Глава 7. ?Очнись!? (1/1)

Выживают лишь победители. Такатора усвоил эту истину ещё тогда, когда его первый господин, доблестный и честный лис Азаи Нагамаса, растворился в гибельно-золотистом сиянии под рыдания возлюбленной супруги. Супруги, отданной ему в качестве залога, но сумевшей вызвать в его душе искреннюю любовь, которую, казалось, ничто не могло уничтожить. Такатора до сих пор помнит тот беззвучный крик, что застрял в его обожжённом дымом горле, когда слова Йошицугу — ?Наш господин мёртв, Такатора?, — всё-таки оказались правдой. А вот разум отказывался верить в произошедшее. Они ведь сражались изо всех сил. Они ведь защищали тех, кто слабее. Они ведь бились за праведные цели… Но выживают лишь победители. И победителем оказался Нобунага. А затем и Хидейоши, чьи действия, с одной стороны, были предсказуемо-верными, а с другой — вынудили Шибату Кацуиэ убить собственную жену. Убить госпожу Оичи. В тот день Такатора поклялся, что выручит её. Ему было плевать, что станет с Шибатой: для него Оичи до сих пор была связана лишь с господином Нагамасой. Новый повелитель поручил тигру тайное задание; казалось, что всё складывается в его пользу… Но проклятый огненный демон никак не желал поддаваться чарам — и в итоге Тодо, который хотел успеть повсюду, не сумел исполнить ничего из задуманного. Он не отомстил за друга. Он не спас госпожу Оичи. Он не уберёг юную госпожу от неизбежной участи. Он проиграл. И тем не менее господин Иэясу даже не думал обвинять подчинённого за, казалось бы, совершённый промах.— Видимо, пока мне нет смысла идти против столь откровенного везения, — спокойно и будто бы даже с некоторым пониманием заметил повелитель. Тодо тем временем упорно смотрел в пол. И испуганно вздрогнул, когда услышал слова, произнесённые с неожиданной теплотой: — Подними взгляд, Такатора. Тебе нечего стыдиться. Никто из нас не мог предугадать, что всё обернётся именно так. Разве можно предсказать ход игры, если фигуры появляются на доске из ниоткуда?.. Главное, что ты выполнил свою задачу. Я искренне тебе за это благодарен. — Такатора изумлённо распахнул глаза, когда господин медленно кивнул ему. От невероятности происходящего даже сердце замерло, пусть и всего лишь на миг. Склонять голову перед своим же подчинённым… немыслимо. Такатора поступил на службу к Токугава незадолго до убийства демона Ода — однако до сих пор продолжал удивляться тому, как сильно и как бескорыстно Иэясу ценит тех, кто его поддерживает. — К тому же теперь, благодаря тебе, у нас на руках имеется ещё больше сведений, — задумчиво глядя перед собой, произнёс господин Иэясу. — А это значит, что в следующий раз мы будем подготовлены намного лучше……Такатора медленно закрывает глаза, отгоняя от себя неуместные сейчас воспоминания о прошлом. Выживают лишь победители — и, чтобы победить того противника, который прямо сейчас стоит перед ним, тигру необходимо в первую очередь сосредоточиться на настоящем. Он должен сделать это — для своего господина. Он обязан — ради сущности, которая способна принести спокойствие в этот лес. Он не имеет права отступать — во имя Иэясу, который искренне верит в него, искренне дорожит им… искренне желает ему лишь счастья. У него нет выбора. И неважно, какие чувства их связывают. Прямо сейчас они — враги… да ведь?— Я готов, — объявляет Такатора, поднимая свой клинок. Он решительно смотрит противнику прямо в глаза, однако тело почему-то отказывается двигаться вперёд… без веской на то причины.?Я просто жду, что он ударит первым?.Но равнодушное:— Тогда почему же я до сих пор жив? — заставляет его окончательно разувериться что в своих мыслях, что в своих словах. Стоящий напротив Йошицугу едва заметно хмурится, и внезапно Тодо видит растерянность и непонятную досаду в обычно непроницаемом взгляде друга; ещё через пару мгновений он замечает, что рука, в которой Отани держит оружие, трясётся, будто от страха… наконец, тигр осознаёт, что и его собственные колени дрожат — вот-вот подогнутся… Нет, он же не хочет сражаться с ним… Они ведь оба, намеренно, до последнего, бились со всеми, с кем можно, на этой поляне; упрямо делали вид, что не замечают присутствия товарища поблизости. Однако теперь здесь не осталось ни единого воина, кроме них двоих. И выбора тоже не осталось. Сделав глубокий вдох, Тодо как можно крепче сжимает рукоять меча в ладони. Стараясь звучать холодно, говорит:— Ты не готов.И едва не произносит вслед за Йошицугу правдивое:— Мы оба ещё не готовы.Они отворачиваются друг от друга, одновременно — чтобы расправиться с двумя противниками, которые буквально только что, вместе, как по сговору, выскочили на поляну и атаковали обоих со спины. Такатора одним взмахом обращает врага в ледяное изваяние, ещё одним — разбивает его тело на мелкие, сияющие золотом осколки. Снова обернувшись к Йошицугу, он видит, как корчится от боли упавший к ногам змея воин из стана Токугава. Отани не торопится прятать отравленный собственным ядом клинок в жезл и лишь небрежно замечает:— Поразительно. Будто заранее условились напасть в один и тот же миг.Он смотрит на Такатору через плечо — многозначительно и пытливо. Тигр на миг настораживается, однако затем до его ушей вдруг доносятся предсмертные слова отравленного Йошицугу воина:— Не… надо… убивать…Тело цепенеет от осознания: это послание Иэясу. А точнее, напоминание. Такатора бросает беглый взгляд на мечущегося в агонии бойца, который отчаянно хватается руками за траву — словно та может удержать его в мире живых; затем переводит глаза на Йошицугу и с суровой мольбой произносит:— Прости, но сегодня не тот день, когда мы должны столкнуться в битве.— Согласен, — едва заметно кивает Йошицугу. — Ещё слишком рано, — произносит он и наконец прячет кинжал внутри скипетра. Такатора едва не оседает на землю, когда слышит в голосе друга искреннее, пусть и едва различимое облегчение. — Не следуй за мной.Змей уже собирается уйти на поиски противника, которого сумеет убить без сожалений, однако Тодо, поддавшись внезапному порыву, дёргается в его сторону:— Йошицугу…Перед глазами резко вспыхивает рыжим, лицо обдаёт жаром, и Такатора едва успевает отпрыгнуть назад, чтобы не обжечься. Тигру требуется несколько мгновений, чтобы прийти в себя и осознать: между ним и Йошицугу — огненная стена. Магия не задевает ни тигра, ни застывшего на месте змея, однако один вид друга, стоящего по ту сторону пламени… а ведь, если постараться, можно действительно поверить, будто он горит… заставляет немедленно прийти в ярость.— Зачем… Я ведь просил тебя… — едва заметно дрожа, произносит Йошицугу. А затем испуганно восклицает: — Скорее уходи, Мицунари!— Не позволю! — рычит Такатора.