глава двенадцатая (part-2) (1/1)

Больше всего любят тех,Кого редко видят.Сегодняшнее дежурство прошло весьма спокойно и очень странно. Ким по-обычному шёл впереди, а Лиса сзади, и, казалось бы, всё так, как и должно быть, но вот только она сильно отставала от парня и, к тому же, шла, повесив голову. Она не слушала музыку в наушниках, как обычно. Она просто молчала и шла в метрах трёх или четырёх от него, а он лишь косился на неё изредка, пытаясь понять, не отстала ли она совсем.И всё дежурство что-то внутри терзало невыносимо, заставляя прокручивать всё в голове по новой. Заставляя ненавидеть себя и всё, что с Лисой связано. И он косился на неё каждую чёртову минуту.Так же парень ещё в гостиной перед самим дежурством заметил покрасневшие и опухшие глаза девушки, когда спустился со своей комнаты. Заметил её, сидящую на диване и тупо смотрящую в одну точку, совершенно не двигающуюся. Но увидев Кима, Лиса заметно изменила выражение лица и даже зачем-то улыбнулась ему.Сказать честно, Тэхён немного, но переживал за неё. А ещё ему хотелось разбить Субину лицо. Хотелось избить его до смерти, потому что Ким помнит его взгляд, направленный на Лису, помнит, как тот швырнул ложку от злости и напугал её, и помнит, как она плакала. Тихо. Сидела одна и плакала, старалась не привлекать внимание и делала вид, что всё нормально. Плакала из-за этого урода.И, господи, ему хочется надеяться, что у неё всё нормально, и что это просто плохое настроение или что-то ещё... Но вот сердце его ныло и изнывало, кричало, что что-то не то. Кричало о том, что что-то будет и её беречь надо.Чёрт...Опускает голову и прислоняется лбом к холодной плитке душевой кабинки. Сейчас час ночи, а он её из головы выкинуть не может.Опять....Повернув вентиль крана и выйдя из душевой кабинки, парень быстро обвязывает полотенцем бёдра и, взъерошив мокрые волосы, подходит к зеркалу. Гудящая голова просила сна. Хоть и неспокойного, как обычно. Смотрит в мутное отражение и вытирает зеркало рукой от пара. Не теряя особо времени, принимается чистить зубы и устремляет взгляд на себя.Он привычно скользнул взглядом по отражению. По подтянутому животу и выступающим мускулам на плечах. Ниже, к бёдрам. Да, Пак права. Баскетбол — хороший вид спорта.Мысли до сих пор танцуют в голове, сменяясь одна другой. Сплюнув и прополоскав рот, Ким вытирает лицо полотенцем, что висело на крючке, и вновь смотрит на своё отражение, пока не замечает маленькой щёлочки в двери позади себя. Откладывает полотенце в сторону и оборачивается. Дверь в комнату заучки приоткрыта.Его брови приподнялись.Какого? Гостей ждешь, Манобан? Не услышала, как он вернулся с ночного визита к Джой после дежурства?Если бы услышала, заколотилась бы так, что не видно и не слышно. Или... неужто подсматривала?Подсматривает как мышь из норки? Подглядываешь за Кимом пока тот принимает душ и даже не подозревает о таком? Видимо не такая ты и правильная, Лалиса Манобан... Хотя нет. Её моральные устои идут в перерез этому.Перевёл взгляд обратно на отражение. А в следующий миг уже натягивал пижамные штаны на мокрые ноги. Сейчас он вернётся в свою комнату и ляжет спать. Конечно же, никак иначе. Пара шагов туда: он видит Лисин туалетный столик и висящую на спинке кресла толстовку, в которой она была на дежурстве.У нее из комнаты легко тянуло персиками, и Тэхён вздохнул поглубже почти против воли.Проваливай нахер в свою спальню!От шипящего внутреннего голоса молодой человек только отмахнулся — всё равно ему нужно поговорить с ней — так почему не прямо сейчас?Он встряхнул головой, и от этого движения с волос сорвалось несколько капель, разбиваясь о дверь и скользя вниз. Парень уже был так близко.Персики.Вспомнил вкус её губ.Так, всё. Ну нахер.Практически рывок назад, когда до чуткого слуха вдруг донёсся её голос. Тихий и отстранённый. Слов не разобрать. Она что, с кем-то?Тэхён замер. Прислушался.Не двигался, пока дверь сама по себе не приоткрылась, что едва не заставило действительно отскочить.Он задел рукой дверь, вот она и открылась...Сжав зубы, Ким собирался захлопнуть дверь и уйти, наконец, в свою спальню, когда ушей снова коснулся голос.Чёрт, да с кем она говорит?!Эта мысль разорвалась в голове вместе с раздражением и непонятной злостью, и он сделал уверенный шаг, тут же забывая про то, что хочет спать. А в следующий момент ладонь уже толкнула створку, которая свободно впустила его в спальню Манобан.В комнате темно; ни малейшего света, разве что с улицы и только. Но глаза быстро привыкают к темноте, и он рассматривает комнату Лисы, подмечая, что у неё очень убрано и чисто. Обводит комнату взглядом и останавливается на кровати, замечая кокон из одеяла. Труда особо не составляет догадаться, кто завернутся в этот самый кокон.Вот она.Одна.Лежит на кровати обмотанная в одеяло, словно бабочка в кокон, и видимо слушает музыку, что отрезала девушку от остального мира, погружая в доносящуюся до Тэхёна какофонию звуков.И только сейчас в голову ударяет мысль о том, зачем он сюда зашёл?Действительно.Отводит взгляд от огромного одеяла и собирается уйти, пока не слышит всхлип и застывает.Это же был всхлип? Ему же не послышалось?И Тэхён поворачивает голову в сторону кровати, прислушиваясь, и вновь слышит её всхлип и прерывистый выдох.Плачет.— Ненавижу, я тебя так ненавижу... — Ким не успел и шагу ступить, как замер на месте. Она знала, что он зашел в ее спальню?Прищурив глаза, юноша медленно и совершенно бесшумно продвинулся дальше в комнату, заставляя себя поднять взгляд на её лицо, которое было трудно разглядеть за одеялом и копной густых кудрявые волос.Что она там бормочет?Ещё шаг вперёд.Ближе.Глаза закрыты, а ресницы подрагивают. Музыка гремит так, что Тэхён практически может разобрать слова песни, которую она не так давно пела в душе, вновь разбудив его тогда, но только в тот день он не орал на неё, а лишь слушал её голос.Смотрит на неё и вновь слышит "Ненавижу". Так тихо, что приходится напрягать слух, чтобы услышать слово.И снова слышит глухой всхлип.Ким, кажется, испытывает совершенно незнакомое ему чувство и под его воздействием направляется к ней, и сдирает одеяло. Сдирает одеяло, заставив Лису напугаться до чёртиков и вздрогнуть. Напугать до таких чёртиков, что она и плакать перестает. Сразу принимает сидячее положение и смотрит на него, непонимающе хмуря брови.А он взгляда не отводит от неё. Смотрит в глаза и заглядывает в душу, читает, сканирует её эмоции и чувства. Но слегка хмурит брови, замечая цвет глаз... И они сейчас совсем не карие, а ярко-зелёные. Нефритовые такие и большие. Чистые и невинные.