Тык-тыква №9 (1/2)
Естественно, Номер Шесть, мучимый праведными муками совести, хоть и изо всех сил, но явно тщетно пытался убедить Джона в том, что тому вовсе не обязательно помогать искать пропавшего сорванца, но все эти жалкие попытки провалились ещё в самом начале: Гроссман, пусть и достаточно деликатно, но всё же не без решимости выразил чёткое желание помочь. Дабы не оставлять квартиру незапертой (замок на двери был безнадёжно сломан и восстановлению явно не подлежал), а также не пропустить Бабулю и Номер Пятнадцать, которые по утверждению Номера Десять, должны были вот-вот нагрянуть, было решено оставить Номер Девять на страже (плюс, Номер Восемь мог и сам вернуться в любой момент). За целостность квартиры можно было не переживать: в конце концов, сам по себе Номер Девять, обложившийся книжками (о чудо, он даже попросил разрешения их взять!), вряд ли мог причинить хоть какой-нибудь ущерб. — Ты ведь не будешь против ещё раз нарушить своё обещание? — Гилберт, подхватив на руки одну из Номеров Шестнадцать, с тоской посмотрел на Джона. — В конце концов, так мы куда быстрее окажемся дома и хотя бы уберём этих оболтусов с поля боя. Вряд ли сейчас ты сможешь меня сбить, а если это будет кто-нибудь из моих родственников (Номер Восемь, к примеру), то так даже будет лучше. — Братик хочет нас уби-и-и-и-ить,~ — завыл Номер Тринадцать, и остальные дети подхватили рвущую душу (и нервы) мелодию.
— Хотел бы я вас убить, так сделал это давно, а не мучился с вами, — сквозь зубы прошипел Гилберт, явно не очень довольный сложившимся положением: одного брата вообще непонятно где искать, а те, что есть — сумасшедшие, заползающие в квартиры посторонних людей, словно тараканы.
?Интересно, может они и раньше такое уже делали?? Согнать всех вниз, во двор оказалось достаточно сложным занятием: дети то и дело разбегались, прятались, залазили в шкафы и кладовки, а когда их всё-таки удалось согнать в кучу и выставить за дверь, то одному из номеров Шестнадцать удалось даже спрятаться в огромном горшке с цветком. Тот возвышался в подъезде словно сбежавший генетический эксперимент ботанического сада, поистине поражая своей величиной — и вытащить ребёнка из земли оказалось труднее, нежели репку из известной сказки. Под конец Гилберт откровенно ругался (таким выражениям могла поучиться даже Бабуля), уже не сдерживая себя и старательно игнорируя все недовольные взгляды Джонатана — в конце концов, ему пришлось иметь дело с этим семейством всего несколько суток, а парню — всю свою жизнь. Объяснять нервную нестабильность подростка уж точно было бы излишним: вероятно, это понимал и Гроссман, так как кроме предостерегающих взглядов тот никак не реагировал на столь вычурно вульгарную речь. В результате, несмотря на отчаянное сопротивление, а также попытки со стороны старшего из Гилбертов (из тех, что были в наличие) сильно сократить популяцию в семье Синди-Дарлингов, дети оказались на улице, выстроившись возле машины в почти полном составе, за исключением ?похищенного?. Номер Десять всё ещё прижимал к груди пакет с собачим кормом, рыча, когда какой-нибудь из младших детей протягивали к угощению руки. Номер Тринадцать счастливо размазывал по лицу кетчуп, пока Двенадцатая заботливо не стёрла тот с его лица простынёй — часть костюма инквизиции. Это было бы очень трогательно, если бы простыня не принадлежала особенно доброму человеку, который вообще непонятно почему до сих пор не вызвал полицию.
— Чем… чем быстрее мы от них избавимся, тем меньше твоей собственности они попортят… — Номер Шесть сглотнул, дождавшись, пока Джон откроет дверь машины — удивительно маленькой машины, куда затолкать такую огромную орду детей было не очень-то и просто. Тем не менее, они настолько перевозбудились от возможности в первый раз прокатиться на том, за чем до этого могли лишь с завистью наблюдать со стороны, что начали толкаться и давить друг друга, пытаясь первыми пролезть внутрь. — Да успокойтесь вы! — умение удерживать постоянноёрзающих и что-то крайне эмоционально бормочущих Номеров Шестнадцать на руках и одновременно пытаться поймать за шкирку младших братьев и сестёр требовало особенного опыта — который, к счастью, у Номера Шесть имелся в количестве полных шестнадцати лет.