Яростный удар мечом — и на то место, где наверняка стоит лис, обрушивается ледяная волна. Колдовское пламя тут же гаснет — попал? — однако тигр даже не думает расслабляться. Уже через секунду взгляд улавливает движение — и новый холодный удар едва не задевает кицуне, что в зверином обличии скользит сквозь траву. Значит, вот как он успел уйти от первой атаки — вовремя обернулся лисом. Такатора сердито рычит — он ненавидит промахиваться — и ястребом взмывает вверх; с кончиков крыльев уже собирается сорваться новая порция магии — и на этот раз она обязана попасть в цель… Однако тигриный слух вдруг улавливает сдавленный голос — будто его хозяин изо всех сил пытается заставить себя молчать:— Такатора, пожалуйста, не надо…Сердце пропускает удар; секундная неуверенность неизбежно сказывается на скорости колдовского потока — и Мицунари, приняв человеческий облик, успевает выставить огненную защиту одним взмахом веера. Громкое шипение и расползающийся по траве пар лишь подтверждают: лёд и пламя всё-таки столкнулись; Такатора спешит приземлиться и, на ходу обернувшись человеком, бросается в сторону Мицунари… но холодные пальцы вдруг вцепляются в его плечо, а шеи касается такое же холодное лезвие. Тигр замирает, затаив дыхание — и душу пронзает невидимый клинок, когда бесстрастно-близкий голос за спиной произносит:— Ещё одно движение — и я тебя убью. Кинжал отравлен, так что даже простого ранения будет доста…— Проклятье! — Такатора с яростным криком швыряет свой меч в сторону, заставляя Йошицугу замолчать. Если бы змей не держал его столь близко к себе, тигр бы прямо сейчас рухнул на колени. Тело начинает бить дрожь — и причина отнюдь не в том, что любая попытка воспротивиться приведёт его к гибели… Нет, причина вовсе не в этом… Такатора крепко смыкает веки, когда слышит мягкие шаги лиса по траве. Он не хочет его видеть. Не хочет видеть того, кто отнял у него друга. Не хочет видеть того, кто пользуется привязанностью Йошицугу, совершенно её не заслуживая. Не хочет видеть этого проклятого лиса, чьё существование приносит одни лишь беды… Такатора не хочет видеть того, кому только что проиграл.Именно поэтому он безропотно позволяет себе поддаться чарам Мицунари — и почти незамедлительно засыпает.***Начав приходить в себя, Такатора ещё сквозь сон протягивает руку к шее — и удивлённо вздрагивает, когда обнаруживает на ней шарф. Брови сходятся на переносице: от ткани исходит едва уловимый запах проклятого лиса — запах, который теперь тигр способен узнать где и когда угодно. Однако, повернув голову чуть влево и приоткрыв глаза, Такатора тут же забывает обо всём. Рядом с ним сидит Наотора. Взгляд её полон неподдельной радости и удивления; ладони прижаты к груди.— Господин Такатора!Тигр испуганно подскакивает, сбрасывая с себя покрывало.— Так я не в плену?Голову пронзает боль, и он с тихим стоном ложится обратно под взволнованное бормотание прекрасной главы семейства Ии:— Вам нельзя так резко подниматься, вы ведь целые сутки пробыли без сознания! — Наотора невольно протягивает к нему руки и даже едва уловимо касается его правого плеча — однако затем, вздрогнув, чуть ли не отпрыгивает назад с испуганным возгласом: — Ой, нет, извините меня! — На щеках тигрицы появляется румянец, и она, не в силах справиться с нахлынувшим смущением, прячет лицо в ладонях. — Простите, я не хотела трогать вас без разрешения… — каждое новое её слово всё сильнее пропитано искренним чувством вины. Такатора же, поспешно отвернувшись в сторону, радуется тому, что госпожа Ии не может прямо сейчас видеть его лицо. И что это с ним такое? Любой взгляд со стороны этой робкой в общении особы будто отпечатывается в сознании, заставляя сердце ускорять ход, а на каждое нечаянное прикосновение тело отзывается необъяснимым трепетом. Вот и теперь — плечо, до которого успели дотронуться её пальцы, будто горит, и дышать почему-то становится всё тяжелее и тяжелее с каждым мгновением…?Наверное, это потому, что я так долго был без сознания?, — решает Такатора — и вдруг хмурится.— Целые сутки… значит?Наотора отнимает ладони от лица, и в карих глазах её застывает настолько умиляющая беспомощность, что Такатора окончательно перестаёт дышать. Лишь через пару мгновений становится ясно: он чувствует себя намного лучше, чем минуту назад; голова больше не кружится и не болит, да и встать он, кажется, уже в состоянии.— Вас усыпили, просто чтобы вывести из сражения, — объясняет Наотора. Она с интересом и истинно материнским беспокойством наблюдает за попытками Тодо понять, насколько он сейчас дееспособен. — Враг не желал причинить вам вреда, поскольку вы — очень ценная сущность… — тигрица внезапно вздрагивает и, приложив ладони к щекам, яростно качает головой. — Ой, нет, нет, не так! — тёмные волосы её, собранные в два низких хвоста, подпрыгивают вслед за движениями. — Я хотела сказать, господин Хидейоши не желал бы, чтобы вам причинили вред… Ведь он нам теперь не враг. — Тодо бросает на тигрицу изумлённый взгляд, чем заставляет её прийти в крайнее смятение. — Простите, простите! Я с самого начала должна была сказать вам… Вчера вечером он приходил к нам. Один, без сопровождения. И они с господином Иэясу что-то обсуждали…Такатора вылетает из палатки — к счастью, не в прямом смысле. Конечно, он уже пришёл в себя, однако для оборота сил у него ещё недостаточно. Наотора выбегает следом за ястребом, желая возвратить его обратно, и неуклюже пытается уверить Такатору в том, что ему необходим отдых. Однако тигр нуждается в ином. Он едва успевает окинуть взглядом голубого цвета костры, которые очерчивают границу лагеря — занятно, но лишь немногим известно, что пламя в них на самом деле создал именно Тодо, — когда со спины его окликает тихий голос, похожий на шелест ночной листвы:— Это правда.Такатора замирает на месте и оборачивается к Ханзо.— Мы проиграли?Взгляд ласки, как всегда, непроницаем. Да и сам он больше напоминает тень, нежели человека — неподвижный, невозмутимый. Стоит, скрестив руки на груди и в упор глядя на тигра, и кажется, будто целую вечность так простоит — не шелохнётся. Никак не угадать, что в бою эта сущность стремительнее любой белки, изворотливее любого змея… смертоноснее кого бы то ни было. То, что Ханзо находится чуть ли не посреди лагеря, а не спешит к кому-то с тайным посланием, не мчится на помощь господину и не разведывает обстановку на земле врага, означает лишь одно: сейчас всё относительно тихо. Это внушает спокойствие, но в то же время — опасения; хочется подробностей, которых тигр, однако, вряд ли дождётся от этой скрытной и явно не доверяющей ему полностью сущности. Ханзо, который вслед за отцом всю жизнь был предан Иэясу и только ему — в каком бы обличии тот ни представал, какое бы имя ни носил, — до сих пор не упускает случая напомнить Такаторе, что тот после гибели Нагамасы некоторое время хватался за кого попало в попытках выжить и найти себя. Тодо мысленно сердится на подозрения со стороны Ханзо, однако в то же время прекрасно его понимает — и потому ничего не может с этим поделать… почти. Единственное, что ему остаётся, — это постоянно доказывать бесконечную верность Токугава. И Такатора готов к ним — к ежедневным, к ежечасным проверкам своей преданности. Тигру нечего бояться. Он будет сражаться за господина Иэясу до последнего. Точно так же, как до последнего сражался за господина Нагамасу в прошлом… Кстати, Йошицугу ведь тоже бился за лиса Азаи — и тоже изо всех сил, не жалея себя. А потом не знал, скорбеть ему о погибшем господине или радоваться тому, что жив его друг… Тихий ответ — больше похожий на шорох, чем на слова, — отвлекает ястреба от тяжёлых воспоминаний о том дне, когда его сердце впервые разбилось по-настоящему:— Победили мы.Такатора непонимающе хмурится.