Глава 9. ?Ты хочешь быть мне другом?? (1/1)

Сегодня идёт дождь. Сакон слышит, как сердце Мицунари частит в такт водным потокам; прямо сейчас лису помогли бы слова поддержки или даже лёгкое прикосновение к плечу, однако для подобного уже не место и не время. Всё, что стратег хотел бы сказать ему, он должен был сказать прежде, когда их единения ещё никто не нарушил.— Вы совершили очень опрометчивый поступок, — тихо произносит Канбей, коснувшись ладонью фусума. — Но, как по мне, правильный.Сакон чувствует, что Мицунари очень хочет удивиться, однако сейчас мысли кицуне больше заняты другим; сделав глубокий вдох, лис входит в помещение следом за вороном и одновременно с Саконом преклоняет колени. Оба пришли признать свою вину перед сильнейшей сущностью в лесу — перед тем, чьих указаний они самым наглым образом ослушались. На общий исход битвы их поступок, к счастью, не повлиял, однако, не последовав прямым указаниям (как открытым, так и тайным), они подорвали авторитет своего общего господина. И тем не менее волк ни капли не жалеет о том, что действовал вразрез с подлым замыслом, в который его попытались втянуть почти целиком против его воли. Йошицугу — будь он неладен — удалось сбить Сакона с толку заветным ?так вы убережёте его?, однако любовь к правде всё равно перевесила. Да и не только… и не столько любовь к правде, если так посудить. Во-первых, Сакону всё равно было бы обидно, если бы этот змей погиб. Он же вроде как полезный. И пусть и раздражающий, но хотя бы не скучный собеседник. И почти никому не желает зла… да ведь? И срок действия их договора как раз должен был закончиться. А во-вторых… это стало бы страшным ударом для Мицунари, который всем сердцем любит Йошицугу. И который уже пережил одну трагедию в детстве. Не хватало ему новой, почти настолько же тяжёлой потери. И Сакон, уже и без того повинный в гибели его родителей…?Успокойся, — говорит волк сам себе, чувствуя, как начинают дрожать руки. — Ты ведь уже давно готов за это расплатиться. Чего вдруг испугался??Нет, не смерти он боится. И не того, что Мицунари разочаруется в том, кому теперь уже, можно сказать, почти доверяет. В груди всё сжимается, когда Сакон осознаёт, что именно его пугает. Сегодня он расскажет лису правду, и его наверняка ждёт или гибель, или изгнание. В любом случае — он не сможет больше, даже отчасти, играть роль защитника Мицунари. Роль, уготованную ему природой. Нет, Сакон, конечно, с самого начала осознавал, что подобный исход неизбежен. Он даже нарочно пытался отстраниться от лиса, ибо знал: ему всё равно не добиться того, ради чего он был рождён; ради чего до сих пор жил, терзаясь виной и не смея наложить на себя руки; ради чего скитался повсюду, не то в поисках чего-то, не то в попытке убежать от самого себя… Сакон пытался — убедить себя в том, что ?предопределённость? есть удел тех, кто не желает лишний раз обратиться к здравому смыслу. Пытался — и почти сумел поверить в то, что Мицунари слишком молод, а взгляды его слишком наивны, чтобы Сакон мог быть ему хоть в чём-то полезен. ?Я ведь не Йошицугу, я не смогу его изменить?, — решил волк и даже советы лису давал неохотно, скорее под влиянием его наваждений, нежели по собственному желанию… По крайней мере, так ему казалось. А затем стало ясно, что всё это — пустой самообман. Во время ночного разговора с Мицунари, когда тот почти без раздумий доверил ему свои обязанности, стратега будто озарило: он ведь живёт ради этого лиса. Без него поблизости — волку и видится, и дышится, и думается совершенно не так. Неправильно. Неполноценно… Так что прямо сейчас, когда на обоих направлен в высшей мере суровый взгляд — уже — Тоётоми Хидейоши, мысли волка совершенно об ином.?Я желаю быть рядом с Мицунари, — признаётся себе Сакон. — Поддерживать его — пусть даже вопреки его принципам. Я чувствую, что обязан находиться рядом. Пусть и не в силах объяснить почему?.Он заставляет себя перевести взгляд на лиса и сосредоточиться на его состоянии. Естественно, что тот напряжён — это заметно по его фигуре и наверняка отражается на лице. А ещё Сакона почему-то не отпускает ощущение, что лис очень хочет обернуться… Несколько минут назад, когда они ещё были наедине, Мицунари просил Сакона остаться за дверьми и не вмешиваться в их беседу с повелителем. Отговаривался уже таким привычным ?это лишь моё дело, я один во всём виноват?… Целителю это почему-то показалось до улыбки милым; не найдя лучшего способа прервать Мицунари, стратег дружески хлопнул его по плечу.— Мы вместе это затеяли, — произнёс он, воспользовавшись незамедлительным смятением лиса. — И отвечать за наш общий промах я буду с тобой наравне.То, что они с Мицунари отнюдь не ?наравне? в глазах господина Хидейоши, волка в тот миг не особо волновало. Однако теперь нисколько не удивительным кажется то, что камни в первую очередь летят в лиса.— Ну и что теперь прикажешь с тобой делать, м? — строго произносит Хидейоши, измеряя шагами пол. Мицунари отвечает на заданный вопрос почти незамедлительно: судя по всему, он весь обратный путь готовился к этой беседе:— Я виноват перед вами, повелитель Хидейоши, и заслуживаю самого жестокого наказания из возможных. Моей дерзости нет и не может быть оправдания…— Верно, — соглашается с ним господин. — Это надо же додуматься — бросить воинов и отправиться спасать одну-единственную сущность! Разве ты забыл, какова наша основная цель? М? — наполовину угрожающе заканчивает он, и Сакон едва не хмурится, озадаченный его слишком уж нарочитым тоном. Со стороны Канбея внезапно раздаётся лёгкий кашель, и это настораживает волка — настолько сильно, что он осмеливается ненадолго поднять голову. К сожалению, Хидейоши замечает это и вмиг забывает о Мицунари: — А с тобой, господин гениальный стратег, у нас будет отдельный разговор. И наверняка — последний. Мицунари успел отслужить мне верой и правдой не один десяток лет, а вот ты всё это время был здесь на птичьих правах. Знал ведь, с самого начала, что ненадёжный ты товарищ…— Господин Хидейоши. — Едва услышав твёрдый голос Мицунари, Сакон испуганно оборачивается к нему. Только теперь он понимает, что лис — единственный, кто может спасти его прямо сейчас. Хидейоши также обращает внимание на своего главного подчинённого — и совершенно неясно, что вдруг вспыхивает в его, до этого казавшемся пустым, взгляде. Интерес? Недовольство? Или же…— Ну давай, попробуй оправдать его, Сакичи, — Хидейоши складывает руки на груди. А Сакон тем временем едва не задыхается, уловив в голосе их повелителя то, чего он никак не ожидал там уловить. — Я внимательно тебя слушаю.