Глава 3. ?Значит, это всё-таки лис, да?? (1/1)

— Здесь неподалёку есть озеро. Думаю, стоит завернуть к нему. Получится крюк, но зато мы не сгорим.До земли Азаи — ещё целый час, а жара — слишком невыносима, чтобы терпеть. Воздух не то что не двигается — он будто плавится и обжигает кожу. Впервые в жизни Такатора ненавидит то, что носит чёрную одежду: сегодня его предпочтение определённо сыграло с ним злую шутку. Но даже будь он в светлом — воздух прогрет слишком сильно. Всё вокруг пропитано жаром. Трава и листья кажутся не зелёными, а желтоватыми — будто вот-вот вспыхнут. Земля же — словно пропечённая насквозь. Лес вокруг застыл в совершенной беспомощности, не в силах сопротивляться всепобеждающим лучам солнца, и теперь восхищённо-испуганно ожидает не то грозы, не то пожара… ?Гроза? звучит намного более обнадёживающе. Хотя и молния, конечно, может ударить в какое-нибудь дерево…— Подожди меня здесь.Так и не услышав ответа, Такатора обращается в ястреба и взмывает ввысь. Он знает, где вода, он чувствует её свежий запах, однако направление всё равно стоит уточнить. Тодо даже не приходится использовать данное ему природой острое зрение, дабы увидеть знакомую лужайку, в минуте ходьбы от которой и находится водоём. Решив, что на этот раз преимущество за ним, ястреб воодушевлённо расправляет крылья… Но, спустившись на землю и приняв человеческий облик, разочарованно видит, что Йошицугу уже спокойно смотрит как раз в нужную им сторону.— Ты мог бы и не проверять, — спокойно шелестит змей. — Я ведь всё чувствую.Нижняя половина лица Отани скрыта маской, такой же призрачно-белой, как и вся его одежда, однако Такатора уверен, что его друг изо всех сил сдерживает улыбку. Лучше бы он в открытую рассмеялся над ним… ну да ладно. Пора уже привыкнуть к тому, что Йошицугу обычно скуп на эмоции. Даже играя, он играет сдержанно и обрывает самого себя на самом интересном месте. Ибо считает, что во всём нужно знать меру.— И всё-то ты видишь, — ворчит Тодо, после чего оба отправляются в чащу.Если бы не Йошицугу, Такатора запросто мог бы долететь до места назначения и не продираться сейчас сквозь кусты. Не остерегаться веток, так и норовящих ударить по лицу. Не спотыкаться о кочки и не отгонять от себя назойливую мошкару, обитающую в прохладной тени… Да, по сравнению с другом Тодо продвигается крайне неуклюже. Хотя, казалось бы — именно Йошицугу должно мешать неудобное, громоздкое на вид одеяние, что полностью скрывает его тело и оставляет на суд окружающего мира лишь глаза, почти всегда холодно-равнодушные. И именно Йошицугу уже давным-давно должен был зацепиться за какую-нибудь ветку своими длинными тёмными волосами, которые он никак не научится собирать. Зачем он вообще их отпускает? Нет бы обрезать — так же намного проще. И обзор открыт, и врагам хвататься не за что… Такатора уже раз десять спрашивал у змея, почему он так ходит, — но тот лишь загадочно молчит в ответ. Небось, кому-то что-то пообещал или проспорил. Возможно, этому своему ?другу? клятву дал… Но судя по тому, как начинают сиять его глаза во время этого самого ?загадочного молчания?, пообещал или проспорил он какой-то девушке. Ну… это ведь они обычно заставляют юношей творить разные глупости без логичных на то причин?Но самым любопытным является не то, что Йошицугу выглядит слегка странно для воина. А то, что внешний вид Отани никоим образом не сказывается на его дееспособности. То, что он, при его-то болезненном виде, при его-то проблемном характере, при его-то скрытности и несговорчивости сумел добиться похвалы и признания господина Нагамасы, у многих вызывало если не ненависть, то хотя бы зависть. И пусть лис Азаи укусил Йошицугу в первую очередь за его умственные способности — Такатора лично мог поручиться за то, что и боевые навыки его друга достойны признания. Когда Отани только начал свой воинский путь, когда он только прибыл в чужой дом и его по счастливой случайности поселили вместе с Тодо, когда Такатора ещё не знал, что именно скрывается под загадочной маской и кимоно со слишком длинными для юноши рукавами… тогда ястреб был уверен: змей здесь долго не протянет. Если он и останется на земле Азаи, то явно не в качестве воителя. Однако уже через три года Йошицугу было не узнать. Из болезненно-худощавого, склонного к унынию мальчишки с низкой самооценкой он превратился в молчаливо-уверенного, рассудительного и в меру сильного воина, способного защитить себя и других. К тому же Йошицугу невероятно быстро обучался, схватывая всё на лету и жадно впитывая в себя все возможные сведения, — пусть никогда и не показывал свою любовь к знаниям открыто. Это, а также врождённая проницательность змея позволили ему проявить себя как подающему надежды стратегу, достойному лисьего клейма. Их ?посвятили? в один день с Такаторой, и теперь оба считаются одними из ?лучших последователей Азаи, сумевших блестяще проявить себя в сражениях?. По крайней мере, так говорит о них господин Нагамаса, однако сам Тодо считает, что уж он-то совершенно не достоин подобных слов.Такатора отвлекается от воспоминаний, когда ему в голову приходит запоздалая мысль: он ведь мог бы поднять Йошицугу-змея в воздух и донести его до озера. Так было бы и проще, и быстрее… Хотя нет, глупость. Отани ему не дастся. Он прикасаться-то к себе позволяет с трудом, даже несмотря на семь лет знакомства. Йошицугу соглашается на подобное лишь в одном случае — когда они ночуют на открытом воздухе. И то потому, что Такатора боится подпускать его к кострам… Так что тащить змея — не вариант. И потому приходится идти, приходится терпеть и в очередной раз удивляться своей же уступчивости. Но оно и нестрашно — уступить в чём-то лучшему другу. К тому же по дороге и поговорить можно.— Терпеть не могу жару, — замечает Тодо. Поначалу кажется, будто Отани плевать на его возмущение, но вскоре раздаётся ровное:— Жаль тебя расстраивать, однако я лишь в такую погоду ощущаю себя по-настоящему живым.Некоторое время Такатора переваривает выданное другом предложение… дурацкая погода, даже думать тяжело… а потом повторяет:— Живым? — и, уже готовый развернуться и пойти прямиком домой, говорит: — Погоди, если ты не хочешь…— Хочу, — не останавливаясь, мягко перебивает его Отани. — Не переживай, в воде я ощущаю себя ещё живее.Такатора продолжает путь, однако всё равно крайне озадаченно смотрит другу в спину. Кажется, в словах Йошицугу было слишком много грусти… или нет? Да уж, вот и гадай теперь. Он ведь любит порой сказать что-то мрачным или печальным голосом, при этом в действительности не испытывая совершенно никаких эмоций. Просто для эффекта. И чтобы окружающие не расслаблялись. Наверное, это тот самый случай.