— Но тогда почему же…— Мы с господином Хидейоши решили, что так будет правильнее всего. Чем меньше сущностей погибнет в борьбе за мир, тем лучше, — спокойно-добродушный, снисходительно-уверенный голос за спиной заставляет тигра повернуться уже в другую сторону. Такатора не смеет смотреть на своего господина, которого в очередной раз подвёл, однако успевает заметить осуждающий взгляд стоящей чуть слева от Иэясу Ины — прекрасной дочери Хонды Тадакацу. Губы девушки поджаты, а плечи напряжены: она испытывает настоящее негодование и сдерживает его внутри себя с огромным трудом. Ина глядит настолько осуждающе, однако её строгость настолько умиляюща, что Такаторе и стыдно, и смешно одновременно… Иэясу кладёт ладони на плечи своему вассалу и с искренним облегчением говорит: — Как же я рад, что ты пришёл в себя, Такатора. Враг оказался великодушен к тебе, и мы должны быть ему за это благодарны.?И о котором же из "врагов" вы говорите??Как бы то ни было, теперь Такаторе по-настоящему стыдно. Заботливые руки Иэясу едва заметно сжимают плечи, призывая поднять голову. Тигр обращает робкий взгляд на господина, и тот даёт знак следовать за ним. Когда они проходят мимо Наоторы, та всё ещё смотрит на Такатору с тревогой и даже порывается протянуть к нему ладонь — но в последнее мгновение передумывает и смущённо опускает взор. Сердце на миг замирает от этого несбывшегося жеста, однако уже через несколько секунд тигр берёт себя в руки и уверенно идёт за господином, который неторопливо шагает в сторону своей палатки. Ноги до сих пор не подчиняются полностью и желают оступиться, однако ястреб силой воли заставляет себя держаться ровно. Он и так слишком многое упустил в прошедшей битве — и теперь не имеет права на ошибку.— Кажется, мне нужно потерпеть ещё немного, — задумчиво говорит Иэясу, как только оба пересекают черту, отделяющую палатку от основного лагеря; повелитель говорит, даже не оборачиваясь, совершенно уверенный, что его никто сейчас не услышит… а даже если и услышит — посчитает, будто ему почудилось. — Поток времён на нашей стороне, однако господин Хидейоши… однако с господином Хидейоши в союзниках я достигну своей цели намного быстрее… нежели с ним же — во врагах.Иэясу говорит странно — будто даже оправдывается. Но Такаторе оправдания не нужны. Ему необходимо прощение, и потому, не в силах больше терпеть, он опускается на колени и умоляющим голосом восклицает:— Господин, я виноват! Я снова не справился с вашим поруче…Иэясу едва слышно кашляет, заставляя тигра испуганно притихнуть. А затем, совершенно не изменившимся голосом, спрашивает:— А разве я давал тебе какое-то поручение? — он поворачивается к своему вассалу и опускается на одно колено. Такатора чувствует, как господин настойчиво вглядывается в его лицо, однако не может посмотреть на него в ответ, и даже тихое: — Подними голову, мой тигр, — не исправляет положения. Вздохнув, Иэясу миролюбиво произносит: — Ответь — выполнил ли ты задание, которое я дал тебе во время вчерашней битвы? Сохранил ли ты жизнь тому, кто нам, как я понял, просто необходим? — Ястреб вздрагивает, затем неуверенно кивает. Иэясу удовлетворённо усмехается. — А большего от тебя и не требовалось. — Он уже собирается подняться, но внезапно решает помедлить и, склонившись к Такаторе ещё ближе, вполголоса добавляет: — Войско противника было разделено на два отряда. Он находился совсем в другом, а потому не должен был попасться тебе на пути… Теперь ты веришь, что от тебя и правда ничего не требовалось? — с лёгким нажимом повторяет он, и Такатора изумлённо вскидывает голову:— Значит…— …Я упустил его из виду в последний момент, — переведя взгляд за спину Такаторы и едва заметно нахмурившись, договаривает Иэясу. — Жаль… ведь судьбы ему всё равно не перехитрить, — будто бы с горечью говорит господин и медленно, но уверенно поднимается на ноги. После чего жестом просит Такатору встать следом. — В любом случае теперь нас ждёт своего рода затишье.Тигр понимающе кивает.— Однако… оно ведь временно?— К сожалению, ничто в нашей жизни не вечно, — предельно серьёзным голосом говорит Иэясу. — К тому же у нас ещё много работы. С господином Хидейоши всё почти решено, однако расслабляться нельзя. — Он тяжело вздыхает. — Уверен, ты понимаешь это не хуже меня.Мгновение Такатора сомневается, однако Иэясу молча прикрывает глаза и окончательно убеждает его в том, что он всё понял верно. Да, Хашиба трогать пока нельзя… однако остались ещё упрямцы, которые отказываются признавать чужое превосходство. Упрямцы, которых необходимо приструнить, победить, покорить — или просто-напросто уничтожить… во имя спокойствия. Жестокое время требует жестоких действий. И для того, чтобы воцарился мир, кому-то просто придётся сдаться — или погибнуть… Голову внезапно пронзает боль.?Чужаки!?Такатора вздрагивает и едва не срывается с места, однако Иэясу вдруг хватает его за руку — решительно и на удивление крепко.— Терпение, мой тигр, терпение… — взгляд у него понимающий — и в то же время он будто сияет лёгкой улыбкой. Иэясу не осуждает своего подчинённого, однако взволнованность тигра кажется ему забавной. Обычно таким взглядом на своих детей смотрят заботливые родители… Такатора изумлённо опускает плечи — а секунду спустя за его спиной появляется Тадакацу.— Господин Иэясу. К вам прибыл господин Хашиба Хидейоши, — склонив голову, объявляет он.— Проводи его сюда, Тадакацу. — Иэясу переводит взгляд на Такатору. — Думаю, тебе пора возвращаться в палатку. Восстанавливай силы. И помни — ты нужен мне, мой храбрый тигр.***Йошицугу не позволяет Такаторе произнести ни слова; змеем скользнув в палатку, он молниеносно обращается в человека и заключает его в объятия. Тигру только и остаётся, что вздрогнуть — и беспомощно застыть. Нужно отстраниться, нужно дать волю возмущению, однако почти сразу становится ясно: злиться за друга нет никакого желания. Единственное, чего хочется, — как можно крепче обнять в ответ и не отпускать, никогда и ни за что.— Прости меня, — шепчет Йошицугу, дрожа и от бессилия цепляясь бледными пальцами за воротник друга. — Прости, я не хотел… — он осекается и, уткнувшись лицом в плечо Такаторы, дышит глубоко, будто изо всех сил сдерживая чувства. — Он снова это сделал… он поступил слишком непредсказуемо…Тодо вздыхает; неловко коснувшись укрытого белой тканью плеча, хрипло произносит:— Ты сделал то же самое, Йошицугу.Змей замирает; помолчав немного, робко спрашивает:— Ты разочарован?Такатора едва слышно усмехается.— Я не могу на тебя рассердиться. Как бы ни хотел.Йошицугу поднимает на него взгляд — серебристый в темноте палатки, он приковывает к месту той надеждой, что сияет в его глубине.— Значит, мы снова друзья?— Друзья, — прикрывает глаза Такатора. — Друзья, — повторяет он ещё раз, уже шёпотом. — Йошицугу… ты тоже меня прости.— Тебе не за что извиняться, Такатора. Во всём виновен только я.Тигр едва узнаёт друга. Где его обычное равнодушие? Где холодность, с которой он приветствовал его ещё вчера, незадолго до сражения? Тигру даже кажется, что он вернулся назад, к тем временам, когда Йошицугу открывался ему намного проще — хотя уже тогда был до обидного молчаливым. Но… если бы только можно было вернуться сейчас в прошлое — в то прошлое, где господин Нагамаса был ещё жив. Кажется, они сегодня оба ведут себя не так, как положено. Не пристало расчётливому Такаторе мечтать о том, чтобы уже давно обратившиеся в сон годы вдруг стали явью. И тем не менее в эту минуту ему совсем не хочется думать о том, что Йошицугу прибыл сюда как сопровождающий Хидейоши подчинённый. Нет, он пришёл, только чтобы увидеться с другом, справиться о его самочувствии и убедиться: он цел и не держит на него зла… Такатора снова прижимает Йошицугу к себе, утешающе касаясь ладонью дрожащей спины.