V (1/1)

Судя по всему, в доме Масацугу творится ещё больший беспорядок, чем обычно: целую кипу изрисованных карандашом листов Канбей видит уже на тумбе в прихожей. Он неспешно освобождается от верхней одежды, боясь выдать дрожь в руках, и невольно наблюдает за Масацугу, который, кажется, вообще не напряжён и не взволнован. Легко скинув с себя пальто и растворив его в воздухе, Исида оборачивается к своему гостю.— Чувствуйте себя как до… — он не успевает договорить: воздух вдруг коротко, но крайне неприятно трескает, после чего в раскрытые ладони Масацугу опускается ярко-алый конверт. Миг — и губы юноши кривятся недоверчивой ухмылкой. — Вы поглядите-ка, ответил. Я-то думал, он слышать меня больше не желает…Когда Канбей наконец снимает обувь, Масацугу уже в кухне; судя по звуку кипящей воды, он возится с чаем. Курода застаёт его с письмом в руках, но не спешит спрашивать, от кого оно: невежливо ведь, хоть и любопытно.К тому же уже через пару мгновений неловкого молчания Масацугу сообщает обо всём сам.— Это от отца, — равнодушно роняет он, как если бы содержимое письма его нисколько не интересовало — пусть и вчитывается в строчки с должным вниманием. — Он безумно рад, что я наконец одумался… А ещё Михо, оказывается, моя невеста, — произносит он так, будто нисколько не удивлён. — То-то Хидейоши так запаниковал, стоило мне спросить, могу ли я сам выбрать себе напарника, — тихий смех. — И всё-таки я угодил в капкан — сколько бы ни силился остаться свободным…Канбей и сам не понимает, как оказывается настолько близко к нему — так, что даже рук протягивать не нужно, дабы осторожно охватить запястья. Так, что достаточно всего только склониться — дабы коснуться тёплых губ своими. Масацугу не вздрагивает, но и не отвечает — лишь молча позволяет целовать себя. А Канбей осознаёт, что столь неприкрытое равнодушие со стороны Исиды уже начинает его раздражать. Отстранившись с разочарованным вздохом, он замирает, когда слышит тихое:— Извините. Я сейчас немного в шоке, так что… мне нужно время отойти. Однако чай никто не отменял! — вдруг хмыкает он — намного жизнерадостнее, чем следует.И, отвернувшись к столу, начинает колдовать над смесью листьев и водой.Хочется обнять его за пояс, бережно, со спины — очень хочется. Но Канбей сдерживает этот порыв и, опустившись возле низкого столика на полу, терпеливо ждёт. Тем не менее, когда мысли о том, чего же он на самом деле ждёт, становятся невыносимыми, Курода начинает разговор:— Судя по всему, ваша невеста пришлась вам по вкусу, — в груди внезапно становится больно от своих же слов. Зачем, зачем, зачем он это говорит?!От потеплевшего голоса Масацугу становится лишь больнее:— Да, она милая. — Канбей уже жалеет, что вообще затеял этот разговор. — Мне даже не хочется её обижать.— А вы собираетесь её обижать? — Канбей пытается прозвучать насмешливо. Масацугу оборачивается к нему — с двумя чашками в руках — и неуверенно пожимает плечами.— Я ведь буду плохим мужем, — чуть тише прежнего произносит он. — И просто ужасным отцом.— Вы в этом так уверены? — Канбей вскидывает бровь, однако уже через мгновение все мысли покидают голову: Масацугу, присев рядом с ним и выставив чашки, вдруг доверчиво утыкается лицом ему в плечо.— Позвольте мне посидеть вот так, — тихо просит он. — Пожалуйста.— Х-хорошо, — отзывается Курода, тщетно пытаясь усмирить гулко бьющееся сердце.Но уже через секунду — сам — сгребает Масацугу в охапку, заставив того охнуть.— Постойте же… не торопи… — Исида осекается, когда его лицо уверенно приподнимают за подбородок.И на следующий, по-настоящему нетерпеливый поцелуй он, к счастью, уже отвечает — с тихим мычанием, от которого всё резко стягивает внутри.— Погоди… те… — выдыхает Масацугу, когда Канбей позволяет себе коснуться губами его шеи.Внешне Исида вновь выражает протест: отпирается, ёрзает, норовит вывернуться из объятий, — однако на самом деле расслабляется тем скорее, чем увереннее становятся действия Канбея. Курода отнюдь не опытный обольститель, а потому приходится полагаться на одно лишь чутьё, и тем не менее романтические подсказки интуиции сегодня оказываются слишком уж верными. Едва Курода опускается поцелуями к оголившемуся из-за мнимой борьбы плечу, как Масацугу тихо всхлипывает; едва добирается ладонями до поясницы — как в ответ раздаётся сдавленный стон.