Глава 8. ?Таким, как вы, необходимы друзья? (1/1)

Когда они добираются до земли господина, Мицунари не выдерживает; действительность, сорвавшись с кончиков пальцев, резко дёргается вверх и крепко ударяет спиной о землю. Всё вокруг темнеет; откуда-то издалека звучит взволнованный крик Киёмасы — глухо и как-то непостижимо: смысл слов, что произносит тигр, рассеивается где-то посередине пути к слуху. Всё, что важно, — это дикая усталость и жгучая боль в левом плече. Как же хочется заснуть — и больше никогда не…— Сакичи!Распахнув глаза, Мицунари видит перед собой… отца. Образ его размыт: черты угадываются с трудом и, кажется, больше напоминают черты самого Мицунари, нежели истинные. Фигура, облачённая в тёмное кимоно, наполовину увязает в невесть откуда взявшемся тумане; силуэт постепенно мрачнеет — до тех пор, покуда перед Мицунари не остаётся лишь тающая постепенно тень. Лису резко становится страшно; вскочив, он бросается в сторону призрака:— Отец! — выходит сипло: шея будто стянута удавкой. Воздуха не хватает, и Мицунари, схватившись за горло, вновь падает на колени. — Что же это…Вот только под ладонью нет ничего, кроме подаренной наставником ленты.?Нет, дело точно не в ней…?— Сакичи!Только теперь Мицунари осознаёт, что голос, который он слышит, принадлежит не прошлому — настоящему. Лиса бросает в жар, когда, вновь подняв взгляд, он больше не видит перед собой ничего, кроме тумана — однако уже вскоре лица касается спасительная прохлада. Вскинув голову, Мицунари видит, как с пасмурных небес медленно плывут вниз лёгкие снежинки…— Сакичи, умоляю, открой же глаза… Не оставляй меня вновь, пожалуйста…Шёпот — отчаянный, с дрожью. Совершенно не свойственный Йошицугу. Мицунари вздрагивает, медленно поднимает веки.— Кеймацу?Пасмурный взгляд друга — прямо над ним. Такой родной, нисколько не холодный… только отчего-то испуганный слегка. Йошицугу вздрагивает, подаётся вперёд, будто порываясь обнять… однако резко одёргивает себя — и, отшатнувшись, мнётся.— Ты… вспомнил? — наконец выдавливает он из себя. Мицунари оглядывается и с облегчением осознаёт, что находится в своих покоях; тем не менее слова Йошицугу заставляют его нахмуриться.— Вспомнил… что?Воцаряется тишина. Лис и змей смотрят друг на друга — смотрят выжидающе. Йошицугу не выдерживает первым:— Непривычно слышать это имя из твоих уст, — как-то слишком осторожно произносит он. Мицунари пробует приподняться на локтях, но уже сразу с тихим стоном ложится обратно.— Извини, меня что-то на фамильярности потянуло… Однако тебе я могу сказать то же самое, кстати, — вдруг настораживается он — и буквально чувствует, как напрягаются плечи Йошицугу под тяжёлой белой тканью. — Откуда вдруг возникло это ?Сакичи?? Меня так называли только родители, и Киёмаса иногда, и… наставник.Да, при Йошицугу можно говорить ?наставник?. Йошицугу всё понимает. Странно, однако после слов Мицунари он вдруг расслабляется — вот-вот облегчённо выдохнет.— Извини, я просто очень встревожился, — совершенно лёгким тоном объясняет он. — На взрослое имя ты не отзывался, вот я и решил попробовать… обратиться к тебе более… — он осекается и отводит взгляд в сторону. Мицунари хмурится. Чтобы Йошицугу — и не мог найти слов? Однако недоумение лиса сменяется страхом и диким стыдом, когда снаружи раздаются суетливые шаги, а после господин Хидейоши рывком разводит створки бумажной двери. С мгновение он пронзительно смотрит лису в глаза, но затем его взгляд теплеет:— Очнулся, Сакичи. Как ты?Вмиг забыв о головокружении, Мицунари подскакивает на месте и склоняется лицом к полу:— Это всё моя вина, повелитель! Из-за меня госпожа Чача и госпожа Тама сумели сбежа…Господин заставляет его замолчать, приблизившись и коснувшись ладонью плеча.— Кеймацу, зайди ко мне позже. А сейчас оставь нас наедине, пожалуйста.Когда змей бесшумно удаляется, Хидейоши опускается на пол перед подчинённым; взяв его за плечи, внимательно смотрит в глаза — хмурым взглядом. Наставник не сердится на подопечного — однако он зол по поводу произошедшего; посему Мицунари вроде бы и легче, а вроде бы… всё равно не по себе.— Это были они? — наконец спрашивает повелитель — с искренней горечью. Мицунари непонимающе моргает.— Они — это кто, мой повелитель? — спрашивает он. Хидейоши тяжело вздыхает.— Наёмники Сайка, кто. Это они напали на вас на обратном пути, верно?Мицунари ахает:— А я-то подумал, что охотники… Ружья ведь — это их причуда…— Ружья и Дате с севера носит — вот только его никто не спешит называть охотником, — сердито цокнув языком, произносит Хидейоши. — И проклятые Ходжо ими балуются… да и кто нынче охотничьими игрушками не балуется? Вот только, на самом деле, я бы и сам в первую очередь на охотников подумал… если бы не две причины. Эти наёмники в последнее время слишком часто ошивались возле земель по ту сторону реки. А обитающий там Чосокабе Моточика был лучшим другом Акечи Мицухиде. Чуешь связь? Похитителям в первую очередь была нужна отнюдь не Чача, а Тама. Однако почему бы одновременно и мне не насолить? Тем обиднее, что у них получилось вас одолеть, — он взволнованно проводит ладонью по своему лицу. — Не ту сторону ты выбрал Магоичи, ох не ту… Верно говорят — возле каждого волка обязательно рано или поздно возникает лиса, что его погубит… — повелитель напряжённо хмурится. Мицунари позволяет себе спросить — с крайней осторожностью:— А в чём заключается вторая причина?Хидейоши сжимает его плечи чуть крепче.— Ты помнишь, отчего потерял сознание?Мицунари вздрагивает, качает головой.— Моё состояние ухудшилось слишком внезапно. Я даже не успел задуматься о причинах.Хидейоши кивает, а затем говорит:— Это был яд. — Лис вскидывает брови. — Яд, который способен создать только волк. Магоичи не умеет исцелять серьёзных ран, однако в травах всегда разбирался лучше любого разведчика. Это он создал смесь, которая сначала ослабила, а затем — чуть не убила тебя. Тебя ведь задели во время битвы, правильно? Руку оцарапали.— Кажется… — Мицунари оглядывает себя. — Вот здесь, — лис указывает на уже зажившее предплечье. — Однако эта царапина настолько незначительная…Хидейоши хмыкает, прерывая его.— Да, я тоже удивился поначалу. Но Сакон сказал, что даже ?настолько незначительная? царапина могла привести к страшным последствиям.У Мицунари опускаются руки.— Са… кон?— Ну а ты думаешь, кто вывел из тебя отраву? Я, что ли? — Хидейоши мрачно усмехается. Мицунари, отчего-то устыдившись, опускает взгляд:— Я вообще об этом не думал…— А ещё он с точностью до минуты предугадал, когда ты очнёшься, — продолжает наставник. — Мне бы тоже надо кое-что у него спросить, кстати… Но не об этом речь, верно? Речь о том, что… ты ничем не хочешь со мной поделиться, Сакичи? Тебя ничто в последнее время… не волнует? Я имею в виду… сердце твоё… не волнуется по какому-то… особому поводу?