Да, так и есть. Слова господина Хидейоши пропитаны… удовлетворением. Мицунари сделал то, что от него ожидалось. Этот разговор — не более чем проверка для лиса. И попытка Хидейоши ударить по Сакону — не более чем новый этап этой проверки. Волк смотрит на Канбея, который занял место на полу позади повелителя, — и когда тот, заметив на себе чужой взгляд, легонько кивает, волк успокаивается окончательно.?Нам ничего не грозит. Мицунари не ошибся в своём выборе?.Однако лис, видимо, совершенно не подозревает об истинной сути происходящего. Он всерьёз задумывается над словами повелителя и за эти короткие мгновения успевает сформулировать ответ. Голос его едва заметно дрожит, когда он произносит:— Сакон ни в чём не виноват. Более того, я бы ни за что не осмелился назвать его ?ненадёжным?. Он содействовал мне по моему приказу. И по моему же приказу пересказал мне подробности вашего замысла.— Угу, — Хидейоши наигранно кивает самому себе, изображая задумчивость. — То есть ты хочешь сказать, будто этот волк настолько обнаглел, что твои слова для него важнее моих? Что не я сейчас являюсь его господином, а ты?Мицунари, на миг обернувшись, обжигает лицо Сакона взглядом — у последнего аж дыхание перехватывает, — после чего немедленно переводит глаза на повелителя.— Да, именно это я и хочу сказать. Простите мне мою дерзость, однако во время похода… он был моей правой рукой, а не вашей. Более того, вы сами назначили его на эту должность, а потому должны были осознавать последствия. Ещё раз прошу прощения, — Мицунари едва не переходит на шёпот. Прямо сейчас его почему-то хочется прижать к себе — столь преданного своей точке зрения — и защитить от любых невзгод. Или поддержать хотя бы словом. Однако Сакон благоразумно молчит, зная, что сейчас происходит беседа лишь двоих: мудрого наставника и юного подопечного — где первый желает научить второго бороться до последнего за то, что считает правым. — И не в Саконе дело, — продолжает Мицунари, вскинув голову. — Я не мог бросить своего лучшего друга погибать. И замысел ваш считаю в корне неверным. Нет смысла жертвовать кем-то, когда можно сохранить ему жизнь. Особенно если речь идёт о настолько одарённых сущностях, как Йошицугу. Кроме того, он дорог мне. Прошу, поймите. Разве вы бы не опечалились, если бы погиб господин Магоичи? Или если, согласно замыслу, вам пришлось бы отправить на гибель господина Тошииэ? — Мицунари пытается говорить спокойно, однако то и дело пропускает в слова волнение вперемешку с желанием отстоять свою правоту. Лишь когда господин Хидейоши дёргается, отозвавшись на имена лучших друзей, лис резко замолкает.— Какая… непозволительная наглость, — качает головой Хидейоши. Теперь в его словах сквозит неподдельная горечь; подойдя к Мицунари, он опускается на пол перед ним. — Быть настолько наивным — непозволительно с твоей стороны. Однако я тебя прощаю. — Лис вздрагивает, искренне изумлённый. — Но только тебя и только я. Формальное наказание тебе таки придумать стоит. А вот с Саконом, — Хидейоши переводит на волка тяжёлый взгляд, — мне придётся быть безжалостным. Иначе окружающие начнут думать, что любой проходимец может обвести меня вокруг пальца и остаться безнаказанным.— Но ведь… — начинает Мицунари, однако Хидейоши непреклонен.— Прости, но прямо сейчас он подчиняется мне, — поднявшись, повелитель отходит прочь. — А потому твои слова больше не имеют власти над его судьбой.Сакон поддаётся замешательству, не зная, что именно ему сейчас ощущать: кажется, Мицунари выразил всё, что мог, однако волк до сих пор не уверен, стоит ли ему пытаться сказать хоть что-то в своё оправдание. Да и что ему говорить? Он ведь и правда виноват, и если без Мицунари Хидейоши будет как без рук, то опытных и одарённых стратегов на землях Тоётоми теперь более чем достаточно. Сакон тихо вздыхает — хорошо, что хотя бы Мицунари не достанется, — и уже собирается согласиться со своей участью, когда лис вдруг роняет:— А если я скажу, что, покуда Сакон был в моей власти, я принял его своим личным подчинённым… на постоянной основе? — он говорит это с нарочитой небрежностью, однако сердце Сакона замирает, когда он, обратив потрясённый взгляд на Мицунари, видит, как тот вжал голову в плечи. А от взгляда на немедленно обернувшегося к вассалу Хидейоши уже становится почти смешно — настолько наигранно его возмущение, когда он восклицает:— То есть ты, выходит, под шумок… увёл у меня одного из лучших стратегов?!Даже ребёнок бы уже догадался; тем не менее Мицунари, кажется, ни сном ни духом не подозревает о спектакле, что разыгрывает повелитель, — и это уже начинает казаться подозрительным. Однако лишние мысли тут же вылетают из головы, едва Мицунари заявляет:— Даже если и так, былого не вернуть, мой повелитель. Я уже его господин. Накажите меня, если желаете. А со своим наглым, но несомненно ?надёжным? подчинённым я разберусь лично, — и вежливо склоняется к полу.В Саконе внезапно просыпается негодование — уж чего, а откровенной лжи он не потерпит даже от своего истинного… да к чёрту эту истинность!— Никакой вы мне не… — начинает он, однако Мицунари, вскинувшись и обернувшись, вынуждает его притихнуть одним взглядом. Хидейоши тем временем изображает, будто пытается справиться с собой. Приложив пальцы к переносице, он вновь шагает то слева направо, то справа налево.— Вы двое… Вы двое просто невыносимы, — наконец остановившись, устало шепчет он. — Уйдите с глаз моих долой. А лучше — отправляйтесь в ссылку… Точно! Ссылка! — якобы внезапно просияв, восклицает он. — За то, что вы устроили тут невесть что, я отправлю вас подбивать клинья к союзника… то есть отошлю прочь от наших земель, конечно же, — услышав сухую усмешку Канбея, Хидейоши вдруг исправляется. И, понизив голос до интригующе-грозного, продолжает: — И не просто отошлю прочь, а отошлю туда, где ты менее всего желаешь находиться, Мицуна…— На земли Уэсуги. Господина Кагекацу очаровывать, — просто бросает Канбей, разбивая всю интригу напрочь. Хидейоши разъярённо оборачивается к нему:— Ты зачем мне всю тайну испортил!