— Всё хорошо, — говорит он. — Нам больше не придётся сражаться.Йошицугу молча вздыхает в ответ — и Такаторе жутко хочется слышать в его вздохе радостное облегчение. Когда он осторожно проводит ладонью по гладким тёмным волосам друга, сердце вдруг посещает странный, совершенно необъяснимый страх. Страх, что всё происходящее — сон и Йошицугу сейчас исчезнет, внезапно и без предупреждения; покинет его, растворившись белоснежным призраком в лучах закатного солнца. Крепко зажмурившись, Тодо пытается прислушаться к неуловимому аромату, исходящему от змея; к едва ощутимому теплу, что испускает его тело. Никогда прежде он не обращал внимания на подобные мелочи, однако теперь ему хочется запомнить — как можно больше…— Я наконец-то всё решил, но мне от этого нисколько не легче, — шепчет Йошицугу через минуту тишины. Вновь вздохнув, он добавляет: — И почему всё должно было сложиться именно так…— Тише, тише, — успокаивает его Такатора. — Я ведь сказал. Теперь — всё хорошо. Теперь наши повелители — союзники. Верно ведь?— …Угу.Йошицугу всегда был схож с водой. Всегда двигался в своём направлении, размеренно, упрямо. Его никогда нельзя было удержать в руках. А ещё он никогда не оставлял следов, даже самых блёклых. Более того, стирал уже существующие. И тем не менее безропотно принимал все метки, что оставляла на его теле и сердце судьба и окружающие сущности. Неудивительно, что теперь он — пусть даже чуточку, но — теплее прежнего, а на его кимоно держится едва ощутимый запах пламени.— Я не хочу выбирать, — подняв сияющий взгляд на друга, шепчет Йошицугу с горечью. — Мне совсем не нравится то, что подсказывает чутьё… — Снаружи раздаётся шорох — и змей резко отстраняется от ястреба. — Мицунари, — с едва заметной улыбкой — в глубине глаз — шепчет Йошицугу, и Такатора едва не вздрагивает от резкой боли, что пронзает его сердце. — Нужно идти.— Он тоже здесь? — ястреб пытается звучать равнодушно, но выходит у него из рук вон плохо. Йошицугу замечает это — и касается рукой его ладони. Не потому, что искренне желает утешить. Просто затем, что так положено делать друзьям. — Хотя… чему я удивляюсь. Он ведь не отходит от своего господина, носится за ним как привязанный. Тут недолго начать подозревать что-нибудь… не слишком весёлое.Йошицугу пытается успокоить возникшее между ними напряжение — отчасти шутливым:— Подозрения — плод фантазии тех, кому нечем заняться. И я думал, ты его присутствие заведомо чуешь.— Он непредсказуем не только для тебя. И ты, повторюсь, такой же непредсказуемый, — сурово откликается Такатора. — И чем дальше, тем страшнее… и больнее ваша непредсказуемость.Йошицугу спешит разорвать прикосновение.— Я непредсказуем ровно настолько, насколько непредсказуемо течение судьбы, — холодно произносит он.И покидает друга, не сказав больше ни слова.***Собственные шаги по энгаве звучат до убаюкивающего глухо, и Такатора изо всех сил борется с желанием прикрыть на время веки и хотя бы ненадолго отречься от мира света, пусть даже продолжая идти вперёд. Он молит небеса, чтобы на пути ему не попалось никого ненавистного, но те, конечно же, решают поиздеваться над ним, столкнув не с кем иным, как с Исидой Мицунари. Озаботившись лишь сухим приветствием, лис прямо, но в то же время уклончиво произносит:— Господин сейчас занят. У вас что-то важное? — в голосе его — надменное презрение, и Такатора с трудом подавляет порыв огрызнуться в ответ. К счастью, ему не слишком-то и хочется общаться с Хидейоши напрямую.— Полагаю, вы сумеете передать это своему повелителю в ближайшее время, — якобы услужливо произносит тигр, протянув лису принесённое им письмо. — Скажите, что это послание от господина Иэясу. Относительно личности, что интересует обе наши стороны.Мицунари недоверчиво вскидывает бровь; поджав губы, глядит на бумагу с пренебрежительной настороженностью.— Судя по всему, у вас были веские причины доставить послание самостоятельно? Вы ведь вроде не самый последний из прислуж… то есть, я хотел сказать, подчинённых Токугава. — Такатора медленно вдыхает. Бороться с ненавистью к этому высокомерному созданию становится всё труднее. Проходит несколько мгновений молчания, в течение которых две сущности с откровенной неприязнью смотрят друг другу в глаза, а затем Мицунари, кашлянув, вновь напоминает о своём умении говорить: — Я имел в виду, что простой посыльный, наверное, не смог бы справиться со столь значимой ношей.— Вы крайне догадливы, — пропустив в голос едва слышное рычание, отвечает тигр. — Объект обсуждения позаботился о том, чтобы вестник не добрался досюда живым. К счастью, мой повелитель додумался послать не рядового воина.Во взгляде лиса появляется тревога.— Хотите сказать, по пути вы подверглись нападению?— Именно, — хмурится Такатора. И, не выдержав, добавляет: — Непривычно видеть вас настолько сочувствующим, господин Мицунари.?Господин Мицунари? тут же кривит губы.— Не о сочувствии речь. Подобного рода сведения важны для безопасности как Токугава, так и Хашиба, — заявляет он, едва ли не вырвав письмо из рук Такаторы. — Вам следовало бы в первую очередь осведомить нас о том, что по пути вы наткнулись на засаду… или вы так боитесь сдать посты собственных разведчиков?Та самодовольная полуухмылка, что появляется на лице Мицунари, едва не выводит Такатору из себя. Вложив всю злость в попытку поправить шарф, тигр холодно откликается:— Вы сами заявили, что ваш повелитель ?занят?. Вот я и решил, что следует сказать лишь о самом важном…— И тем не менее — ради такого случая лично я могу найти для вас минуту свободного времени, — не терпящим пререканий тоном возражает лис. И, понизив голос едва ли не до угрожающего, заканчивает: — Ибо за безопасность земель моего господина ответственен не кто иной, как я.— А не слишком ли много ты на себя берёшь, Мицунари? — раздаётся слегка недовольное — со стороны, и, резко обернувшись, Такатора видит перед собой крепкого смуглого мужчину с серебристого цвета волосами. Сердце тут же подсказывает: сородич, и Тодо стремительно прячет тигриную сущность в самый угол души — лишь бы не заметили, — а затем снисходит до вежливого поклона:— Господин Киёмаса.— Добрый день, — тигр приближается к ястребу и лису. На лице последнего застывает самое раздражённое выражение из возможных, и Такатора, невольно, испытывает удовлетворение по этому поводу. Наконец-то появился тот, кто может открыто поставить этого зарвавшегося кицуне на место. — Ничего, что мы защищаем Хашиба все вместе?Лис закатывает глаза.— Ну да, конечно, — ворчит он недовольным голосом. — А ничего, что охранные костры висят на мне?— Ты мог бы спокойно доверить мне часть своего пламени и разделить это ?тяжкое бремя? по меньшей мере пополам, — скрестив руки на груди, рассудительно произносит Като в ответ. — Но нет же, мы будем упрямиться, а потом строить из себя всего такого занятого и усталого…Мицунари фыркает и отворачивается.