На самом деле, Отани — мастер подкреплять красивые слова впечатляющей интонацией. Если захочет, кого угодно в чём угодно убедит. Он до жути прямолинеен, но запросто может достоверно сыграть непривычную для него роль… если, опять же, захочет. А хочет он редко. Он вообще редко чего хочет, а играть — тем более. Да и не нужно это ему, в принципе-то. Его равнодушие часто действует сильнее любой игры. Видимо, это у змей в крови — при любом удобном случае впечатлять других. И быть убийственно противоречивыми.Хотя… это кто ещё из них противоречив. Такатора, при всём своём теплокровии мастерски владеющий ледяной магией, переданной ему по наследству, возможно, даже превосходит своего друга в несоответствии самому себе…— Почему ты не воспользуешься колдовством и не облегчишь свои страдания? — словно прочитав мысли ястреба, вдруг спрашивает Йошицугу. Тодо едва не впечатывается в дерево от неожиданности. Однако затем аккуратно огибает ствол и, поравнявшись с другом, говорит:— Ты ведь тогда замёрзнешь.— Меня всегда поражало, что окружающих моё хладнокровие волнует намного больше меня самого, — безо всяких эмоций тянет змей. Однако Такатора догадывается, что Отани не понравился его ответ. — Я, быть может, вообще никогда не мёрзну, а вы все так и норовите меня согреть.— ?Все?? — непонимающе хмурится Тодо, однако напрочь забывает о своём недоумении, когда они наконец выходят на заветную лужайку. — С ума сойти. Ты и правда шёл в верном направлении.— Я ведь сказал, что всё чувствую, — едва заметно хмурится Йошицугу. — А ты до сих пор не веришь.— Да нет же, я не от неверия это сказал, — смутившись, возражает Такатора. — Я просто никак не могу перестать восхищаться твоим чутьём.— Так же, как я не могу перестать восхищаться твоими боевыми навыками? — Отани переводит сияющий лёгкой улыбкой взгляд на друга, и тот едва не застывает на месте. Когда змей улыбается под солнцем, его глаза всегда превращаются из холодно-серых в согревающе-лазурные. В такие моменты у Тодо аж дыхание перехватывает. Он никогда ни у кого не встречал столь чарующего взгляда. Смотреть бы и смотреть, не отрываясь… Жаль, что змей редко улыбается. Однако ястребу он улыбается намного чаще, чем другим.— Вообще-то, в нашей последней битве победил ты, — наконец заставив себя отвернуться от друга, говорит Такатора. Отани едва слышно хмыкает и произносит:— Вообще-то, это была просто тренировка. И вообще-то, я схитрил. Честно говоря, мне совсем не хотелось бы встретиться с тобой в настоящем сражении. Я не сумею тебя победить.Такатора едва не передёргивается всем телом от того, насколько зловеще прозвучали слова змея. ?В настоящем сражении?? Что за глупости. Они ведь друзья, а друзьям не положено сражаться! К тому же они оба бесконечно преданы господину Нагамасе — а значит, им ещё долго, возможно до самой смерти, придётся жить и биться рука об руку. Опять посмотрев на друга, Такатора неожиданно замечает, что взгляд того, внезапно посерев, стал таким отстранённым… как будто Отани прямо сейчас видит то, чего не могут узреть даже зоркие глаза Тодо… то, что находится далеко-далеко отсюда… или даже то, что не доступно рядовым сущностям, обделённым чуткой интуицией… Не выдержав, Такатора резко отворачивается от змея. Теперь он чувствует себя каким-то одиноким и опустошённым. Такое происходит редко. Редко бывает так, что Йошицугу по-настоящему отвлекается от окружающего мира, будто бы отправляя свою душу прочь и оставляя тело-оболочку чуть ли не на произвол судьбы. Однако именно в такие минуты Тодо становится по-настоящему страшно. Его голову начинают посещать ужасные мысли. Мысли, которые ни за что не посетили бы его в обычное время. Ястреб вдруг задумывается: и правда, что бы он сделал, если бы встретился с Йошицугу в настоящей битве? Убил бы его, как и приказано, или не смог бы? Воспользовался бы слабостями друга, о большинстве из которых он, естественно, уже давно знает не понаслышке, или же сражался бы честно, безо всяких уловок?.. Такатора не хочет знать ответов на эти вопросы. Более того, он даже вопросов этих слышать не хочет. Но они так и сыплются в разум, словно горячий песок, заставляя голову тяжелеть и раскалываться от нарастающей боли. Не выдержав напряжения, тигр запускает руку в волосы… Тигр? Да нет же, он ястреб. Ястреб — птица такая, ничего общего с тиграми не имеющая. Никто не должен знать о том, что в нём живёт три сущности, никто… даже Йошицугу, верно? Отец завещал Такаторе не раскрывать этой тайны во имя своего же блага. Но как же порой хочется сказать об этом или хотя бы на это намекнуть… Йошицугу ведь умный, он ведь поймёт… Жить с таким секретом и не иметь возможности поделиться хоть с кем-нибудь так невыносимо…— Кстати, я уже давно заметил, что разные сущности по-разному спят, — мелодичный голос Отани наконец позволяет Такаторе вдохнуть свободно. Хвала небесам, змей вернулся в действительность как раз вовремя: ещё чуть-чуть, и Тодо растерзали бы его собственные мысли, словно дикие волки — падаль. Только через несколько мгновений до ястреба доходит, что они с другом уже стоят возле озера, а слова, сказанные Йошицугу, даже издали не походят на начало серьёзного разговора. Пока Тодо справляется с остаточными эмоциями, змей продолжает: — Мне всегда хочется то вытянуться, то свернуться, а то обхватить что-то, потому что я змей. Матушка говорила, мне такая привычка в наследство от отца досталась, однако у нас ведь с ним и сущность одинаковая. Сама же она всегда складывает руки вдоль пояса и всю ночь не шевелится. Словно куколка. А лисы так и норовят свернуться калачиком. В идеале, конечно, ещё носом во что-нибудь тёплое уткнуться. Если рядом что-то такое находится, обязательно сквозь сон подберутся и прижмутся, а утром даже помнить не будут, как так вышло… — Такатора переводит на друга крайне настороженный взгляд, и Йошицугу, испуганно вздрогнув, замолкает. Опустив голову, змей делает вид, что его внезапно заинтересовала вода в озере, однако Тодо ясно видит, что Отани моргает, часто-часто, словно бабочка крыльями хлопает. Кажется, будто он пытается отогнать от себя какие-то крайне болезненные воспоминания… Не желая причинять другу ещё больше страданий, чем он испытывает от своих же собственных слов, Такатора как можно мягче спрашивает:— А за мной ты какие-нибудь особенности замечал? — и только после этого понимает, что совсем не хочет слышать ответа. Он ведь…?Я ведь…?— Ты ведь… ястреб, — с некоторой заминкой отвечает Йошицугу. — А потому часто раскидываешь руки во сне, как настоящая свободолюбивая птица. Однако иногда… — Сердце Такаторы пропускает удар. — Ты просто спишь на боку. И руки тебе девать некуда. И ты кладёшь их под голову. Так что ты ястреб. Не думай, я не ради интереса за тобой наблюдал. Мне просто раньше часто снились кошмары и я не спал целыми ночами.— Раньше… А теперь нет?