— Потому что иначе вы тут до утра разговаривать будете, — отворачивается тенгу. — Тоже мне. Неужто не могли просто дать господину Исиде новое задание и не терзать его понапрасну?Хидейоши разочарованно вздыхает. Вновь смотрит на Мицунари, который не то напуган, не то окончательно потерялся в происходящем. И, покачав головой, неровно произносит:— В общем. Я постараюсь принять ваш дерзкий поступок… а точнее, два ваших дерзких поступка… Однако накажу вас тем, что отправлю…— Господина Исиду искать невесту, — вновь вклинивается Канбей, и Хидейоши шипит в его сторону:— Перестань уже, Йоши! Я отправляю их в ссылку, ясно? В ссы-лку! — повторяет он для убедительности. — Чтобы они подумали над своим поведением и впредь не позволяли себе идти против моих указаний. А Сакона, коли хочешь, забирай себе, — обращается он уже отдельно к Мицунари. — У меня стратегов уже всё равно — как собак нерезаных. Только помни: нет заразы хуже, чем принципиальный целитель в подчинённых. На этом, пожалуй, и закончим.?А ничего, что я всё слышу? — почти потеряв терпение, думает Сакон. — И почему я совершенно ничего не говорю??Хидейоши велит Мицунари уйти — небрежным жестом; таким же небрежным жестом он просит Сакона остаться — к искреннему удивлению последнего. Только что ведь выгонял…— Хочу как следует попрощаться, — отвечает Хидейоши на вопросительный взгляд волка. К счастью, теперь его лицо спокойно: бояться больше нечего. Мицунари, поднявшись, растерянно замирает, но Канбей, уже успевший подобраться к лису, решительно берёт его за предплечье и уводит прочь. Сакон невольно оборачивается им вслед: что-то эти двое слишком уж часто оказываются в неестественной близости друг от друга… — Расплата приходит к каждому, — задумчиво произносит Хидейоши, когда бумажные двери скрывают Мицунари и Канбея от их взгляда. — Ибо время любит порядок.Сакону неуютно от этих слов, однако он старается сохранять невозмутимый вид. Отвернувшись от выхода, он лишь слегка сводит брови, будто в попытке отразить вновь — но уже искренне — нахмурившегося Хидейоши.— Садись обратно, — приказывает обезьяна и, опустившись на пол наравне с Саконом, наконец смотрит ему в глаза. — У меня к тебе будет вопрос как к целителю. Я ведь всё ещё могу надеяться на твою помощь, ?вассал моего вассала??— Послушайте, это недоразумение с…— Никакое это не недоразумение, — мрачно усмехается Хидейоши. — Это естественный ход событий. Ну так что — я могу к тебе обратиться или нет?Сакон пожимает плечами.— Конечно можете. Есть такая вещь, как…— …?Долг целителя?, точно. Вечно забываю про него — он же такой удобный! — Хидейоши фыркает. — Тогда давай так. Я тебе задам один вопрос — а ты мне как можно быстрее и точнее на него ответишь. Договорились? — Сакон коротко вздыхает: почему-то Хидейоши сейчас разговаривает совсем как Йошицугу. И тем не менее волк, прикрыв глаза, кивает. — Нет, не так. Вопрос серьёзный, так что поклянись.Такая формулировка настораживает Сакона окончательно. А когда Хидейоши, отвернувшись, едва слышно прочищает горло, до целителя доходит истина.— Господин Хидейоши, — начинает он. — Я ведь не смогу.— Сможешь, — уверенно перебивает его Хидейоши. Когда он оборачивается к волку, на лице его сияет привычная, солнечная… однако явно лживая улыбка. — Уж ты-то, как ученик своего учителя, точно сможешь.— ?Как ученик своего учителя?? О чём вы?.. — у Сакона начинает кружиться голова, и он невольно закрывает глаза, не в силах сосредоточиться. Хидейоши, кажется, того и добивался; чуть придвинувшись к волку, он кладёт ладонь ему на плечо и требовательно спрашивает:— Просто ответь — сколько мне осталось?Сакон резко распахивает глаза. Он ожидал подобного вопроса — однако в то же время будто не ожидал его; тело всё ещё сковывает странная слабость, когда волк пытается отговориться:— Вы уверены, что целители такое умеют?— Я уверен, что такое умеет целитель, способный на ?технику жертвы?, — спокойно произносит Хидейоши. — Прошу, всего лишь дай мне знать — сколько времени у меня осталось. Мне известно, что отведённый сущности век трудно продлить. Однако… Ну же, тебе ведь не сложно, — в голосе обезьяны появляются воодушевляющие нотки; он берёт ладонь волка в руки и ободряюще сжимает её. — А я тем временем буду уверен, что успею всё.Сакон вновь вздыхает, колеблясь с ответом. Конечно, он мог бы… Всё-таки его обучали… Однако от одной мысли о том, что придётся это делать — взаправду, — голова вновь идёт кругом.— Поймите, что учесть всё и сразу невозможно, — предупреждает целитель, тщетно силясь сосредоточиться. — Я могу назвать лишь примерное количество… десятков лет… — он осекается, когда во взгляде напротив возникает недовольство.— Можешь — но тогда ведь пойдёшь против своих принципов, — стоит на своём Хидейоши. — Дай мне точные числа с учётом нынешнего положения дел. Просто потому, — он опускает взгляд на руку целителя, — что ты уже их знаешь — и не сможешь промолчать.Сакон тяжело вздыхает — он и правда уже невольно всё посчитал — и, желая оттянуть момент истины, спрашивает:— Ну и что же за хворь у вас в груди? Я такой не встречал прежде. И не распознал бы без прямого контакта. Это какое-то проклятие?— Можно и так сказать, — мрачно хмыкает Хидейоши, отпуская руку волка. — Проклятием нередко оказывается то, что мы считали благодатью. Это ведь и к тебе относится, не так ли? — понимающе улыбается он. И ведь явно же, что переводит тему — будто мстит за попытку собеседника сделать то же самое прежде… Именно поэтому Сакон, поддавшись совести, склоняет голову и глухо произносит:— Четырнадцать.— Четырнадцать чего?— Четырнадцать лет.— И это всё, на что ты способен? — подняв глаза, Сакон видит на лице Хидейоши наигранное изумление вперемешку с таким же наигранным разочарованием. Ненадолго поджав губы, волк всё-таки добавляет:— И десять месяцев.— Уже лучше, — одобрительно кивает Хидейоши. — А ещё?Сакон едва не закатывает глаза.