Настолько большие, что он теряется и в них утопает. Утопает, а вынырнуть не может, и похер, что плавать умеет. Он хочет тонуть.Осматривает её лицо и волосы, а после и вновь смотрит в глаза.До чего же она красивая. Охрененно красивая, настолько красивая, что дыхание перекрывает. Такая невинная сидит перед ним сейчас и смотрит на него. На него, а не на Цая. Смотрит на него своими большими красивыми глазищами, и ему больше ничего и не надо. Ему это нравится, и всё встаёт на места.Луна светит на её лицо, позволяя разглядывать её, и в голове мысль мелькает.Что он не позволит больше никому к ней подходить. Не позволит кому-то рядом быть и перегрызёт всем глотки к чёртовой матери. Ведь она его и только его. А своим он не делится. Никогда. Ни с кем. И ему хочется спрятать её от всех. Спрятать от чужих глаз, чтобы никто не смотрел на неё, ведь они не достойны...А ты? Ты достоин?И вдруг она встаёт с кровати и отходит от него к двери, неосознанно давая тому рассмотреть себя.Рассмотреть.Ким мог поклясться — его взгляд против воли соскользнул вниз по тонкой шее. Кажется, или... чёрт. Она была без лифчика: ночная сорочка под цвет шорт была свободной, но сквозь ткань — едва-едва, но всё же — просматривались горошины сосков — и их вид ударил в мозг Тэхёна, вызывая кричащие позывы швырнуть её на кровать.Торопливо, почти судорожно, взгляд сбежал вниз, к примятым шортам и своду бёдер. Не смотри туда, блин. Прекрати пялиться на её ноги.На её такие длинные и красивые ноги...— Ты! — тонкий голос звенел, выдавая целую гамму чувств из смеси испуга, смущения и ярости. Кажется, Лалису вообще не интересовало, что он её почти не слышит, оглушённый видом стройного тела. — Что ты тут делаешь? Это моя комната! Как ты вообще сюда попал? Убирайся немедленно! — произносит и проводит рукой по щеке, стирая остатки слёз.Шорты оказались куда короче, чем он мог себе представить. Бёдра, тазовые косточки. Ещё ниже. Жар ударил в голову.Это же Манобан! Подними глаза, Ким.И он только сейчас понимает, что никогда не видел её фигуры, а она у неё ахуеть какая и чёрт... почему ты раньше не видел этих офигенных бёдер и почему раньше не замечал этой тонкой талии?..Почему она вечно прячет фигуру в огромных вещах?— Ким! — Лиса судорожно одёрнула сорочку, скрывая полоску кожи живота, выглянувшую из-под сбившейся от движения ткани, и заметив это пристальное внимание.Баскетболист практически рывком поднял взгляд, уставился в её нефритовые радужки. Господи, просто не опускай глаза ниже её шеи и всё.Тэхён замечает странный блеск в глазах напротив и понимает, что она начинает злиться. И ему даже интересно становится.Не сейчас. Он не уйдёт сейчас. Точно нет.— Что ты тут забыл?— Но на него не смотрит. Устремляет свои ведьмины глазки куда-то мимо него. Так холодно и отстранённо произносит. Словно это и не она вовсе. Без эмоций и до такой степени тихо, что это кажется криком для него.Но он не знает, что ответить. А что Тэхён собственно ей скажет?Я услышал всхлипы и решил зайти? А ещё потому что ты дверь закрыть в ванну забыла? Или как?...Но лучшее спасение — это нападение, ведь так?— Как я сюда попал? — переспросил с издёвкой, внезапно охрипшим голосом, доказывая в первую очередь себе, что слышал и внимал каждому слову, а не мысленно драл ее, прижав к постели, и скрестил руки на груди. Этот жест дал ему почувствовать контроль над ситуацией. — Еще шире бы дверь открыла, а потом спрашивала, дура.Взгляд девушки метнулся к распахнутой за его спиной створке. А затем — ко второй, ведущей на лестницу. А в следующий миг отшвырнула от себя наушники вместе с телефоном прямо на постель — они упали рядом с подушкой— и посмотрела на него.Как он вообще осмелился сделать шаг в её спальню?! Да будь чёртовы двери хоть настежь распахнуты, да пусть их вообще бы не было! Пусть у неё на двери было бы написано, что она ждёт всех на чай! Да еще и он... он... почти голый. Конечно же, она не смотрела! Господи, Лиса прилагала все силы, чтобы не смотреть на его грудь, еще слегка влажную, и подтянутый живот, на котором, ей действительно так показалось, были отлично видны кубики пресса. Серые пижамные штаны плоской резинкой обхватывали узкие бёдра. Как-то слишком низко — но на баскетболисте это смотрелось настолько правильно, словно так и нужно.И это так отвратительно! Всё так отвратительно, омерзительно и гадко. Она ненавидит его и время, проведённое с ним, ненавидит.Чёртов Ким, застал её врасплох, еще и... плачущей! Лицо сильнее налилось румянцем, а в носу закололо от бессилия и злости, но девушка только сжала зубы — фига с два она заплачет снова. Перед ним.Не в этой жизни.Не при нём.Снова судорожно одёрнула майку, которая постоянно лезла вверх.— Ты не имел никакого права заходить сюда без разрешения!— Щёки горели почти так же ярко, как нереально красивые глаза, а дрожащие пальцы сжимались и разжимались.Что, двинуть ему хочешь? Давай, рискни. Один шаг, Лиса — и ты не жилец.А Лиса видеть его не хочет. Ни черта не хочет! Пусть только уйдёт и оставит её в покое, позволив проплакать всю ночь. И в голове мелькает мысль о том, что она жалеет о всех моментах, проведённых с ним, а не с Марком или Субином. В последнее время все мысли только о Тэхёне, и это неистово сильно и болезненно злит, заставляя винить себя во всём подряд.Если бы она не думала о нём столько, она бы проводила время с друзьями, и всё было бы как надо. Если бы она не целовалась с ним, то не думала бы о нём, а думала бы о друзьях... Если бы, но вот только не хочется выкидывать его из головы. Не хочется забывать о поцелуях и представлять в голове новые. Представлять в голове и то, как они становятся парой. Как они гуляют или веселятся вдвоём.Но она представляла. Всегда. Перед сном. Это словно было неким ритуалом. И это было её маленьким секретом, о котором она никогда и никому не скажет. Секрет который и умрёт с ней, навсегда оставаясь мечтой.Злит. Это всё злит! Чертовски сильно злит, ведь это нечестно.— Ага. Но я здесь. Ни о чём не говорит?— Только о том, что ты чёртов кретин без каких-либо моральных ценностей и с отсутствующим напрочь чувством уважения к чужому личному простр...— Блять, Манобан, — от града слов, которые высыпались на него меньше, чем за три секунды, заныли виски. — Просто заткнись, ладно?— Просто уйди отсюда!Уйди и не возвращайся, ведь ты ей уже не нужен!— Я сказал, хватит орать.— Да?!— Да.Тишина.