5. Близкая гибель — Семейная тайна — Надежда потеряна?.. (1/1)

Уджиясу схлопывает створки бумажных дверей, отрезая себя от света. Однако не успевает он обернуться, как возле уха раздаётся низко-вкрадчивое:—Тебе достаточно лишь приказать, Чиёмару.Уджиясу скалится; полуобернувшись, хмыкает и иронично замечает:— И ты не будешь вновь пугать тем, как дорого стоит правда?Котаро, тихо рассмеявшись, делает шаг назад; Уджиясу наконец может посмотреть на демона — вот только почти сразу отводит глаза. Вся уверенность его угасает.?Проклятье. Каждый раз одно и то же. Как ребёнок, право слово…?Котаро неторопливо роняет — будто камень за камнем — слова:— Тебя ведь уже давно не напугать словами, Чиёмару. То, что Хидейоши подводит к землям Ходжо целый лес воинов, тому доказательство. К тому же тебе, как мне видится, уже нечего терять.Уджиясу едва не фыркает в ответ на, как обычно, верные слова демона; махнув рукой, он шагает прочь от двери. После чего опускается на пол возле одной из стен, отчаянно нуждаясь в опоре.Когда языка наконец-то вновь касается горьковатый привкус табака, становится заметно легче. И в этот раз Уджиясу не выпускает дым из лёгких чуть дольше, нежели обычно — до тех пор, покуда в горле не начинает першить. Перед глазами ненадолго мутнеет — и голову посещает глупое, детское, но такое тёплое желание: исчезнуть бы…Котаро оказывается перед своим повелителем немедленно: преклонив колено, он презрительно щурится.— И это — отважный лидер Ходжо? Не смей меня разочаровывать, Чиёмару.На этот раз льву почти хочется смеяться. Сколько раз он уже слышал от него эти слова? Но даже зная, что последует далее, ?Чиёмару? не спешит стряхивать с себя непривычно-знакомые чувства, ввергающие его в дрёму.Просыпается он лишь тогда, когда Котаро распахивает ворот его одежды — и дотягивается когтистой рукой до шрама на груди. Боль вспыхивает в уже давно зажившей ране, день их первой встречи вновь всплывает в памяти — однако Уджиясу не издаёт ни звука, лишь стиснув зубы.— Не забывай о нашем договоре, — шепчет демон — без тени насмешки в голосе. Взгляд его горит истинным, багряным, адским пламенем — тем, что, думается, недоступен был даже Оде Нобунаге в самые кровавые минуты его жизни. — Ведь твоё поражение будет моим триумфом, Чиёмару.— Ты сам себе противоречишь, — качает головой Уджиясу, на этот раз не в силах удержаться от улыбки. — Моё поражение завершит смуту. Разве не будет это и твоим поражением тоже? — Губы Котаро изгибаются в привычной ухмылке. — Неужто не согласен?Явно оценив ответ льва, демон поднимается и складывает руки на груди.— И в очередной раз я убеждаюсь, что верно выбрал повелителя, — меняет он ход разговора. — А точнее, жертву.Уджиясу, затянувшись ещё раз, намеренно выпускает дым ровно между ними; размытый, образ демона окончательно возвращает ему уверенность в себе. Рывком запахнув кимоно, лев встаёт следом.— Рассказывай давай, какой именно урок можно извлечь из поражения Такеда, — он распахивает двери в сад. Голос его вновь звучит твёрдо — будто и не было никакой слабости пару мгновений назад. — Мне ведь и правда нечего терять. Однако своим потомкам я хотел бы оставить надёжно защищённый дом, не зависящий ни от кого. — Заметив издевательски-одобрительный взгляд Котаро, лев заканчивает: — И уж тем более — не зависящий от Тоётоми Хидейоши.***— Завтра вас ожидает крайне сложный день, господин Масаюки. Вам определённо нужно отдохнуть. Возможно, стоит перевести ?пострадавшего? в отдельную комнату? Мы выделим слуг, дабы приглядеть за ним.