Тык-тыква №8 (1/1)

Говоря откровенно, Джон и сам не мог объяснить себе, зачем решился вновь выступить в роли водителя. Да, в последнее время его график дня частенько перекашивало; да, вот уже несколько дней Джон постоянно что-то забывал и вечно всюду опаздывал. Упоминая о последнем, стоит отметить, что именно это и стало причиной, по которой Джон всё же решился нарушить свои священные клятвы столь малой давности. Но не стоит говорить, что его совесть на то время умерла или тяжко заболела — напротив, весь процесс грехопадения Джона сопровождался мучительными душевными спазмами, то и дело заставлявшими беднягу сетовать на собственную личностную слабость и нетвёрдость в обещаниях. Но не будем об этом, ведь все мы уже давно поняли, каким человеком Джон был, а потому и без того ясно, что за реакцию могло вызвать у него нарушение собственных убеждений. Вообще, он бы и не стал даже смотреть в сторону собственного автомобиля в ближайшую вечность, но прочие мелкие прегрешения заставили его пересмотреть такую позицию. Как уже было сказано, в последнее время Гроссман всюду опаздывал, а потому, когда администрация университета в который раз намекнула ему, что не мешало бы стать несколько пунктуальнее, он, сделав соответствующие выводы и вновь опаздывая на работу, решился на столь роковой шаг. — В первый и последний раз, — вновь и вновь бормотал он себе, рассеянно глядя по сторонам. — А после я с особенной жёсткостью возьмусь за самовоспитание. Совершенно не понимаю, отчего моя жизнь так странно повернулась. Так или иначе, я не имею никакого права на то, чтобы попусту забыть о самоменеджменте как неотъемлемой части развития личности. После этого, ещё раз пять повторив нечто вроде ?и никогда более подобных выходок не будет?, нарушенного визгом приёмника, с поломкой которого Джон по собственной рассеянности таки забыл разобраться, Гроссман решил обратиться к тёмной колдунье, чтобы уж наверняка наложить на себя ярмо страшного родового проклятия. Что заставило его обратиться к непроверенным архаичным приёмчикам? А просто он чуть человека не сбил. Во второй раз за неделю. Того же самого человека. Потому, что нечего было на приемник опять отвлекаться. — А мистер Смит прав был тогда. Я идиот. В самом деле. И даже не смотря на всю свою порядочность, Гроссману вообще не хотелось выходить из машины, чтобы интересоваться здоровьем жертвы. — И это я обещал не садиться за руль. А потом опять едва не сбил мистера Смита. Боюсь представить, что он обо мне теперь подумает… и будет полностью прав. Я даже не знаю, что ему сказать: после моих предыдущих убеждений, он наверняка решит, что я самый обыкновенный трусливый лжец.

Тем не менее, ликующая совесть вытолкнула его из авто на встречу судьбе. — Добрый день, мистер Смит… — неуверенно пробормотал Джон, даже не представляя, куда глядеть, чтобы не встретиться взором с двукратной жертвой его наездов. И без разницы, что в этот раз паренёк сам прыгнул под колёса. — Я, собственно… Вы не ушиблись? Я просто даже не успел вас заметить, если честно. Машина — она мне очень нужна была сегодня, но вообще я даже не думал ею пользоваться. Половина девятого ведь, а точнее, двадцать семь минут, а мне нужно было ещё к четверти девятого быть на месте, а так как… Простите, я что-то несуразное несу: мне затруднительно отойти от шока. Ещё на минуту Джон окончательно завис, после чего, сделав феноменальный вывод, продолжил: — Хотя, вы, наверное, ещё больше не отошли от шока, нежели я. Вы простите, если это возможно, мне мой эгоизм в данном контексте, прошу. Я и сам уже не знаю, о чём толкую. Ладно, я всё равно безнадёжно опоздал всюду, равно как и вы, полагаю (занятия ведь начинаются раньше, так?). Впрочем, если вы и не опоздали, то это значения не имеет: я возьму всю ответственность целиком и полностью на себя, и на сей раз уже окончательно и бесповоротно. Понимаю, вы вряд ли теперь мне уже поверите: я нарушил свои обещания, а оттого выгляжу в ваших глазах просто чудовищно, но мне действительно очень жаль. Более ничего сказать в своё оправдание я не могу, так что полностью признаю свою ошибку. И, если это только возможно, я бы с радостью сгладил собственную вину, вот только путь к этому не представляется мне реально возможным. Когда столь нагло нарушаешь правила дорожного движения, не стоит удивляться, что тебя в результате едва не сбивает какая-то машина, особенно если она уже недавно пыталась лишить тебя жизни. Тем не менее, Номер Шесть был более чем растерян: в судьбу он верил слабо (точнее, вообще никак), но подобные совпадения тоже были чем-то из рубрики невероятного. Так что он просто стоял на дороге, глядя на знакомую машину и знакомого Джона, который что-то там лепетал об опозданиях и, вероятно, оправдывался за свою вторую попытку неудачного убийства.