— Не волнуйся, с каждым годом их всё меньше. Кошмаров.— Ну… Это хорошо, — хмуро отзывается Такатора. — Любопытные вещи ты порой замечаешь, кстати… Ну да ладно, давай уже скорее в воду, а то я сейчас растаю, — не скрывая своего нетерпения, произносит Тодо и тут же слышит слева от себя крайне напряжённое:— Людьми?Искоса взглянув на друга, Такатора видит, как тот испуганно, будто затравленный зверь, смотрит на озеро.?А, так вот зачем он этот разговор завёл. "Кто как спит"… Просто чтобы время протянуть. Нет, ну сколько уже можно? Мы лучшие друзья или кто??Такатора разочарованно вздыхает и, понизив голос, обращается к змею:— Йошицугу, когда ты перестанешь уже смущаться? Я сотни раз видел твои шрамы, ты меня уже ничем не напугаешь…— Я не смущаюсь, — немного неуверенно перебивает его Отани. — Просто ненавижу, когда ты смотришь на меня с жалостью.Тодо вздрагивает, будто от удара. С жалостью?! Нет, он не смеет спорить — возможно, она и присутствует где-то на уровне подсознания, однако Такатора ведь всеми силами пытается её скрыть… Неужели змей может ?почувствовать? и это? Ястребу становится не по себе, когда он снова начинает подозревать, что его друг намного способнее, чем кажется. Несмотря на то, что он и так способнее некуда. Неужели от него нельзя скрыть вообще ничего? Тогда почему же он…Йошицугу опускает маску, тем самым говоря: сдаюсь. Такатора садится на траву, чтобы снять обувь. Примерно через минуту он произносит:— Есть чувство намного более страшное, чем жалость. Это жажда возмездия. Неприятно признавать, но мне жутко хочется прибить того, кто сделал это с тобой, — не обращая внимания на полный возмущения взгляд Отани, Тодо подбирается к воде. — А ещё лучше — поджечь. Так же, как он тебя. Пусть сгорит дотла за твои мучения.Ястреб чуть не падает прямиком в озеро, когда в затылок ему внезапно прилетает камень.— Ай!Небольшой — но всё равно ведь больно! Резко обернувшись, Такатора снова чуть не падает. Глаза Йошицугу так и полыхают гневом. Однако голос его спокоен, когда он просто говорит:— Ты ничего не знаешь.Тодо хмурится ему в ответ.— Это потому, что ты ничего не рассказываешь. Объяснил бы всё, я бы и перестал додумывать.Отани отворачивается, намекая, что и в этот раз свою главную тайну раскрывать не намерен. Такатора пожимает плечами: ?Что ж, попытаться, пусть и в сотый раз, стоило?, — и, повернувшись к воде, ныряет.Святые прародители, как же он любит воду… Приятная прохлада, словно мягкая ткань, мгновенно обхватывает всё тело, которое вот уже несколько часов жаждало оказаться в освежающих объятиях… Жутко хочется зажмуриться от удовольствия и размурчаться на всё озеро. Однако ястребам такого не положено, и поэтому Тодо отдаётся наслаждению лишь на несколько мгновений. Вынырнув на поверхность, он тут же принимает на себя роль хищной птицы, которые в большинстве своём относятся к воде либо неприязненно (?перья мокнут?), либо равнодушно (?можно и без этого прожить?), и видит, как следом за ним плывёт Йошицугу.— Тебе правда не больно? — участливо спрашивает он, прекрасно зная, что Отани в ответ на это рассердится. Так и происходит: нахмурившись, змей погружается в воду по самый нос и слегка раздражённо булькает:— Я ведь сто раз говорил, что местный целитель обо мне позаботился.— А я сто раз говорил, что он мог бы и ожоги излечить.— А я те же сто раз отвечал, что не мог бы. Потому что пламя было не простое.Ух ты. Ничего себе. Новая подробность. Мелочь, конечно, но всё же…— Не простое… А какое тогда? Золотое? — не выдержав, хмыкает Такатора, и резко отворачивается, когда видит, что Йошицугу, приподнявшись, замахивается ладонью над поверхностью озера. Но, поскольку за этим ничего не следует, ястреб расслабленно спрашивает: — Что, передумал плескаться?И, обернувшись, получает-таки водой в лицо.— Да. Золотое, — холодно говорит Отани, пока Тодо протирает глаза. А затем, на попытку друга плеснуть водой в ответ, вполне предсказуемо ускользает под воду.— Ах ты… Я ведь просто хотел разнообразить разговор, который мы повторяли уже сто раз! — повышает голос ястреб. Йошицугу находится под водой, однако всё равно способен его слышать. Прямо своим телом. Но ястреб такого не умеет, а потому настораживается, когда через несколько мгновений змей всё ещё не отвечает. — Йошицугу? — Тишина. — Йошицугу!Поспешно переключившись на ястребиное зрение, Такатора пытается вглядеться в воду вокруг себя. И едва не оседает, когда не видит поблизости никого.— Эй… Йошицугу? Йошицугу, ты где?Может, нырнуть? Тогда зрения, возможно, хватит на всё озеро, от края до края…Однако ястреб едва успевает подумать об этом, поскольку позади него вдруг раздаётся едва слышный всплеск. Сердце замирает, когда ледяные ладони ложатся на плечи и возле уха звучит шёпот, от которого по всему телу пробегают мурашки:— Я — озёрный ду-у-ух, и я утоплю-ю тебя, бессовестный вторже-е-енец…К счастью, Тодо вовремя приходит в себя и язвительным тоном говорит:— Ха-ха. Очень смешно. Так я тебе и поверил, Йошицугу.— Да ладно тебе, — продолжает шептать ?озёрный дух?. — Признайся, ты жуть как перепугался, когда потерял меня в воде.— Ну допустим, — слегка нехотя признаёт Такатора. — А ты, получается, обратился в змея и подобрался ко мне сзади?— Ну допустим, — в тон другу отвечает Отани, однако затем в его словах можно различить совсем непривычные для него игривые нотки. — Ты слишком сильно меня раззадорил, чтобы я не попытался над тобой подшутить.— Понятно. Та же уловка, что и на сегодняшней тренировке.— Ага, — теперь голос Йошицугу опять звучит крайне равнодушно. — А ты снова на неё попался, дурачок, — змей отстраняется от друга. — Ну ладно, в воде это не так страшно. В воде преимущество у меня.— С какого перепугу? — хмурится Такатора, когда Отани выплывает в поле его зрения. — Хочешь сказать, ты плаваешь лучше меня?— Не хочу сказать, а прямо говорю. Я плаваю лучше тебя.— Действительно?— Действительно.— Проверим?— Да хоть сейчас.— Хорошо, — оглядевшись, Такатора подбирается ближе к берегу и жестом подзывает к себе Йошицугу. Когда тот оказывается на расстоянии вытянутой руки, он спрашивает: — Значит, спор?— Спор, — прикрывает глаза Отани.— А на что?— Давай на желание, — безо всякого интереса говорит Йошицугу, склоняя голову набок. Вид у него крайне скучающий. Ему остаётся лишь зевнуть для полной картины. Неужели он так уверен в своей победе? Такатора вот уверен, что плавает крайне быстро для птицы. И очень быстро — для тигра. Змеи, конечно, юркие — однако устоит ли изворотливость перед звериной мощью?— Хорошо, на желание так на желание, — соглашается Такатора и, подняв ладонь, кладёт её на поверхность озера. Йошицугу обращает совершенно незаинтересованный взгляд на руку товарища, и через несколько мгновений ястреб, усмехнувшись, заявляет: — Не туда глядишь, радость моя.