Она дышала, как загнанная лошадь и молчала.Наконец-то.Тонкие ноздри раздувались, а воздух с шипением вырывался из лёгких. Взгляд — или ему показалось? — скользнул по его голым плечам, но моментально вернулся к лицу.— Слушай меня, истеричка. Я хочу донести до твоего чёртова ведома, что подготовка к балу закончена. И что со своим мудацким Цаем ты таскаться больше не будешь.Звенящая тишина нарушалась приглушённо бьющейся в наушниках музыкой.Брови Манобан взлетели на лоб, прорезая нежную кожу тонкими морщинами. Она смотрела на него так, как смотрят, наверное, на умалишённых людей. И это удивление было громче любых слов. Раздался её нервный смешок. Тэхён демонстративно его проигнорировал.— Постоим, посмотрим друг на друга еще немного? Я бы предпочёл, чтобы ты сказала — хорошо, Ким — и я смог уйти наконец-то из этой мерзкой комнатушки.Произносит он, точно зная, что она этого не скажет.Она продолжала смотреть.— Не много ли ты на себя берёшь, Ким?Её голос практически вибрировал от напряжения. Лиса действительно не могла поверить в то, что он произнёс это.— В самый раз, — парировал он, кривя губы. — Избавь меня от этого дешевого шоу, что ты играешь перед ним при каждой вашей встрече. Порхаешь, как херова шлюха, скалясь и заглядывая ему в зубы. Всё. Цай идёт нахер вот такенными шагами, как и ваши с ним встречи. Я сказал,— вот она, реакция. Он ждал её.Лиса задохнулась, сжав кулаки. Кажется, в ней было столько возмущения, что оно просто не находило выхода, и вот-вот прорвёт её хренов рот — мягкий и сочный — и глаза, и уши.— Интересно, на каком основании ты явился ко мне с этой... просьбой.— Это не просьба, рыжая.Она поморщилась. Ким повёл плечами, понимая что Лиса всё ещё ждёт ответа.— Он мне не нравится, ясно?А ей не нравишься ты! И она тебя ненавидит! Ненавидит всем своим четырёхкамерным сердцем! Ненавидит!— О, это очень обоснованно, — она скрестила руки чуть ниже груди. — Знаешь, что я подумала? А не пойти бы тебе со своей ревностью?..Слова эти вдруг почти оглушили. Обоих. Тэхён вытаращился на неё, не зная, заорать какую-то гадость или покатиться со смеху от... от... невозможности того, что она посмела произнести.— Ревностью? — выдавил из себя, чувствуя, как холодеют руки. Рассмеяться у него не получилось.Манобан спокойно кивнула, не отрывая от него глаз.— Головой ударилась? Или то дерьмо, что ты зовешь музыкой, остатки мозгов вышибло? Какая нахер ревность? Совсем сдурела?— Ага.Они снова замолчали. Взгляд Кима бегал по её лицу.Шутит?Скажи, что ты шутишь.Нет, кажется, она серьезно. Полагает, что он ревнует.Её. К Цаю.Манобан к Цаю.Остановите Землю.Он поднёс указательный палец к правому виску.— Ты ёбнулась, Манобан. На всю голову. Обратись к медсестре Сане. Я не шучу. Мне ещё жить с тобой по соседству херову тучу времени. Я не хочу однажды проснуться задушенным подушкой.Она фыркнула, но взгляд не отвела. Что-то было в них... в этих глазах... такое, от чего по спине вдруг пробежала дрожь. Ему это не понравилось. Господи, а она до сих пор не понимала, кто потянул ее за язык в следующий момент, но слова так и зазвенели в комнате, воздух которой постепенно становился всё гуще, проникая в лёгкие словно бы комками:— Да? Тогда какого хера ты сейчас стоишь у меня в комнате полуголый и просишь о том, чтобы я не общалась с Цаем? К тому же, у меня нет гарантии на то, что это твоё чёртово биполярное расстройство не повлияет на тебя, и при первой возможности ты в очередной раз не прижмёшь меня к стенке где-то в коридоре нашей школы или в нашей гостиной, заставляя отвечать на твои гадкие и отвратительные поцелуй? А?..— размахивает руками сдерживая слёзы.И он мог поклясться, что никогда ещё не видел её такой. Но стоп...Она сказала — заставляя отвечать на твои гадкие и отвратительные поцелуй?!— она это сказала?И она бросила ему вызов, сама того не понимая.Гадкие и отвратительные, говоришь?Вот уж вряд ли.Прищурился, всматриваясь в неё. Что ещё за сучья смелость? Хотя на последних словах её голос почти невесомо дрогнул, а в животе баскетболиста будто шевельнулся тёплый шар."Какого хера ты наводишь меня на эти мысли? Привыкла, что твои грёбаные словечки сходят тебе с рук?" Ким не дал себе понять, что именно испытал в этот момент, и отчего сердце неожиданно сжалось — просто лениво бросил, отводя глаза:— Неужели, Манобан?... Гадкие и отвратительные? Хочешь сказать, именно поэтому с твоих губ слетали стоны в тот день? Такие сладкие и просящие... Мне похуй на эту фигню, но ты себя то не обманывай, Манобан, — и брезгливо поморщился.Лалиса вздёрнула подбородок, недоумевая, почему его слова с такой силой ударили по её сознанию. Захотелось сжаться в ком и ударить в ответ, но она знала, что бы ни было сейчас ею произнесено — ему всё равно. Не более, чем колебание воздуха.И ей должно быть всё равно, ведь она его ненавидит. Ненавидит.И так правильно, и так было всегда, и это правильно.— Не имею и малейшего понятия о чём ты.Он кивнул, пытаясь расшифровать это выражение в её глазах.Так спокойно и безобидно, словно она и не ему говорила вовсе, и это выбешивало до трясучки! Но вот он вдруг издал непонятный смешок и мотнул головой, не отрываясь от её глаз.— Не имеешь и малейшего понятия? — переспрашивает и ухмыляется,— я вот тоже. Ты отвратно целуешься. Скажу больше, ты никаких чувств не вызываешь. Вообще. Я не возбуждаюсь от тебя, никакого удовольствия от поцелуя. И ты представить не можешь, как долго я пытался отмыть рот,— отводит взгляд из-за такой глупой лжи. И она может понять это, — То, что ты себе придумала — грёбаная херня и чушь, бред полный. И не смей воспринимать всерьез те... обжимки. Я... я ведь даже не возбуждался от этих... сложно назвать, поцелуев. А ревность — это вообще из ряда вон... Поэтому был бы счастлив вернуться к обоюдному молчанию ещё на две недели. А лучше — до конца этого года, чтоб его...Замолчал, тяжело дыша и сверля её взглядом, а она и взглядом не повела.Смотрела на него так, словно он вообще ничего ей не сказал, словно не было этих чертовски обидных слов, и словно она не прикусывала свой язык, лишь бы не заплакать сейчас.— Ты прав, лучше не общаться,— так тихо и спокойно. И Ким не видит в родных глазах ничего, кроме усталости и полного отсутствия интереса к его персоне,— Поэтому, пожалуйста, выйди. Ты сказал всё то, что хотел, и думаю, теперь мы можем расходиться. Все темы для разговоров исчерпаны. Мы оба совершили...— и она замолкает, не договорив. Точнее затыкается.