Сестра Великого Дракона говорит медленно — будто издеваясь над собеседником и наслаждаясь каждым словом. Хотя понятно, конечно: мешкает она не затем, чтобы вывести из себя на удивление спокойного Санаду Масаюки. Госпожу Айю напрягает вторженец, что упрямо прикидывается жертвой. Взгляд змеи непрестанно подскальзывает к лицу Мицунари, отчего у последнего даже щёки горят — и остаётся лишь радоваться тому, что одним из симптомов подверженности иллюзии является непривычный телу жар.?Вот только я уже, по замыслу, должен "охладеть"… — думает лис. У него едва не сводит мускулы от напряжения, однако шевелиться нельзя ни в коем случае. Только дышать, и то осторожно. — Змеи — слишком чувствительные создания. Ушла бы она уже поскорее, а то скоро никаких нервов не останется?.К счастью, Масаюки также не радует присутствие госпожи Айи в отведённых ему покоях. К сожалению, напрямую прогнать мать приютившего её хозяина он не может, а потому приходится отделываться вежливыми отговорками:— Есть такая вещь, как долг целителя. Я не имею права бросить пострадавшего, покуда тот не оправится. И хотя долг стратега для меня важнее — я желаю оставаться подле своего подопечного по меньшей мере до тех пор, покуда мы не направимся к полю битвы. Передайте господину Кагекацу, что для меня не составит труда присмотреть за этим бедолагой до утра. И спокойной ночи, госпожа Айя.Мицунари чувствует, как обжигающе-ледяной взгляд вновь касается его лица — но одним взглядом всё и ограничивается. Прошелестев одеждами в поклоне, змея разводит двери.— Добрых вам снов, — прощается она — с этой вечно-раздражающей улыбкой в голосе. — И… будьте осторожнее.— Не волнуйтесь. Хороший стратег всегда начеку.?Хороший стратег. Видали мы и получше. Да и целитель из него, судя по всему… такой себе?.Хороший бы уже наверняка понял, что ?подопечный? его нисколько не спит — а терпеливо выжидает подходящего момента.Проходит несколько минут тишины, нарушаемой лишь едва уловимым шуршанием кисти по бумаге: Масаюки, кажется, пишет послание. Мицунари тем временем напряжённо размышляет, как именно ему воспользоваться положением. Заставить Масаюки проговорить всё вслух? ?Очнуться? и вывести его на откровенный разговор? А может, лучше было бы подобраться к его детям? Или что-то известно Уэсуги? Или… В груди нарастает волнение от неуверенности, и проходит пара минут, прежде чем Мицунари наконец осеняет.?И как же я сразу не додумался? Он ведь сочиняет письмо. Скорее всего, господину. А значит…?Кисть пляшет по бумаге неуверенно: волк явно чем-то озабочен, и состояние подопечного не тревожит его и на долю так же сильно, как собственные думы. На миг неровный шорох затихает окончательно — и Масаюки, резко выдохнув, осознаёт, что именно ему необходимо начертать. Сердце Мицунари начинает биться спокойно, а мысли из несвязно-спутанных собираются в чёткий замысел, когда ритм движений — кистью по бумаге — становится приятным, будто музыка.Завершив письмо, Масаюки неровно вздыхает — кажется, невольно борется с иллюзией. Мицунари слегка напрягает пальцы — не стоит облегчать врагу задачу — и подкрепляет наваждение новой, едва ощутимой, волной. Волк Санада, как и ожидалось, поддаётся ей с лёгкостью: послушно отложив письмо, он так же послушно поднимается из-за столика и выходит из покоев в коридор.Мицунари дал Масаюки установку, определённую по смыслу, но не по времени: найти своих детей, сообщить им о том, что подопечный очнулся, и вернуться обратно. Именно поэтому лис поднимается с футона как можно скорее — едва только перестаёт слышать шаги волка. Бесшумно подобравшись к низкому столику на полу и осторожно взяв в руки письмо, он на всякий случай окидывает ещё не высохшие знаки взглядом — до сих пор не уверенный в собственных силах.Но, к счастью, на бумаге написано именно то, что нужно лису. И от этого хочется не то плясать, не то плакать.?