— Номер Двенадцать толкается! — запищал один из Гилбертов. — Это потому, что у тебя в голове каки! — девочка показала язык, но тут же какой-то из младших братьев ударил её по колену, пытаясь пробраться внутрь машины. Начался плачь, который тут же подхватила вся остальная свора — видимо, этот инстинкт так и не атрофировался за всё время, пока дети росли.
Номер Шесть громко и отчётливо проклял всех, кто придумал и свято верил, что белому человечеству грозит вымирание и потому промыл мозги молодожёнам о крайней необходимости семей побольше — особенно он прошёлся по тем, кто случайно во время такого тренинга внушил непутёвым родителям, что они вполне могут вести себя как рыбки или амфибии.
— И, кстати, нужно будет как-то объяснить моим родителям, что твой дом — не приют для обездоленных, — заметил Гилберт Шестой, когда волна очередной неконтролируемой ярости немного отступила.
До следующего раза. К счастью, детей вновь загипнотизировали непечатные слова старшего брата — что само по себе уже было неутешительно — так что они перестали рыдать и почти остановились в своём желании отгрызть друг другу ноги в попытке первыми взобраться на сиденье автомобиля. — НомерШестнадцать сделал лужу на полу, пока никто не видел! — заметил Номер Десять. Он единственный, кто остался стоять в стороне — от того, что его сторона была как можно ближе к двери. — Который из? — на автомате поинтересовался Гилберт, особенно не волнуясь об ответе. Он пропустил старших детей на заднее сиденье, сдерживая возмущённую малышню, которым в результате пришлось бы сесть на колени к братьям. — Тебе кто-нибудь говорил, насколько вместительна твоя машина? — он старался не считать, сколько в результате его младших братьев и сестёр получилось уместить, но всё равно поразился размерам автомобиля. Возможно, во всём была виновата какая-нибудь магия или японские технологии — во всём всегда были виноваты азиаты — но в результате, отделавшись всего несколькими синяками, Номеру Шестому удалось закрыть заднюю дверь за последним из детей. — Отлично! А теперь давай взорвём их! Старший Гилберт успел пожалеть о своём крике раньше, нежели закончил его — и дело было даже не в очередном неодобрительном взгляде от Джона. Машина, казалось, взорвалась изнутри новой волной плача и криков — и оставалось лишь надеяться, что дети (не) передавят друг друга в процессе.
Когда-то в научном журнале Джон читал, что для человека допустимый порог шума приравнивается к 55 дБ, и что именно шумовое загрязнение является одной из серьёзнейших проблем современных мегаполисов. В принципе, Гроссман конкретно сейчас находился не в мегаполисе, но почему-то спонтанный ассоциативный ряд в его сознании переносил Джона в воспоминания о том, как однажды в детстве он очутился в зоомагазине, и, вдоволь насмотревшись на истошно вопящих попугаев, купил себе несколько золотых рыбок. А ещё всё это было похоже на столовую университета в период большого перерыва, но конкретно об этом сравнении он знал с чужих слов, так как не решался проверять эти данные эмпирическим путём: говорят, неопытных людей там иногда затаптывали (теория старого доброго Дарвина, видимо, всегда работала слажено).
Как бы там ни было, но подсознание Джона явно пыталось всеми способами отдалить его от жестокой реальности, исполненной неэтичных выражений Шестого Гилберта, а также лиц детей, чьи носы и щёки вполне пугающе смазывались о боковое стекло машины каждый раз, когда волнения среди детей заставляли их превращаться в общую массу Смитов-Дарлингов, мерно раскачивающуюся на заднем сидении. ?Мне тоже раньше казалось, что эта машина не так уж масштабна…? Но когда Джон понял, что его молчание уж слишком затянулось, а все дети давно утрамбованы и спрессованы на заднем сидении, огромным усилием воли он вывел себя из моральной комы. — Прошу прощения, но позвольте мне напомнить Вам, что выражаться подобным образом — неэтично… — задумчиво изрёк Джон, и, видя реакцию детей на чёрный юморок Шестого, тяжело вздохнул. — И я не уверен, что Ваше предложение о взрыве смогло разрядить обстановку. К счастью, вскоре дети успокоились, вовремя осознав, что посеянная Шестым паника дала возможность каждому попробовать умыкнуть немного корма у дезориентированного Номера Десять. Впрочем, он достаточно быстро пришёл в себя, и пока в качестве снаряда никто не решился использовать кого-то из Шестнадцатых Номеров, Джон решил вмешаться. Впрочем, никогда прежде он не чувствовал себя более незамеченным. Устные обращения, конечно, были использованы в первую очередь, но каждому из них суждено было остаться проигнорированным. Конструктивный диалог не был начал и после покашливаний, и после нескольких хлопков в ладоши (более того, данный жест был расценен как призыв к новой весёлой игре, и когда вся машина наполнилась зажигательными аплодисментами, где-то в задворках разума Джона появилась мысль о суициде). Более-менее отрезвило возбуждённую публику обещание Номера Шесть, гласящее, что похитители Восьмого скоро непременно выйдут на их след, и тогда кого-то из Смитов-Дарлингов опять недосчитаются. — Ещё раз, но по порядку. — Джон глубоко вздохнул, когда дети, наконец, затихли. — Итак, является ли для нас реальной перспектива каким-то образом сократить площадь поисков пропавшего брата? Естественно, наиболее логичным мне представляется ваш дом (но я не могу судить об этом точно, поэтому с радостью выслушаю все предположения).