— А ещё — неделя и два дня. Такие мелочи имеют значение? — уже ворчит он, но Хидейоши нисколько не злится на его интонацию. Сцепив пальцы рук и уложив на них подбородок, он всего лишь произносит:— Спасибо. Знай, ты меня не разочаровал… и впредь, уверен, также не разочаруешь. Береги Сакичи, хорошо? Ему без тебя будет туго.Говоря всё это, он упрямо смотрит куда-то в сторону — не то вспоминая о чём-то, не то стыдясь чего-то… Поняв, что в нём здесь больше не нуждаются, Сакон коротко кланяется и собирается отправиться на поиски Мицунари.— Надеюсь, вы понимаете, что названный срок сокращается с каждым новым переживанием? — добавляет он прежде, чем коснуться фусума. — Так что… будьте осторожнее.— Не говори глупостей. Мне некогда быть осторожнее, — отзывается Хидейоши предсказуемым, при этом не шевелясь. После чего, всё так же неподвижно, передразнивает собеседника: — А ещё, надеюсь, ты понимаешь, что Мицунари не должен узнать о нашем разговоре.Оказавшись в свежих объятиях вечернего воздуха, стратег ощущает себя чуточку легче. Самую малость — слишком уж противоречивые эмоции снедают его после того, какую страшную истину он выяснил… Как бы то ни было, теперь ему остался последний рубеж — пусть желание волка его преодолеть и противоречит словам господина Хидейоши. ?Береги Сакичи? — понятно, к чему именно он это сказал. Однако всё равно настораживает то, насколько ?вовремя? это прозвучало. Вот только… решение уже принято, и если кто и может сейчас повлиять на судьбу Сакона, то это Мицунари. Немного постояв, дабы прийти в себя, волк следует по энгаве в надежде найти своего истинного повелителя как можно скорее. Дышится ему глубоко и свободно; выражение ?перед смертью не надышишься? теперь звучит совершенно по-новому для волка, и он даже усмехается самому себе, дивясь той лёгкости, что охватила его тело и дух… Однако плечи волка напрягаются сами собой, когда где-то поблизости раздаётся ворчание:— Тебе что, заняться нечем? Если ты такой ?свободный?, то мог бы и обрадовать нас своим присутствием. Полагаю, мнение того, из-за кого как раз и поднялась шумиха… — Мицунари не договаривает, поскольку его прерывает тихая усмешка.— И снова ты хочешь обвинить в происходящем всех, кроме себя, — прямо заявляет Йошицугу — безо всякой жалости к товарищу. Сакон немедленно узнаёт змея, ещё по усмешке, а зайдя за поворот, убеждается в своей догадке окончательно. Тот находится подле Мицунари, однако предстаёт перед Саконом в непривычном виде. Он промок до нитки и продолжает свою речь, осторожно отжимая волосы от воды: — В то время как я до сих пор не вижу причин, по которым мне следовало бы присутствовать при вашей беседе. Ты и без меня замечательно справился. А я, поверь, только бы испортил ваше долгожданное… — вот только он также не завершает предложения, в последнюю секунду заметив волка. Сакон даже замедляет шаг: он был уверен, что змей уже давно его услышал, а потому ни капли не удивится. На миг их взгляды пересекаются, но едва Сакон успевает подумать, что сегодня Йошицугу, несмотря на уверенные слова, выглядит каким-то слишком беспомощным… как тот, зачем-то вздрогнув, опускает голову и прячется за лисом.— Это что ещё такое? — недоумённо хмурится Мицунари — но, вслед за другом заметив Сакона, теряется сам. Целитель, замерев перед своим новоиспечённым ?господином?, сначала решает заглянуть ему за спину.— Ну и зачем вы под дождём мокли? — вырывается у него насмешливый вопрос.— И всё-то вам нужно знать, — Йошицугу пригибается чуть ниже. — Быть может, мне было интересно — как оно.— Смотрите, заболеете ещё… — произносит Сакон, поддавшись внезапному приступу волнения — однако уже через секунду едва не даёт себе пощёчину. И что вдруг на него нашло? — Кстати, три битвы уже закончились, — внезапно меняет тему он — чем, как ни удивительно, заставляет змея испуганно выпрямиться и до непривычного робко произнести:— И? — во взгляде его сияет что-то, настолько волку незнакомое, что он зачем-то пожимает плечами.— И ничего не изменилось.Йошицугу едва заметно хмурится и поводит плечами вслед за собеседником:— Неужто… совсем ничего?— О чём это вы говорите? — непонимающе спрашивает Мицунари, но Йошицугу резко кладёт руки ему на плечи. Кажется, этим он заставляет товарища напрочь забыть о своём вопросе, поскольку тот, спохватившись, взволнованно восклицает: — Точно! Я ведь хотел серьёзно поговорить с тобой, волк! — голос его едва не улетает на октаву вверх из-за внезапно вырвавшихся наружу эмоций. Тем не менее Мицунари не позволяет Сакону понять, из-за каких именно: с неожиданной решимостью схватив стратега за руку, он уводит его с террасы — обратно в помещения.— Я, вообще-то, прекрасно вас вижу и могу сам за вами следовать, — хмыкает волк, когда мимо них, однообразным полотном, начинают тянуться сёдзи. Мицунари застывает на месте и, оглянувшись на их соприкасающиеся ладони — будто только сейчас осознал, — резко отдёргивает руку.— Ну вот и иди тогда сам, — ворчит он, не найдя иного способа справиться с охватившим его смущением. Когда лис отворачивается, волк не удерживается от бесшумной усмешки в кулак.?Вот тебе и "серьёзно поговорить"?.Остановившись возле одних из фусума, Мицунари уверенно распахивает их и едва ли не приказывает Сакону войти. Волк, неопределённо хмыкнув, повинуется — но, когда двери позади схлопываются с резким звуком, невольно вздрагивает и оборачивается. Мицунари тут же подходит к нему — заставив попятиться и даже слегка вжаться в стену; понимая, что ему ни в коей мере не нравится происходящее, Сакон тем не менее уверенно смотрит на собеседника.— И что же вам от меня нужно? — произнести вопрос выходит насмешливее, чем того требует положение дел; неудивительно, что Мицунари отзывается на это презрительным:— Оставь этот игривый тон для девиц, волк. Со мной такое не работает. — Будь это замечание вложено хоть в чьи уста — Сакон бы и не дрогнул. Усмехнулся бы — и забыл. Однако услышать такое от Мицунари почему-то кажется досадным — и волк непонимающе хмурится, вдруг оказавшись не в силах понять себя. К счастью, лис воспринимает выражение его лица как знак того, что он готов к ?