Тык-тыква №3 (1/2)
Просыпаться на занятия без будильника было одним из немногочисленных талантов, которыми парень прекрасно владел, так что и сейчас он проснулся достаточно рано, и сразу же понял, что произошло что-то странное. Всё ещё лёжа с закрытыми глазами и пытаясь отойти от сна, он не слышал столь привычной ругани, возни, грохота тазом, криков: ?Убери за своей тупой собакой: она опять накакала на ковёр?, — ровным счётом ничего привычного. В голове невольно промелькнула мысль:..
?Может, я умер?? …но парень поспешно прогнал её прочь, только лишь сев на кровати и принявшись оглядываться по сторонам, чтобы хоть немного осознать окружающий мир. Всё ещё туго соображая спросонья, Гилберт далеко не сразу узнал комнату, в которой накануне заснул, как, собственно, не сразу и вспомнил то, что вчера вообще произошло.
Он принялся поспешно одеваться, собирая разбросанные в художественном беспорядке вещи — дурацкая домашняя привычка не складывать всё в одном месте — а после осторожно выглянул в коридор, просто, чтобы убедиться, что горизонт чист.
?Чудесно, я провёл ночь в доме неизвестного мужчины и остался совершенно жив. Да я чёртов везунчик?.
Задумавшись, Гил не заметил ковра, о который благополучно себе и споткнулся, без особого изящества грохнувшись на пол, и это вызвало новую волну ругательств, благо, не очень громких: всё же парень не хотел разбудить гостеприимного хозяина квартиры, если тот только ещё не проснулся от всего этого шума. Моргана (кажется, так звали собаку) уселась с другой стороны ковра, с каким-то странным высокомерием наблюдая за подростком, но парень только лишь рассеянно погладил ту, совершенно не заметив недовольства на морде у животного.
?А ведь вчера меня могли убить?. Тем не менее, сейчас эта мысль казалась больше смешной, чем страшной, и Смит вновь нервно хихикнул.
Хозяин квартиры оказался на кухне, где тот мирно попивал себе кофе. — Д-доброе утро... — Гилберт, странно смутившись, так и остался стоять в дверном проёме, совершенно не зная, что он должен предпринять дальше, но, получив предложение войти, он облегчённо вздохнул и присел на то же место, где и сидел вчера. Плюс в этом расположении был довольно очевиден: отсюда открывался прекрасный доступ к печенькам, на которые парень сразу же покусился (к чёрту приличие — еда важней!).
— Это... Спасибо, в общем... — поднеся к губам кружку с заботливо приготовленным кофе, выдавил парень, заметно покраснев: всё же благодарить кого-нибудь уж точно не входило в его ежедневную рутину, да и обилие сладкого явно превращало обычно грубого и агрессивного Гилберта в лапочку.
К сожалению, счастье (как и печенье) заканчивалось куда стремительней, чем того хотелось бы: Джон сказал, что отведёт его в школу, причём даже не отвезёт — отведёт, а после принялся критиковать собственные водительские способности, но тут в игру попыталось вступить природное обаяние Смита, который принялся откровенно подлизываться (всё из-за сладкого, всё из-за сладкого!), рассказывая, что это он, грешный, не соблюдает правил дорожного движения, что там не было ни перехода, да и вообще он умеет становиться невидимым. Естественно, мужчина убеждённым не казался, но всё равно согласился довезти его до школы, и это вызвало просто неподдельный восторг со стороны парня: всё же не так и часто ему перепадала возможность передвигаться на каком-либо транспортном средстве.
И естественно Джон бы не был Джоном, если бы не предложил написать объяснительную на имя директора по причине, что у Гилберта отсутствуют все необходимые тетради, но парень поспешил убедить его в том, что в объяснительной не было никакой необходимости: — Понимаешь, у меня не только одежда Номера Три, но и его тетрадь... Правда одна, зато на все предметы, — подросток не был уверен, что мужчина ему поверил, но в этот раз он совершенно не лукавил, даже вытащив из сумки в коридоре огромную и очень старую тетрадь, продемонстрировав её содержимое.