— Делать мне нечего, только огонь всем подряд раздавать, — бормочет он. — К тому же я нисколько не устаю. Точнее, устаю, но явно не от костров.— А от чего же? — почти насмешливо интересуется тигр. Кажется, он догадывается, какой именно услышит ответ.Мицунари переводит на него щурый взгляд и шипит:— Меня крайне утомляют недалёкие личности, что так и норовят задать кучу вопросов глупее некуда.Киёмаса вздыхает:— Мицунари. Твоя гордыня тебя точно когда-нибудь доведё…— Это тебя точно когда-нибудь доведёт — твоя привычка цепляться к другим, — резко обрывает тигра лис. Взмахнув рукавом, он диктует: — Лучше сделай что-нибудь полезное. Например, выслушай нашего гостя. Выясни, кто напал на него по пути сюда, и распорядись, чтобы опасность устранили.Когда кицуне, не дождавшись ответа, уверенным шагом удаляется прочь, Киёмаса неодобрительно качает головой.— И какого дьявола он ведёт себя так, будто самый главный здесь?Такатора позволяет себе мрачно усмехнуться.— Наверное, потому что некому поставить его на место, — тигру очень хочется сказать ?эту выскочку? вместо ?его? — но обстоятельства, к сожалению, пока подобного не позволяют.— Вообще-то, я по своим делам шёл, — вновь покачав головой, произносит Киёмаса, однако затем переводит взгляд на гостя их дома. — И тем не менее. Безопасность наших земель — вопрос первостепенной важности. Именно поэтому я смею ожидать от вас наиболее подробного рассказа, господин Такатора.***Прикосновение юной госпожи, рукавом к рукаву, кажется почти невесомым, почти несуществующим — но тем не менее Такатора чувствует его и тут же оборачивается туда, где предположительно находится она. Дочь господина Нагамасы и госпожи Оичи. Молча, одними лишь глазами, девушка просит: ?Следуй за мной?, — и удаляется в одну из комнат, в самом глухом уголке замка. Златовласая, златоглазая лисица, унаследовавшая лучшие черты обоих родителей, она до сих пор носит лазурное — в память об отце; до сих пор хранит кандзаси — подарок матери. С виду невинное украшение, но Такатора когда-то — как же давно это было… — на собственном опыте убедился, что и простая безделушка способна заменить юной госпоже оружие. А ведь это было ещё в те времена, когда лисице не было необходимости сражаться всерьёз — с кем бы то ни было. Насколько же она сильнее прежнего — теперь?.. В том, что она стала сильнее, по меньшей мере духом, Такатора ни капли не сомневается. Иначе её лицо не было бы таким спокойным сейчас — пусть на дне взгляда и теплится пугающе безрассудная решимость. Иначе её сердце не стучало бы столь ровно теперь — когда она, оглядевшись по сторонам, сдвигает створки бумажной двери и подходит чуть ближе дозволенного. Лисица и тигр молчат около минуты; девушка бесстрастно смотрит в сторону, будто не замечая пристального взгляда своего ещё не совсем собеседника. Наконец, у Такаторы начинает кружиться голова. Осознав, что попал под действие невольного наваждения юной госпожи, ястреб спешит начать — шёпотом:— Что случи… — но Чача заставляет его замолчать, подняв голову и посмотрев в глаза — пронзительно. Ястреб судорожно сглатывает, только теперь заметив, что проследовал сюда за лисицей совершенно бездумно, словно под действием непреодолимой иллюзии, которую осознал лишь теперь. Иначе почему он здесь? Он ведь уже не служит Азаи. А юная госпожа уже давно не принадлежит той семье, в которой родилась. При встрече они должны были вежливо поздороваться — и разойтись, не более!.. Проходит ещё около минуты, в течение которой Чача собирается с духом. А затем хладную тишь покоев наконец рассеивает её неизменно строгий, пусть и подозрительно тихий голос:— Крайне рада видеть вас невредимым, господин Такатора. Я слышала, вы по пути сюда попали в беду. Господин Мицунари сообщил мне об этом, — лисица выражается вежливо и старается звучать ровно — однако на имени пламенного кицуне её голос сам собой вздрагивает. Такаторе становится тревожно, когда он понимает, что не в силах — по интонациям — выявить, что именно Чача испытывает по отношению к Исиде… будь он неладен. В итоге ястреб решает остановиться на том, что юная госпожа просто сама не знает, как именно к нему относиться.?Что ж… у неё почти нет причин ненавидеть Мицунари. Хотя стара истина, что лисы — одиночки и себе подобных близко не терпят…?— Я волнуюсь, доберётесь ли вы обратно в сохранности, — на последних словах Чачи становится окончательно ясно, что за напускной учтивостью скрывается искреннее беспокойство. Такатора до сих пор не в силах понять истинных намерений юной госпожи, однако на душе становится слишком тепло, чтобы быть равнодушным. Склонив голову, ястреб спешит успокоить девушку:— Со мной ничего не случится. Поверьте, я не стою ваших волнений, юная госпо…Резкий вздох со стороны Чачи заставляет его вскинуть голову.— ?Юная госпожа?? Вы… до сих пор называете меня так? Не нужно! — лисица прижимает ладонь к губам. Ненадолго прикрыв глаза, она справляется с собой и продолжает уже тише и ровнее: — Не нужно меня больше так называть, пожалуйста. Вы ведь уже давно не являетесь подчинённым Азаи. И никак теперь со мной не связаны. Обращайтесь ко мне ?госпожа Чача?, как все делают. — Помолчав немного, она добавляет: — Как все здесь делают.Такатора настороженно хмурится — пусть ему совсем и не хочется смущать лисицу своей реакцией. От того, насколько сильно Чача не желает вспоминать о том, что связывало их ранее, становится даже как-то досадно… Но тут по затылку, будто камнем, ударяет осознание истины — и Такатора немедленно спешит извиниться:— Прошу прощения за мою оплошность, юная го… то есть госпожа Чача! Мы слишком давно не виделись, и у меня не было возможности привыкнуть к тому, чтобы называть вас по-новому, — ястреб пытается добродушно рассмеяться — пусть и выходит у него в итоге что-то слишком нервное и возбуждённое.Всё становится на свои места. Даже уведя Такатору в, казалось бы, недоступное чужим ушам место, юная госпожа всё равно не может ощущать себя в полной безопасности. Она неспроста упомянула Мицунари — именно он ответственен за то, чтобы приглядывать за ней от имени Хашиба. А точнее — чтобы следить за каждым её шагом и в случае чего удержать от опрометчивых действий. Например, от попытки собрать рядом с собой прежних подчинённых её семьи… и попробовать вернуть её фамилии былое величие.?Молодец, Хидейоши. Всё просчитал?.Такатора едва не подвёл юную госпожу своим обращением. Казалось бы, это просто слова — однако и они могут быть использованы против лисицы. Ястреб внимательно вглядывается в лицо юной госпожи, опять пытаясь прочесть её намерения — но это вновь оканчивается ничем. Они молчат ещё пару минут, в течение которых Чача взволнованно терзает подол своего кимоно, но затем опять раздаётся её голос:— Мне хотелось бы… поблагодарить вас, — она звучит неувереннее прежнего, будто всё это время лихорадочно подбирала слова — но так и не подобрала. Такатора непонимающе хмурится.— Поблагодарить? За что? — тихо спрашивает он. О себе внезапно напоминает дикое ощущение вины — за гибель господина Нагамасы, за смерть госпожи Оичи… за несчастную судьбу Чачи. Такатора крепко смыкает веки, отгоняя от себя нисколько не нужное ему ощущение. Он ведь уже решил идти вперёд несмотря ни на что. Ему некогда жалеть о прошлом. Вот только вера в это гаснет всё стремительнее с каждой секундой… Он ведь может, он всё ещё может… помочь юной госпоже? Более того — спасти её?.. Чача, кажется, замечает настроение Такаторы; подойдя ещё ближе, она внезапно касается руки ястреба, заставляя его изумлённо вздрогнуть. — Юн… госпожа Чача?— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы в своё время обучали меня грамоте, — с лёгкой улыбкой произносит девушка — а точнее, почти шепчет. От её шёпота у ястреба почему-то пробегает дрожь по телу; от тёплого взгляда — учащается сердцебиение… Поняв, что опять поддаётся чарам, Такатора делает глубокий вдох и отвечает:— Вам не за что меня благодарить. Наоборот, это вы позволяли мне отвлечься от неспокойных будней.Чача, не слушая, отводит глаза в сторону. Взгляд её внезапно пустеет.— Я ведь так ни разу и не сказала вам ?спасибо?… — с горечью молвит она. — Хотела сделать это после того, как справедливость моего отца одолеет жестокость… господина Нобунаги, — её брови едва заметно дёргаются, когда она произносит имя своего дяди. — Однако всё сложилось так, как сложилось. И с тех пор мы с вами ни разу не пересеклись. — Она вздыхает, и они снова молчат некоторое время. Такатора напряжённо вслушивается в тишину, уже оставив попытки понять, чего желает лисица. Теперь он уверен, что ещё немного — и Чача сама объяснит, зачем привела его сюда. — А вот с господином Йошицугу я вижусь — то и дело.— Я тоже недавно имел честь увидеться с ним, — Такатора с трудом удерживается не то от улыбки, не то от горькой усмешки. В какой-то момент ему даже становится легче от осознания, что сейчас необходимо держать истинные чувства и мысли при себе. Так проще — а то слишком уж противоречивые эмоции он испытывает по поводу своего то слишком холодного, то, наоборот, непростительно тёплого друга. — Судя по всему, у него всё очень хорошо.— Я бы так не сказала, — внезапно-резко откликается Чача — так, что сердце ястреба на миг замирает. — Я чувствую, что он сомневается. Хоть и не могу понять, в чём именно.Такатора хмурит брови.— Чтобы Йошицугу — и сомневался? С трудом верится, — он пытается засмеяться — но обрывается на полувздохе, когда Чача, слишком неожиданно, сжимает его ладонь в своей крепче прежнего. Осознав молчаливый знак юной госпожи, тигр мигом берёт себя в руки — и теперь жадно ловит каждое слово, что слышит: — Вы помните, как учили меня писать через три знака? Я думала тогда, что хочу научиться писать, дабы убежать от действительности. Говорила: ?Ты сама себе не поможешь — не так ли??, — заканчивает девушка — и бросает ещё один пронзительный, пусть и короткий взгляд на прежнего вассала своего отца. Но больше ничего не говорит. Пару мгновений Такатора, совершенно сбитый с толку, ничего не понимает… Но осознание вновь приходит к нему резко, будто внезапный удар со спины. И теперь, уже осмысленно глядя на Чачу, ястреб живо кивает ей.И окончательно обращается в слух.***?Я хочу убежать. Ты поможешь??Ночной промозглый ветер треплет волосы тигра, неприятно холодит открытые плечи; лунный свет, глядящий сквозь деревья, кажется слишком неуютным и вынуждает прятаться в тени. Прочесть послание юной госпожи для Такаторы не составило труда. Слово через три, их давняя забава, которая казалась такой бессмысленной, но слишком уж по сердцу была юной лисице — красавице клана Азаи. Кто же знал, что подобные игры способны будут спасти ей жизнь? Ведь, если всё получится, Чача по меньшей мере освободится от гнёта Хашиба. По большей — сможет найти силы, чтобы отомстить. Если всё произойдёт именно так, господин Иэясу сумеет воплотить свой замысел в жизнь намного раньше, чем при нынешнем раскладе. Именно поэтому Такатора уверен: он правильно поступил, решившись стать сообщником в этом преступлении. К тому же это последнее, что он может сделать для Азаи — пусть теперь и служит совершенно другому клану. И это единственное, чем он способен искупить вину — перед господином Нагамасой, перед госпожой Оичи, перед самой Чачей… которую ему до сих пор хочется называть ?юной госпожой?. Такатора не боится подвести господина Иэясу. Ханзо, который прибыл к тигру недавно, встревоженный задержкой, теперь несёт своему повелителю письмо, в котором всё объясняется. Ястребу хватит сил, чтобы замести за собой все следы — не впервой уже действовать с таинственностью уровня истинного разведчика. Глупый страх не стоит того, чтобы из-за него упустить столь подходящую возможность всполошить Хашиба, а в будущем, скорее всего, крайне ослабить их. Конечно, Чача могла бы подобраться к ненавистной ей сущности и иным способом…?Но нет. Гордость не позволит ей опуститься до такого?.Другое дело, что Чача — слишком сильная лисица. Всё то время, что Такатора находился рядом с ней, он неизменно попадал под действие её чар — хотя волчьего в нём только и есть, что отцовское наследие. Ястребу будет достаточно ледяной магии, чтобы никто не нашёл ни его следов, ни его самого. А вот лисице… придётся изрядно постараться, дабы скрыть иллюзорный шлейф, который неизбежно будет тянуться по пути её продвижения. Иначе её запросто отыщет этот настырный лис… Такатора делает вдох и медленно выдыхает, борясь с безосновательным волнением. Ясно ведь, что всегда и во всём есть, пусть даже и малейшая, но опасность проиграть. Переживать по этому поводу бесполезно, намного полезнее — просто брать и действовать. К тому же в ходе разговора-шифра Чача ясно дала понять, что придумала, как скрыться от преследования. Более того, уточнила, что ей поможет товарищ. Такатора не стал выпытывать, какой именно ?товарищ? — он просто поверил лисице на слово. К тому же взгляд Чачи заметно потеплел, когда она его упомянула — что лишь сильнее укрепило веру тигра в то, что всё получится.?Был бы я таким же чувствительным, как Йошицугу, — не трясся бы сейчас понапрасну?.Такатора никогда не считал себя откровенно непроницательным, однако по сравнению со своим чутким другом он всё равно что глух и слеп одновременно… Сердце вдруг холодеет от страха. Только теперь тигр наконец понимает: он совершенно не учёл, что Йошицугу непосредственно служит Хашиба. И мог слышать их с Чачей разговор. И понять зашифрованное послание. И уже передать всё господину…— Проклятье! — тихо рычит тигр, отчаянно цепляясь руками за кору тополя, возле которого ожидает появления Чачи. Прямо сейчас он ощущает себя так, будто его внезапно окатили холодной водой; замысел юной госпожи теперь кажется совершенной чушью, а когда за спиной раздаётся ледяное:— Я так и знал, что ты здесь, — сердце падает вниз. Даже не видя лица собеседника, Такатора понимает, кто именно его нашёл, — по голосу.— …Йошицугу.Такаторе хочется провалиться сквозь землю — от стыда и отчаяния, — когда на плечо опускается ладонь… слишком горячая для змея. Тигр мешкает всего мгновение — а затем, резко развернувшись, перехватывает чужое запястье:— Кто вы?! — Тело сковывает непонимание, когда перед глазами оказывается не что иное, как льдистый взгляд Йошицугу. Это ведь он — в привычном белом одеянии, с теми же длинными рукавами, с маской, что скрывает лицо… Он — как всегда бледный, и волосы его, как обычно, ровными прядями рассыпаются по укрытой тканью плечам… Однако ощущение запястья в руке — слишком непривычное, слишком хрупкое, даже для Йошицугу. Такатора усиливает хватку. — Вы кто угодно, но не тот, чью личину приняли!