Почему-то теперь под настойчивым, необъяснимо-тревожным взглядом наставника, Мицунари становится совсем неуютно. А от его расплывчатых вопросов — так и вовсе чуть ли не страшно. Едва заметно пожав плечами, кицуне спешит сменить тему:— Меня тревожит только то, какими будут ваши указания теперь, повелитель.Хидейоши вздыхает, кажется разочарованно. После чего пожимает плечами:— Думаю, я прикажу тебе… отдохнуть? — Мицунари негодующе сводит брови, и Хидейоши, заметив это, вновь усмехается — однако вновь делает это мрачно и почти сразу хмурится. — Ладно. Мне хотелось дождаться, когда Канбей вернётся от Ходжо, однако теперь я собираюсь поручить это тебе. Мне давно нужен был повод усмирить Чосокабе. На письма он отвечать отказывается, посему миром нам ничего не решить. И теперь я, воспользовавшись случаем, сделаю сразу два дела — присоединю к себе земли этого мятежного орла… и верну Чачу. Она нужна мне, Мицунари, — твёрдо заявляет Хидейоши. Лис согласно кивает, однако вновь отводит глаза. Конечно же, он знает, как именно его господин расценивает дочь Азаи Нагамасы и Оичи… и — в первую очередь — племянницу самого Оды Нобунаги. И тем не менее… — Ведь для того, чтобы укрепить положение нашего клана, необходим достойный наследник. Сильный наследник. В смысле, сильный не как Киёмаса, а как… а как ты.Мицунари вздрагивает. И чувствует, как его сердца касается предательский холод. Почему-то прямо сейчас ему не нравится ни это странное сияние во взгляде наставника, ни те низкие нотки, что закрадываются в его голос… Лис качает головой, отгоняя от себя неуместные ощущения. И тем не менее вопрос срывается с его уст прежде, чем он успевает себя остановить:— Госпожа Нене… вы говорили с ней об этом?Хидейоши крепко смыкает веки, будто от резко пронзившей его боли.— Я очень люблю свою супругу… очень люблю, — повторяет он, будто убеждая самого себя. — Однако в этом лесу есть лишь одна сущность, ради которой я готов, хотя бы на время, забыть о своём главном желании — объединить все земли под одной властью. Только одна, Сакичи. И эта сущность… нет, это не она, — произносит Хидейоши. И печальным шёпотом заканчивает: — Я слишком далеко зашёл, чтобы останавливаться. И, если того потребует моя цель, я готов буду пожертвовать даже любимой женщиной. Она прекрасно знает об этом. И, как по-настоящему мудрая супруга, всё поймёт.Мицунари едва заметно кивает, соглашаясь с решимостью своего повелителя. Он и сам, кажется, готов пожертвовать всем ради счастливого будущего обитающих в лесу сущностей. Конечно, у него пока нет ни супруги, ни детей…— А кто же тогда является ?этой сущностью?, если не секрет? — немного робко, но всё-таки осмеливается спросить Мицунари. — Неужто госпожа Чача? Те чувства, что вы испытываете к ней…— Да нет же, Сакичи. Ты вновь не видишь очевидного, не так ли? Прости, — качает головой Хидейоши. Мицунари непонимающе склоняет голову набок.— За что вы извиняетесь, наставник? — спрашивает он.И изумлённо распахивает глаза, когда повелитель вдруг, по-отцовски бережно, касается его ладони своей.***Господин торопится отправить воинов в сторону земель за рекой — земель непокорного Чосокабе Моточики, который ещё во времена Оды Нобунаги был достаточно удачливым и упрямым, дабы не оказаться в числе проигравших сильной стороне. Господин торопится — однако Мицунари всё равно находит время, чтобы пересечься с Йошицугу перед походом. Та часть лица змея, что открыта внешнему миру, кажется, выражает тревогу… однако едва они встречаются взглядами, в серых глазах пропадает любой намёк на эмоции. Молча приблизившись по энгаве, Йошицугу на удивление решительно берёт друга за руку и ведёт его в глубину сада.— Нас вновь решили разделить, Мицунари. Это для тебя не смертельно, но ты всё равно береги себя. Не будь, как обычно, безрассуден. Рядом больше не будет льда, способного уравновесить твой жар, — говорит он по пути, стараясь звучать небрежно. Однако Мицунари чует: его друг крайне напряжён, — а потому, не дожидаясь, покуда Йошицугу остановится, замирает на месте сам.— Полагаю, мы ушли достаточно далеко, чтобы ты рассказал мне о своих опасениях.Йошицугу не спешит оборачиваться; склонив голову, он тихо переспрашивает:— ?Опасениях?? О чём ты? Я думал, мы лишь собираемся пожелать друг другу удачи перед битвой.От одной его интонации — нарочито спокойной — Мицунари становится жутко. Сердито выдохнув, он разворачивает друга к себе:— Не делай из меня дурака, пожалуйста. Что не так с грядущим сражением, Йошицу… — лис осекается, когда не видит в глазах напротив ничего, кроме ледяной пустоты. На мгновение ему даже кажется, будто его ладони касается обжигающий холод — так, что хочется отдёрнуть руку в испуге. И тем не менее лис только сильнее сжимает плечо друга. — Тебя что-то волнует, я ведь чувствую…— Тебе просто кажется, — бесстрастно откликается Йошицугу. — Хашиба обязательно одержат победу, будь уверен. Мы с господином Хидейоши разработали замысел, в котором нет ни единого изъяна…— Тогда зачем нужно было уводить меня прочь от посторонних глаз? — щурится Мицунари. Он не хочет прямо говорить другу о том, что ему не верит. Поскольку уж кому-кому, а Йошицугу он верит бесконечно. Вот только ?замысел? господина Хидейоши… это уже совсем иное дело. Ведь ради своей цели наставник готов пожертвовать чем… и кем угодно. Будь то его возлюбленная супруга, или самый близкий друг… или лучший стратег из ныне живущих. — Мог бы и прилюдно наставлениями покидаться, если так сильно желалось. В иных случаях тебя чужое присутствие почему-то не смущало.Когда в глазах напротив возникает намёк на какое-то чувство, у лиса перехватывает дыхание… однако намёк этот стремительно тает, ибо Йошицугу немедленно берёт себя в руки.— Мне хотелось в очередной раз напомнить тебе о том, что… — змей вдруг осекается; на лице его отражается пугающая неуверенность, и он, внезапно смутившись, отводит взгляд. — В общем, понимаешь… — вновь не соответствуя самому себе, мнётся Йошицугу. — Не тяни с тем, что следует сделать, и… не убегай от тех, кому ты на самом деле нужен… Ведь это может обернуться против тебя… однажды… так что…Окончательно заплутав в словах друга, Мицунари качает головой.— Прости, Йошицугу, но… я понятия не имею, о чём ты сейчас говоришь и к чему…— А тебе и не нужно понимать — сейчас, — мрачнеет Йошицугу. Мрачнеет настолько резко, что Мицунари, поддавшись невольному трепету, немедленно отпускает его. — Мои слова обретут для тебя смысл, лишь когда для этого придёт подходящее время.Только теперь Мицунари осознаёт, что у него даже в горле пересохло от волнения. Пытаясь поймать взгляд друга, который упрямо блуждает по деревьям вокруг, кицуне севшим голосом произносит:— Так почему бы и не сказать эти слова тогда, когда для них будет место и время? Йошицугу… я совсем тебя не узнаю. Ты… ты ведёшь себя слишком странно, — голос лиса дрожит, против его воли, а чутьё неумолимо подсказывает, что этот их разговор… — Ваш с господином Хидейоши замысел… Всё ведь будет хорошо?Сердце Мицунари едва не останавливается, когда Йошицугу переводит на него всё ещё пустой взгляд.