серьёзному разговору?, а потому сразу переходит к делу: — Теперь расскажи мне, о чём вы говорили с господином Хидейоши, — почему-то от этих слов волку становится ещё обиднее. Он ведь совершенно о другом хотел рассказать, а теперь Мицунари явно не отстанет от него до тех пор, покуда не выведает правду. В то время как правды говорить нельзя — не просто потому, что Хидейоши ?повелел?, а потому, что услышанное обязательно разобьёт лису сердце. Четырнадцать лет — слишком мало для любой сущности, а если учесть, что Мицунари не видит жизни без своего господина…?Постойте-ка, — волк вздрагивает, когда до него доходит ужасающая истина. — Но чем эта правда, собственно, отличается от правды о гибели его родителей? Обе тайны тяжелы, и обе невозможно держать в себе вечно. Вот только прямо сейчас я желаю поделиться лишь одной из них. Разве это правильно? Разве это соответствует моему ?правдолюбию?? Неужто я на самом деле не принципиальный борец против лжи — а всего лишь очередной беспринципный лицемер? Я так яростно спорил с Йошицугу, оправдываясь нежеланием скрывать от Мицунари истину… Но разве, согласно этому желанию, не было бы вернее рассказать Мицунари как о гибели его семьи, так и о нашем с господином Хидейоши разговоре??Мицунари торопит его нетерпеливым:— Я жду, волк, — однако Сакон совершенно не знает, что ему теперь говорить. Стратег запутался в собственном понимании правды, которое казалось непоколебимым. И всё потому, что он наконец осознал… насколько ему дорог Мицунари. Да, так и есть — и Сакон лишь ещё раз убеждается в этом, когда окидывает лиса беспомощным взглядом. Он не может сказать ему правды о господине, просто не может. Лишь теперь он понял, что в противовес его нежеланию молчать впервые выставлено не чужое желание скрыть правду… Нет. Впервые на кону — чуткое сердце его истинного повелителя. Сакон прерывисто вздыхает. Голову посещает безрассудная мысль: да он скорее немедленно сорвёт с волос ленту и пронзит себя кинжалом Укона… нежели позволит Мицунари узнать, что его наставнику осталось жить не более двух десятков лет.— Я… не могу… — с трудом произносит Сакон, чувствуя, как ему не хватает воздуха; хочется немедленно вырваться из этой комнаты, однако он даже не смеет шевелиться — только едва ощутимо дрожать — под горячим взглядом Мицунари.— А если я прикажу тебе? — шепчет лис, внезапно подавшись чуть ближе — и Сакон, зажмурившись, едва не лишается чувств. Сила наваждения… слишком невыносима, чтобы сопротивляться… Однако упрямое, настойчивое, будто врезанное в разум желание — ?защитить? — оказывается сильнее, и волк впервые в жизни по-настоящему, нарочно, нагло лжёт:— Господин Хидейоши попросил меня сопровождать вас к Уэсуги. Они важны для Тоётоми как потенциальные союзники, а потому с ними необходимо наладить отношения, — он всеми силами старается звучать ровно, а в конце даже заставляет себя заглянуть Мицунари в глаза.?Только бы он поверил…?И, к великому облегчению, Мицунари верит. Задумчиво промычав и кивнув самому себе, лис наконец отстраняется — позволяя волку немного продышаться.— Значит, вот почему ты до сих пор со мной на вы, — тихо произносит лис; в голос его внезапно проникает необъяснимая робость. — Выходит… ты и правда не возражаешь?Сакон едва не смеётся — сказывается недавнее напряжение. К счастью, ему удаётся усмирить не на шутку расколотившееся сердце и даже изобразить непонимание:— Не возражаю против чего?Мицунари едва заметно бледнеет.— Против того… чтобы мне служить, — выдавливает он из себя, едва шевеля губами. Однако, вдохнув поглубже, он заявляет уже с уверенностью: — И я ведь даже не солгал! Ты назвал меня господином…. в тот вечер… сам… — к сожалению, уверенность его быстро теряется — и Сакон, не удержавшись, спешит его утешить:— Ой, да не берите в голову! Даже если это была ложь… вы ведь желали оградить меня от гнева господина Хидейоши, верно? Ваши намерения были благородны, а потому…— И тем не менее тебя это возмутило, — сложив руки на груди, возражает Мицунари. На мгновение Сакона бросает в жар, однако на этот раз он решает не лукавить:— Первое впечатление нередко бывает обманчивым. Вам ведь тоже это знакомо?На сердце у волка теплеет, когда Мицунари, услышав его слова, даже перестаёт ненадолго хмуриться. И в эту минуту его взгляд становится настолько светлым и настолько… восхитительным, что Сакон просто-напросто перестаёт дышать. Мгновения, которые до этого неслись, будто бешеные, внезапно решают передохнуть — и тянутся медленно, словно сама вечность. Они тянутся ровно до тех пор, покуда Мицунари, вздрогнув, вновь не сводит брови.— Ты в порядке? — с искренним волнением спрашивает он, опять приближаясь к волку на полшага. — У тебя какой-то странный взгляд… и лицо горит… — Сакон холодеет. — Уж не простудился ли ты?Волк чует: ещё немного, и он просто потеряет самообладание, — а потому поспешно отмахивается:— Что за глупость! Целители простудой не боле… — он обрывается на полуслове, когда горячая ладонь внезапно касается его щеки. Мицунари вновь глядит ему в глаза — пристально-непреодолимо, однако на этот раз Сакону не только сложно думать, не только сложно дышать… Нет, всё намного хуже…— Скажи мне, волк, — шепчет лис, с трудом сдерживая дрожь в голосе, — если бы я сказал тебе, что готов принять тебя безо всякого клейма, всего лишь на честном слове… потому что ты — тот, кто мне нужен… тот, кого я так долго искал… ты бы согласился… служить мне?Сакон не верит тому, что слышит. И в то же время осознаёт, что немедленно жаждет опуститься на колени перед Мицунари — которому, кажется, с рождения принадлежало его жалкое сердце. Вот только… он же дал себе слово…— Нет, всё не совсем так… — Мицунари прерывает мысли волка и, отшатнувшись, прижимает ладонь к своим губам — будто стыдится собственных мыслей, которые даже не успели ещё вырваться в форме слов. — Ты не похож на других, — наконец, тихо произносит лис. — Мне кажется, я никому и никогда не смогу так довериться, как тебе. С тобой мне настолько надёжно, будто я знаю тебя… с первых дней жизни. Я не знаю, как это объяснить, — лис устремляет взгляд в пол, — однако это так. Порой мне думается, что ты слишком похож… на моего отца.Сакон едва не оседает на пол. В горле у него пересыхает. Почему… почему лис выразил свою мысль именно так? Почему сегодня всё будто против того, чтобы он сдержал данное себе обещание и признался??