В эту речь Смит не особо-то вслушивался, да и не очень спешил принять участие в данном диалоге: шок полностью отшибал даже зачаточную способность говорить — не то, чтобы ругаться. Более-менее пришёл в себя парень только лишь тогда, когда Джон вновь потянул его к машине, но в этот раз Гил только лишь пробормотал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что после этого к тебе опять могут всей гурьбой набежать мои родственники? — прежде чем покорно залез в машину и довольно вздохнул: та встретила его умиротворяющим теплом, приятно обволакивающим озябшее тело.

?Всё же нет ничего ужасного, чтобы провести хоть часок в тепле, прежде чем вновь начать бомжевать, верно??

Долго, или же очень долго длился монолог Гроссмана, но бытию привычнее развиваться по спирали, раз за разом повторяя свои фрагменты. Короче говоря, всё окончилось так, как должно: машина грустно ползла в сторону дома, силясь доставить своего обладателя и Гилберта к дому первого (всё потому, что чай мастерски устраняет или сглаживает любые конфликты, особенно в компании с печеньем). Вот только родной дом встретил их не очень радушно. Во всяком случае, подозрительно приоткрытая входная дверь квартиры не внушала Джону абсолютно никаких позитивных мыслей. Если бы Гроссмана можно было отнести к подвиду человека среднестатистического, то в голове его давно роились бы фрагменты тысяч фильмов на тему грабежей, убийств или кровожадных монстров из ада. Но Джон сейчас стоял лишь перед выбором: набирать ему номер полиции сразу, или сперва всё же ознакомиться с обстановкой. Но учитывая тот факт, что в квартире находился его четвероногий товарищ, Моргана, Джон остановился на втором варианте развития действий. Впрочем, приоткрыв незапертую дверь, Гроссман увидел то, чему где-то в глубине души предпочёл бы ограбление. Печальный взгляд Морганы, коим она одарила хозяина, говорил о том же. — Долго ждать нам тут ещё, а? — пробубнил некий крайне возмущённый ребёнок, старательно что-то пережёвывая. Присмотревшись получше, Джон обнаружил в его руках свежекупленную пачку собачьего кома. Это и многое другое вызвало у Гроссмана своеобразный приступ ностальгии. ?Номер…Десять. Кажется?. — Простите, я не совсем понимаю, что здесь… — начал было Гроссман, но его речь успешно прервали. — А я тоже ни черта не понимаю. Вместо того, чтобы облаком-паразитом шариться по городу, можно было бы притащиться домой и раньше. Харчей на горизонте нет, эти вкусные печеньки почти закончились. Что прикажешь мне делать? Нас тут вообще посели: это мне предки сказали. Я с братухами пришёл, а тут нас только и ждут. И чё делать?Номер Восемь, конечно, сломал замок к чёртовой матери. Но это, блин, в первый и последний раз: нафиг нам париться над замком, если мы тут теперь жить будем?Короче, я всё сказал, а ты делай выводы. С этими словами чадо удалилось из прихожей, оставив Джона безмолвным и в состоянии полнейшего шока. — Сломали замок? Живут с ?братухами? здесь? Что происходит?