Ким вдруг двинулся к ней, быстро ступая по ковру. Её слова. Их было много, и каждое, каждое — внутри его головы. Они неимоверно сильно били по мозгам, давая понять, что не такого ответа он от неё хотел.И в её ведьминых глазах огромными буквами было написано, что она врала, но это не спасало от чувства, будто его кто-то унизил или ударил по рёбрам, заставляя задыхаться от нехватки воздуха.— Уверена? — шепнул он, делая шаг. Внезапный, удививший их обоих. Затем — ещё один. К ней. Дыша почти так же тяжело, как и она. Недоумевая, откуда в нем сейчас столько желания прикоснуться к ней.— Что... Ким, — она предостерегающе покачала головой и не успела даже поймать себя на моменте, когда неосознанно попятилась. Шаг. Шаг. Манобан выставляет ладошки вперёд, старясь сохранить приличное расстояние между ними и вновь хочет сделать шаг. И вдруг Тэхён перехватывает её руки и с неистовой силой припечатывает её в эту самую дверь, захлопывая её. Манобан вздрагивает.Она смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда. Парень чувствовал, как дрожит тонкая рука, прижатая его ладонью к дереву двери.Теплая, мягкая кожа. Путаница волос на плечах, распахнутые ресницы, влажные губы. Это все путало мысли. Чертовски путало мысли.В штанах начало пульсировать, и ощущение полной беспомощности рыжеволосой, распластанной под ним по двери, не способствовало уменьшению эрекции. Это не херова Джой. Это Манобан.Он слышал, как кровь начинает стучать в ушах.Но, Господи, как он был зол. И как хотел её сейчас.— Пусти, — совсем тихо. Нежно до сдавленного дыхания. Ким переборол желание прикрыть глаза и впитать в себя этот хрипловатый голос, сочащийся злобой и обидой. На то, что он сделал. Как ворвался к ней в комнату. На то, что он так бесцеремонно зашёл и впечатал её в дверь, и он едва заставил себя промолчать, когда ненужное извинение едва не вырвалось из губ.Осознание этого заставило его замереть на месте, вместе с фальшивкой-ухмылкой, с самодовольным выражением лица, с надменным взглядом. Она едва не заставила его извиниться. Сучка. Чёртова сучка.Она с шипением втянула в себя воздух, и только тогда он понял, что сжал её пальцы слишком сильно. На секунду взгляд остановился на их соединённых руках, а затем метнулся обратно — к её лицу. Какого они стоят так близко уже столько времени? Ему казалось, что прошло несколько часов, и что он весь пропах ею.Отойди от неё. Отойдиотнеё!Он медленно выпустил руку, которую она несколько секунд всё ещё держала на месте, а затем торопливо прижала к себе, растирая пальцами. Ким выпрямил плечи, неспеша отодвинулся, будто для того, чтобы убедиться, что она действительно поняла его. Она же смотрела затравленно, как волчонок, и взгляд с каждой секундой становился все более острым. Кажется, этот взгляд вот-вот сделает несколько аккуратных надрезов на Кимовском лице. Прошло несколько секунд, не больше.— Теперь ты уйдёшь, пожалуйста?Хм, она действительно так просит это у него? Эти тонны трясущегося сарказма сути не меняют. Тяжёлое дыхание на мгновение задержалось в его лёгких.— Нет,— Тэхён не сделал ни шага назад, и поэтому, когда она подняла руку, чтобы поправить воротник ночной рубашки, её ключица, выступающая в не слишком глубоком вырезе, моментально приковала его взгляд. Она заметила. Выдохнула.— Ким? — взгляд его поедал кожу её шеи. А она смотрела куда угодно, но не на него.Смотреть на него сейчас было бы тем же самым, что подписать себе смертный приговор, ведь он был лишь в одних штанах. И к сожалению, это не ускользнуло от её глаз и никак не покидало голову. Манобан боролась с диким желание рассмотреть его пресс... и даже потрогать его.Ким сейчас молил Господа, чтобы он дал сил поднять глаза на её лицо. Но, боже, как хотелось уткнуться в эту выемку, вдыхая её запах.Тёплый.Нужный.Он облизал губы.Что она там спрашивала? Просила выйти или войти?..Голова кружилась.Соберись, Лалиса. Сопротивляйся – если не ему, так самой себе, ты сильная. Он враг. Теперь точно. Ты же растравляла все точки над "i", так куда они делись?И она смотрит на него, старается не опускать взгляда ниже его подбородка– Отойди от меня,— произнесла на выдохе.Тэхён наклонился, совсем немного, отчего его запах, от которого просто ехала крыша, накрыл её с головой, а глаза оказались почти на одном с ней уровне.— А что если нет?— бесшумно произнесли губы. Так близко. Это было почти прикосновение. Тэхён сейчас так близко. У неё свободны руки. Сейчас она оттолкнёт его. Сейчас. Взгляд соскальзывает с его глаз на жилистую шею. Память тут же рисует картину: он, прижимающий её к стене точно также и оставляющий свои метки на её шее, которые только недавно прошли. Жар ударил в щёки. Его рука сама поднимается вверх.Она видит и не шевелится. Смотрит напряжённо, слегка озадаченно. Пальцы замирают прямо над бьющейся под кожей жилкой, и Лиса зачарованно смотрит, как медленно, убийственно медленно подушечки пальцев касаются её. Теплой, светлой. Невесомо. Страшно. Пальцы замирают, не шевелясь, чувствуя, как сильно бьётся его пульс. Точно посылая дрожащие импульсы под его ногти, к ладоням, плечам, а там – в грудь.Горячо, жарко. И сердце заходится.Вот-вот разломит его рёбра изнутри.Господи. Такая тёплая. Нельзя. Убери руку.Нельзя. Пальцы медленно скользят вниз, почти не касаясь, дрожа. Дыхание Манобансрывается, и она приоткрывает рот, то ли чтобы сказать что-то, то ли чтобы втянуть в себя больше воздуха.Почему она не останавливает его? Почему?Останови его, потому что он не может остановить это сам.Она часто дышит, и у Лисы кружится голова, когда один палец соскальзывает в углубление её ключицы. Она вздрагивает. Прикусывает губу, будто сдерживая рвущиеся... слова? Стон? Его дикий взгляд прикован к ней. Зрачки почти проглотили кристальную радужку.— Какого... ты делаешь? – мягкий голос. Родной и знакомый, но такой напуганный. Она поднимает глаза к потолку.— Ничего, — срывающийся шёпот ей в шею. Легкое движение руки у неё на шее.Шум в голове. Молчи, Лалиса. Молчи.— Клянусь, я никогда больше не... — уже хочет сказать она, но легкое касание его губ в том месте, где только что были его пальцы, не дают договорить.Тэхён чувствовал, что дыхания не хватает. Совсем. Он задыхался. Она впилась пальцами в его нагую грудь, стараясь удержать его, а он не останавливался и целовал ключицы, ссыпая на них лёгкие прикосновения, пытаясь контролировать дыхание. Его трясло. Просто подкидывало на месте. Он не понимал, какого чёрта...