— Какой же вы… — шепчет Масацугу, когда Канбей поднимает голову. Взгляд напротив — затуманенно-янтарный — чарует безо всякой магии, и Курода послушно подаётся вперёд, навстречу новому поцелую. Масацугу обнимает его за шею; выгибается по-кошачьи, желая прижаться ближе. Наконец, он оказывается у гостя на коленях и, оторвавшись от губ, ослабляет его галстук. После чего ведёт кончиками пальцев вниз по шее. Канбея едва не начинает трясти; Масацугу это замечает и тихо хмыкает, заставляя кровь прихлынуть к щекам. — Вижу, вы совсем неопытны, м? — мурлычет он, склонившись к уху. Канбей сердито вцепляется пальцами в рубашку на его спине.— Зато вы опытны донельзя, я погляжу.Масацугу вновь тихо смеётся. Это злит и одновременно заводит, но Канбей, пусть и с огромным трудом, подавляет резкое желание немедленно опрокинуть его на пол и отыграться.Исида же тем временем вновь встречается с ним взглядами.— Я тоже неопытен, — признаётся он. — Однако у меня, в отличие от некоторых, есть воображение.Канбей жадным взглядом обводит губы Масацугу, после чего решает подыграть ему.— И что же вам подсказывает ваше воображение? — якобы язвительно спрашивает он — однако теряет весь свой настрой и судорожно вздыхает, когда Масацугу подаётся чуть вперёд, оказываясь максимально близко. Голос его вновь звучит возле уха, опьяняя:— Оно подсказывает мне, что вам пора проявить чуть больше инициативы, — он протягивает ладонь к шее Куроды, однако тот не в силах даже задуматься о том, что именно ему нужно. — В моём воображении… вы уже стянули мне запястья своим галстуком. Я, конечно, ни на что не намекаю, но…Он не успевает договорить — да оно, в принципе, и не нужно: склонившись, Канбей наконец подминает желанное тело под себя. Масацугу жалобно вздыхает в ответ, без слов моля не останавливаться; когда картина, что он нарисовал в воображении, наконец воплощается в действительность, на щеках его вспыхивает румянец.— Чёрт, это смущает сильнее, чем я предполагал… — он пробует отшутиться, однако в его голосе отчётливо слышно волнение. Он пытается развести предплечья — на пробу — и, когда ткань не поддаётся, румянец становится лишь ярче. Канбей заводит руки над головой юноши; склоняется ближе, прижимая его запястья к полу одной рукой. Осторожно проводит кончиками пальцев вниз от ладони до локтя; почуяв ответную дрожь в теле под собой, едва слышно мычит и прижимается губами к горячей шее.— Что вы… делаете?.. — пытается спросить Масацугу — и, ахнув, выгибается, когда Канбей, поддавшись наитию, всасывает участок кожи на шее чуть сильнее приличного… ведь, кажется, именно так можно оставить на ком-то свой ?след?? Канбей ненадолго отстраняется, чтобы оценить результат — и сам поддаётся лёгкому изумлению, когда и правда видит тёмное пятнышко, оставшееся на бледной коже. — А вы, оказывается, ещё и собственник? — хмыкает Масацугу. Растрепавшиеся тёмные волосы выпадают ему на лицо небрежными прядями, однако от этого он выглядит лишь привлекательнее. — Как же я теперь на работе покажусь, м?— А магия вам на что? — спрашивает Канбей; голос его звучит спокойно, однако внутри всё уже горит от желания. Он приподнимается, ведя ладонями по внешней стороне бёдер Масацугу — даже несмотря на разделяющую их ткань брюк, они ощущаются до безумия горячо; вытянув руку, медленно очерчивает пальцами линию шеи и ключиц. Когда со стороны Масацугу раздаётся очередной невольный вздох, Канбей наконец добирается до пуговиц его рубашки и медленно, одну за другой, расстегивает их. Масацугу тем временем вновь начинает ёрзать, однако на этот раз уже выражая нетерпение; вот только пока он даже не думает нарушать условностей и послушно держит руки над головой — как если бы те были привязаны к чему-то вроде ножки ближайшего стола.— Кажется… я готов взять свои слова обратно, — почти задыхаясь, шепчет Масацугу; когда Канбей касается его живота, он вздрагивает и неосознанно подаётся бёдрами вверх. — Чёрт… Теперь, напротив, вы выглядите слишком уж искушённым… Если так продолжится, я вообще с женой спать не смогу…Канбей позволяет себе тихо усмехнуться. Конечно, прямо сейчас он во многом полагается на чутьё, однако некоторые мелочи ему в своё время подсказал внезапно оказавшийся полезным товарищ. А именно… Хидейоши, который всегда только и ищет повод, дабы завести со своими коллегами очередной смущающий разговор. Конечно, разговоры его в основном касаются женщин…Но какая разница, какого твой любовник пола, если твои робкие, но вместе с тем неприличные прикосновения всё равно его будоражат?