ту же секунду вновь скованный слоем ядовитого льда. Он сумел только кивнуть. А потом закрутилась чехарда — Право Призыва, разозленная Райлок, кипучая горечь черной дряни в кубке, который ему в руки сунул лично Консорт, колом вставшая в горле…И пробуждение в небольшой светлой комнатке, в достаточно удобной, по сравнению со многими и многими, кровати… у изголовья которой стояла корзинка с запиской:?Он часто жалел, что не нашел тебя в Круге, когда мы там были, хотя забрал на память кое-что. Но гораздо чаще он жалел, что его мечта завести совсем-совсем-своего-личного пса сбылась… а твоя о коте — нет. Возвращаю тебе твое. Считай, что это — его последняя воля. Эйд?В корзинке, которую отступник торопливо открыл, на небольшой подушке с ручной вышивкой — такой до боли знакомой и родной, и которую он и не чаял когда-нибудь вновь увидеть — спал крохотный рыжий котенок.
Из размышлений его выдернула упавшая на его стопу рука разметавшегося во сне Гаса. Андерс закусил губу — в очередной раз накатила волна неуместного желания. Но сейчас, на фоне всплывших воспоминаний, к этому желанию примешивалась изрядная доля стремления защитить. Чему немало способствовало и выражение лица юноши — хмурое, сосредоточенное, и даже, пожалуй, немного испуганное. Целитель вздохнул. Жизнь ни в коей мере не желала становиться легче… И что-то ему подсказывало, что дальше будет хуже… - оОо -
Старинная цельнокаменная дверь, укрепленная рунами и вкованными прямо в гранит лириумными нитями, только открывалась тяжело и нехотя. Чтобы намертво ее захлопнуть потребовалось всего несколько коротких секунд.
Ни крики, ни проклятия, ни клятвенные заверения добраться до Варрикова братца, само собой, никакого эффекта не возымели. А все попытки вскрыть замок или подковырнуть плиты, под которыми скрывался механизм запирающего устройства, по пессимистичному мнению Андерса, были обречены на провал с самого начала. Даже не глядя на матерящегося в голос Варрика, пляшущего танцы с бубнами вокруг сложного механизма, он тоскливо смотрел на полузаваленную камнями дверь-проем в дальнем конце помещения, за которой была кромешная темнота, и спертый воздух едва уловимо пах глубинным газом.Они шли быстро — насколько позволяла темнота, потому что их неотвратимо подгоняло слишком малое количество пищи, постепенно убывающее, даже при условии, что сильно урезанные в первые же часы пайки грозили изрядно подточить их силы. При этом Фенрис все равно упрямо пытался всучить свою порцию Гессариану, на что тот неизменно односложно огрызался. Только к исходу вторых суток, когда утих первый, самый жестокий прилив ненависти и ужаса, гнавший их вперед, не позволяя даже устроить привал, хотя все осознавали, что это неразумно, целитель понял, что что-то не так.
Варрик знакомо ругался на жуткой смеси гномского и Торгового, матерился на новоимперском седой эльф….И только Гессариан был подозрительно молчалив. И едва заметно запинался через каждые полторы сотни ярдов. От осознания возможной причины такого состояния мальчишки у Андерса похолодели ладони. ?Только бы не…? Целитель, не позволив себе завершить страшную мысль, метнулся вперед быстрее, чем крикун из засады.В свете лириумной жилы, настолько слабом, что лишь Варриковы да еще его собственные, измененные Посвящением, глаза могли в нем что-то разобрать, он обхватил Хоука за плечи, разворачивая его лицом к себе — и заранее ужаснувшись, что его и без того по-амелловски светлая кожа была залита болезненной бледностью, которую он — позор тебе, целитель! — отчего-то не замечал последние несколько часов. В огромных, слишком широко распахнутых, будто у слепого, в тщетной попытке что-либо разобрать в черноте окружающего пространства глазах, где лазурь радужек оказалась почти полностью сожрана черным провалом зрачка, плескался неизбывный ужас. — Гас… Гас? ГЕССАРИАН! — окрик не возымел действия, и Андерс, закусив губу, размахнулся, отвешивая парню пощечину. Сзади раздался рык телохранителя — и ворчание Варрика, но Целителю было не до того, чтобы разбирать, что именно там происходит. Гессариан медленно моргнул. Раз… другой…И столь же медленно, будто во сне, осел на руки Андерсу. Маг глухо выругался, увидев, как из носа парня побежала темная на фоне восково-белой кожи струйка крови.