— Несомненно, — ледяным тоном отзывается змей. — Несомненно, всё будет хорошо… Сакичи.Объятия Йошицугу оказываются слишком внезапными, чтобы Мицунари успел их предугадать. И слишком отчаянными, чтобы лис не убедился в своей роковой догадке. Мицунари едва успевает уцепиться за рукава друга, едва успевает собраться с мыслями, чтобы задать волнующий его вопрос, но…— Прости меня за всё. И прощай, — отчётливо шепчет Кеймацу, заставляя лиса похолодеть и немедленно забыть обо всём.А затем, поспешно обратившись в змея, ускользает из рук Мицунари.***Во время передвижения думать о плохом некогда. Однако едва Мицунари со своими воинами останавливается на ночлег и отдаёт необходимые распоряжения, его тут же одолевает страх. Он накатывает волнами, заставляя голову гудеть, а сердце в груди — болезненно сжиматься. Лис пытается успокоить себя тем, что шепчет здравый смысл, вот только выходит у него, как и ожидалось, из рук вон плохо. В итоге приходится, отдав необходимые распоряжения, уйти из поля зрения собственных воинов, к самому краю лагеря, дабы справиться с собой в относительном одиночестве. Деревья окутывают сумерки; они становятся для Мицунари удобной занавесью, способной скрыть его от посторонних глаз.?С Йошицугу ничего не случится… Да, нас разделили, однако мы движемся параллельно… Если они окажутся в опасности, мы тут же узнаем об этом и придём на помощь… Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Всё ведь будет хорошо?? — Мицунари закусывает губу. Хочется немедленно сорваться с места и, обратившись лисом, броситься к Йошицугу — лишь бы быть рядом, лишь бы быть уверенным, что он в порядке… Однако на плечах Мицунари — ответственность за немалую часть воинов Хашиба. Господин остался оберегать собственную землю, а потому разобраться с Чосокабе предстояло его верным подчинённым. Если нарушить приказ повелителя — последствия могут оказаться непоправимо чудовищными… Вот только душа Мицунари, вопреки всем мысленным уговорам, отказывается успокаиваться. Йошицугу попрощался с ним слишком странно, слишком нехорошо. Слишком… навсегда. Его наставления звучали так, словно были последними… Не выдержав, лис запускает руку в волосы. Проклятье, ну что в их до безумия простом замысле может пойти не так?..— Вы в порядке… господин командующий? — раздаётся мягкий голос поблизости и, немедленно выпрямившись, Мицунари встречается взглядами с Саконом. В груди тут же вспыхивает не то негодование, не то смущение: этот волк что, нарочно прятался в тени? Однако намерения этого недоразведчика, судя по всему, дружелюбны: прислонившись спиной к дереву поблизости, он с улыбкой протягивает Мицунари какую-то флягу. — Непривычно видеть вас настолько взволнованным.Мицунари, не выдержав, фыркает:— Что ты здесь делаешь, волк? — он всеми силами вкладывает в свой голос как можно больше презрения. Вот чего ему не хватало для полного счастья — так это чтобы кто-то увидел его слабость. — И откуда такая вежливость?Сакон пожимает плечами.— Оттуда, что сейчас я немного играю роль вашей правой руки, — тон у него настолько лёгкий, что аж раздражает. В итоге Мицунари даже не приходится изображать недовольство… что ж, одной трудностью меньше. — А точнее, левой. Господин Хидейоши, — у Мицунари замирает сердце, — попросил приглядывать за вами. Не думайте, сам бы я ни за что себя на эту роль не назначил… И возьмите уже флягу, пожалуйста, — настойчиво просит он. Мицунари окидывает его нарочито недоверчивым взглядом.— Что у тебя там? Успокаивающий отвар?— Нет, ну вы только поглядите на него… Вода это! — хмыкает Сакон. У Мицунари нет причин не доверять волку. Однако он, через паузу, всё равно переспрашивает:— …Обыкновенная вода?— Да, да, обыкновенная — та самая, которой утоляют жажду, — уже немного нервно откликается волк. Но затем, взяв себя в руки, безмятежно тянет: — Просто мне подумалось, что вам сейчас и её достаточно… Слушайте, если не верите мне, можете прямо отказаться. Обещаю, я не обижусь. — С мгновение он смотрит лису в глаза — а когда тот уже готов вспыхнуть от столь откровенной наглости, спешно отворачивается и убирает флягу. — Что ж, моё дело — предложить.Мицунари кажется, или в голосе Сакона действительно присутствует… облегчение??Странный он какой-то… неужто умалчивает что-то?..?Тем не менее продолжает волк уже скорее напряжённо:— Кстати, на вашем месте я был бы осторожнее.Мицунари хмурит брови.— По какому это поводу? — требовательно спрашивает он. Однако стратег, будто не слыша его, отходит от дерева и шагает мимо. — Я задал вопрос, волк. Будь добр ответить, — приказывает лис, вынуждая Сакона замереть рядом. Разочарованно вздохнув, волк всё-таки склоняется к его плечу.— Рядовые воины — существа проницательные, — шепчет он. — Пусть проницательность их и неосознанна. Они могут не видеть масштабной сути… да оно и не надо им… однако настроение чувствовать способны едва ли не лучше командующих. И прямо сейчас, — он оглядывается в сторону тёмных палаток, из которых выстроен их лагерь, — они начинают осознавать, что вы переживаете. Знаете, это как волны, что расходятся по воде из-за брошенного в неё камня. Ваши тревоги носят местечковый характер… но другие-то об этом не ведают. И в итоге переживания за одного-единственного друга могут сломить дух сотни сущностей, господин… командующий, — опомнившись, добавляет он. И, с улыбкой посмотрев лису в глаза, ещё раз спрашивает: — Ну так что… воды?С минуту Мицунари только и может, что молча смотреть на волка в ответ. Он ведь ничего не рассказывал Сакону о своих тревогах — так откуда же… Когда оторопь наконец отпускает лиса, он расправляет плечи и, снисходительно прикрыв глаза, произносит:— Благодарю, Сакон, не стоит волноваться. Мне теперь намного легче.Лис всеми силами пытается вложить в свои слова благодарность не только искусственно-вежливую, но и ту, которой внезапно начинает разгораться его сердце — где-то глубоко в груди. Кажется, Сакон это чувствует, поскольку взгляд его теплеет.— Вам пора отдыхать, — напоминает он, прежде чем уйти прочь. — Завтра нас ожидает крайне тяжёлый день.— Действительно… — выдыхает Мицунари ему вслед.Он провожает волка взглядом ровно до тех пор, пока тот не теряется среди снующих по лагерю воинов.***Этот. Чёртов. Волк. Мицунари уже и не помнит толком, с чего тот ему так понадобился. Беспокойно ворочаясь в своей палатке, лис тщетно пытается припомнить события, повлекшие за собой не слишком чёткое, но непреодолимое желание. Заполучить Сакона в качестве… явно не подчинённого, поскольку клеймо не нужно ни одному из них… однако хотя бы помощника и советника. Подумать об этом здраво — так и Йошицугу бы на эти роли подошёл… да он частенько их и выполнял… Ах да, Йошицугу… Сердце вновь сжимает тревога, и, окончательно осознав, что лишние мысли не приведут его ни к чему, кроме неуместной завтра усталости, Мицунари пытается забыться сном… Просыпается он резко — и немедленно тянется к шее; вот только успеть не удаётся, поскольку запястья его перехватывают и прижимают к земле.