В моих обязанностях вновь напомнить вам, что следует всевозможными путями обезопасить оплот обороны и вместе с тем слабое место Такеда — а именно охранную печать, расположенную в непосредственной близости от границы?, — гласит ?письмо господину Кацуйори?. Мицунари, опомнившись, хмурится.?Печать? Разве среди Такеда есть кирины? Я полагал, они нынче редкость. Или речь о кицуне?..? — но мысль лиса обрывается: створки дверей, ведущих в комнату, резко распахиваются.И в проёме возникает госпожа Айя.?Проклятье!? — неужто она всё это время его караулила?! Мицунари резко вскакивает — однако змея уже оказывается прямо перед ним.— Паршивый мальчишка! — пощёчина оказывается на удивление сильной и даже заставляет выронить бумагу; наскоро очнувшись, Мицунари срывает алую ленту с волос — и золотой скипетр госпожи Айи ударяется о потрёпанный отцовский тессен. Левая щека горит, однако лису досадно не от боли — а оттого, что змея нарочно била по лицу, желая оскорбить.— Так-то добродетельные Уэсуги принимают гостей? — язвительно спрашивает лис; он отчаянно пытается зацепить взглядом выпавшее письмо — и этим подставляет себя. Госпожа Айя изящно отшатывается назад и, замахнувшись скипетром над слетевшей на пол бумагой, невозмутимо произносит:— Отныне вы здесь не гость — а злейший враг нашего клана! — жезл ударяется о письмо, и то немедленно вспыхивает. Мицунари, тихо ругнувшись, раскрывает веер и оглядывается, теперь уже в поисках путей отступления.?О которых явно стоило подумать заранее, дубовая ты голова!?— Вам не сбежать с нашей земли, — предупреждает действия лиса госпожа Айя; она эффектно пересекает скипетром воздух, дабы погасить огонь. От нужного Ода письма остаётся лишь пепел.Вот только Мицунари уже успел прочесть и запомнить всё необходимое. Напустив на себя как можно больше уверенности, он презрительно произносит:— Вижу, вам не приходилось сталкиваться с силами кицуне. Что и следовало ожидать от клана змей и драконов. В этом ваша слабость.Госпожа Айя даже слегка удивляется его настрою.— Вы только поглядите. Такая наглость — и в таком возрасте! Вижу, господин ваш никудышен в плане воспитания… Исида Мицунари, верно?Лис вздрагивает — чем подтверждает догадку змеи.?Демон тебя побери, не смей терять хладнокровия!?Но как? Как она узнала его имя? И, более того — какое право имеет столь плохо отзываться о наставнике?! Внезапно вспыхнувшая в груди злость вперемешку с паникой едва не ослепляет — и лишь в последнее мгновение лис хватает себя за предплечье, дабы успокоиться. К счастью, ему удаётся сдержаться. К сожалению — ненадолго: шорох за дверями — что в сад, что в коридор — даёт ему понять, что теперь его окружили со всех сторон.— Сдавайтесь, — приторно-услужливым голосом предлагает госпожа Айя.И после этих слов, после этой презрительной интонации Мицунари начинает её по-настоящему ненавидеть.Молниеносно окутав алый веер иллюзорными чарами, он выбрасывает правую руку в сторону змеи — и та изумлённо вздыхает, а затем, пошатнувшись, роняет скипетр.?Неужели она замолчит?.Вот только, вопреки гневу, юноша не позволяет госпоже Айе опасть сразу: подхватив женщину, он осторожно опускает её на пол. После чего выходит в коридор — и, одного за другим, усыпляет встающих на его пути воинов. Происходящее больше похоже на какую-то забаву, и лишь оказавшись во дворе, окружённом охранными кострами, Мицунари осознаёт, что едва ли не улыбается. Кажется, впервые за долгое время он безо всякого стеснения использовал свои способности — и при этом успешно.И при этом — не причинив никому существенного вреда.?Кажется, у меня меньше причин бояться себя, чем я думал?..?