Нет, это всего лишь ты — трус, который ищет себе оправдания. Слова Мицунари — наоборот, замечательный повод выдать всё как на духу…?Вот только Сакон не успевает даже подумать о том, что именно сказать: Мицунари, взявшись за рукав своего алого косоде, признаётся:— Мне всегда его не хватало. Полагаю, именно поэтому я так нуждаюсь… в твоей поддержке, Киёоки.Истинным именем — словно ножом в самое сердце. Вот только вместо ожидаемой боли волка пронзает озарение. Сейчас Мицунари как никогда искренен в своих словах. Возможно, впервые за долгое время он не пытается скрыться ни за высокомерием, ни за презрением — а всего лишь желает донести до собеседника свои истинные мысли и чувства. И прямо сейчас Сакон видит перед собой не взрослую сущность — а потерянного ребёнка, лишённого должной заботы как раз в то время, когда она была ему необходима более всего. Именно от этого сейчас и ноет сердце волка. И выбор — рассказать правду или промолчать — становится до очевидного простым.?Ты выиграл, змей. Всё действительно изменилось. Я… не имею права ему признаться. Пусть меня сочтут трусом, но единственный способ искупить вину — это защищать Мицунари до последней капли крови. Защищать — несмотря ни на что…?Раскрыть истину — значит погубить себя. Погубить себя — значит оставить истинного повелителя без защиты. А посему — у Сакона просто нет выбора, кроме как произнести:— Отныне и впредь — позвольте мне называть вас своим господином.И опасть на пол в смиренном поклоне.***— В письме сообщалось, что вас отправили к нам в качестве наказания, господин Мицунари, — поёт госпожа Айя медовым голосом, едва они с Мицунари обмениваются натянуто-вежливыми приветствиями. — Жаль, что это всего лишь формальная причина. Поскольку уж кого-кого, а вас я бы с удовольствием перевоспитала.Сакон стоит позади Мицунари, однако живо может представить, как его господин поджимает губы, недовольный услышанным. Лис кашляет в попытке справиться с отрицательным настроем, однако отвечает всё равно слишком натянутым:— Полагаю, это было бы полезным, однако…— Вы поглядите, какой негодник, — хмыкает Айя, щуря тёмные глаза. — Как ни окажется на наших землях, так самым наглым образом врёт. — Со стороны Мицунари раздаётся нетерпеливый вздох. — Думаю, пришло мне время ответить вам тем же, — ядовито улыбнувшись, она едва заметно склоняется. — Как представитель отсутствующего ныне господина Уэсуги Кагекацу, я крайне рада видеть вас на землях Великого Дракона. А теперь честно, — выпрямившись, произносит она — и внезапно устремляет взгляд на Сакона. — Вы можете чувствовать себя как дома. А вот насчёт вас я не очень уверена, — роняет она под ноги Мицунари — после чего разворачивается и обращается с указаниями к сопровождающей её девушке.— Постойте… ?отсутствующего?? — очнувшись, произносит Мицунари. — Но мы ведь заблаговременно предупредили о своём появлении…— Мир не вращается вокруг вас, господин Мицунари, что бы вы там себе ни думали, — даже не обернувшись к собеседнику, отвечает Айя. — Беда может прийти оттуда, откуда не ждёшь. А помощь тем, кто угнетён, для Уэсуги всегда стоит на первом месте. Сейчас вас проводят в ваши покои. Надеюсь, ожидание ваше будет недолгим. Прощайте! — с этими словами змея внезапно ускользает прочь.— Стойте! — только и успевает воскликнуть Мицунари, схватившись пальцами за воздух — там, где ещё мгновение назад стояла мать Уэсуги Кагекацу. — Какого чёрта… я не намерен торчать здесь до скончания веков, знаете ли! Тоже мне подходящие союзники…?Неужто все змеи настолько похожи друг на друга? И какие же именно "друзья" Уэсуги нынче оказались в беде?? — спрашивает себя Сакон, не в силах избавиться от странного предчувствия, сулящего не то радость, не то беду. Тем не менее волк не осмеливается озвучивать свои вопросы — хватает того шквала мыслей, что до сих пор бьются в голове у его уже почти потерявшего терпение господина. Желая хоть немного утихомирить лиса, Сакон склоняется к его плечу со спины.— Только не… — он прерывается, когда Мицунари едва ли не с криком отшатывается от него. Подождав немного, волк разочарованно договаривает: — …Паникуйте.— Прости, — отдышавшись, Мицунари качает головой. — Я и правда… не привык, чтобы кто-то постоянно был со мной рядом.— Понимаю, господин, — Сакон примиряюще кивает лису. — Однако смею надеяться, что вы вскоре ко мне привыкнете.Тот сначала смотрит на волка как-то непонимающе — однако затем вдруг смущается и неловко кивает в ответ… После чего резко отвлекается на девушку, которая уже готова проводить их. Та оказывается на удивление дружёлюбной и услужливой, что ни капли не сочетается со… своеобразным отношением госпожи Айи, из чего Сакон заключает, что у этой змеи с Мицунари какие-то личные счёты.?Осталось понять какие?, — отмечает себе Сакон — однако, прикинув, какой может оказаться реакция господина, решает оставить разговоры об этом на потом.— Господин Кагекацу наказывал разместить вас здесь, господин Мицунари, — уже вскоре произносит их провожатая, вежливо указав на одни из фусума ладонью. — А вас чуть далее, — она уводит руку в сторону. — И вы… действительно не узнали меня, господин Киёоки?Сакон, до этого всецело поглощённый мыслями и состоянием Мицунари, только сейчас полноценно обращает внимание на сопровождавшую их девушку. Кроме того, та лишь теперь поворачивается к нему, позволяя взглянуть на своё миловидное лицо, сияющее улыбкой — которая кажется совершенно неуместной на землях холодного клана Уэсуги. Проходит мгновение — и Сакон немедленно вспоминает и эту тёплую улыбку, и этот добрый взгляд, и эти тёмные локоны, обрамляющие светлое лицо…— Госпожа Мурамацу? — изумлённо выдыхает волк — и едва ли не смеётся от радости, когда девушка кивает ему в ответ. — Не может быть! Я ведь последний раз видел вас совсем малышкой!— Полагаю, после этого прошло достаточно много дней, — произносит волчица в ответ — своим почти не изменившимся, мягким голосом. После чего окидывает взглядом своё алое кимоно. — Дети имеют свойство вырастать.— А взрослые имеют свойство стареть и становиться невнимательными, — Сакон чешет в затылке. Он уже оправился от удивления, однако следом за этим его охватывает новое чувство — искреннее восхищение. К счастью, волку быстро удаётся вспомнить о здравом смысле: — Но какими судьбами вы здесь оказались?