После непродолжительного молчания, Шестой Гилберт предположил, что местом пребывания его брата может быть общежитие их сестры, Номера Четыре. — Или у братика-нудиста! — пискнул кто-то младший из четы Гилбертов-Смитов, и эта странная характеристика в некоторой степени удивила Джона. Впрочем, он был удивлён ровно в той степени, в какой может ещё чему-то удивляться человек, который несколько раз к ряду сбивает одного и того же человека, чья многочисленная одноименная семья самовольно прописалась у него дома.
— Он просто нудный, если что, поэтому и ?нудист?, — решил на всякий случай пояснить Шестой, чьё замечание показалось крошечной каплей нормальности, разбавившей океан безумия, бурлящий в последнее время вокруг Джона. — Да и вряд ли мелкий пойдёт к Первому… Они плохо уживаются. — Потому что Номер Восемь много пылит! — доверительно сообщил Номер Тринадцать. — Номер Один говорит, что после наших нашествий ему приходится делать влажную уборку и менять стеклопакеты. Капелька нормальности тут же испарилась, даже не коснувшись вышеупомянутых кипящих вод океана сумасшествия. — Менять стеклопакеты? Это достаточно странная мера предосторожности, — заметил Джон, тут же мысленно выругав себя за то, что начал лезть не в своё дело. — Ну да, — пожал плечами Тринадцатый. — Когда братишку похитили в прошлый раз и он оказался у Номера Один в серванте, каким-то образом разбилось окно.
Номер Шесть раздражённо вздохнул, подкатив глаза: — Просто тебе повезло, что ты живёшь на шестнадцатом этаже, и чтобы проникнуть к тебе в квартиру, ему пришлось всего лишь взломать дверной замок… Джону пришлось сделать очередную паузу, осмысливая услышанное. — То есть, — стараясь абстрагироваться от странных наклонностей Восьмого, Гроссман решил суммировать полученную информацию, — он уже прятался у вашего старшего брата? — Да… но он не имеет склонности повторяться… — как-то уж слишком устало повёл плечами Шестой Гилберт. — А когда-то братик спрятался в шкафу, и мы не могли его неделю найти! — внезапно через чур зловещезахохотал Десятый, рискуя подавиться собачьим кормом, и уже одно его выражение лица заставило Джона забеспокоиться о том, отдаёт ли себе отчёт Гилберт Десятый Смит в том, что недельное пребывание старшего брата в каком-то шкафу — это более чем странно. — Это при том, что у нас дома нет шкафов… — всё тем подавленным тоном пояснил Шестой, — Поэтому он и спрятался в мебельном магазине. Этот день определённо обещал быть занятным (если, конечно, данное слово вообще можно применять в контексте описанной ситуации). — Хорошо, давайте постараемся мыслить оптимистично. Начнём с самого логичного — с вашего дома. Эти слова стали напутствующими для автомобиля, лениво направившегося на поиск новых приключений. Поездка домой, как и ожидалось, не принесла никаких особенных результатов в плане поиска, однако впервые в жизни Гилберта встретила странная тишина — никакие из братьев или сестёр не вылетели в коридор, когда он открыл никогда не запирающуюся дверь.
?По-хорошему, её нужно заколотить и поджечь тут всё?. Конечно, причина была очевидна даже самому ненаблюдательному: все дети, вместо того, чтобы выбежать из коридора огромным цунами рванули внутрь.
Вытащить тех из машины оказалось куда проще, нежели загнать их внутрь: вероятно, они всерьёз восприняли угрозу подрыва, потому что, хотя и не плакали, но всё равно каждый (за исключением номеров Шестнадцатых) голосом, переполненным отчаяньем, то и дело переспрашивал, не едут ли они куда-нибудь, где уничтожают машины.
— Эй, тут есть кто-нибудь? — идея, что родители могли остаться наедине и сделать себе ещё номера Семнадцать (или сколько их там?) пугала — и теперь НомерШесть отчётливо прочувствовал весь этот ужас.