Однако радоваться рано — нужно ещё успешно покинуть земли Уэсуги. Киёмаса с Масанори ждут его у границы, необходимо как можно скорее воссоединиться с ними…— Немедленно остановитесь! — раздаётся громовое за спиной и, обернувшись, Мицунари видит бегущего к нему юношу в белом. Попытка набросить покров иллюзии и на него внезапно оборачивается неудачей: Кирин Уэсуги вовремя вынимает из складок одежды офуда и швыряет его наперерез чарам. Когда испещрённый символами талисман вцепляется в ткань одежды на груди, Мицунари дёргается и едва не теряет тессен.— Проклятье… — шипит он, едва заклинание начинает жечь кожу; кирин тем временем обращает ещё одну полоску бумаги в меч и направляет оружие на противника:— Вам не уйти! — Мицунари лишь презрительно фыркает в ответ на его слова; выпрямившись, он с вызовом глядит в ясные глаза напротив — попутно собирая силы внутри себя. Под чужим взглядом кирин почти немедленно впадает в растерянность, а потому дальнейшие его попытки звучать грозно кажутся до смешного глупыми: — Что бы вы ни задумали, печать остановит вас!— Прежде чем практиковать чары, нужно как следует изучить теорию, — спокойно произносит Мицунари, прикрыв глаза. — Печать может остановить что угодно — кроме того, что является прямой для неё угрозой. Иначе её не мог бы снять даже кирин.И прежде, чем собеседник успевает осознать услышанное, лис касается офуда кончиками пальцев. Миг — и талисман вспыхивает прямо у него на груди, после чего осыпается пеплом.— Это… не может быть… — Мицунари испуганно вскидывает голову, когда слышит в голосе кирина не что иное, как восхищённый трепет. Подчинённый Уэсуги должен быть рассержен, однако лицо его выражает совсем иное. — Вы… это же просто невероятно…Наоэ Канецугу не успевает завершить своей речи: Мицунари, ловко вскинув окутанный чарами веер, ввергает в сон и его. После чего, поддавшись внезапному порыву, склоняется подле кирина — в необъяснимой надежде запомнить его лицо.— Где твоя новая лента, лис? А точнее — твой ошейник, щенок Ода, — Мицунари слышит голос наследника клана — со стороны террасы — точно в тот миг, когда выпрямляется. Он ненадолго задерживается взглядом на могучей фигуре Кагекацу, затем — на его лице, мрачном от негодования. После чего вдруг вновь опускает глаза на поражённого Канецугу возле своих ног.И внезапно — его захлёстывает дикий стыд. Стыд за содеянное. Мицунари никого не убил и даже не покалечил — однако окончательно испортил Уэсуги впечатление о себе, предав их доверие. Они ведь искренне желали ему помочь — пусть и недуг его был иллюзорным. И пусть сейчас они сражаются как враги — намерения что госпожи Айи, что Канецугу, что господина Кагекацу изначально были совершенно бескорыстными. Но после такого… Уэсуги ни за что не простят его…?Нет, опомнись! — одёргивает сам себя кицуне. — От их "доброты" не осталось бы и следа, найди они тебя с лентой Хашиба на шее. А потому…?Преданность. Наставнику, Оде Нобунаге — и их общей мечте.Мечте, на пути к которой нет места сожалениям.Все эти противоречивые мысли успевают промчаться в голове Мицунари буквально за несколько мгновений. Однако даже этих мгновений оказывается достаточно для того, чтобы Кагекацу, вытянув из наручей два мощных лезвия, сорвался с террасы.Мицунари отпрыгивает назад, как можно дальше, но потом резко осознаёт: лучше ему было держаться подле Канецугу. Промчавшись мимо кирина, Кагекацу с яростным рычанием вонзает лезвия в землю. Почва будто взрывается под его ударом, и Мицунари сбивает с ног. Лис невольно закрывает глаза, когда его осыпает комьями земли, травой и листьями; на миг, он даже впадает в ступор от того, что его до сих пор не пытаются убить — лишь обезвредить. Тем не менее юноша быстро встаёт и собирается раскрыть веер, но Кагекацу уже отряхивает лезвия. Новый удар опять лишает равновесия, и Мицунари запоздало вспоминает, что нынешнего противника ему не одолеть иллюзиями: драконов вообще сложно хоть чем-то пронять. Вторая попытка подняться на ноги обрывается уже на середине: Кагекацу почти не даёт времени на передышку и бьёт вновь. И вновь. И вновь — покуда лиса не отбрасывает к охранным огням у стены.