— Ты!..— Простите, — шепчет Сакон, склонившись над ним. — У меня новость, которая не терпит отлага…— Кхм, я понял. И я с удовольствием тебя выслушаю, только для начала, пожалуйста, освободи мне руки, — перебивает его Мицунари. Волк резко отшатывается; подъём даётся лису непросто, однако он вынуждает себя проснуться окончательно и оправляет кимоно.— Простите, — повторяет Сакон, уставившись в пол. — Мне нельзя тревожить вас, однако…Мицунари фыркает, прерывая волка; странно, однако непривычная робость со стороны ?гостя? едва не выводит его из себя.— Обсудим твою бесцеремонность позже, — резко отзывается лис — и так же резко переходит к делу. — Ты ведь пришёл, чтобы сообщить что-то о Йошицугу?Сакон поднимает на него изумлённый взгляд.— Вы разве в курсе?..— Меня больше удивляет, что ты в курсе, — Мицунари качает головой. — Давай, говори уже, что они с господином Хидейоши задумали.Сакон вздыхает и через небольшую заминку говорит:— Не ?они?, а ?мы?. Я должен был опоить вас усыпляющим отваром, дабы вы не проснулись раньше времени и не бросились за Йошицугу. Он вот-вот отправится вперёд, раньше нас. Чтобы стать приманкой для противника. А точнее… чтобы пожертвовать собой и открыть путь остальным воинам. — Мицунари медленно кивает: слова Сакона не оказались для него прямо уж настоящим открытием. И поведение Йошицугу, и намёки чутья вели именно к этому, а потому лис воспринимает сказанное с пугающим спокойствием. Около минуты он сидит неподвижно, собираясь с мыслями; наконец, Сакон отвлекает его тихим: — Вы ведь не будете глупить и не отправитесь за ним прямо сейчас?Мицунари переводит взгляд на волка; только теперь он осознаёт, что всё это время его лицо изучали — непозволительно-пристальным взглядом. Даже на фоне того, что Сакон уже нарушил кучу негласных правил, пробравшись сюда… его глаза, сияющие чем-то неясным, но таким знакомым… почему-то заставляют Мицунари нахмуриться.— Зачем ты тогда рассказал мне об этом, спрашивается?— Затем, чтобы вы не узнали об этом в начале битвы и не поддались эмоциям в самый неподходящий момент, — терпеливо говорит Сакон. — Уж лучше вы треснете меня своим веером прямо сейчас, нежели оставите войска без командования в первые минуты сражения.— Ч… что?! Да что ты… — от этих слов Мицунари уже по-настоящему вспыхивает; вцепившись пальцами в покрывало, он с трудом заставляет себя говорить пониженным тоном: — Что ты несёшь, волк? Кто тебе сказал, что я вдруг возьму и забуду о своём долге?— Не ?кто?, а ?что?, — вновь поправляет его Сакон. — Вот такая вот ваша реакция — именно она мне об этом и сказала. Когда вы о чём-то узнаете заранее, то откликаетесь уверенно: у вас есть время продумать план. А вот стоит вас отвлечь в напряжённый момент… как вы тут же даёте волю безрассудству. Вы, может, и поумнее некоторых, однако быстро приспосабливаться — это не про вас.— Да ты… Что ты себе… — Мицунари замолкает, не в силах найти слова. Проклятье. Будь на месте волка любая другая подчинённая ему сущность, он запросто поставил бы её на место, а здесь…?Да. Он необходим мне именно поэтому. Он единственный, кто может осадить меня в нужную минуту… Единственный, кто ни капли не боится…?— Если не пойти к нему сейчас, то когда? — почти шепчет Мицунари; к собственному удивлению, он уже остыл и теперь говорит отнюдь не сам с собой. К собственному удивлению… он просит совета. Пусть и не осмеливается смотреть Сакону в глаза. — Утром ведь будет поздно…— Йошицугу не дурак, в первую минуту не умрёт. В его интересах продержаться как можно дольше, чтобы выиграть нам время, — возражает ему Сакон. — А лисы быстры и проворны, если действуют в одиночку. Мы появимся вовремя, однако вы при первой же возможности направитесь к нему на помощь. Таким образом вы не нарушите хода битвы и… спасёте друга.Мицунари поднимает на волка пытливый взгляд.— Ты уверен, что у меня получится? У меня одного? И… кто будет руководить воинами в моё отсутствие?— Получится не получится — вы ведь всё равно к нему побежите, — вздыхает Сакон, как-то слишком опечаленно. — Тот вариант, что предложил я, самый выигрышный. Сейчас бросать свой пост опасно, однако в разгар сражения никто и не заметит вашего исчезновения. То есть боевой дух не пострадает — а он сейчас крайне важен. Что же насчёт командования… просто выберите доверенное лицо и передайте ему указания. Времени до выхода достаточно, чтобы объяснить всё десять раз. Только, прошу, не сбегайте прямо сейчас. Я знаю, что вам этого хочется… но иногда нужно потерпеть, — он внимательно смотрит лису в глаза. Тот сначала изображает непонимание, однако затем сдаётся и кивает. — Ну вот и хорошо, — на лице Сакона появляется полноценная, искренняя улыбка. — В таком случае не смею больше вас беспокоить, — склонив голову, он собирается покинуть палатку — однако Мицунари, приподнявшись, хватает его за рукав:— Постой! — Волк замирает на месте — но никак не отзывается. Он уже знает, о чём его попросят, однако намеренно ждёт — будто проверяя собеседника. С одной стороны, это не может не раздражать, а с другой… такие поступки ведь называют ?ответным шагом навстречу?, правильно?.. — Насчёт ?доверенного лица?… Я хотел бы передать всё тебе, Сакон… Я… никому здесь не доверяю так же сильно, поэтому… — он вновь осекается, в очередной раз не понимая, какого чёрта теряет дар речи в самый неподходящий момент. К счастью, Сакон сам в состоянии додумать всё то, что Мицунари недосказывает; вынув рукав из его пальцев, он полноценно склоняется к земле.— Я вас не подведу, господин, — звучит уверенное, прежде чем Сакон уходит. На этот раз Мицунари не смотрит ему вслед, лишь сжимая в руке ворот собственного кимоно. В груди горит, и некоторое время лис упрямо не может понять, какое именно чувство заставляет его щёки пылать.А затем, через долгую минуту тишины, с его губ срывается тихое ?спасибо?.***Мицунари ищет его — отчаянно; бежит, сбивая дыхание и стирая лапы. Мицунари находит его — как раз вовремя: Йошицугу уже загнан в угол и не может удержать в руке сайхай. Он жмётся спиной к отвесной скале, окружённый врагами и без единого союзника рядом; плечо его ранено, и Мицунари больно от одного взгляда на обычно белый, а сейчас — пропитанный ярко-алой кровью рукав; прорвавшись сквозь линию окруживших змея сущностей, лис перекатывается в человека и мгновенно срывает с шеи ленту:— Берегись!Взмах веером рисует огненную стену перед противниками, вынуждая их отпрянуть; подскочив к другу, Мицунари пишет вновь — уже купол, способный уберечь от огня. Они держатся за руки, преодолевая пламенную стену, а точнее за руку держит только один — Мицунари, ведь Йошицугу до сих пор с трудом верит в происходящее. Лишь когда они находят укрытие в глуши, окутанной утренне-сизой дымкой, змей резко вырывает ладонь.