Вопросы эти были адресованы в пустоту, так что Гроссман даже не надеялся получить столь желанных ответов на них. Бедняга был настолько ошеломлён, что даже подобный крайне самоуверенный тон ребёнка не вызывал у него протеста. Находясь в прострации, Джон к тому же едва ли не пал смертью храбрых, наступив на некий шарообразный предмет, на деле оказавшимся объектом забав кого-то из Номеров Шестнадцать, один изпредставителей которых поспешно приполз во имя спасения своего артефакта. ?Мне кажется, или я попал во временную петлю?? — А, точно! — вновь явился деловитый пожиратель корма. — Слетайте кто-то в магазин, а то сеструха тоже подойти должна с бабкой, а… — Номер Восемь умер!!! — выбежал в коридор Номер Одиннадцать, отчаянно размахивая руками и изображая на лице своём крайнюю степень ужаса. На немую вопросительную эмоцию, что так и застыла на лицах присутствующих, мальчик поспешно затараторил: — Он пошёл на балкон, чтобы мусор всякий оттуда на верёвке спустить, как мы это дома делали, а потом пропал! С балкона братик упал, точно! Упал и разбился!!! — Разби-и-и-ился-я-я-я, — зарыдали Номера Шестнадцать, скорее просто за компанию, нежели осознавая, о чём сейчас шла речь. — Стоп-стоп-стоп. Прошу, остановитесь. Номер… Восемь, он тоже был здесь? Какой мусор и верёвка? Как он мог с балкона… там ведь… Но, прекрасно понимая, что в состоянии такого волнения он не сможет поставить чётко вопросы, да и получить ответы на них, Джон попросту вбежал на балкон и выглянул из него на улицу, но обнаружить ни на балконе, ни там, далеко внизу, чего-то даже отдалённо напоминающего человека не смог. Разве что какой-то цветастый хлам. Но, выглядывая из окна шестнадцатого этажа, ни в чём уверенным быть не стоит, а потому, спустившись вниз, он уже окончательно убедился в том, что ребёнок из окна явно не выпадал. Это была столь хорошая новость, что даже бумаги среди выброшенного Номером Восемь якобы ?мусора?, оказавшиеся на деле его, Джона, собственными документами, работами студентов и прочим ?хламом?, казались не столь печальным зрелищем. — А он записку оставил, Номер Восемь!Я её даже не заметил сначала. А теперь заметил. Она проста маленькая очень, а я испугался, так что я её не сразу просто увидеть смог, потому что… — затараторил неизвестно откуда взявшийся Одиннадцатый, размахивая листиком перед собой. Как бы ни было то невежливо, Джон попросту забрал у него листик, вчитываясь в слова, составленные из вырезанных откуда-то печатных букв (Грассману даже жутко было представить, что же пало жертвой во имя составления этого послания). Коротко говоря, листик оповещал, что прямо с территории балкона был похищен тот самый Номер Восемь, за возвращение которого похитители ничего не просят. Неизвестные злоумышленники якобы просто решили сыграть с ними всеми в игру. И, если они все мальчика не найдут, то ничем хорошим это для Восьмого не окончится. Будь Джон чуть менее воспитанным, он непременно сказал бы что-то крайне красноречивое в адрес данной ситуации и семьи Смитов-Дарлингов, но, с трудом сохраняя спокойствие, Гроссман лишь глубоко вздохнул. — Похищен, значит. Конечно, Джон понимал, что вероятность этого похищения была крайне низкой, но, осознавая, что речь здесь идёт о маленьком и явно уж несмышлёном ребёнке, вверенном Гроссману горе-родителями, так просто оставить данную ситуацию он просто не может. Проблема заключалась в том, что родственники действительно набежали. Гилберт поймал себя на мысли, что он больше обрадовался бы грабителям в доме Джона, нежели толпе своих братьев и сестёр, встретивших их просто на пороге, и повторно за последний час испытал какую-то чарующую смесь удивления и стыда. Чувство это многократно усилилось, когда Номер Десять, нагло давясь собачьим печеньем, начал отчитывать хозяина дома.