Из глотки вырвался низкий стон, заставивший его вздрогнуть, отходя от ключицы на миллиметр и поднимая глаза на неё. Она испуганно отпрянула, но он тут же притянул её к себе, обхватывая рукой за шею, зарываясь в волосы.Дюйм. Один грёбаный дюйм, и она начисто забыла, что говорила. Каждое слово. Их не было.— Ты уверена?— и от голоса его, мурашки по коже не идут, а бегают бешено.— Отойди от меня, — прошипела, вжимаясь хребтом в срез двери и упираясь руками в его грудь.Не отходи он неё. Только не отходи. Не слушай её, она ведь дура.Дурадурадура.Не отходи и прижми сильнейА он чувствовал её ахуеть какой манящий запах. Смотрел в глаза и понимал, что исчезает в них. Таких живых, что, кажется, у них есть собственное пульсирующее сердце. До невозможности быстро исчезает, растворяется.Нельзя, — а это было единственной здравой мыслью в её гудящей голове.Нельзя было допускать, чтобы он оказался настолько близко. Это шло в такой резонанс всему, что она только что сказала и теперь... теперь дышала слишком тяжело, преодолевая желание кашлять и задыхаться, потому что слова, кажется, изранили всю её глотку.— Ты уверена в своих словах, — шёпот. Снова сорвался, сбитый сердцебиением. Лиса ощущала, как от его голой груди, пропитанной запахом дождя и хвой с примесью мыла, исходит жар. Будто под рёбрами, грузно вздымающимися прямо на уровне её лица, кипела лава. Котлы с грешниками, черти, Дьявол — кто угодно, — он был горячим, словно внутри было само сосредоточие ада. А тело — прекрасное, влекущее тело — только оболочка, которой, до боли в кончиках пальцев, хотелось коснуться.— Ким, — сглотнула, облизала губы. — Отойди.Он вновь поднял на неё взгляд — но не в глаза. Чуть ниже. Проследил за движением языка, отчего рот на мгновение будто онемел, а потом вдруг приблизился на несколько миллиметров, и Лиса замерла, потрясённо глядя на него.Осмелится??Сводишь с ума. Лали...? А в следующий миг он поцеловал её.Врезался губами в горячий рот, и её голова ударилась о дверь, а ладонь на груди замерла. Его не остановило её задушенное восклицание. Попытка зачем-то отклониться. Руки, впившиеся в кожу. Он чувствовал, что шея пылала, и, кажется, даже соприкосновение её распушенных волос к его телу, возбуждало.Адски возбуждало.Как он хотел её.Что она сделала с ним... Тэхёну почти больно сминать её губы. На грани укуса. Он въедается в неё, понимая, что уже почти забыл её вкус.Как, блять, он мог забыть этот вкус?Никогда. Никогда он не забудет его.Сладко. Жарко. Горячо. Он так хотел. Легкий толчок в грудь. Он немного отстранился. Перепуганные глаза снизу вверх.— Нет! – паника.Откуда в её взгляде эта паника? Он поднимает руку и проводит пальцем по её губам. Слегка покрасневшим, заставляя замолчать. Лиса смотрит на него. Прямо на него, и он тонет. Охренительно быстро тонет в море её глаз, нефритовых глаз, потому что будто со стороны видит, как наклоняется и вновь целует заучку. Осторожно, почти не раскрывая рта, чувствуя бешеную дрожь по спине от той нежности, о которой так мало знал.Нет. Он не сделает этого... Не сделает вот так.Он ненавидит её, а она его. Он сам только что сказал, что не испытывает к ней ничего, поэтому зачем ему это? Зачем ему целовать её наперекор собственным словам?И она снова застывает. Секунда, две. Выдох. Её дрожащий полустон, начисто срывающий крышу, когда подушечки его пальцев гладят кожу у их соединённых губ. И он с силой прижимается к ней, целуя, втягивая в себя, всасывая, прикусывая. Его язык скользит внутрь, вызывая тонкий всхлип. Снова внутрь. Снова. Глубже, вылизывая, сталкиваясь с её языком. Так горячо. Так неправильно. Так грязно – она почти чувствовала эту грязь у себя во рту.Получи. Получи то, чего ты хотел. Запомни этот поцелуй, потому что он никогда больше не повторится.Никогда его – какжеяхочутебя – тоже больше не повторится.Он сходил с ума. Сходил с ума, терзая её рот. Практически вытрахивая его языком, вперемешку с рычанием, её стонами, их дыханием, лихорадочными мыслями, совершенно пустыми. Сводили с ума её руки, которые зарывались в волосы на его затылке. С таким упоением, будто она хотела этого больше, чем чего-либо в этой жизни. Сводила с ума её грудь, прижатая к его груди. То, как она выгибалась, прижимаясь к нему своим животом.Это. Сводило. С ума.Он толкнулся к ней бедрами, прижимая к двери. Отрываясь от губ, глядя в глаза.Чувствуешь? Чувствуешь, что ты делаешь с ним?Она чувствовала. На секунду в изумительно красивых зелёных глазах показался настоящий страх. Руки сжали его волосы, то ли отстраняя, то ли притягивая. С каким-то глухим отчаянием. Оставалось поддаться – так соблазнительно поддаться ему.Ким втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы. Тонкие пальцы впились в его плечи, заставляя прижиматься ближе, когда он начал медленно двигаться, глядя в распахнутые глаза. Скользя пахом по её животу и бёдрам, сминая в кулаках тонкую ткань и с силой проводя ладонями вниз, к тазовым косточкам.— Нет... - отчаянно, тихо. Так невесомо. Он не слышал. Ещё раз сильно толкнулся к ней, и она широко открыла рот, запрокидывая голову. Закрывая глаза. Ким рычал. Прижимал к себе так, как будто боялся.Что она исчезнет. Что её на самом деле нет.Ощущал её кожей, ощущал её запах, который забивал нос, но его было так мало. Протянул руку и обхватил тугую шею, скользя на затылок, поднимая голову и впиваясь в горячие губы.И благо Манобан ответила. Сразу, сильно. И на этот раз Ким был уверен - её руки тянут его на себя. Он хотел больше. Он хотел быть в ней. Не в том банальном, простом смысле.Он хотел. Быть. Её кожей. Её сутью. Её кровью.Он не понимал. Господи, он не понимал того, что росло в нем. Такое знакомое. Такое давнее, что хотелось выть. То, что он давно отторг и клялся больше никогда – никогда – не впускать в себя. В свою жизнь. В свое существование.Боль. Как больно было её чувствовать. Как сильно болело что-то в груди. Он никак не мог понять, что это. Ему было так страшно, что он почти кричал. Всё его существо кричало.Орало ей, как он её ненавидит. А она не верила. Потому что губы его говорили что-то совсем иное. И от этого становилось ещё больнее. Ещё. И ещё.И на секунду он отстраняйся, чтобы заглянуть в глаза, красивее которых в жизни не видел. Она обрывисто дышит куда-то в него, а он умирает от дикой жары, которая от них исходит.Как же он любит персики чёрт возьми. И ему мало. Чертовски мало.Маломаломаломало!Как обычно мало.А она борется с собой мысленно. Проклинает всё и хочет отстранится, но в то же время хочет прижаться к нему больше и целоваться с ним так бесконечно. Бесконечно долго. Максимально долго, пока не умрёт от нехватки воздуха.