Дорога до школы прошла без каких-либо происшествий, да и как вообще можно попасть в аварию, со скоростью-то всего пятнадцать километров в час? Конечно, Гилберт всяческими способами пытался убедить Гроссмана ехать хоть немного скорее (хоть километров двадцать в час), но тот не реагировал ни на какие уловки, так что стрелка спидометра упорно держалась в самом его низу.
А вот возле школы их (точнее, самого Гила) уже поджидали неприятности, причём сразу и много, и носили они гордые имена ?папа?, ?мама? и ?номер 16?. ?Ой, двое номеров шестнадцать? Откуда? Вчера вроде ещё один был...? Когда у тебя шестнадцать братьев и сестёр, с которыми ты совсем и не ладишь, не было ничего удивительного в том, чтобы кого-нибудь из них забыть — наверное, в этом и был великий смысл называть всех детей одинаково.
Гилберт глубоко вздохнул, прежде чем напустить на себя грозный вид и, выйдя из машины, решительно двинуться к родне: сбавь он шаг, то точно бы не выдержал и куда-нибудь позорно сбежал, ещё больше ухудшив положение. Единственным плюсом во всей этой ситуации было то, что Джон последовал за ним и, возможно, его абсолютная невозмутимость успокаивающе подействует и на родню. ?Они… волновались за меня? — сколько бы Гилберт не был подавлен предстоящим скандалом, он ощутил укол какой-то детской радости, и даже невольно улыбнулся. — Они волновались за меня, значит им не всё равно!?
— Гилберт! — прямо с порога (фигурально выражаясь) набросилась на него мать, подойдя к нему, и парень чуть нервно вздрогнул: всё же его мать могла наводить страх на других людей (не зря же у неё родился Номер Три в своё время). Но вместо криков и выяснений отношений, женщина всего лишь вручила сыну обоих близнецов. Заметив полный недоумения взгляд, она всё же решилась объяснить собственное поведение: — Мы слышали, что ты живёшь в квартире, так что, это тебе! Пусть они живут с вами. Это Гилберт Смит и Синди Дарлинг, ну, точнее, 16'a и 16'б. Или наоборот, я уже не помню. Ну всё, пока~ — и с этими словами оба горе-родителя скрылись в неизвестном направлении, по всей видимости, на работу.
— Но ведь… — Гилберт поставил детей на землю (всё же три года — достаточный срок, чтобы не отдавливать руки старшему брату), и неверяще посмотрел на тех, словно впервые видел (фактически, так оно и было: о том, что у них в семье есть близнецы, он узнал только сегодня). Он настолько растерялся от произошедшего только что, что даже и не подумал о необходимости догнать родню и всё им объяснить: это он мог сделать и вечером, а сейчас его явно ждала увеселительная прогулка домой в компании младших брата и сестры. Обида обожгла внутренности, сменившись тягучим разочарованием: как можно было быть таким наивным по отношению к собственным родителям, которые вот так спокойно себе отдали двух маленьких детей несовершеннолетнему брату, который всю ночь прошлялся непонятно где и непонятно с кем? Как вообще можно было предположить, что они волновались? — Гадство, — только и выдавил из себя Смит, стараясь сделать голос как можно нейтральней, чтобы просто описать происходящее, но это не особо-то и получилось. — Они только что меня из дома выставили, отдав ещё этих малолеток. И после этого ты говоришь, что нужно уважать родителей? — последнее было обращено в Джону, который, странное дело, и удивлён-то не был (наверное, это атрофированная у него функция): он просто забрал детей и сказал, чтобы Номер Шесть шёл в школу, так как всё это не являлось поводом пропускать занятия, а сам спокойно сел в машину и уехал вместе с малышнёй.