Тодо кивком указывает на середину озера, где над водой уже застыла верхушка ледяной колонны.— О… — задумчиво-равнодушно тянет Йошицугу, и Такатора с азартом говорит:— Вот дотуда и плывём. Кто первый коснётся, тот и загадывает.— Идёт.Оба встают вровень. И на счёт три начинают плыть.***— Ну и? Что будешь загадывать? — Такатора изо всех сил пытается скрыть досаду, однако у него совершенно ничего не получается. Йошицугу замечает это и встряхивает головой, заставляя чёрные пряди выпасть на лицо. Это позволяет ему скрыть ликующую улыбку.— Я ещё не придумал.Тодо разочарованно вздыхает и некоторое время задумчиво разглядывает траву перед собой.— Не ожидал, что ты такой быстрый, — наконец говорит он. Отани тут же отмахивается.— Да ну тебя. Подумаешь — в два раза быстрее.— ?Подумаешь?, — ворчливо передразнивает друга ястреб. — Тебе надо было рыбой родиться.— У меня прапрабабушка рыбой была, — отвечает змей. — Может, это и сказалось… Да ладно тебе, не расстраивайся.— Да я и не расстраиваюсь. Только ты, это, желание придумай поскорее, а то я не хочу быть у тебя в долгу всю жизнь.— Ну, я, конечно, постараюсь… — наигранно тянет Отани. — Однако мне жутко хочется свой выигрыш поберечь как можно дольше.— Эх ты, берегун…Обсохнув и одевшись, двое идут прочь от озера, чтобы достичь уже земли Азаи. Жара, конечно, жарой, однако, если они задержатся надолго, госпожа Оичи будет волноваться. И вот тогда Такатора точно сгорит, безо всякого солнца, от элементарного стыда.— Кстати, а что бы ты загадал, если бы победил? Ну, давай просто предположим, что ты вдруг мог меня победить, — со спокойной издёвкой произносит Йошицугу.Такатора цокает языком и на миг задумывается, однако ответ приходит сам собой:— Я бы заставил тебя рассказать, кто сотворил то самое ?непростое пламя?.Только через несколько шагов Тодо осознаёт, что друг больше не идёт рядом с ним. Насторожившись, он оборачивается к Отани и застывает под его пронзительным взглядом.— Ты действительно так сильно хочешь знать ответ? — шепчет змей.— Не хотел бы, не допрашивал бы тебя при каждом удобном случае, — пожимает плечами Такатора. — Ты ведь мой друг, и я за тебя переживаю.— Смысл переживать, если всё уже в прошлом? — холодно спрашивает Йошицугу, и ястреб спешит его успокоить:— Эй, мы ведь просто предположили. Никто не заставляет тебя ничего рассказывать. — То есть ты не хочешь.— Да нет, хочу… Но просто… Тебе ведь больно вспоминать?— Больно.— Тогда и молчи. А я… а я клянусь впредь больше не заводить беседы об этом. Раз уж на сотый раз ничего не вышло, пора, наверное, сдаться… Только не смотри на меня так! — умоляюще восклицает Тодо, не в силах больше терпеть этот взгляд. — И давай продолжим путь, а то нас точно потеряют.Йошицугу начинает шагать. Догнав Такатору, он едва слышно говорит:— Ты ведь всё равно не сдашься.— Кто ж его знает…— Но ведь ты поклялся.— Значит, сдамся.— Ну и правильно. А пламя создал мой лучший друг. — Тодо замирает. — Не ты. Другой. Из детства. Я его однажды упоминал.Несколько мгновений ястреб пытается осознать то, что прямо сейчас сказал Йошицугу. А затем резко бросается к Отани и, схватив его за плечи, разворачивает к себе лицом.— Чт… что ты только что сказал?! Подожди… Тебя чуть не убил… Тот самый лучший друг? Та самая родственная тебе сущность? По которой ты так тосковал целый год?!— По которому. Он юноша, нашего возраста. И я до сих пор по нему тоскую. Напрасно я тебе это сказал. Знал ведь, какой будет реакция. Отпусти меня, — на одной интонации бормочет Отани и, вырвавшись из хватки Тодо, шепчет: — Я больше не хочу об этом говорить.?А мне большего и не нужно, — злобно думает Такатора, глядя в спину Йошицугу, спешащему прочь. — Как будто в нашем лесу много молодых сущностей, умеющих творить пламя?.К тому же ястреб прекрасно помнит, как Отани прежде часто, мечась во сне из-за очередного кошмара, с мольбой шептал одно и то же имя.?Мицунари?.***По возвращении Йошицугу сообщают, что прибыло послание от его отца. Такатору настораживает столь необычная формулировка: прежде письма другу писала только мать. Однако ястреб смиренно позволяет змею уединиться, и они расстаются на полдня. Вечером, когда Тодо уже начинает по-настоящему волноваться за Отани и подумывает пойти его искать, тот всё-таки приходит к нему в комнату. И по одному взгляду змея Такатора понимает всё. Несколько мгновений он молча смотрит на Йошицугу, а после подходит и крепко обнимает его.— Если хочешь…— Не хочу, — привычно-спокойным, но в то же время непривычно-ослабленным голосом говорит Отани. Вырваться из объятий он даже не пытается — наоборот, сам слегка подаётся вперёд и кладёт голову Такаторе на плечо. — Я знал, что это случится. Я это чувствовал. Ещё в детстве замечал, что матушка порой спит слишком долго. Догадывался, что однажды она заснёт и больше не проснётся… Но на душе всё равно печально. Так бывает. Ты знаешь, что расставание неизбежно. Знаешь, что не можешь ничего с этим поделать. Ты даже смиряешься с этим. Однако сердце всё равно болит. И хочется плакать, сильно-сильно и долго-долго…После этих слов Йошицугу судорожно втягивает в себя воздух, и в комнате на время повисает молчание, прерываемое лишь тихим дыханием и почти неуловимым сердцебиением двух самых близких друг другу сущностей.— Тебе не холодно? — через несколько минут спрашивает Йошицугу. Тон его совершенно ровный. Из глаз Отани так и не выкатилось ни одной слезы. Змею совсем ни к чему открыто делиться с кем-то своей болью. Такаторе и так всё понятно. И Йошицугу, конечно же, это чувствует.— Мне-то не холодно, — слегка севшим голосом отвечает Тодо. — Главное, чтобы ты не мёрз.— Не волнуйся. Мне тепло, — просто говорит Отани. — Очень тепло.— Что ж, это радует. Знай, для тебя мне тепла никогда не жалко.— Спасибо, Такатора… Спасибо тебе за то, что ты есть… — на последнем слове Йошицугу как-то странно осекается и испуганно приподнимает голову. Как будто сказал что-то не то. Или кому-то не тому. Но не успевает Тодо насторожиться, как Отани качает головой и с тихим вздохом берёт друга за плечи. — Жаль, что ты не носишь рукавов. За них намного удобнее держаться.Такатора тоже вздыхает, как будто извиняясь. А затем говорит:— Тебе совсем необязательно за что-то держаться, Йошицугу.?Я и сам, безо всяких рукавов, сумею тебя удержать?.***Внезапный порыв воздуха дергает Тодо за недавно подаренный шарф. А затем вдруг вырывает письмо из его рук.— Ох ты… стой!Протащив бумагу по траве, окрашенной солнцем в гранатовый, проказник-ветер несёт её прочь с холма. К счастью, сидящий рядом Йошицугу на самом деле не дремлет. Вовремя подняв руку, он ловит послание за самый уголок и тянет его к себе. А затем передаёт Такаторе:— Господин Тодо ?