Смотрит на него, а после и на его губы, что в паре миллиметров, но сама к нему не идёт. И Ким это прекрасно понимает, но ему так всё равно. Ему просто хочется ещё.И не теряя времени, одним движением его губы, плотно сомкнутые, прижались к её щеке, почти касаясь уголка рта, и застыли.Всё вокруг вновь застыло.Манобан перестала дышать, глядя на него, не отрываясь, ощущая, как дрожащая рука касается его предплечья, посылая по коже неровный строй мурашек вверх, к груди, заставляя в очередной раз тяжело вздохнуть. Тонкие пальцы сжались — и больше она не чувствовала ничего, потому что его рот приоткрылся, и осторожное прикосновение влажного языка к коже у щеки напрочь уничтожило все оставшиеся мысли — разорвало их на части и развеяло прахом.Капкан.Щелчок.Резкий поворот головы — и он впился в её губы вновь. Почти рыча, почти лихорадочно, почти так, как он себе представлял, и так, как вспоминал снова-и-снова-каждую-ночь. Он ворвался в рот Манобан, на этот раз не сдерживаясь. Окунаясь. С головой-по самую шею-по самое не хочу-по прогнившую насквозь душу.Её глухой стон вломился в сознание. Она приподнялась ещё выше, поддаваясь к нему, и Тэхён обхватил лицо рыжеволосой ладонями — сильно, жёстко, вминаясь в горячий, раскалённый, прерывисто дышащий прямо в его сердце рот, наполняющий отчаянной, долгожданной дрожью по всему телу.Она и сама дрожала.Умирала или уже умерла.Только что — окончательно и бесповоротно — и продолжала, так сильно, ярко, безумно умирать в его руках.Его пальцы впились в нежную кожу лица, и заплаканные щёки обдало неимоверным теплом, но это было приятно до такой степени, которую она даже вообразить себе не могла. Не было такого, что также приносило бы ей удовольствие.Был лишь его язык у нее во рту. Врывающийся, проникающий, ненормальный, твёрдый. И он кажется разрушил все стены между ними, которые она только решила построить. Он снёс их нахер, как ураган или смерч.Господи, он так хотел её, так давно хотел. Слышать, чувствовать, прижимать к себе, он понял, вспомнил, почему так тосковал по её этим-просто-убийственным губам. По ним нельзя было не тосковать, изнывая каждую ночь, каждую свободную минуту.И она тосковала, хоть и старалась убедить себя в обратном. Они въедались в рот, будто желая выпить из неё все соки, всю жизнь, забрать себе душу, как трофей, как чёртову медальку на грудь, но ей было всё равно, потому что сейчас, прямо сейчас это был он. С ней.И она забывает обо всём с ним. Шлёт Чоя куда подальше с его ненавистью к Киму. Ведь Кима нельзя ненавидеть.Нельзя. Нельзя ненавидеть его поцелуи и его прикосновения. Нельзя ненавидеть его голос и его самого. Можно лишь утопать в нём, желая большего.Пусть забирает всё — до самой капли, оставив лишь воспоминания об этом.Его руки выпускают её лицо, скользят вниз, не разрывая контакта с кожей. Боясь, что она может исчезнуть, если отпустить хоть на одно мгновение. От этого скольжения она выгибается, пытаясь тереться шеей о его дразнящие ладони. Ощущать. Плотнее, больше, но они уже немного ниже.А затем — её нежные пальцы, холодные и сжимающиеся на его плечах. Господи. Снова этот чёртов блок! Нет! Нет, Манобан! Не так! И он шепчет это вслух:— Не так...Она ловит ртом воздух в паре сантиметров от его губ. Смотрит в упор, то ли не понимая, чего он хочет, то ли упрашивая не просить этого.И она смотрит на него, прося остановиться, ведь в таком случае она не сможет не ответить, а потом будет ненавидеть уже себя, но никак не его.Но - что бы это ни было в её глазах - она позволяет ему поднять руки и осторожно обхватить её напряжённые запястья. Медленно провести по предплечьям вверх, к локтям. Очерчивая пальцами венки, что прекрасно видно под белоснежной кожей. А затем потянуть на себя, вынудив руки Лисы соскользнуть вниз, к его талии. Позволив подушечкам пальцев принести приятный холодок парню.Кожа к коже, почти распадаясь на молекулы, атомы, отдельные части звенящей эмоции, настолько сильной, что тишина комнаты превращалась в натужное гудение, нарушаемое лишь дыханием и звуками — такими влажными, соблазнительными, когда он снова тянется к ней и целует приоткрытые губы. А стоит прижаться еще ближе, чувствуя его пылающую кожу своей грудью, как низкий и хриплый стон отдаётся на языке, и она выстанывает что-то, когда чувствует: зубы Тэхёна прихватывают её нижнюю губу, оттягивая, обхватывая, всасывая. Господи, он сейчас действительно её убьет.Пусть. Пусть...Дико. Это было дико и разрывало на грёбаные куски.Он знал — он был уверен, что никогда и никого ещё не целовал так, как её сейчас. Это выворачивало. И пусть она посмеет сказать, что она не хочет его так же, как и он её. Внутри, что-то растерзав все его воздвигнутые преграды, вспарывает и выпускает наружу голое желание. Пульсирующее, давящее, душащее. Так, что в глазах взрывались фейерверки — один за одним. Так, что не хватало дыхания даже для того, чтобы сказать... Приказать.Умолять её остановиться.Хотя этого и не надо.— Что ты делаешь... — его шёпот. Глухой и низкий. Чужой. Посылающий бешеную дрожь по спине и животу, вниз. Ещё один быстрый, влажный поцелуй, и он тянется за исчезнувшими губами, когда Лиса отстраняется, пытаясь не наткнуться на его губы вновь, останавливая. Исступлённый взгляд ледяных глаз скользит по её пылающему лицу, и контраст заставляет на несколько мгновений прикрыть веки.Мягкое движение — такое осторожное, что сдавливает гортань — вверх по линии челюсти. Подушечки пальцев на щёку, но на этот раз — невесомо, едва ощутимо, проводя вверх и вниз, а пристальный взгляд неотрывно следит за прикосновением. Ким тяжело дышит приоткрытым ртом, и она жадно ловит это дыхание, едва удерживаясь, чтобы не накрыть его своими искусанными и горящими губами.Откуда-то издали, будто эхом. Непотребным, лишним.Это ведь Ким. Он виноват во всех твоих бедах. ЧТО ты делаешь?!..Ничего. Ничего не делает. Пусть просто поцелует его ещё раз.Несколько секунд он терпит, моля её взглядом. Её палец будто нечаянно соскальзывает в выемку под ухом, и это почти переворачивает, почти опрокидывает на спину, будто бы с силой удара разносясь вспыхивающими импульсами по телу. Будто порвалась крошечная струна, натянутая до ультразвукового писка.— Лиса... — шёпот.И на мгновение опешили оба. От недоверия и желания в метнувшихся к ней холодных радужках у неё сводит внутренности. Низ живота пылает.