— Ай! Больно! — восклицает Йошицугу, вырывая руку. Восклицает… высоким девичьим голоском, услышав который тигр отшатывается и натыкается спиной на дерево позади.— Ч… что за чертовщина?! Вы кто?!— Да не кричи ты так! Я твой товарищ! — продолжает Йошицугу всё тем же не подходящим ему голосом. — Видишь, как хорошо мы замаскировались, Чача? Даже его лучший друг почти попался!— Согласна, однако это не повод беспричинно пугать других, — сердце вмиг успокаивается, когда поблизости раздаётся рассудительный голос Чачи. Но, с надеждой повернувшись в сторону прозвучавших слов, Такатора видит перед собой… себя.?Э??— Прошу прощения за то, что так получилось. Я должна была подстраховаться на случай нежелательной встречи, — двойник Такаторы взмахивает рукой — и образ его, расплывшись, исчезает, будто дымка, открывая взору прятавшуюся под ним Чачу. — Всё. Теперь вы вовлечены в иллюзию, так что видите наши истинные обличия.— И перед вами не два бравых воина — а две красавицы! — вновь раздавшийся высокий голосок заставляет Такатору обратить внимание на его обладательницу.?Тенгу меня побери. Да это же…?— Тама, прошу, говори потише, — молит Чача, приближаясь к миниатюрной девчушке с лиловыми — это же они просто под лунным светом такими кажутся… да? — волосами и в тёмной одежде непривычного покроя. Непривычного настолько, что складывается ощущение, будто эта особа сие платье вообще у охотников утащила. Смешно тряхнув своими — откуда она вообще взяла этот цвет? — хвостиками, девчушка наигранно хмурится:— Зачем ?говорить потише?, Чача? Мы ведь ушли уже достаточно далеко!— Не стоит недооценивать способностей Йошицугу, — наконец придя в себя, произносит Такатора суровым голосом. Да уж, он ожидал увидеть на месте ?товарища? кого угодно — но явно не это хрупкое создание, которое само так и просит защиты одним своим видом… и это не говоря ещё о том, чтобы кому-то другому помогать. Тем не менее Тама — и почему же она кажется такой знакомой? — отзывается на слова Такаторы ещё шумнее прежнего. Топнув ножкой, она заявляет:— Моих способностей тоже недооценивать не стоит, молодой человек. — ?Молодой человек?? — Вряд ли вы сумеете найти в лесу кошку незаметнее меня.— В своё время Тама могла оставаться невидимой даже для барьеров своего отца, — обстоятельно, пусть и осторожно произносит Чача. Такатора бросает на неё непонимающий взгляд, и лисица наконец осознаёт, что не сказала самого главного: — Ах да, простите, я забыла пояснить… это же дочь Акечи Мицухиде, Тама…Такатора, не слыша продолжения, чуть не садится прямо на траву. Дочь предателя — и рядом с госпожой Чачей?! Однако уже через пару мгновений тигр одёргивает себя.?Господин Нагамаса был точно таким же предателем — с точки зрения Оды Нобунаги. А Мицухиде нарекли грешником лишь потому, что Хидейоши сумел его выследить и победить. Светлая сторона — сторона, одержавшая верх. Срази мы демона-тенгу, мы стали бы теми, кто спас лес от тирана. Сумей журавль Акечи одержать верх над обезьяной Хашиба… он был бы назван тем, кто погасил последние искры жестокости в нашем лесу?.Однако ни Нагамаса, ни Мицухиде не победили. И теперь две их дочери, две пленницы судьбы и одного из главенствующих нынче кланов, вынуждены всеми силами бороться за свою свободу. Сейчас всё против них — именно поэтому они и держатся вместе. Две мятежные души, что не желают покоряться судьбе.?Йошицугу точно осудил бы подобное поведение…?А вот Такаторе оно как раз по душе. Вспомнив, что стоит официально поприветствовать новую знакомую и окончательно уладить возникшее поначалу недопонимание, тигр кивает стоящей перед ним девчушке:— Тодо Такатора.Тама изумлённо моргает:— Так лучший друг ?второго Йоши? — это Тодо Такатора?! Тот самый ястреб, в которого Чача влю…Лисица не позволяет кошке договорить, подскочив к ней и зажав ей рот ладонью.— Прошу прощения, — взволнованно выдавливает из себя юная госпожа, пытаясь заглушить протестующее мычание подруги. — Мой ?товарищ? — очень хороший товарищ, однако отнюдь не всегда думает, что говорит…Такатора хмурится, нисколько не понимая, что вообще происходит и по какому поводу шум — однако почти сразу отвлекается от неуместной сейчас растерянности.— Полагаю, нам лучше поспешить, — произносит он. — Вас ведь рано или поздно хватятся. И отправят на поиски по меньшей мере отряд.?Ибо вряд ли Хидейоши позволит столь красивому трофею так просто исчезнуть?.Чача кивает:— Да, вы правы, нам уже давно пора. Просим прощения за столь глупую заминку. — Она наконец отпускает подругу. — Да, Тама? — Молчание в ответ. — Тама?— Ну… да. Просим прощения, — помявшись, неохотно признаёт та.Все трое начинают путь по лесу, выбирая как можно более тёмные места, не задетые луной. Краем сознания Такатора понимает, что происходящее слишком уж зыбко и… глупо, однако, пару раз обернувшись на Чачу — взгляд которой сияет искренней решимостью и бесконечным доверием, — тигр убеждается, что сделал правильный выбор… и резко бросается назад, едва услышав знакомые голоса:— Я ведь сказал — наваждение нагонит их прежде нас, Киёмаса.— Ну а мне-то откуда знать, насколько они у тебя быстрые, господин Разведчик? Эй, вы трое, а ну стоять! Мы вас чуем, так что не пытайтесь спрятаться!Чача, схватив Таму за руку, ахает:— Это же…?Мицунари и Киёмаса. Замечательно?, — Такатора закрывает госпожу собой. Та взволнованно спрашивает:— Что же теперь делать?— Бегите, юная госпожа, — шёпотом произносит Тодо, отчаянно вглядываясь в деревья позади. Ни Мицунари, ни Киёмасы пока не видно — а значит, у Чачи ещё есть время, чтобы сбежать. Если кто-то задержит противника, конечно… К сожалению, лисица понимает мысли тигра верно.— А как же… — пытается возразить она, но Такатора не даёт ей закончить:— Да бегите же! Сейчас главное — освободиться, а об остальном потом будете жалеть!— Простите, но жалеть о чём бы то ни было уже поздно, — раздаётся гулкое слева — а уже в следующий миг возле Чачи буквально из ниоткуда возникает Йошицугу — белым призраком. Такатора невольно дёргается в их сторону:— Юная госпожа! — и в ужасе замирает на месте, когда встречается со взглядом змея — крайне взволнованным и буквально умоляющим остановиться. Чача, наконец опомнившись, вздрагивает, но Йошицугу осторожно-предупреждающе берёт её за рукав кимоно:— Не глупите, госпожа Чача. Вы ведь сами знаете, что ждёт тех, кто пытается ослушаться слова Хашиба, — он бросает взгляд на Таму, явно намеренный взяться и за её плечо — но та ловко уворачивается и отпрыгивает в сторону. А затем напрягается всем телом и едва ли не шипит:— Отпустите мою подругу немедленно!— Лучше сдайтесь добровольно, — миролюбивым тоном начинает Йошицугу, но Тама упрямо перебивает его:— Я не позволю моему товарищу томиться в плену!— Постой-ка, Тама, — вдруг задумавшись, просит Чача. Кошка непонимающе глядит на неё, однако в конце концов успокаивается. Лисица тем временем оборачивается к змею и уверенно произносит: — Вы ведь всего лишь наваждение, господин Йошицугу.Во взгляде змея мелькает искреннее изумление.— Что… простите?— Я в вас не поверю. Как и в прозвучавшие недавно голоса, — невозмутимо продолжает Чача. — Мы ушли, оставив иллюзорные копии, которые должны были сбивать вас с толку по меньшей мере несколько часов. Вы не могли нагнать нас так скоро.