Улыбка Мурамацу внезапно гаснет — к счастью, не до конца.— Уэсуги приютили меня с матушкой, покуда не завершится битва с Токугава.Сакон едва не давится воздухом, а за его спиной немедленно раздаётся поражённое:— Токугава?! — Мицунари даже делает шаг вперёд, оказываясь между Мурамацу и своим подчинённым. — Иэясу ведёт своих воинов на Санада?!Волчица, поёжившись, прижимает ладони к груди.— Именно так, — она кивает.— Но ведь Санада по сравнению с Токугава… — в ужасе шепчет лис — однако недоговаривает, поскольку Мурамацу поднимает на него пронзительный взгляд:— Мы обязательно победим! — уверенно произносит она. — Ум отца, отвага братьев и справедливость Уэсуги — под ними пёс Токугава непременно переломится!Сакон вновь чешет в затылке. Иэясу скорее погнётся или помнётся, чем переломится… Но, возможно, впервые в жизни ему просто-напросто не хочется разрушать чьи-то надежды своими здравыми рассуждениями.?К тому же нельзя недооценивать Масаюки, — говорит волк сам себе. — Этот лис в волчьем обличии ещё даст лесу знать о себе?.Мицунари тем временем задумчиво скрещивает руки на груди и устремляет взгляд поверх Мурамацу.— Кажется, я понял, — наконец говорит он — неизвестно кому, после чего кивает волчице. — Спасибо вам огромное за сведения. Я уже уверился в том, что на этой земле нет ни единой доброй и открытой мне души, — но, судя по всему, жестоко ошибался, — Сакону даже досадно становится от того, насколько тепло в этот момент звучит голос его господина. Мурамацу, кажется также заметив резкую перемену в настрое собеседника, не выдерживает и смущается.— Да что вы… — шепчет волчица, глядя в пол и зачем-то краснея. — Рада была помочь. Дайте знать, если вам что-то понадобится! — не совсем ловко улыбается она и спешно семенит прочь. Сакон провожает её странным взглядом — за который ему становится стыдно уже через секунду. К счастью, Мицунари отвлекает его резким:— Сакон. Следуй за мной. Нужно переговорить.— Неужто Санада Масаюки презрел гордость и обратился за помощью к когда-то ненавистному клану? — спрашивает Сакон у пустоты, когда Мицунари, усевшись на пол и дав подчинённому знак опуститься поблизости, молчит на протяжении нескольких минут. Лис немедленно отзывается презрительным:— У тебя слишком устаревший подход к происходящему. Младший сын Санада находился заложником в клане Уэсуги. — Сакон мысленно изумляется, однако досада, вызванная предыдущим заявлением господина, не позволяет ему выдать удивления. — Вряд ли добродетельный господин Кагекацу мог бросить семью своего подопечного. Особенно если учесть, что Токугава намного, намного сильнее Санада. И чем они разозлили этого пса?..— Справедливость Уэсуги заключается в том, чтобы защищать тех, кто не в выигрыше, — ненадолго задумавшись, произносит Сакон. — Но разве это не должно однажды выйти им боком?Мицунари косо глядит на волка.— Меня напрягают такие вопросы, — прямо, но в то же время уклончиво произносит он. — Мне казалось, ты разделяешь мои взгляды.Сакон хмыкает. И произносит в тон господину:— Они мне близки, однако здравого смысла никто не отменял. И тем не менее мне интересно, сумеете ли вы воплотить свои идеалы в жизнь. — Мицунари непонимающе хмурится, однако Сакон предвосхищает его попытку возмутиться уверенным: — В общем. Всё это неважно, поскольку я следую не за идеалами. Я следую лично за тобой, Мицунари.Эти слова заставляют лиса вздрогнуть. А затем — уставиться в пол. Вздохнув, он сбивчиво произносит:— Порой ты говоришь… слишком… странные вещи.— Однако от этого они не становятся менее искренними, — Сакон пожимает плечами. — Ну так что, отправляемся к Санада немедленно или немного передохнём?Мицунари резко вскидывает голову.— Как ты?.. — снова не завершив мысли, он устало опускает плечи. — Или же я настолько предсказуем?Сакон поднимает задумчивый взгляд к потолку.— Ну, давайте-ка я попробую воспользоваться своим ?устаревшим, но быстро обновляющимся? подходом. Если Санада теперь союзничают с Уэсуги, то помощь первым — это самый быстрый способ добиться расположения вторых. Кроме того, с Санада тоже неплохо было бы подружиться — они славные ребята. Да и ваше решение помочь как нельзя лучше соответствует этим вашим ?взглядам?… Так что давайте сойдёмся на том, что это я такой особенный. И читаю ваши слишком очевидные мысли.Мицунари, не выдержав, хмыкает — но немедленно старается взять себя в руки. Выглядит это как-то слишком уж забавно и по-детски, однако Сакон вынуждает себя не потешаться больше — хотя бы некоторое время. Вместо этого он решает воспользоваться случаем и задать отложенный им на потом вопрос:— Извините за нескромность, но… мне показалось, или госпожа Айя вас немного… недолюбливает?Мицунари вздыхает. Упрямо складывает руки на груди. Отворачивается в сторону. И сердито бубнит:— Я это заслужил.— Каким таким подвигом?Мицунари вздыхает вновь. И почему-то Сакону становится слишком нехорошо от этого вздоха. Покачав головой, волк сгоняет с себя это ощущение — и лис как раз успевает подобрать нужные слова:— Таким, что мой господин когда-то служил Оде Нобунаге. А Уэсуги… нет, — коротко заканчивает он. После чего вдруг размыкает руки и окидывает Сакона заинтересованным взглядом. — А ты… ты ведь служил Такеда? Получается, мы с тобой когда-то были по разные стороны?Сакон задумывается, после чего замечает:— Интересна и непредсказуема наша жизнь. Один день враги, другой день друзья… — он замолкает, увидев, как нахмурился Мицунари.— Ты хочешь быть мне другом? — настороженно спрашивает лис, и Сакон, кашлянув, отводит глаза.— Я ведь в общем… господин, — добавляет он для верности. После чего спешит сменить ход разговора: — На самом деле, напрямую мы врагами друг другу и не были. Вы ведь начали служить Хашиба где-то около падения Такеда? — Мицунари, зачем-то опустив глаза, кивает. — А я покинул Такеда вскоре после смерти господина Шингена. И больше к ним не возвращался. Поэтому не суждено нам было бы встретиться врагами. Ни при каких обстоятельствах… — ощутив странную боль в груди, Сакон внезапно замолкает. Около минуты они с Мицунари бессмысленно смотрят прямо перед собой; кажется, будто оба силятся ухватиться за какую-то мысль… однако не могут. Наконец, лис решает сдаться и тихо произносит:— Мы отправимся к Санада через половину часа. Надеюсь, тебе хватит этого времени, чтобы передохнуть?