После этого наступает затишье. Мицунари, кажется, ненадолго впадает в забытье — а когда приходит в себя, в голове у него будто жужжит и копошится рой рассерженных мух. Перевернувшись на живот, лис отчаянно закашливается от перекрывшей дыхания пыли; как он до сих пор не выронил оружие из рук, для него самого остаётся загадкой. С осторожностью, кицуне опирается об отцовский тессен и приподнимается на колени — однако так и не встаёт, парализованный ужасом.Ладонь, в которой он сжимает оружие, полыхает. Совершенно бесконтрольно, пламя охватывает его руку до запястья…. нет, уже подбирается к рукаву, цепляется за одежду, а через пару мгновений — охватывает косоде до самого плеча!?Нет! Только не это!?Проклятое пламя! Оно вновь пытается его пересилить!Лис, рыча от досады, встряхивает рукой — так яростно, будто желает не столько скинуть огонь, сколько избавиться от ?пламенной? части себя. Невольно, он обращает взгляд на стоящего перед ним Кагекацу — и с удивлением обнаруживает, что тот совершенно растерян.?Неужто впервые в жизни видит живой факел?? — и почему лису внезапно хочется смеяться? Наверное, потому что он понимает: воспользоваться смятением врага — до смешного легко. Новая уловка приходит в голову немедленно, а уверенность распространяется по телу со скоростью пожара.И с той же скоростью — пламя скатывается с руки, растворяясь в воздухе сизыми клочками дыма.— Простите, господин Кагекацу, — хрипло произносит Мицунари, когда огня на нём остаётся с небольшой, в меру опасный снаряд. — Однако ваша доброта вновь оказалась мне на руку.Опомнившись, дракон вскидывает лезвия — но, поначалу собираясь ударить в землю, затем закрывает лицо от запущенного в него огненного шара. Секундная заминка — обидный промах для наследника великого тактика. И Мицунари пользуется ей, чтобы, преодолев смущение и стыд, подхватить ближайший к себе лист и приложить его ко лбу.А затем — полностью исчезнуть из виду.***— Лазутчики, которые повинны в гибели Такеда, ныне находятся в подчинении у Тоётоми, — Уджиясу едва не вздрагивает, когда звучит голос Котаро: слишком уж долго тот молчал, прежде чем проронить хоть слово. — Более того — оружие, которое вы могли бы использовать против самого опасного из них… как раз самому опасному из них теперь и принадлежит. Целиком и полностью.— ?Оружие?? — сидящий на террасе Уджиясу непонимающе щурится в темноту сада, после чего оборачивается к демону. — ?Принадлежит?? Твои подсказки бесполезны, Котаро. У Хидейоши теперь почти весь лес в подчинении. Как мне определить самую опасную из его ?игрушек??— Видимо, никак. Поскольку большего я сказать не могу, — Котаро беспомощно пожимает плечами.Уджиясу вскидывает бровь. Тон его становится игривым:— Не можешь? Даже если я, впервые за эти годы, предложу тебе ?высокую цену?? — увидев, как напряглись плечи демона, лев не выдерживает и хохочет: — Да шучу я! Сам понимаю, что уже давным-давно стар. Того и гляди помру, покуда расплачиваться буду…Котаро тихо фыркает.— Единственный, на чью помощь мы можем надеяться, — это мальчишка Дате, — слегка натянуто произносит он через несколько мгновений тишины.— А как же ты? — задумчиво спрашивает Уджиясу, выпустив кольцо дыма в по-лунному промозглый воздух. Котаро вновь фыркает и устремляет глаза в потолок.— Я смел полагать, что ты уже считаешь меня частью Ходжо, Чиёмару. Или даже частью себя. — Уджиясу приглядывается к демону. Сердце его замирает: именно сейчас взгляд Котаро кажется ему как никогда похожим на человеческий. — К тому же в стане Тоётоми так много демонов… что с твоей стороны, лев, опрометчиво полагаться на одного лишь меня.