— Ты что здесь делаешь?! — Мицунари изумлённо оборачивается; он и забыл, что Йошицугу способен испытывать настолько сильный гнев. Мгновение — и звонкая пощёчина сбивает лиса с ног, в покрытую росой траву; пусть и бил Йошицугу здоровой, не рабочей рукой, купол тут же рассеивается в воздухе, потеряв мысленную поддержку хозяина. Змей дрожит, с головы до ног; взгляд его скрыт за выпавшими на лицо волосами. Мицунари не поднимается, лишь молча глядя на своего друга; в конце концов, тот падает на колени и закрывает лицо левой ладонью. — Что ты… почему?.. Как ты мог оставить свой пост?! Я ведь был готов к смерти! — он вскидывает голову и вперивается в друга яростным взглядом. Какое-то время Мицунари, всё ещё молча, держится за горящую от удара щеку, после чего спокойно роняет:— Я пришёл спасти тебя.— Ты совсем рехнулся?! Понимаешь хоть, какую глупость совершил?! Это слишком важная битва, чтобы ставить на кон её исход из-за… из-за одного-единственного участника! Идиот безмозглый! — Йошицугу неосознанно дёргает правой рукой — и с криком боли приваливается к ближайшему дереву.— Кеймацу! — Мицунари дёргается вперёд; лишь осторожно обняв друга, он наконец замечает, что моргает чаще нужного. Ещё чуть-чуть — и он потерял бы его; ещё немного — и было бы поздно; приди он лишь на минуту позже — и Йошицугу было бы уже не спасти… Сакон был прав, задержав лиса, но какое же счастье, что тот, несмотря ни на что, успел… Бережно прижав ослабшего друга к себе, Мицунари шепчет:— Я оставил всё на Киёоки, не волнуйся.— Значит, это он… проговорился, — ослабленным голосом отзывается Йошицугу. Тело змея — пугающе холодное, и Мицунари обнимает его чуть крепче, дабы скорее согреть. — Я ведь говорил господину Хидейоши… что не стоит его посвящать… Он слишком… правдолюбив… И болтун ещё тот… И перед тобой устоять не может…— Зато теперь ты жив, — лихорадочно шепчет лис, почти не слыша друга и безотчётно поглаживая его по спине. Помолчав немного, он уточняет: — Зато мой самый близкий друг теперь со мной.Запоздало опомнившись, он освобождает ладонь и ведёт ей по воздуху, чтобы наплести иллюзорный щит. Теперь для него самое важное — это сберечь Йошицугу до конца битвы. После можно будет обратиться к Сакону за помощью в роли целителя. Но сейчас главное — это скрыть друга от посторонних глаз.?В стане Чосокабе есть лисица. Однако вероятность того, что она наткнётся именно на нас, крайне мала. А госпожа Чача…? — лис отвлекается: Йошицугу безотчётно мнёт в руке ткань его накидки, едва слышно шепча что-то наподобие ?Какой же ты дурак?. Лис едва заметно улыбается; подняв взгляд к кронам, тихо шепчет:— Ты такой же дурак, Йошицугу. Называешь безрассудным — а сам, между прочим, начал волновать меня первым.Какое-то время Мицунари не осмеливается отойти от Йошицугу — истощённый миссией и раной, змей нуждается в том, чтобы с ним поделились силой. Однако сидеть всё сражение в тени лис не намерен — он дал себе слово, что при первой же возможности немедленно возвратится в бой. Вот только едва он собирается в стать, как впереди, чуть ближе к лязгу оружия и крикам воинов, раздаётся уверенное… нет, даже требовательное:— Господин Мицунари? — и сердце лиса тут же замирает. Он осторожно испаряет росу на траве перед собой, осторожно опускает Йошицугу на землю; осторожно поднимается на ноги и делает несколько шагов вперёд, вглядываясь в промозглое хитросплетение ветвей впереди. Осторожность его, вызванная желанием сберечь друга, неизменно сопровождается несвойственной ему медлительностью, а потому следующие слова звучат уже с налётом недовольства: — Прекратите прятаться — я знаю, что вы здесь.?Если мне повезёт справиться с двумя задачами сразу… мне слишком уж сильно повезёт?.Желая найти Йошицугу любой ценой, Мицунари и не думал, что попутно доберётся до главной их цели. До того, за кем именно их отправил сюда господин Хидейоши… А точнее, что она сама до него доберётся, совершенно добровольно и, кажется, с не слишком уж враждебными намерениями.— Я вас слышу, — повторяет Чача, возникая в поле зрения; бесшумно шагая между деревьями и травами, она водит ладонями по тёмному воздуху. Как любая одарённая лисица и просто умная девушка, она способна догадаться о наиболее вероятных поступках своего сородича, а потому прямо сейчас ищет иллюзорную занавесь, пусть и на ощупь. Наконец, голос её смягчается — до умоляющего: — Не прячьтесь, прошу, господин Мицунари. Я желаю с вами переговорить, — замерев, она склоняет голову и едва слышно шепчет: — Вы… ведь вы единственный, к кому мне сейчас не страшно обратиться.У Мицунари едва не опускаются руки: даже если Чача притворяется, дабы его выманить… да нет, настолько хорошо она притворяться не умеет. Конечно, лис был знаком с этой особой достаточно, чтобы осознавать, насколько сильно на неё повлияли события прошлого. Потеряв, одного за другим, членов своей семьи и в итоге оказавшись в плену у врага, Чача научилась сдерживать свои истинные чувства за маской холодности, со стороны кажущейся проявлением высокомерия. Её сторонятся и уважают — и отнюдь не из-за одного лишь покровительства со стороны господина Хидейоши; она сама по себе кажется внушительной и недосягаемой в своём вечном поиске силы жить дальше… Для всех, кроме Мицунари. Даже со всем своим деловым отношением к Чаче как к красавице, что приглянулась его господину — да уж, неловкость ещё та, — Мицунари не может не признать, что понимает эту всё ещё юную лисицу, пусть и пытающуюся выглядеть старше своих лет с завидным тщанием. Точно так же как не может он не признать, что они с Чачей похожи. Этим, скорее всего, и обусловлена странная склонность Мицунари относиться к этой лисице… теплее, нежели к остальным окружающим его сущностям. Не теплее, конечно, чем к Йошицугу, или уж тем более к господину, или… Однако явно благосклоннее чем к тому же Киёмасе. Мицунари понимает, почему Чача всегда отвечает снисходительно, а порой даже резко — особенно на прямые вопросы. Мицунари понимает, что вся её жизнь состоит из попыток защитить себя и своё сердце — от новой боли, способной разбередить ещё и раны прошлого. Мицунари… он сам ведёт себя точно так же — особенно с теми, кто находится до опасного близко к нему… Мицунари понимает Чачу. А потому прямо сейчас решает ей довериться.— Не волнуйся, ты в безопасности, друг, — шепчет лис, на миг обернувшись к Йошицугу, после чего уверенно идёт наперерез барьеру из своих же чар. Как только Чача вздрагивает, заметив его присутствие во мгле, лис напускает на себя самый положительный вид, на который способен прямо сейчас — а именно строго-спокойный: — Я слушаю вас, госпожа Чача.Лисица прижимает ладони к груди; в глазах её вспыхивает что-то, до подозрительного напоминающее не то облегчение, не то… искреннюю радость? Однако Мицунари даже не успевает поддаться настороженности, поскольку лицо Чачи, будто отражая его собственное, немедленно принимает отчасти суровое выражение.— Вы и правда здесь, — зачем-то роняет она, будто кому-то невидимому, стоящему подле неё, однако затем вновь устремляет смелый взгляд на Мицунари. — Вы же не будете увиливать и скажете прямо, зачем вам понадобился весь этот шум?