Ястреб-Тигр?, вам письмо.От того, каким спокойным тоном друг произносит эти глупые слова — будто так и надо, — ?Ястребу-Тигру? только смешнее. Хмыкнув, он принимает лист бумаги и хочет просто продолжить чтение, однако затем передумывает и говорит:— Я ведь объяснял госпоже, что моё имя пишется иначе, однако она, кажется, всё равно перепутала кандзи. Я ведь ?Така? не потому, что ?ястреб?…— Но потому, что ты ястреб, все и путаются, — ровным голосом замечает Йошицугу. — Было бы логичней, будь ты тигром. — Тодо напрягается. — А внешне ты и правда больше на ястреба похож. От ?Торы? у тебя разве что голос. Рычишь ты хорошо. И сквозь сон мурчишь иногда. По крайней мере мурчал. Сейчас я не могу за это поручиться. Мы ведь уже давно не живём в одной комнате.Такаторе становится окончательно не по себе.?Почему он…?Поспешно справившись с собой, Тодо внимательно всматривается в Йошицугу, который совершено умиротворённо созерцает заходящее за деревья солнце и едва заметно улыбается глазами. Лучи играют рубиновыми отблесками в его светлом взгляде, пляшут алыми вспышками на тёмных волосах, покрывают кровавыми пятнами белые одежды. Кажется, ещё мгновение — и душа Йошицугу впервые за долгое время унесётся прочь, оставив Такатору наедине с его собственными мыслями… К счастью, этого не происходит. Отани вовремя оборачивается к Тодо и с лёгкой насмешкой произносит:— Судя по всему, юная госпожа слишком сильно скучают по вас, коли пишут письма, когда вы всего лишь на ближайший холм погреться ускакали, — взгляд его так и сияет улыбкой. Тем не менее продолжает он уже чуть серьёзнее: — Только ты смотри, это ведь дочь господина Нагамасы. Увлечёшься — и сожжёт тебя пламя сердитого лиса… совсем как меня когда-то.Йошицугу загадочно затихает, а ястреб молча изумляется тому, как просто теперь змей говорит о болезненных для него прежде вещах. Раньше он всегда волновался при одной лишь попытке вспомнить прошлое; потом просто обрывался посреди рассказа, не в силах продолжать… теперь же Отани упоминает это происшествие между делом, как будто ничего такого и не произошло с ним пятнадцать лет назад…?Так, постойте. А к чему он это вообще говорил??Ястреб настораживается.— О чём ты, друг мой? — непонимающе спрашивает он, и брови Йошицугу едва заметно приподнимаются.— О том, что юная госпожа не просто так записывает твоё имя неверно, — объявляет змей якобы очевидную истину. — Не думаю, что это от забывчивости. Мне кажется, кое-кто пытается привлечь твоё внимание, мой дорогой ястреб.После этих слов в глазах Йошицугу вспыхивает что-то, похожее на усмешку — однако усмешку какую-то тёплую, полную искреннего понимания. Вот только Такаторе от этого легче не становится. Он до сих пор не понимает, к чему ведёт Отани.— В смысле ?не просто так?? В смысле ?привлечь внимание?? Юная госпожа просто попросила разрешения написать мне письмо, чтобы я потом проверил, нет ли ошибок. Я ведь помогал ей с языком, а теперь смотрю, вышел ли из этого толк.— Ну да, — холодно произносит Йошицугу. — Учитель ведь такой глупый, без тебя юную госпожу грамоте не научит. Неужели ты до сих пор не понял, Такатора? Юная госпожа попросила тебя помочь ей совсем не потому, что чего-то не знает.— А почему тогда? — не выдержав, начинает сердиться Такатора. И цокает языком, когда слышит тихий, но крайне разочарованный вздох своего товарища. Прикрыв глаза, Отани спокойно-напряжённым тоном говорит:— Ладно, скажу прямо. Ты ей небезразли… Хотя нет, надо ещё прямее. Ты нравишься юной госпоже, Такатора. Неужели не видел, как она смотрела на тебя во время нашей последней тренировки? И через своё ?Така?, — он кивает в сторону письма, которое его друг вот-вот выронит, — она пытается выразить не что иное, как симпатию.Мгновение — всего лишь мгновение — Такатора медлит, однако затем сжимает свободную руку в кулак и восклицает:— Йошицугу, ты совсем?! Это ведь дочь господина Нагамасы! К тому же… она ведь маленькая ещё!— Ну, вообще-то, семнадцать лет — это уже достаточно для того, чтобы влюбиться, — с каменным лицом парирует Отани. — Хотя… кому-то вроде тебя и века мало будет…— Чего?— Ничего. Говорят, охотники в семнадцать лет считаются совсем взрослыми.— Охотники и живут-то по тридцать лет.— Ну это ты загнул.— Ладно, по пятьдесят! — нетерпеливо ворчит Такатора. — Но смысл от этого не меняется: их жизнь по сравнению с нашей — день! В то время как у сущности в семнадцать всё только-только начинается… В общем, глупости ты какие-то говоришь.— Глупости? — щурит глаза Йошицугу. — Тогда, может, позволишь прочесть письмо? И я тебе наглядно покажу…— Прости, но этого я сделать не могу, — отворачивается Тодо. — Юная госпожа попросила никому его не показывать.— И тебя это не настораживает?— Да почему это должно меня настораживать? — хмурится ястреб. — Она просто боится, что здесь есть ошибки, и не хочет, чтобы кто-то, кроме меня, их увидел.Йошицугу кашляет, чтобы не сорваться на окончательное разочарование. Некоторое время они сидят в тишине, а после змей говорит:— Такими темпами ты никогда не женишься, Такатора.— Ну и не надо, — бросает ему в ответ Тодо. — Даже я ещё молод для женитьбы. А юная госпожа, если просто предположить, тем более…— Это тебе так кажется, потому что ты постарше и поумнее. А вот юная госпожа наверняка считает, что совершенно взрослая. Более того, она, скорее всего, полагает, будто все те чувства, которые она сейчас испытывает к кому бы то ни было, — серьёзные и вечные. Я тоже раньше поддавался соблазну подобных мыслей. Позволял себе верить, что те, кто рядом со мной сейчас, будут рядом вечно…К концу предложения голос Йошицугу гаснет, а глаза его снова начинают покрываться дымкой, однако он в очередной раз отказывается отправлять свою душу в полёт. Вместо этого Отани бросает взгляд на цветы перед собой. Обычно жёлтого цвета, этим вечером они окрасились в багровый под лучами солнца, раненного неизбежным приближением осени…— Значит, это всё-таки лис, да? — через некоторое время спрашивает Такатора, вспомнив самое начало беседы о юной госпоже. Отани едва заметно вздрагивает, но отвечает совершенно спокойно:— Лис.— А разве сегодня есть такие, которые способны жечь магическое пламя?Йошицугу прикрывает глаза вместо ответа.— Но ведь господин Нагамаса такого не умеет, — продолжает Тодо. — Так что он меня скорее копьём пронзит или загрызёт, чем подпалит.В ответ на это Отани молчит, и Такатора настораживается. Однако допрашивать друга не спешит. Хватит с него на сегодня ответов.?Лис по имени Мицунари… кажется, где-то я слышал о подобном. Вспомнить бы только, где и от кого. Вот только я даже не подозревал, что этот зверь ещё и поджечь может?.