Склонившись к Масацугу, Канбей намеренно ловит его взгляд — всё ещё затуманенный наполовину, он почти сразу начинает проясняться, поддаваясь недоумению его хозяина.— Что такое? — наконец не выдержав, спрашивает Масацугу. А после, едва заметно сжавшись в объятиях, выдаёт: — Что-то… не так?Канбею дико хочется прямо сейчас забыть о своей сдержанности и осыпать его лицо поцелуями. Однако вместо этого он лишь произносит:— Я никак не могу насмотреться на вас.На миг во взгляде напротив задерживается растерянность, однако затем Масацугу вдруг хмурится.— Прекратите немедленно. Иначе всё прекращу я.Канбей вновь позволяет себе усмехнуться, на этот раз уже открыто.— А вы уверены, что у вас сейчас есть выбор? — слегка понизив голос, спрашивает он. А затем, видя, как брови юноши ещё сильнее сходятся на переносице, перехватывает его запястья и вновь прижимает их к полу сам — для верности. На этот раз Масацугу уже, кажется, не просто растерян, а по-настоящему изумлён, однако ему хватает всего нескольких секунд, дабы опомниться и строптиво поджать губы:— Вы… Вы что себе… — начинает шипеть он, совсем как обозлившийся (или скорее напуганный?) кот. — Вообще-то мне ничего не стоит прямо сейчас отправить сигнал о том, что меня пытаются принудить к… — Масацугу не заканчивает, прерванный настойчивым поцелуем. — Да выслушайте же вы… — он пытается отвернуться — однако немедленно сдаётся, едва его целуют вновь, уже требовательно. Когда Канбей касается его губ языком, вынуждая приоткрыть их, Масацугу сдавленно мычит и запрокидывает голову; когда Канбей касается его гладкой кожи пальцами свободной руки, Масацугу мелко дрожит и прижимается близко до запретного. Теперь даже одежде не скрыть того, насколько оба разгорячились; наконец оторвавшись от его губ, Канбей вновь окидывает Масацугу взглядом. Тот уже готов полностью отдаться тому пламени, что охватило обоих, и слова его, искренне-умоляющие:— Да возьмите меня уже… — лишь подтверждают это.Масацугу, как может, помогает Канбею стянуть с себя всё, кроме рубашки; последнюю не позволяют снять связанные предплечья… да и ладно с ней, он слишком хорош даже в таком виде. Запоздало, Курода осознаёт, что слегка затянул с прелюдией: теперь его руки дрожат и никак не могут найти пуговицы уже на собственной одежде; нетерпеливо простонав, Масацугу всё-таки нарушает их безмолвный договор.— Идите сюда, — приподнявшись, он сам разбирается с пуговицами на его рубашке и брюках; всё это время Исида взволнованно кусает губы и то и дело встряхивает головой, отбрасывая мешающие волосы. — Чёрт бы их побрал… завтра же остригу… И прекратите уже трястись, — всего лишь на мгновение, однако на его лице появляется едва заметная улыбка. — Что бы вы ни сделали, уверен, навредить вы мне не сможете. Я… всецело вам доверяю, господин Курода.Канбей вздрагивает. После чего просто, молча, любуется Масацугу, хмуро-сосредоточенным, но в то же время — сгорающим от нетерпения; когда тот, не удержавшись, в свою очередь касается его груди ладонями, Канбей прикрывает глаза и просит:— Пожалуйста, не нужно… погодите. Иначе я сорвусь раньше времени, и это всё испортит.Осторожно склонившись, он вновь опускает Масацугу на пол; к счастью, теперь его разум сумел успокоиться и даже выстроить некий план действий. Конечно, план примерный — ибо слишком уж у них всё непредсказуемо… причём при каждой чёртовой встрече! — однако позволяющий окончательно взять всё в свои руки и почувствовать себя как никогда уверенно. Святое Чудо… и почему он раньше не догадался? Масацугу ведь… доверяет ему. Доверяет настолько сильно, что готов подпустить до неприличного близко к себе.А если речь идёт о настолько сильном доверии… разве может что-то пойти не так?