Мицунари даже позволяет себе непонимающе моргнуть.— О каком шуме речь? — переспрашивает он, учтиво склонив голову. Лис до сих пор не убрал веера, а потому попытка сделать шаг навстречу Чаче вполне естественно заставляет последнюю вскинуть руку к волосам, в которых спрятано её оружие — подаренные родителями кандзаси. Поспешно отмахнувшись от мысли, что у его собственной матушки была похожая заколка, Мицунари продолжает: — Что вы имеете в виду?Чача растерянно ведёт плечами — ей нужно время, чтобы объяснить всё доходчиво. Мицунари пользуется заминкой, чтобы обратить веер в безобидную ленту — но, едва поднеся её к шее, замирает под взглядом лисицы, на этот раз полным не то изумления, не то…— Простите, — не выдержав, Чача пристыженно опускает глаза; тем не менее она делает робкий шаг навстречу лису и даже почти уверенно начинает объяснять: — Эта битва… Она ведь произошла из-за меня, верно? Из-за того, что я сбежала с Тамой? Конечно, ?открытая? причина заключается в нежелании господина Чосокабе признать власть Хашиба, однако на самом деле… Значит, если я сдамся… — странно, однако Мицунари едва не становится смешно от её слов. Или, наоборот, страшно… А ещё лису не по себе оттого, что госпожа Чача постоянно вызывает в его душе слишком смешанные, необъяснимые чувства, а порой — даже предчувствия…— Если вы вернётесь, битва не прекратится, — как можно скорее и резче лишает лисицу надежды Мицунари — однако, едва заметив ужас в её взгляде, спешит смягчить тон: — Но вы могли бы сократить число жертв, если бы передали господину Чосокабе…— Господин Чосокабе непреклонен, — в свою очередь обрывает лиса Чача, угадав его мысли. — Он не намерен сдаваться до тех пор, покуда есть малейшая надежда оставаться свободным.Мицунари, не выдержав, фыркает.— Мы всё равно победим, — так и не убрав ленты, он скрещивает руки на груди. — Господин Чосокабе даже не боится, что после столь упрямого сопротивления его казнят?— Не казнят, — уверенно заявляет Чача. — Господин Хидейоши… он добрее, чем может порой показаться.Мицунари окончательно впадает в смятение. Чтобы Чача — и просвещала его по поводу того, насколько добр его наставник! Да Мицунари ведь с раннего детства его знает! Более того — Чача ведь ненавидит господина Хидейоши, разве нет?.. Осознав, что в этой словесной битве он не очень-то и выигрывает, лис решает сократить хотя бы время их разговора и произносит:— В таком случае с вашей стороны было бы мудро как можно скорее возвратиться к Хашиба. Уверяю, у вас будет возможность попросить за своих товарищей. Господин Хидейоши точно к вам прислушается и… — Мицунари вновь осекается, когда Чача поднимает на него взгляд — горячий, опаляющий самое сердце и заставляющий дыхание остановиться вслед за словами.?Да что же это…?Тело будто сковывает, когда Чача, изящно оправив волосы, подскальзывает ближе; когда, окутав пьянящим взглядом, протягивает руку к лицу Мицунари.— Значит… вы тоже этому подвластны… — шепчет лисица, касаясь щеки самыми кончиками пальцев; она смотрит прямо в глаза, очаровывая, дразня и буквально вынуждая тянуться навстречу… — Какое разочарование…Мицунари удаётся опомниться лишь тогда, когда их лица оказываются до запретного близко друг к другу.— Прекратите немедленно! — лис отшатывается от Чачи и, напрягшись всем телом, смотрит на неё с крайним недоверием. — Зачем вы пришли сюда на самом деле?Мицунари до сих пор не осмеливается поднять на лисицу оружие — он просто-напросто не верит, что та могла его обмануть. Однако сердце буквально ухает вниз, когда со стороны девушки вдруг раздаётся мрачный смешок.— Я пришла, чтобы отвлечь вас, господин Мицунари. — Тяжёлый вздох Йошицугу за спиной заставляет дёрнуться назад, однако уже слишком поздно: неведомо как, Чача вынуждает лиса замереть кратким: — Стоять, — голос её звучит гулко и отчётливо, как будто существует не поблизости, а в разуме самого Мицунари. Когда Чача подходит к нему вплотную, приковывая к месту взглядом, лис всё ещё силится понять, откуда у неё над ним такая власть… Но когда она требовательно склоняет его к себе и целует… теряет важность всё, совершенно всё — кроме тепла её губ и ладоней… кроме жажды объятий… кроме… кроме…— Как?.. — выдыхает Мицунари, когда Чача отстраняется от него; он едва не подаётся ей навстречу вновь, однако, вовремя схватившись за остатки здравомыслия, пытается отвлечь лисицу разговором.— Вы слишком много времени провели рядом со мной, — тихо и с едва уловимой печалью отвечает Чача. — А потому теперь уязвимы к моим наваждениями. Совсем как Такатора. Простите, что воспользовалась вашей слабостью, но я не могла иначе. У меня не вышло бы уговорить его остановиться, однако вы… однако ради вас он оставит эту землю в покое, я уверена. А сейчас, — лисица делает шаг назад, — пожалуйста, отдайте мне вашу ленту.— Что с Йошицугу? — через силу спрашивает Мицунари; он умоляет свою руку не двигаться, однако та сама дёргается к Чаче, передавая оружие.— С ним ничего не случится, — уверяет девушка, протягивая ладонь навстречу. — Госпожа Кошошо не тронет его, если вы не будете своевольничать.— Не проще было бы… шантажировать меня… без этого всего?.. — буквально выдавливает из себя лис. Его трясёт всё сильнее с каждым словом, как будто главной целью Чачи является заставить его молчать. — Я бы и так покорился, во имя друга.Лисица даже замирает от его слов, не решаясь сразу принять ленту. В золотистом взгляде её застывает странная обречённость, когда она откликается тихим:— Вот поэтому я и попросила у вас прощения, господин Мицунари. Ещё раз извините… что я воспользовалась вашей слабостью… но я не могла иначе. Иначе… у меня просто не было бы и шанса…— Какая милая сцена. А теперь… позвольте мне спасти этого незадачливого лиса.— Нет! — опомнившись, испуганно вскрикивает Чача, однако уже через мгновение её отбрасывает назад. Ещё один вскрик — и лисица повисает в воздухе, сжимаемая чёрным магическим кулаком. — Пустите… — молит она, однако силы покидают её со стремительной скоростью; колдовство тенгу — лучшее оружие против магии кицуне, лишает её сознания уже через пару секунд.— Господин… Канбей? — Мицунари с трудом оборачивается и, вдруг ослабнув, оседает на холодную землю. — Вы ведь у Ходжо… — шепчет он, глядя в пустоту перед собой.— К сожалению, они слишком быстро дали понять, что мирный договор нам не светит, — равнодушно отзывается Канбей, проходя мимо него, поближе к своей жертве. — К сожалению для меня. Для вас — к счастью.