Оторвавшись от размышлений, Такатора первым решается нарушить повисшее молчание:— Ну вот представь, соберусь я сейчас жениться…— Представить трудно, но я представил, — не удерживается от язвительного замечания Отани. Такатора фыркает:— Молодец. А теперь подумай сам — разве сейчас подходящее для этого время? Мы живём в эпоху смут и раздоров. Положение дел в лесу может измениться в любое мгновение. А недавно наш господин бросил вызов самому демону Нобунаге. И теперь мы считаемся предателями, — не в силах сдержать своего негодования, Такатора сердито рычит: — Будь проклят этот тенгу. Из-за него мы сражаемся чуть ли не каждый день. И сейчас сидим как на иголках…— А ты всё равно находишь время, чтобы вычитать ошибки из письма юной госпожи. А она находит силы, чтобы писать тебе о том, какая ?чудесная сегодня погода?.Тодо вздрагивает.— Ты что, видел?— Когда бы я успел? — едва заметно хмурится Отани. — Просто догадался. Девушки часто рассказывают о подобном — и, наверное, пишут об этом точно так же часто. Я лишь ткнул пальцем в небо…— И, как всегда, оказался прав.Тяжело вздохнув, Тодо бросает взгляд на письмо в своих руках. А затем сворачивает его и убирает за пояс.— Я согласился, потому что увидел в этом возможность отвлечься, — говорит ястреб. — Хотел на несколько минут погрузиться во что-то, чтобы не думать о тьме и злобе. Госпоже, наверное, тоже надоели все эти переживания и дурные мысли, вот она и решила написать кому-нибудь… — Сцепив руки за затылком, Тодо ложится на траву. — А я просто попался под руку. Она ведь к нам обоим одинаково хорошо относится. И на её месте я бы скорее в тебя влюбился. Ты ведь весь такой загадочный… Да ладно тебе, Йошицугу, — говорит ястреб, видя, как друг поворачивается к нему для ответа. — Я ведь уже давно понял, что ты на самом деле просто желаешь поднять мне настроение. — Отани вздыхает. — Спасибо за поддержку. Пусть мне никогда и не достичь тех высот, на которых обитает юная госпожа, занятно было взглянуть на наше общение в таком ключе…— Какой-то ты слишком вежливый стал, — недоверчиво говорит Йошицугу. — Неужели спать хочешь?— Вестимо, что хочу, — наполовину сонным голосом говорит Тодо. — Мы ведь всю ночь сражались… — он закрывает глаза и шёпотом спрашивает: — А ты разве не устал?— Я не сражался так много, как ты, Такатора. Я думал, куда вести воинов и как избежать ловушек в лесу. У меня ведь даже одежда не запачкалась… Мне хватит сил, чтобы бодрствовать и этой ночью тоже.?Ну как тебе не стыдно, Йошицугу… От умственной деятельности ведь тоже устают…?Такатора почти проваливается в сон, когда вспоминает, что надо бы сначала вернуться в лагерь, а уже потом отдыхать. Однако его отвлекает шелест одежды. Отани, едва слышно подобравшись к Тодо, заботливо касается ладонью его волос. А затем шепчет:— Не волнуйся, друг. Меня сегодня в мире сновидений ждут одни кошмары, а потому наведываться мне туда не хочется. — ?А вот это уже правда?. — Вместо этого я сберегу твой сон.***Несколько безмолвных шагов посреди сияющих в коридоре факелов.— Как считаешь, у нас есть возможность победить? Такие потери… у нас почти не осталось воинов после прошлой битвы.— Я уже высказал госпоже Оичи своё мнение по этому поводу.Ещё несколько секунд движения в тишине.— И каков был ответ?— А разве не очевидно? Госпожа готова быть рядом со своим супругом несмотря ни на что.Ещё несколько мгновений молчания. Такатора оглядывает тёмную стену справа от себя и вдруг спрашивает:— Скажи, Йошицугу, это ведь и есть так называемая ?любовь??— Возможно…— Прошу, не делай вид, что ничего не знаешь, — не выдержав, рычит Такатора. — Ты ведь ясно видишь, какой исход нас ожидает.— Ну вижу — и что? — равнодушно отвечает Отани. — Если скажу ?да?, тебе от этого станет легче? Я ведь уже говорил, что поток времён нельзя развернуть просто так…— А я говорил, что это можно сделать, если постараться.— Что ж, я не принуждаю тебя менять своё мнение.Ещё одна неловкая пауза. И когда они уже дойдут? Хотя… есть ещё кое-что, о чём Тодо хотел бы спросить у друга:— Знаешь, Йошицугу, я вот всё хотел узнать… — он неожиданно замолкает. Неожиданно даже для самого себя. Неужели это предел? Только этого не хватало… Желая подавить внутреннее волнение, ястреб прикрывает глаза и медленно выдыхает.— Говори, — тем временем спокойно требует Отани. — Завтра нас ждёт решающая битва. Ты всю жизнь будешь жалеть, если упустишь эту возможность.Такатора сначала хмурится на слова друга, но затем торопливо бормочет:— Ладно, слушай. Тебя ведь сюда привёл Хашиба Хидейоши, верно? И именно он за тебя поручился. Так если, по твоему мнению, у нас нет ни шанса, почему ты просто не уйдёшь к нему? Он ведь приспешник Нобунаги! Рядом с ним ты точно будешь в безопа…Отани резко разворачивается, и Тодо вздрагивает под его пылающим яростью взглядом. Слегка прищурив глаза, змей холодно шипит:— Хочешь сказать, я трус? И брошу своего господина только потому, что волны не на его стороне? Господин Нагамаса, невзирая ни на что, осмелился пойти против сильнейшего воина в лесу. Он тот, кто не боится течения судьбы. Он тот, кто спас меня от отчаяния и не позволил мне навеки распрощаться с собой. Кто принял меня и оценил мои таланты. Господин Нагамаса действительно достоин восхищения. Кем я буду, если не отвечу на его бесконечную доброту такой же бесконечной преданностью? Как я буду жить, если оставлю его в шаге от исполнения мечты? Поддерживать господина Нагамасу до самого конца — вот моё предназначение. Ни мой разум, ни моё сердце не видят более верного пути.Тодо уже давным-давно застыл, будто вода зимой, от столь неожиданно-пламенной речи друга. Но самым ошеломляющим было не то, что Отани внезапно дал волю явным эмоциям. А то, что прямо сейчас Йошицугу слово в слово озвучил мысли самого Такаторы, словно заглянув в самую его душу ясными до боли глазами…— Как же я счастлив… — шепчет ястреб, чувствуя невероятное облегчение. — Как же я счастлив, что наши с тобой взгляды направлены в одну сторону, Йошицугу…Отани сначала молчит, однако затем добродушно хмыкает, и взгляд его становится сдержанно-тёплым.— Я тоже счастлив… что в твоей душе нет сомнений.Такаторе становится ещё легче, когда он осознаёт: Йошицугу понял, что ястреб задал свой вопрос совсем не из недоверия…— Не стоит так сильно обо мне заботиться, Такатора, — неожиданно сделав шаг к Тодо, шёпотом умоляет Отани. — Правда не стоит. Если смерти суждено меня настигнуть, она найдёт меня даже под самой надёжной защитой. Именно поэтому я её и не боюсь.— И я… и я тоже! — с жаром поддерживает друга Тодо. — Я тоже не боюсь погибнуть! Для меня будет честью отдать свою жизнь во имя господина Нагамасы!— Смею полагать, вы говорите это не всерьёз, Такатора, Йошицугу!