Она ошиблась — вот где ад. В ней самой собран весь этот горящий концентрат, вызывая почти безостановочную дрожь, которую он не мог не чувствовать. И самое пьянящее в том, что это сводит с ума не только её.— Чёрт... Манобан... чёрт... — Ким не прерывает поцелуев.Быстрых, скользящих, кусающих, заводит руки ей за спину и зарывается в густые волосы, оттягивая голову назад. А в следующий момент жаждущим ртом глубоко впивается в её приоткрытые губы, будто пробуя вкус своего имени, произнесённого ею только что, и она отвечает безумно, язык сам толкается ему навстречу — тесно и влажно. А он движется. Ещё, ещё раз, глубоко, не встречая сопротивления. Вылизывая нёбо. Ускользая и вновь врываясь. Отрываясь от трепещущих губ, прикусывая подбородок.Она запрокидывает голову. Держится за его плечи, выгибается. Сквозь лихорадочные вдохи пытается найти саму себя в ворохе чувств, поднятом из самой её глубины. Поднятом им. Взгляд приковывается к крошечной капле пота, скользнувшей из-за уха Кима вниз, по шее. Лиса не успела себя остановить. Она не хотела себя останавливать. Подалась вперёд и поймала её кончиком языка, чувствуя солоноватый привкус и вздрогнувшее от прикосновения тело.— Нарываешься, — глухо, выдохом в её волосы. Этот голос влился в сознание Манобан, словно патока. Обволакивая, обещая.Я сейчас трахну тебя, Манобан... прямо сейчас... если ты не...Её тонкие пальцы переместились и сжались на напряжённом затылке. Губы прихватили горячую кожу шеи, а кончик языка вывел на ней осторожный кружок. Ещё. И ещё один, крепче, втягивая в себя, млея от вкуса Тэхёна и его частого дыхания. Упиваясь собственной смелостью, зарылась пальцами в волосы на его затылке и влажно провела языком от ключицы до подбородка, чувствуя солоноватый вкус его пота во рту.Низкий стон Кима.Жёсткое движение ладонями вниз, по её спине.Достигая поясницы, рывком прижимая к себе, к своей голой груди и ноющему, пульсирующему паху.Чувствуй. Чувствуй, маленькая... сучка, что ты творишь.Каменный стояк упирается ей в бедро. Ощущение горячего члена, вжимающегося в неё, прошибло с головы до пят. Так сильно. Так жарко.Дёрнулась.Дыши, Лалиса. Дыши.Но она не могла, слыша лишь рёв ополоумевшей крови в ушах и, чувствуя его сквозь неплотную ткань пижамных штанов.Взгляд Кима горел, изучая её выражение лица. Челюсть сжата, а дыхание прерывистое и горячее. Будто ждал чего-то.Господи. Она совершенно не знала, что делать.Желание касаться его вылизывало изнутри. Лиса осторожно пригладила взъерошенные ею же шоколадные волосы на затылке. Скользнула вниз, к напряжённым плечам и груди, заглядывая в глаза, будто спрашивая разрешения.Ким никогда не позволял ей касаться себя вот так. Прошлый раз не в счёт. И теперь он просто смотрел прямо, как дикий зверь. А она не понимала. Ни черта не понимала, что значит этот взгляд, и потому осторожно, медленно развела пальцы, захватывая прикосновением больше кожи. Горящих мускулов, вдруг напрягшихся под ладонями.Тэхён задержал дыхание, чувствуя невесомые касания. Мягкое движение пальчиков, которые слегка подрагивали от бешеных ударов его сердца. Её белоснежные руки на его смуглой коже создавал нереальный контраст. Совсем тонкими, блин, и она прижала их ещё немного плотнее, сводя с ума, опускаясь ниже. Изучая. Скользя взглядом по мышцам его живота и задевая подушечками пальцев плоский сосок.Огонь.Ким с шипением втянул в себя воздух и медленно выдохнул, приоткрывая рот и подаваясь к ней всем телом. Вжимаясь в ласкающие руки, требуя ещё.Ему нравится. Эта ликующая мысль лихорадочно забилась в голове, вызывая яркие эйфорические вспышки, а губы растянулись в восхищённой улыбке, когда Лалиса встретилась взглядом с его глазами, дождливыми, грозовыми — сейчас в них ревел ураган.Он не разрешал — он просил.Смелее.Ладони скользнули на живот, касаясь каждой мышцы, каждого кубика, оглаживая, надавливая и кончиком среднего пальца проникая в углубление пупка, а затем немного ниже. К резинке пижамных штанов и вздрогнувшей под прикосновением коже живота.— Боже...Его стон почти заставил её отскочить, а жарко дышащий рот, прижавшись к шее чуть ниже уха, заставил сойти с ума.От низкого рычащего шёпота она едва не рухнула перед ним на колени. И рухнула бы, если бы руки Тэхёна не вцепились в неё. Вот-вот прижмут. Вот-вот отшвырнут. Она зажмурила глаза, впитывая трепещущей кожей его частые выдохи, влажное скольжение рта по шее, не отнимая застывших рук от его живота. Стоило им двинуться — совсем немного, и Ким зарычал, выгибая спину, снова вжимаясь в неё пахом, отчего по телу прокатила жаркая волна.Она хотела его.Кончики пальцев коснулись резинки пижамных штанов.Он чувствовал это.Отключенные мозги.Лихорадочное дыхание, они бы, наверное, не заметили даже, начнись третья мировая война в этот самый момент....так необходима.Её кожа, разрывающее душу тепло. Из неё это исходило импульсами, потоками, накрывало его с головой. Потребность коснуться. Сейчас. Просто прямо сейчас.Руки, которые он когда-то боялся отцепить от её плеч, чтобы контролировать каждое её движение, сейчас скользили по её бокам и животу, вверх, к груди, нетерпеливо забираясь пальцами под сорочку, сминая мягкую ткань в гармошку, почти задирая её, касаясь нежной кожи там, где... чёрт, он знал совершенно точно — никто и никогда... чувствуя, как торчащие соски упираются ему в ладони.Господи. Их стоны прозвучали в унисон.Он впился в плечо Манобан поцелуем-укусом, оставляя на нём влажные красные пятна от всасывающего кожу рта, пощипывая твердеющие вершинки. Снова, сильнее. Сжимая крошечные бусинки между пальцев, поглаживая костяшками, пока она безостановочно дрожала, неразборчиво что-то шепча. Он хотел слышать.— Скажи...— Что?.. — судя по безумному взгляду, она ни черта не соображала.Щёки горели, а в голове не было ни одной связной мысли.Ким наклонился, лизнул её губы.— Скажи, как тебе нравится?— Я... — она задохнулась, когда он с особенным усердием сжал правый сосок, прикусывая её скулу. - Господи, Тэхён... — Бёдра вновь толкнулись к ней, и член вспыхнул бешеной пульсацией, вжавшись в выступающую тазовую кость рыжеволосой. И ей было плевать на то, как ей нравится, ведь ей нравится всё, что связано с ним и всё, что делает он. И плевать на то, что Ким делает.Девушка замерла, сбившись дыханием, а затем вновь заскользила своими руками по широкой резинке штанов.Ещё один толчок — Тэхён не мог остановиться. Опустил одну руку и с силой сжал кругленькую ягодицу, прижимая всхлипнувшую Манобан к своему паху. Сминая ткань шорт пальцами.Манобан... твою мать, эти гребаные шорты... Ты же хочешь... хочешь, чтобы я содрал их... хочешь меня... в себе...