Теперь дело осталось за малым. Снять с себя одежду, вновь завести руки за его голову, поцеловать — как можно увереннее, но ни в коем случае не грубо; мысленно запросить флакон с маслом из ближайшей лавки соответствующего назначения… Всё это Канбей делает совершенно осознанно; он мыслит ясно, а сердце его, кажется, бьётся спокойно, будто во сне. Ему ведь нет равных в умении сдерживать свои чувства в нужную минуту; он ведь всегда умел профессионально справляться с собой даже в самых сложных ситуациях…Но едва он, после долгих минут надлежащей подготовки, наконец собирается войти в Масацугу, как его внезапно останавливает элементарная паника. Руки вновь начинают дрожать, а голова — кружиться не столько от страсти, сколько от страха. Исида смотрит на него: сначала непонимающе, затем напряжённо, а после — до безумия ласково. И, едва оказавшись в плену этого волшебного взгляда, Канбей окончательно забывает о своей тревоге.— Я доверяю вам, — повторяет Исида, одними губами. Он вновь поднимает руки, чтобы коснуться щеки своего почти любовника — коснуться в совершенно несвойственной ему манере. Коснуться ласково — так, как он никогда прежде не позволял себе его касаться.И так, как Канбея никто не касался прежде.Да, Масацугу может быть совершенно разным. Капризным, рассудительным, вспыльчивым, холодным… Но от осознания того, насколько неповторимо то, что имеет место здесь и сейчас, на глаза… едва не наворачиваются… слёзы?— Я бесконечно вам доверяю… — повторяет Масацугу, уже громче. И, желая свести на нет все сомнения Куроды, добавляет: — Я доверяю себя тебе — целиком и полностью, Канбей.И дальше всё будто идёт само собой — настолько верно, настолько естественно, что остаётся лишь удивляться своей прежней нерешительности. Вот только не удивление сейчас царит меж теми, кто, невзирая на предрассудки, решился пересечь запретный рубеж. Не удивление заставляет Канбея, в ответ на ласковые объятия, неизбежно стать ласковым самому; не оно подсказывает ему, что поначалу следует действовать крайне осторожно; не оно постепенно обращает осторожность в решимость — решимость удержать, прижать как можно ближе, ни за что не отпустить…Масацугу сладко мычит и вновь выгибается, когда Канбей входит в него; он подаётся навстречу, царапая руками пол. Разум затмевает; Канбей утешающе целует Исиду в висок, гладя его бока ладонями. ?Как же жарко…? — едва мысль вспыхивает в сознании, как бёдра сами толкаются вперёд, заставляя Масацугу сдавленно простонать. Теперь пути назад точно нет. Теперь — они едины, и ничто не помешает им познать друг друга целиком.Теперь они вместе — и Канбей ни за что не позволит обстоятельствам их разлучить.Они до изумительного быстро подстраиваются друг под друга — и в дыхании, и в движениях. Канбей старается вести себя как можно сдержаннее, лишь иногда прижимаясь к потемневшим устам жадным поцелуем. Масацугу избирает эмоциональную ипостась, то и дело стеная сквозь сжатые губы, а порой — шепча что-то неразборчивое, однако неизменно ласковое. Руки его, пусть и связанные, ласковы тоже — как и поцелуи, которыми он клеймит обнажённые плечи любовника. Румянец на лице виден уже совершенно отчётливо, и Канбей в очередной раз осознаёт, что готов любоваться на этого человека хоть целую вечность. Он замедляет движения и дотягивается рукой до щеки Масацугу; с губ его срывается изумлённый вздох, когда тот, перехватив ладонь, вбирает в рот его пальцы. Внизу всё напрягается, и, чувствуя, как подходит к краю, Канбей наконец позволяет себе потерять голову; Масацугу отпускает его ладонь, вновь заводит руки наверх и едва слышно постанывает в ответ на ритмично-резкие толчки. Канбей доходит первым; его дико трясёт и он даже не успевает выйти, но Масацугу это, кажется, нисколько не смущает. Притянув мужчину к себе за шею, он неистово целует его, после чего сбито шепчет:— Мне мало… я хочу ещё…Канбей охватывает его плоть пальцами; целует ключицы и грудь, постепенно спускаясь губами к животу. Такому капризному Исиде просто невозможно противостоять, и Канбей, невзирая на стыд и смущение, касается его головки языком. Ответный, изумлённо-страстный вздох вновь звучит как призыв не останавливаться, и в следующее мгновение Канбей уже охватывает член губами, помогая себе рукой.— Святое Чудо… я сейчас не выдержу…Он правда не выдерживает — и почти сразу кончает с долгим стоном, наполовину заглушённым собственными ладонями. Канбей слизывает его семя до последней капли, поднимается поцелуями вверх по его дрожащему телу; добравшись до губ, целует глубоко и влажно, уже не стесняясь совершенно ничего.Они засыпают в объятиях друг друга, прямо на полу, лениво наколдовав одеяло и простынь откуда-то из соседней комнаты.Чашки с холодным чаем укоризненно смотрят на обоих со столика поблизости.