От ярко-солнечного, преисполненного жизнелюбием голоса даже в коридоре становится в разы светлее. Однако Тодо, несмотря на это, холодеет. Проклятье, они всё-таки заставили себя ждать… Отани поспешно оборачивается и, сделав шаг назад, поближе к другу, одновременно с ним собирается опуститься на пол в знак почтения.— Господин Нагамаса!— Полно. Я не достоин этого, — неожиданно севшим голосом говорит лис Азаи. Для верности он осторожно обхватывает запястья своих подчинённых. Прикосновение — восхитительно-тёплое, почти обжигающее. Даже для ястреба… даже для тигра. Клеймо на плече незамедлительно отзывается жаром, и, невольно вскинув голову, Такатора встречается с сияющим взглядом золотистых глаз. — И прошу, не говорите так просто о смерти. Такие сущности, как вы, будут нужны нашему лесу в будущем. А потому пообещайте мне, что обязательно выживете в этой битве. Даже если мне суждено погибнуть…— Господин…— Прошу вас, — настойчивее говорит кицуне. — Даже если мы проиграем, в ваших смертях не будет никакого смысла.Только теперь Такатора замечает, что за добродушной улыбкой господина скрывается настоящая усталость. Оно и неудивительно — после кровавого сражения с демоном Ода сил не осталось почти ни у кого, в том числе и у постоянно напряжённого, пусть и верящего в лучшее лидера. Более того, Нобунага почти не дал им времени на передышку и теперь стремительно приближается к дому Азаи… Тем не менее лису до сих пор хватает духа держаться и надеяться на свою победу. А это значит, что у них действительно есть возможность одолеть жестокого ворона, способного добиваться своих целей только огнём и мечом. Возможность привести этот лес к счастью и процветанию… Хотя нет, не так. Это не возможность. Они точно одержат верх, несмотря ни на что. Другой исход просто немыслим, невероятен, невообразим! Потому что Азаи — на стороне правды.— Вы не погибнете, господин. Я клянусь защищать вас до последнего! — решительно заявляет Такатора, и Нагамаса, вздохнув, одновременно отпускает и его, и Йошицугу. А затем прикасается к лазурному шарфу, что обхватывает шею Тодо.— Я так рад, что ты его носишь.Опомнившись и осознав, что он уже целую минуту самым наглым образом смотрит прямо в глаза своему господину, Такатора стыдливо опускает голову и бормочет:— Так… это ведь вы мне его подарили… Я буду носить его до конца своих дней, господин.Нагамаса добродушно усмехается и с теплотой замечает:— В ней магия моей драгоценной супруги, Оичи… слитая с моими чарами. Этот шарф всегда будет символом нашей вечной любви. Идёмте же. Нам необходимо обсудить предстоящую битву.На этих словах лис разворачивается и молча идёт по коридору. Такатора и Йошицугу, переглянувшись, следуют за ним. Когда Тодо снова осмеливается поднять взгляд, его едва не ослепляют блики, сияющие на волосах господина — светлых, словно тёплые солнечные лучики. Да, именно так: Азаи Нагамаса — это их солнце, их светило, их яркая звезда. И однажды эта звезда обязательно взойдёт над лесом, чтобы, рассеяв дьявольскую тьму, указать всем его обитателям путь в будущее. В будущее, преисполненное счастьем, светом и любовью. И Такатора готов сделать что угодно ради этого будущего и пойти куда угодно за своим господином. Ведь этот кицуне однажды стал для ястреба самым настоящим спасением. Когда предыдущий глава дома Тодо скончался, совсем юный наследник едва не впал в отчаяние, пытаясь понять, что ему делать дальше и как теперь жить. Был лишь один способ помочь своей семье — поступить на службу к достойному господину. Однако, отправившись к Азаи Нагамасе от простой безысходности, Такатора обрёл в нём не просто покровителя, но и вдохновение, и утешение, и поддержку. Видя, как рьяно солнечный кицуне преследует свои идеалы любви и чести, Тодо невольно пожелал стать хоть чуточку ближе к нему. И неосознанно старался изо всех сил, чтобы желание это однажды воплотилось в жизнь. Конечно, велик был риск опалить едва окрепшие крылья о столь притягательно-светлые лучи… Однако солнце, такое яркое издали, не причинило никакого вреда, когда ястреб оказался в шаге от него. Нагамаса был опасен только для врагов. Тем же, кого он считал своей семьёй, лис дарил лишь тепло, счастье, веру. И силы. Подле него, такого чуткого и заботливого, расцвели прекрасные цветы в лице госпожи Оичи и юной девы клана Азаи. И рядом с ним, таким ярким и воодушевляющим, зажглись две новые яркие звезды по имени Йошицугу и Такатора. Нет, их семью никому и ни за что не одолеть. Однажды они уже сумели обратить безжалостного тенгу в бегство — и на этот раз тоже справятся. Точнее, на этот раз они разобьют его в пух и прах. Тодо желает этого всей душой, всем своим горячим сердцем. Он знает: ничто и никогда не разлучит его с господином.Он уверен: совсем скоро мрачный век тенгу сменит светлая эпоха кицуне.***— Господин Хидейоши, поспешите! Я разберусь с ним!— А ну стоять! — Такатора дёргается вперёд, намереваясь остановить Хашибу. Однако чутьё заставляет его развернуться и отбить удар совсем с другой стороны — направленный прямо в бок. — Веер?— Меч — это слишком банально для меня, — суровым тоном отвечает противник и делает шаг назад. Собранные в высокий хвост огненно-рыжие волосы откликаются вспышками на бушующее вокруг пламя, ярко-красное кимоно так и намекает на ярость. Однако взгляд врага совершенно спокоен… по крайней мере пока. Силу провокации никто не отменял. Хищно ухмыльнувшись, Тодо бросает свой первый камень:— Вижу, нормальный цвет волос — тоже слишком банально для тебя.Кажется, замечание о внешности сработало намного лучше, чем простая придирка к самому распространённому в лесу оружию. Враг негодующе хмурится на реплику Тодо, и его карие глаза сердито вспыхивают.— Да как ты смеешь…Такатора же пользуется заминкой, чтобы приготовиться к удару. Хидейоши уже успел убежать, и его вряд ли удастся остановить до тех пор, пока дееспособен стоящий перед Тодо господин Своеобразие. Нет, ну право же… Конечно, не все в лесу рождаются с тёмными волосами — но чтобы стать настолько ярко-рыжим, нужно действительно постараться. Да, на фоне пламени он эффектно смотрится — и красные одежды только усиливают впечатление, но… Скорее всего, это уловка. Отвлекающая. С помощью которой компенсируется… нехватка боевого мастерства, например. Или просто неуверенность в себе. Мол, запугаю сейчас — авось потом поможет. Но Такатору таким не пронять. Он пятнадцать лет провёл бок о бок с Йошицугу.?Тем не менее расслабляться всё равно нельзя. На кону жизнь господина Нагамасы?.— Атакуй уже, — потеряв терпение, строго указывает противник. — Мне не хочется тратить на тебя лишнее время. Я должен защищать господина, а не разбираться с мелкими сошками.