глубоко, тесно... блять, Манобан, мне нужно в тебя... так нужно в тебя... прямо сейчас...Он чувствовал, как головка трётся о её живот. Плотно, сильно. Из глотки вырвался хрип, прямо в её ухо. И вдруг. В один момент сходит с ума. От ощущения разрывающего жара: холодная ладонь, коснувшаяся его сквозь ткань.Этот стон едва не оглушил её. Отчаянный, глубокий, сильный, перерастающий в рычание. Манобан уткнулась в его напряжённое плечо.Одержимость.Ею двигала одержимость — чистая, сияющая под кожей. Она не знала, что делает. Просто сжала пальцы, обхватывая его, чувствуя твёрдую пульсацию прямо в своей руке, сквозь ткань штанов, размеренно поглаживая, почти не дыша — поверхностно и прерывисто — в отличие от него.Влажный лоб Кима уткнулся в шею — его тело дрожало, кажется, до самого основания.— Лиса, что ты... Господи, блять... — задохнулся.Звериный стон в ключицу. Ненормальный...Дрожь начала увеличиваться, и неожиданно твёрдая рука резко отстранила ласкающую ладонь. Дикий и долгий взгляд горящих глаз был почти яростным, когда Ким поднял голову.Он по-прежнему дышал сквозь сжатые зубы, несмотря на то, что руки Манобан уже не гладили его... там.Щёки её моментально вспыхнули, потому что он крепко взял её за подбородок. Всматривался так глубоко, что душа её, кажется, сжалась, чтобы быть не такой заметной в распахнутых глазах. И тут:— Господи... ты такая ахуенная. Я кажется понимаю твоих дружков, вечно вьющихся рядом с тобой.Ты... что?Она замерла с приоткрытым ртом и всё тем же прерывистым дыханием.Кажется... Это был шок.Калейдоскоп раскололся. Эмоций, ощущений, чувств, сбитых мыслей, дыхания, ярких вспышек — разбился на миллион частей, будто кто-то швырнул его об пол...Лиса дышала, словно в последний раз.Он всё ещё прижимал её к себе, стискивая руки, которые едва не заставили его кончить прямо в штаны всего лишь парой движений, и злился. За это и за всё то, что он чувствовал. Несколько секунд назад и сейчас тоже.Сердце колотило по корню языка.Вновь. Вновь этот взгляд. Будто Ким только что голыми руками выворачивал внутренности её чёртова Цая. Или в её любимого Чоя.— Пусти, — слишком невесомо и тихо.И чёртова реальность бьёт по лицу и избивает палками, заставляя прийти в себя.Она не должна была переходить черту, не должна была отвечать и позволять ему подходить к ней.Именно из-за этого Чой теперь обижен на неё.Да и Ким... херов идиот, который час не понимает что несёт. Ведь она только с ним такая, только ему позволяет это всё... какие к чёрту друзья?До Тэхёна даже не сразу дошёл смысл этого пустого звука. Пока рыжеволосая не дёрнулась в его руках, выворачиваясь и отталкивая его локтями.Он разжал пальцы слишком резко, наверное. Потому что тут же едва не кинулся поддержать её, практически отлетевшую из-за своих смехотворных усилий вырваться. Слава Господу, сдержался.Стоял, глядя на растрёпанные волосы и покрасневшие губы.Как она сжимает руки в кулаки. Особенно правую, которая недавно двигалась на его члене.— Выметайся вон,— шёпот Манобан вызывает у него дрожь под кожей. Он уверен — она может увидеть его колом стоящий член, обтянутый тканью штанов, если опустит глаза.Но нет, она смотрела куда-то на стену за его плечом.— Что такое, Манобан? Больная тема? Ты с ним то же самое делаешь?Что ты несёшь придурок? Что ты несёшь, твою мать?!Неужели ты не можешь закрыть свой рот?!Она молчала. Дышала через нос и сжимала губы, а Ким не мог отвести взгляд от вздымающейся груди. Её соски проступали под майкой.Это он сделал их такими твёрдыми, почти прорывающими ткань.— Или, может быть, у меня получается хуже, чем у них? — заставил себя поднять глаза и сжать челюсти. Покажи своё безразличие. Выплюнь это ей в лицо. Хера с два он выйдет из этой комнаты проигравшим или униженным. Это лавры заучки, не его.Ты же знаешь, что у неё ничего нет. Зачем ранишь словами?— Может, мне следовало быть грубее? Любишь пожёст...— Пошёл вон! — Тэхён едва не вздрогнул от крика старосты. Дрожащего, полного горечи и боли. Почему-то он хорошо чувствовал её, будто та же самая боль впилась под собственные рёбра.— Вали, Ким! Выметайся из моей спальни!— Баскетболист скривил губы. От ярости, желания, кипевшего внутри. От ощущения собственной... ошибки?Нет, блять. Нет. Он не совершает ошибок.Хера с два.— Ладно. Это действительно было не так уж впечатляюще.— Пошёлвонотсюда!Вот они. Крупные, прокладывающие дорожки по щекам. Она трясётся ещё сильнее, не сводя с Кима пылающего взгляда, а он впивается ногтями в ладони, чтобы не... даже не подумать о том, чтобы попросить прощения.Ни за что.Ни за эти слёзы. Ни за эту дрожь.Растягивает губы в ухмылке и приподнимает голову. Молит Господа, чтобы это была ухмылка, а не искусственный оскал. Иначе она поймёт.А он прекратит убеждать себя в том, что всё случившееся было не больше, чем уроком для Манобан.С ним не нужно испытывать свои силы. Не таким, как она. Никто не смел, и она не посмеет. И, кажется... кажется, да. Она думает, что он выиграл — это видно по глазам.У неё взгляд просравшего последнее своё "всё" человека.Не этого ли он добивался?Нет. Другой вопрос бьется в сознании.Она ли проиграла?Хмыкнул. Пожал плечами. Убедительно.Молча развернулся, прошествовал к двери в ванную. Не оборачиваясь, выскользнул из комнаты, чувствуя ногами холодный кафель. И за секунду до того, как захлопнулась дверь — всхлип.Отчаянный. Шипами вбившийся в нутро.Ухмылка исчезла с губ, а напряженное лицо застыло. Недвижимые мысли мёртвыми птицами усеяли его сознание. Ким осторожно прислонился лбом к прохладному дереву двери, чувствуя в штанах пульсирующий от неудовлетворённого желания член. Слыша приглушённый плач Манобан, режущий, колющий.Такой же болезненный, как удары его сердца.Внутри будто мясорубка. Сосуды — узлы. Кости — крошево. Тэхён закрыл глаза. Господи Боже.Так, как он хотел её — он не хотел никого в своей жизни.Это так адски его пугало. И он позволил себе слабость. Одну крошечную слабость, вслушиваясь в тихие рыдания. Слушал их всё время, пока они не прекратились ближе к трём часам ночи... она, видимо, заснула.А Манобан поклялась, поклялась больше не позволять себе думать о нём или ещё что-то. Завтра же она извинится перед другом и согласится со всеми его словами. Завтра же она забудет обо всём. Словно всё было чёртовым сном... кошмаром.Ничего не было.Не было поцелуев. Не было прикосновений. Не было дикого желания. Не было шёпота в шею, и не было их... их не было и быть не могло.