— Ах ты, маленький!.. — воскликнул Номер Шесть, но от справедливой расправы в виде пары затрещин Десятого спасли непредвиденные обстоятельства, которые и помогли тому безнаказанно улизнуть обратно на кухню, не забыв при этом и своё лакомство. — Буэ-э-э-эрг~ — с этими впечатляющими звуками, напоминающими процесс кошачьей отрыжки, что-то маленькое крепко вцепилось в ногу Номера Шесть, заставив того вздрогнуть от неожиданности. На деле это оказался всего лишь один из детей — Номер Тринадцать (кажется) — перемазанный кетчупом (и Гил не хотел даже думать, откуда тот его взял) и нацепивший себе на голову разрисованный бумажный пакет с дырами для глаз и рта. — Я съе-е-е-ем твои мозги-и-и-и~ — с утробным бульканьем выдало дитятко, действительно принявшись кусать парня за штанину.

— Убить зомби, убить зомби! — в коридоре явно становилось тесно: к священной инквизиции присоединилась пара делегатов в лице Номеров Двенадцать и Четырнадцать, кое-как двигающихся под тяжестью собственных нарядов, утянутых явно из шкафа самого Джона. ?О нет, нет, нет…? — Оболтусы малолетние, что вы делаете?! — Убиваем зомби, — невинно заявила Номер Двенадцать, и у Гилберта появилось практически непреодолимое желание несколько раз стукнуться головой о тумбочку в коридоре. Тем не менее, этот порыв он всё же сдержал, как и желание несколько уменьшить количество своих братьев и сестёр. — Если вы сейчас же это не снимите и не отнесёте на место, то я… — но закончить свою угрозу Гилберт не успел: в комнату вбежал заплаканный Номер Одиннадцать с криками о том, что на одного брата всё же стало меньше. Все внутренности сжались и бухнулись куда-то вниз, оставив после себя лишь ледяное чувство пустоты. Не особо отвечая за собственные действия, Гил кинулся к балкону и выглянул вниз, сжимаясь от одной мысли о том, какое зрелище будет ждать внизу, но… Ничего страшного там и не оказалось. Фактически, там не оказалось вообще ничего, помимо каких-то разноцветных бумажек на асфальте, но моральных сил, чтобы проверить эту догадку у парня не было — он только лишь опустился на балконный пол, прижавшись к стене и стараясь унять нервную дрожь в коленях. К счастью, вернувшийся Джон всё же подтвердил тот факт, что внизу никого не оказалось, и это достаточно быстро привело Гилберта в чувства.

— Знаешь… Я ведь тебя предупреждал, да? — выдохнул Номер Шесть, забирая записку и стараясь не думать о том, откуда младший братец мог додуматься вырезать буквы: теория с похищением уж точно была не самой правдоподобной в силу того, что вор никак не мог проникнуть на шестнадцатый этаж и уйти незаметно для стада сумасшедших детей.— Теперь ещё этого малолетнего, — Гил вздохнул и пропустил пару непечатных существительных, лучше всякого характеризующих Номера Восемь и его нынешнее поведение, — ребёнка искать. Чудесно. Просто потрясающе, — Смит ещё раз глубоко вздохнул, чтобы немного успокоиться: всё же ещё одну лекцию о непристойных выражениях сейчас он явно не смог бы выдержать, поэтому решил и не нарываться. — Прости. Я вообще не представлял, что так всё произойдёт… Сейчас я соберу их и пойду домой. Я бы предложил помочь тебе убраться, но… Думаю, от этого будет только хуже. Так что…