Позади раздаётся ещё один женский вскрик — и Мицунари будто просыпается; вскинув голову, он видит вторую сотканную из тёмных чар ладонь, что удерживает в своей хватке — судя по всему — ту самую госпожу Кошошо, о которой говорила Чача. И не только Чача; господин также упоминал её, в очередной раз сетуя, что его лучший друг Сайка Магоичи так и норовит нарваться на неприятности — не по своей прихоти… Однако не лисица Чосокабе сейчас важна для Мицунари; зачем-то обратив ленту в веер, лис вскакивает и со всех ног мчится к Йошицугу: оставшись без опоры, тот уже начинает терять равновесие. Однако едва Мицунари подбирается к змею, как тот отгоняет его от себя сердитым шипением:— Оставь меня! — он показательно выпрямляется. Его немного шатает, однако в серых глазах сияет решимость — которая не может не вдохновлять. — У нас сейчас есть заботы поважнее. Вам хватит сил ещё на одного, господин Канбей? — обращается он к ворону, который, кажется, даже нисколько не напрягается, удерживая в тёмных оковах аж двух сущностей, по природе должных его ослаблять. И Чача, и Кошошо уже в бесчувственном состоянии, в то время как Канбей даже не использует своего волшебного шара, справляясь одной лишь силой мысли. Значит, вот она — мощь, которой, говорят, даже сам Нобунага побаивался? Как же повезло лесу, что настолько могучая сущность, забыв о честолюбии, не желает ему ничего, кроме мира…— Могу и его положить, если желаете, — спокойно отвечает Канбей, даже не удостоив Йошицугу взглядом. — Вы сейчас явно не в состоянии сражаться.— Я вообще сейчас должен быть мёртв, — бросив мрачный взгляд на Мицунари, отвечает ему Йошицугу. Канбей качает головой:— Повелитель Хидейоши в своём репертуаре… Что ж, господин Исида спас вам жизнь, я спас жизнь ему. Если желаете замкнуть круг, можете взять на себя этого волка. — Только теперь Мицунари наконец замечает, что к ним кто-то приближается. Напрягшись, он раскрывает веер. — Аккуратнее, господин Исида, — предупреждает Канбей — и к Мицунари он уже внезапно оборачивается. Однако окидывает его каким-то странным взглядом, которому даже определения чёткого не подобрать. — Я пропитал воздух вокруг своей магией, так что придётся полагаться лишь на оружие.Канбей поступил правильно, учитывая, что сейчас его задача — ослабить двух довольно сильных кицуне рядом с собой. Однако осознание своей бесполезности всё равно на время сбивает Мицунари с толку. Лис предельно сосредоточен и готов отразить удар с любой стороны; тем не менее он чувствует себя в высшей мере никчёмным, когда Канбей материализует в ладонях магический шар и сосредоточивается на колдовстве, а Йошицугу вынимает из сайхая свой тайный клинок и, сжав его в двух руках, медленно подбирается к кустам справа. Сам же Мицунари даже наваждения распространить не в силах, а слышать противника лучше, чем Йошицугу, у него всё равно не получится.?И даже роль руководителя уже нисколько мне не принадлежит?.У Мицунари не выходит погрузиться в печальные мысли полностью: всё заканчивается слишком быстро. Магоичи пробует выстрелить в них издалека; пули отскакивают от выставленного Канбеем барьера, и волк, ругнувшись, бросается наперерез тёмной стене — с ножом. Ворон, хмыкнув, любезно подпускает наёмника Сайка ближе; тот явно ведом желанием спасти пленниц и, ослеплённый эмоциями, бросается на того, кто ближе всех к нему — Йошицугу. Мицунари вовремя бросается наперерез ему и останавливает его удар сложенным тессеном; секундной заминки оказывается достаточно, чтобы Йошицугу сумел подобраться к Магоичи сбоку.И вонзить в него отравленный клинок — одним точным ударом.***Отступления наёмников Сайка оказывается достаточно, чтобы значительным образом подорвать боевой дух противника; известие о том, что в плену Хашиба находится госпожа Кошошо, приводит к тому, что глава клана Чосокабе совершает одну ошибку за другой, после чего соглашается на переговоры. Взгляд Моточики, прибывшего в палатку командования, непокорно пылает; он будто норовит прожечь Мицунари насквозь, однако лис, уже целиком уверенный в победе, нисколько не боится вражеского огня.— Все условия перемирия вы должны будете обсудить с моим господином, — категорично заявляет Мицунари на любые попытки орла его заболтать. — В моих силах лишь приостановить военные действия и сопроводить вас к нему. Вы согласны?— Моё решение продиктовано лишь желанием сократить количество пролитой крови, — отвечает Моточика — неторопливым, глубоким голосом. Он пытается вести себя с отстранённым достоинством, однако то и дело хочет оглянуться: напротив этой палатки находится нужная ему — та, где держат ценных пленников. — Я согласен переговорить с господином Хидейоши, только если вы отпустите моих товарищей, — он делает упор на последнее слово.Мицунари прикрывает глаза.— Ваши товарищи в безопасности ровно до тех пор, покуда вы ведёте себя благоразумно, — спокойно произносит он. — Однако господин Хашиба, помимо вас, желает видеть ещё и госпожу Таму. И, естественно, госпожа Чача также возвратится вместе с нами. Эти девушки принадлежат дому Хашиба.Лис видит, как руки собеседника сами собой сжимаются в кулаки, однако тот скоро справляется с нахлынувшими на него чувствами. Чосокабе Моточика всё ещё способен расправить крылья и улететь — в одиночку. Однако помня, чем завершилась его самодеятельность в прошлый раз, орёл добровольно позволяет загнать себя в клетку. В глубине души Мицунари не может не проникнуться сочувствием к этой сущности. Подчиниться убийце своего близкого друга… Однако жизнь в лесу нынче такова, что приходится порой сотрудничать даже с убийцами своих родителей — что уж говорить о ?товарищах?. Господину ещё многим придётся пожертвовать на своём нелёгком пути завоевания. И убийство Акечи Мицухиде было лишь первым шагом.— Хорошо, я согласен на ваши условия, — сдержанно произносит Моточика. Взгляд его всё ещё непокорен, однако он уже явно оставил надежду на то, что и впредь сможет оставаться свободным.— К сожалению, во имя всеобщего блага нам нередко приходится забывать о личной выгоде, — замечает Канбей, когда Моточика покидает их. Мицунари мысленно вздыхает и неохотно оборачивается к ворону, который молчал все переговоры, а теперь всё-таки решил напомнить о себе. Тот, как всегда, непроницаем, однако то, что он сам начал разговор с лисом, заставляет последнего насторожиться.— Я теперь… ваш должник? — пытается угадать лис — и едва ли не изумляется, когда замечает в обычно тёмном взгляде Канбея серебристый проблеск улыбки. Мимолётный — так что уже через мгновение в него и не верится вовсе.— А вы всё забавнее и забавнее с возрастом становитесь, — внезапно роняет Канбей куда-то в пустоту, чем окончательно ввергает собеседника в смятение. — Поздравляю, господин будет вами доволен. В плане достигнутого результата, естественно. А вот как он отнесётся к тому, что вы нарушили приказ…— На вас так Ходжо повлияли? — тут же очнувшись, хмурится Мицунари. — Вы на удивление разговорчивы сегодня.Канбей оправляет рукав тёмного кимоно и, прикрыв глаза, снисходительно роняет:— Зато вы остаётесь верны себе, несмотря ни на что. Всё так же попадаете в неприятности по своей же глупости. Всё так же забываете об общем деле во имя своих эгоистичных желаний. И всё так же не блещете проницательностью. — Мицунари возмущённо фыркает, однако ворон не позволяет ему огрызнуться в ответ, внезапно спросив: — Почему господин Хидейоши заботится о вас?