— Ну и глупые же вы вопросы задаёте целителю, — Сакон поднимает на господина насмешливый взгляд. — Я хоть сейчас готов… — но осекается, заметив пугающую усталость на лице повелителя. — Мицунари?Тот вздрагивает; часто моргает, будто пытаясь согнать с себя дремоту. После чего принимает наполовину привычный — наполовину строгий — вид.— Я всего лишь задумался о том, что было бы, если… и правда бы…— Уверен, вы убили бы меня без раздумий. И правильно бы сделали, — хмыкает Сакон, догадавшись — и избавляя господина от необходимости договаривать. Мицунари тут же поднимает на него сияющий взгляд:— А ты…— …Не смог бы, — выпаливает волк прежде, чем успевает подумать. И уже во второй раз спешит сменить тему: — Пожалуй, мне давно пора вас покинуть.— Да подожди ты, — откровенно устало просит Мицунари — и ему не выходит не повиноваться. — Раз мои взгляды для тебя слишком идеалистичны, то… зачем ты согласился? Ты ведь так долго говорил о том, что не каждому готов служить и что у меня нрав скверный…Сакон судорожно сглатывает, не зная, что сказать. Почему-то он даже не задумывался над тем, какой может быть логичная причина его согласию. Когда он впервые открыто обратился к Мицунари как к своему повелителю, он вообще не особо-то думал… по крайней мере головой… И с чего он решил, что его покорность не вызовет у Мицунари подозрений?.. И почему перед глазами будто туман?..— Давайте положим, что я изменил своё мнение о вас, когда вы защитили меня от господина Хидейоши, — ответ внезапно приходит сам собой — будто нашёптанный кем-то на ухо. — Мне думалось, что вы ни за что не поставите своё доброе имя выше сострадания… но ошибался. Прежде вы виделись мне высокомерным, однако теперь я знаю, что в вас нет излишнего себялюбия. Более того, вы даже слишком жертвенны порой.Взгляды вновь встречаются — изумлённый с уверенным, — и повисает неловкое молчание. Сакон и сам не понимает, как ему удалось с откровенной лжи перейти на ту истину, которую он желал… действительно желал донести до Мицунари уже долгое время. Видимо, опять это его неумение и нежелание лгать пересилило… Конечно, волк не может пока сказать лису о том, как сильно дорожит им. Однако начало их узам уже положено. Во что это начало выльется, покажет время, однако для Сакона в любом случае нет ничего важнее, чем сохранность его истинного повелителя… Стратег словно просыпается, когда вспоминает кое-что важное.— Кстати, если придётся сражаться… вы уверены, что не пострадаете?Мицунари, вздрогнув — судя по всему, он также забылся, — хмурится.— Ты о чём?— О том, что на этот раз с нами нет господина Канбея, который придёт вас спасать, случись что… — смущённо кашлянув, не удерживается от колкости Сакон. У Мицунари даже глаза расширяются от негодования — однако уже через секунду любые иные эмоции затмевает смущение.— Ты… к чему это вообще? — Мицунари нервно хватается за рукав косоде. — Говоришь так, будто он постоянно меня спасает… Хотя сам делал это намного чаще…Теперь смущение почему-то охватывает самого Сакона. Желая как можно скорее отвлечься от этого неуместного чувства, он говорит:— А если серьёзно, то я о вашей руке… — но обрывается на полуслове: слишком уж резко Мицунари поднимает на него пылающий злостью взгляд:— Так вот оно что! Ты, выходит, до конца жизни мне эту руку припоминать будешь? Она ведь даже не болит! — рычит лис — однако, явно лукавя, уже заводит ладонь за спину. На миг Сакон поддаётся совершенно неясному порыву — и, успев перехватить запястье господина, слегка сжимает его. — Ах! Ты что творишь?— Не кричите, иначе весь замок всполошите, — Сакон слегка щурится, почувствовав в собственной левой руке явный отголосок боли. — Или вы до сих пор не поняли, как госпоже Чаче удалось вас настолько быстро очаровать?Мицунари вздрагивает, явно ошарашенный. Сакон, воспользовавшись положением, немедленно пропускает чары сквозь кожу лиса — неестественно горячую именно в этом месте, даже для пламенного кицуне.— Она сказала… что я провёл слишком много времени рядом с ней… — переведя взгляд на ладонь целителя, пытается возразить Мицунари. Тем не менее вырваться он не пробует — что уже невероятно радует. — Совсем как Такатора…Сакон сердито вздыхает.— У Такаторы среди предков была куча волков, — объясняет он, не в силах скрыть раздражения. — А у вас — остатки магии тенгу в теле. Неужто неясно, что вы из-за них уязвимы? Ведёте себя как ребёнок. А ещё теорию всем вокруг втолковываете. Практика-то вон к чему приводит!Мицунари, окончательно приуныв, опускает голову и послушно позволяет доцелить руку. Чары едва не соскальзывают с русла, когда он внезапно роняет:— Прости. Я не подумал, что у этой ловушки могут быть настолько пагубные последствия, — голос его звучит настолько подавленно и настолько искренне, что вся злость Сакона сходит на нет. А ещё через мгновение ему даже становится стыдно за свою грубую настойчивость.— Да ладно, — пойдя на поводу у эмоций, произносит волк примиряющим тоном. — Это мне следовало сразу толком всё объяснить. А я, как дурак…?…Только и делал, что от вас бегал?, — едва не срывается с уст явно лишнее; только теперь волк замечает, что у него едва заметно кружится голова. Опять наваждение… С трудом заставив себя сосредоточиться, Сакон осознаёт, что с этого дня ему, кажется, лучше не приближаться к господину сильнее дозволенного без особой на то надобности. Ведь теперь чары тенгу, которые всё это время хоть немного, но сдерживали Мицунари, разрушаются. А значит, действие его невольных туманов станет ещё непреодолимее… Когда Сакон наконец отпускает господина, тот на пробу разминает предплечье.— Спасибо, — наконец выдавливает из себя он, всё ещё не осмеливаясь поднять глаза. — Однако больше такого себе не позволяй. Я нанимал тебя только как воина и стратега. Ты — не мой личный целитель.— И тем не менее я целитель, — упрямо возражает волк. Мицунари устало вздыхает в ответ — и Сакон вздыхает за ним следом.Да уж, им друг к другу ещё привыкать и привыкать.