Такатора прислушивается к воздуху. Шорох справа возвещает о появлении других сущностей. — Простите, юная госпожа, но… кажется, они сумели совершить невозможное, — признаёт тигр. В голове у него начинает гудеть — теперь он просто понятия не имеет, что же ему делать. С одной стороны — вина. С другой — долг. И выбор, если так посудить, очевиден. Однако сердце… Однако глупое сердце не желает сдаваться и бросать Чачу просто так… Уверенный голос заставляет тигра отвлечься от терзаний:— Невозможное становится возможным, если искренне поверить в это. Не волнуйтесь, госпожа Чача, ваш замысел сработал почти как надо. Даже заведомо разгадав словесную игру, мы не сразу заметили ваше отсутствие. Так что у вас было предостаточно времени… изначально, — Мицунари наконец-то выходит из тьмы, позволяя обрывку лунного света выявить свой силуэт на фоне чёрных деревьев. Он держит в руках раскрытый веер, давая понять, что готов в любое мгновение вступить в бой, и холодно продолжает: — Однако вас, к вашему сожалению, настиг мой морок. Это он заставил вас поверить, будто час равен одной минуте. А теперь пришло время вывести вас всех из тех иллюзий, в которых вы пребываете ныне.Такатора не успевает опомниться, как лис уже оказывается слишком близко к нему — и приковывает к месту пронзительно-пламенным взглядом; щелчок пальцами перед лицом — будто удар наотмашь. На тело резко наваливается усталость, заставив изумлённо охнуть и неловко повалиться наземь.— Замечательно, — произносит Мицунари — и, опустившись на траву перед тигром, внезапно шепчет: — Простите меня, но процедуру придётся повторить.После второго щелчка… в голове резко — до боли в висках — вспыхивает:— Что… я… творю?.. — только затем Такатора понимает, что произносит это вслух. Он лежит на земле, ему дико холодно, однако его ладони касается спасительное тепло. Через некоторое время тигр осознаёт: это сидящий поблизости Йошицугу утешающе держит его за руку.— Не волнуйся, друг. Это состояние скоро пройдёт, — говорит он. — Ты был под действием двух наваждений сразу, после такого всегда тяжело.— Двух… наважде… ний?.. — Такатора пытается удивиться, однако сил едва хватает на то, чтобы внятно произнести слова. Йошицугу, склонившись, приподнимает тигра — с каких пор он стал таким сильным? — и заботливо прижимает его к себе.— Одно принадлежало Мицунари, — шепчет змей, — а второе… как ни прискорбно, госпоже Чаче.Такатора, не веря, качает головой.— Это было крайне опрометчиво с вашей стороны, госпожа Чача. Вы не только подвергли сомнению эффективность охранной системы, но и… заставили нас волноваться, — наполовину укоризненно, наполовину равнодушно произносит Мицунари где-то поодаль. Приподняв голову и прищурившись, ястреб сначала видит Грацию, рядом с которой, предупредительно выставив оружие, стоит Киёмаса. Затем Такатора находит глазами Чачу, совершенно невозмутимую под взглядом находящегося перед ней лиса. На её лице не видно ни стыда, ни злости. Конечно, она не смотрит Мицунари в глаза — но тут скорее в неприязни дело, нежели в робости. Лисы по природе своей не умеют терпеть поблизости себе подобных… так ведь? — И да, мне теперь даже любопытно, как вы будете объяснять всё повели…— Я ничего не буду объяснять вашему ?повелителю?, господин Мицунари, — наконец посмотрев на лиса, на удивление спокойно произносит Чача. Тот вздрагивает и возмущённо хмурится, однако молчит, позволяя продолжить: — Во-первых, он прекрасно знает, почему я так поступила, а во-вторых… признание всё равно не позволит мне избежать наказания — так к чему унижаться? Тем более перед тем, кто…Мицунари позволяет себе тихо кашлянуть и, слишком учтиво, слишком мягко для своего характера, перебить лисицу сдержанным:— Благодарю, госпожа Чача. Не стоит продолжать, я уже понял, что вы имеете в виду. И тем не менее вам… и вашей спутнице… — он бросает какой-то слишком уж робкий взгляд на Таму, — необходимо вернуться. Иначе, сами знаете…— …Будет только хуже, — обречённо заканчивает Чача вместе с ним.Такатора изумлённо смотрит на лиса, не в силах поверить ни своим глазам, ни своим ушам. Что с ним такое? Откуда взялась эта податливость и мягкость? Откуда взялись эти вежливые — в искреннем ключе, не наигранно! — интонации? А этот участливый взгляд и… проклятье, это что, правда почти улыбка с его стороны?! Да быть такого не может!.. Покуда ястреб откровенно недоумевает по поводу происходящего — это же правда происходит? это же не очередное наваждение, да? — Тама вдруг всхлипывает и восклицает:— Я не пойду обратно! — голос её дрожит и едва не срывается. — Я обещала, что спасу Чачу из плена!— Крайне опрометчиво обещать подобное, когда сам находишься в плену, — ледяным тоном парирует Мицунари. — Вы обе возвратитесь в ваш нынешний дом и впредь будете вести себя как положено. А ещё, — он бросает привычно-презрительный взгляд в сторону Такаторы, — вы извинитесь перед нашим гостем за то, что заморочили ему голову.Чача вздрагивает и пристыженно опускает глаза. Такатора наконец не выдерживает; отстранив Йошицугу от себя, он хрипло произносит:— Никто мне ничего не морочил… — с трудом встав на ноги, тигр едва не опадает вновь. К счастью, Йошицугу успевает подняться следом и подхватить его. Это странно — теперь отчаянно искать поддержки в том, кому сам хотел бы всегда подставлять плечо… Однако сейчас важнее иное. — Я сам сделал свой выбор.Мицунари вскидывает бровь — изящно настолько, будто целую неделю репетировал.— Вы уверены, господин Такатора? — с нажимом спрашивает он. Йошицугу тем временем сжимает плечо ястреба в руках и шепчет:— Такатора, не глупи.— Сам разберусь, — тихо рычит тигр, а затем с вызовом смотрит на Мицунари. — Неужто в твоих интересах списать всю вину на госпожу Чачу, а, лис? — к счастью, ему хватает рассудительности, чтобы по ошибке не назвать госпожу ?юной?.Мицунари ненадолго поджимает губы, однако вовремя берёт себя в руки.— В моих интересах, господин Такатора, чтобы подчинённого Токугава не наказали за то, что он помогал двум бежавшим пленницам Хашиба… осознанно.Такатора впадает в ступор. На несколько мгновений воцаряется тишина.— Проклятье… ты совсем с ума сошёл? — Йошицугу рывком разворачивает Такатору к себе — и хорошенько встряхивает его. — Очнись! Тебе ещё только из-за подобной глупости погибнуть не хватало! — с искренним волнением восклицает он. До Такаторы наконец начинает доходить суть происходящего.?Так этот лис… не хочет лишних жертв??О том, что Мицунари искренне желает его спасти… нет, о таком даже речи быть не может. Такатора уверен, что этот проклятый кицуне просто не желает марать руки по мелочам. Глупец… такими темпами он ничего в своей жизни не добьётся.— Ты слышишь меня? — отчаянно требует ответа Йошицугу. Такатора, наконец опомнившись, рассеянно кивает. — Хвала прародителям, ещё не всё потеряно… Мицунари, я отведу нашего гостя обратно в наш лагерь. Опасно отпускать его в таком состоянии.— Хорошо. Это будет разумно, — соглашается Мицунари. Такатора также не возражает против предложения Йошицугу. Но, когда змей ведёт ястреба за собой, как можно крепче держась за его руку, в мыслях вертится лишь одно:?Я никогда не прощу этого лиса за то, что теперь являюсь его должником?.