Настолько резкий переход вновь застаёт Мицунари врасплох — а потому отвечает он разрозненно и неуверенно:— Он отцу… обещание дал… так ведь?— Верно, — кивает Канбей. — Однако, к вашему сведенью, не он один дал ему слово. Посему вы мне не должник вовсе. Можете выдохнуть.Мицунари всё ещё смотрит в пустоту перед собой расширенными от изумления глазами, когда Канбей неслышно ускользает куда-то прочь. В себя он приходит лишь тогда, когда снаружи звучит возмущённое шипение:— Вот вы настырный! Оставьте меня уже в покое, а то укушу!Немедленно забыв о Канбее, Мицунари выходит к Йошицугу, который сидит на покрытом мхом валуне и сердито смотрит на Сакона. Волк тем временем стоит подле змея и смеётся, подняв руки в миролюбивом жесте:— Как скажете, господин Отани! Моё дело — предложить!— Йошицугу, ты что, отказываешься от его помощи? — подойдя к другу, произносит Мицунари с тревогой — и застывает на месте, когда змей обращает на него пылающий гневом взгляд:— А с тобой я потом ещё отдельно поговорю! Тоже мне, развели тут самодеятельность! Помощники называются! У нас был замечательный план, а вы… два дурака, вот вы кто! — с этими словами Йошицугу поднимается на ноги и шагает мимо Мицунари, однако напоследок всё-таки останавливается и, смерив Сакона недовольным взглядом, молвит: — Следите лучше за господином Сайкой. Мой яд вывести не так уж и легко.— Да уж, я и не знал, что его можно настолько разозлить, — скрестив руки на груди, усмехается Сакон, когда Йошицугу скрывается в одной из палаток. — Однако с подсчётами у него плохо. Лично я вижу здесь по меньшей мере трёх дураков — и двое из них сейчас приближаются к третьему.У Мицунари опускаются плечи — только этого ему сейчас не хватало.— Можно я не буду оборачиваться? — просит он. Сакон снова хмыкает.— Да пожалуйста. Только предупреждаю — они очень разозлились. — В усталой голове возникает смешная мысль — спрятаться у Сакона за спиной, однако лис быстро одёргивает себя. Подумаешь — не предупредил о своём поступке Киёмасу и Масанори. Всё равно после злости Йошицугу ему уже ничто не страшно… — Если что, я рядом, — вдруг склонившись к плечу, напоминает Сакон, и Мицунари поднимает на него беспомощно-изумлённый взгляд.— Зачем?.. — только и получается прошептать у лиса, однако ответа на свой бессмысленный вопрос он так и не получает: приходится отвлечься на подошедших товарищей.— Ну и как ты объяснишь своё поведение господину? — просто спрашивает Киёмаса, хмурясь. Масанори пыхтит позади него, явно желая выразить своё недовольство словцом покрепче или даже ударом посильнее, однако эти двое, судя по всему, заранее договорились о том, кто именно будет вести беседу.— Я спасал лучшего друга, — возражает Мицунари, но Киёмасу это не убеждает.— Ты нарушил приказ, — отчётливо цедит он. — На битву это не повлияло, однако теперь все об этом знают. Среди воинов растёт недоверие, и всё из-за твоей опрометчивости.Мицунари вздыхает.— А не вас ли я должен благодарить за разошедшуюся молву? — устало произносит он. — Причём разошедшуюся в самом нелицеприятном виде.— Благодари себя, — отрезает Киёмаса. — И знай, что если господин тебя не накажет, то это плохо скажется уже на нём.— А вы не думали, что вас это уже не касается? — огрызается Мицунари. Он смотрит в глаза Киёмасе уже не смело, а с настоящим вызовом — и почему-то ощущает удовлетворение оттого, что на него точно так же смотрят в ответ. — Перед своим повелителем я буду отвечать лично…— Да мне плевать, лично ты будешь это делать или прилюдно, — приблизившись к нему на шаг — Мицунари невольно подаётся назад, — уже шепчет Киёмаса. — Меня больше заботит то, что ты никогда нам ни о чём не рассказываешь.— Я не обязан перед вами отчитываться, — просто отвечает ему Мицунари. Киёмаса закатывает глаза, однако на этом решает завершить их неприятную беседу. Он разворачивается и кладёт ладонь Масанори не плечо.— С этим лисом бесполезно разговаривать.— Может, ему просто врезать хорошенько? — ворчит Масанори, однако тигр силой разворачивает его и уводит прочь. Сакон наконец даёт знать о своём присутствии, смущённо кашлянув.— Что? — раздражённо спрашивает у него Мицунари. — Тоже будешь лекции читать?— Так а мне-то зачем? Я, можно сказать, сам вас и подбил… на непослушание. И отвечать нам, по идее, нужно вместе, — волк пожимает плечами. — Меня другое беспокоит… Хотя ладно, забудьте.— Говори, — требует Мицунари, развернувшись к нему лицом. — Вряд ли что-то может испортить мне настроение сильнее, чем эти двое.Сакон тяжело вздыхает, не желая отвечать, однако всё-таки собирается с мыслями и обстоятельно начинает:— Вы — сущность крайне одарённая и способная многого добиться. Вот только нрав у вас, повторяю…— …Да, да, скверный, — ворчливо перебивает его Мицунари. — Это всё, что ты хотел сказать?— Нет, не всё, — почему-то улыбаясь, продолжает Сакон. — Таким, как вы, необходимы друзья. Те, кто будет прикрывать вашу спину, покуда вы без оглядки мчитесь к своей мечте, понимаете? А такими темпами вы всех от себя отгоните и… именно в спину вам решающий удар и прилетит.Мицунари ненадолго задумывается. Даже объятый злостью, он понимает, что Сакон на самом деле прав. Тем не менее признавать поражение просто так лису не хочется, и он осмеливается предположить:— А если у меня будет один товарищ — но настолько надёжный, что я смогу доверить ему свой тыл даже в самую опасную минуту? Могу я в таком случае отгонять от себя всех остальных?— ?Один товарищ?? Вы сейчас о Йошицугу? — вскидывает брови Сакон. Мицунари молчит: он имел в виду не змея. — Хотя неважно, пусть даже он… Никто не всесилен. Не в одном, так в другом — любой ваш друг может дать слабину. Поэтому здесь нужно брать не только качеством, но и количеством. Даже самый хороший защитник физически не выстоит против сотни разъярённых врагов… Но это, конечно, всего лишь моё скромное мнение. Я вам не советник и не товарищ, так что можете забыть обо всём, что я сказал, — миролюбиво заканчивает волк. — А теперь простите, я проверю состояние нашего самоотверженного наёмника.Едва Сакон покидает Мицунари, как того немедленно охватывает целый поток противоречивых чувств: с одной стороны, он спас своего лучшего друга от гибели, а с другой — подорвал доверие со стороны подчинённых и друзей. Получается, что он в любом случае проиграл бы; любой из выборов предполагал жертву — однако на душе от этого всё равно как-то тяжело. Всё выглядит так, будто лис повсюду поступает неправильно, а поступать как-то иначе для него — значит идти против себя.?Нет-нет-нет! Я спас Йошицугу, а значит, поступил верно. Никогда, никогда я не поставлю всеобщее благо выше близких мне сущностей!?Уверенно кивнув себе, Мицунари отправляется искать друга, дабы поговорить с ним и наконец помириться. Лис более чем уверен, что в будущем ему достанется ещё и от госпожи Нене… и от наставника. Однако всё это — ничто перед самым сильным страхом Мицунари.Страхом потерять тех немногих, кто по-настоящему ему дорог.