— Это мои слова! — восклицает Тодо и яростно бросается на врага. Но тот на удивление ловко отскакивает назад и, раскрыв веер, делает взмах прямо перед лицом Такаторы. Тот невольно останавливается и на миг поддаётся недоумению, не в силах понять, чего именно добивается враг……Когда пол и потолок меняются местами, а пламя вдруг обращается в бурлящие потоки воды, до ястреба доходит, что именно произошло. Прямо сейчас он сражается с кицуне. И прямо сейчас этот кицуне вверг его в наваждение. Перед глазами всё плывёт, действительность то идёт рябью, то просто затуманивается… Меч в руках становится призрачным, неуловимым и в конце концов держать его не представляется возможным… Но вместо того, чтобы упасть на… потолок?.. оружие взлетает вверх. Пол… над головой… расходится в стороны, и свет солнца… сияющего в тёмном небе… врывается внутрь комнаты… Всё тело жжёт… как будто пламя расходится по коже… Больно… больно… жутко больно… не надо… пожалуйста… Сверху сыплется земля, покрывая поверхность под ногами… доходя до колен… до пояса… до шеи… земля должна быть холодной, но тело всё равно продолжает гореть, будто в аду…— Кажется, среди твоих предков есть волки. Слишком уж быстро ты поддался. Я разочарован, ибо рассчитывал потратить на тебя больше одной минуты.?Ну уж нет, лис…?— Тебе меня… не одолеть… — хрипит Такатора, почти уже засыпанный землей… И, сосредоточившись, переходит на ястребиное зрение. Несколько мгновений Тодо вглядывается в пол над собой… а затем земля вокруг него внезапно обращается в воду. Телу теперь намного прохладнее и легче. Взгляд проясняется, комната вздрагивает, норовя перевернуться обратно. Меч резко опускается вниз и зависает над головой хозяина. Тодо протягивает ладонь к оружию и уже хватается за рукоять, когда… жидкость вокруг внезапно начинает кипеть… телу становится ещё жарче, чем прежде… а вода… поднимается… до подбородка… до глаз… жарко… надо всплывать… тяжело…?Проклятье!?Притянув меч к себе, Такатора хватает ладонью лезвие. Сжать, как можно крепче — и кипящая вода обагряется кровью. Алое пятно, подхваченное беспокойной от жара жидкостью, разрастается… и в конце концов вся вода… становится багровой… Красный… повсюду красный… ничего не видно…?Да не поддавайся же ты!?Беззвучно зарычав, ястреб медленно — в воде быстро не получится — выставляет ладонь перед собой и пытается сосредоточиться. Нескольких мгновений достаточно для того, чтобы остудить жидкость. А ещё через некоторое время Тодо наколдовывает лёд на уровне плеч и, ухватившись за него, выплывает на поверхность. Откашливаясь и фыркая, ястреб снова прибегает к своему зрению и оглядывается в поисках слабого места иллюзии. Вокруг ни одной подсказки, под водой выхода не спрятать… Остаётся последнее — поднять взгляд. Вскинув голову, Такатора не удерживается от ликующей усмешки.— Твоё слабое место — солнце! — рычит он.— Взлететь у тебя всё равно не получится! — творец иллюзии пытается звучать уверенно, однако в его голосе уже проглядывают нотки паники. — Пока будешь обсыхать, наваждение поглотит тебя снова! Сдавайся, пока не поздно!— Не дождёшься, глупый лис, — устало прикрывает глаза Тодо. — Мне совсем не нужно взлетать, чтобы до тебя добраться.И с этими словами он вытягивает правую руку в сторону, чтобы, выцепив из воды несколько алых кристаллов льда, выбросить их прямо в сияющее над его головой светило……Когда всё вокруг возвращается на свои места и перед глазами снова возникает ошеломлённо-рассерженный противник, Тодо позволяет себе сказать:— Мой отец был волком. Однако не стоит недооценивать меня лишь поэтому. Твоё высокомерие — ключ к моей победе…— Победе? Ха! Ты что, до сих пор живёшь в иллюзии, ястреб? — надменно усмехается лис. Глаза его полыхают яростью и угрозой. — Если ты показал всё, на что способен, мне больше нечего здесь делать!— Нет, это было отнюдь не всё, — угрожающе рычит тигр. — У меня ещё куча нераскрытых тайн, каждая из которых может стать для тебя смертельной. — Приготовившись снова атаковать, Тодо восклицает: — Готовься, лис! Твой господин падёт от руки моего — точно так же как ты сейчас падёшь от моей!Кицуне, испуганно вздрогнув, бросает затравленный взгляд на коридор, по которому недавно ушёл Хашиба.— Господин… Хидейоши… падёт? — шепчет он…И роняет веер.?Он что, так легко поддался на провокацию? Если да, то он совсем идиот?.Однако чутьё подсказывает Тодо, что дело совсем не в этом. Более того, это же самое чутьё говорит ястребу быть крайне осторожным, когда к ногам лиса, будто по приказу, резко подбирается пламя. Кицуне продолжает смотреть в сторону коридора, будто не замечая, как огонь цепляется за его хакама, поднимается к рукавам, подкрадывается к лицу и, наконец, охватывает его целиком. Сначала Тодо совершенно не понимает, что вообще происходит… Нет, не может быть, чтобы он просто так взял и сгорел… И лишь осознав, что противник на самом деле не горит и даже не собирается, Такатора чуть не роняет меч.?Не может быть?.— ?Куча нераскрытых тайн?, говоришь? — безумно-зловещим тоном произносит лис и внезапно оборачивается к Тодо. Ястреб еле сдерживается от испуганного вздоха, когда видит в прежде строгом, пусть и самоуверенном, взгляде… бесконечную жажду крови. — Надеюсь, одна из этих тайн не заключается в том, что ты — огненный демон?Охваченный пламенем лис делает шаг в сторону Такаторы, и тот готовится в любую минуту защищаться магией льда. Вот только… поможет ли она против… лисьего пламени?Святые прародители… Лисье пламя…?Лис, умеющий творить огонь… Лис, причинивший Йошицугу столько страданий… Лис-демон, просто обязанный расплатиться за свои деяния…?Ярость захлёстывает Такатору с головой.— Да будь ты проклят!!! — восклицает он и, решив поставить на кон всё, свирепо атакует кицуне. Однако лезвие меча так и не достигает врага — оно просто плавится от одного лишь прикосновения к огню, оберегающему своего властелина. Такатора в ужасе отскакивает назад — и передёргивается, слыша тихий смех демона.— Не волнуйся, — говорит он, склоняя голову набок. — Если не будешь сопротивляться, я убью тебя быстро и почти безболезненно. Будь умницей и погибни достойно, ястреб.Лис резко вскидывает руку. Тодо невольно закрывает глаза. И тут раздаётся пронзительное:— Нет, Мицунари, остановись!!!Сначала Такатора думает, что это кто-то из врагов пришёл усмирить разбушевавшегося товарища. А затем до него доходит: этот голос ведь кажется ему знакомым… Распахнув глаза, ястреб поднимает голову — и сердце его сковывает настоящий ужас.— Йошицугу?!?С каких пор он умеет так громко кричать?!?Тодо резко дёргается в сторону змея. Только бы остановить его, только бы не дать ему пострадать снова. Ястреб готов задержать товарища даже ценой своей жизни…— Йошицугу, стой!Однако Отани, невзирая на мольбу товарища и адское пламя, подбегает к лису и решительно хватает его за плечи. Развернув кицуне к себе, он опускает маску и прежде, чем тот успевает сделать хоть что-то, вонзает клыки ему в плечо — прямо сквозь ткань кимоно.