Тык-тыква №1 (1/1)

Старенький, но замечательно выглядевший в свои годы автомобиль неторопливо плыл по ночным улочкам. В принципе, его никто не заставлял так ползти в тёмное время суток, когда риск с кем-то столкнуться многократно падал, но его водитель отчётливо понимал: сейчас он пробирается по далеко не любимой части ежедневного маршрута: так называемой ?сумеречной зоне?. К счастью, Беллу и Эдварда здесь пока никто не видел, да и вообще, они-то как раз в меньшей степени повлияли на название данной местности. Дело здесь было в другом: на данной части маршрута целиком и полностью отсутствовали фонари и прочие источники света, что, в совокупности с врождённым уродством самого асфальта, нередко вселяло суеверный страх в сердца всех водителей. Таким образом, одного света фар было всегда недостаточно для нормальной безопасной езды, но что уж тут поделаешь, ведь альтернативы у Джонатана Гроссмана, то есть вышеуказанного водителя, не было. Конечно, существовала ещё одна дорога домой, но она, к великому сожалению, сейчас, ровно как и год назад, находилась в ремонте. Не будем вдаваться в подробности о том, как это легкомыслие со стороны городских властей выводило из себя Джона. В общем и целом, различные шалости правительства, выводившие Джона, нельзя вложить в маленький список. Но сейчас, неизвестно почему, он не стал мысленно ругать служителей народа за отсутствие фонарей, а лишь безразличным взглядом смерил дорогу. ?А пока подведём итоги: рабочий день окончен, сейчас мои часы показывают без двадцати восемь, из чего я делаю вывод, что через два с четвертью часа мне необходимо будет лечь спать. Перед этим я планирую выпить чашечку чая, повторить конспекты завтрашней лекции, выгулять Моргану, подробно разобрать и составить распорядок завтрашнего дня. Ежели всё это будет совершено в срок, я смогу с уверенностью похвалить себя за то, что в этот день мне удалось полностью соответствовать вчерашнему распорядку, ведь нет ничего важнее самоменеджмента для любого здравомыслящего человека?. Если говорить честно и откровенно, то Джон, по сути своей, мог бы весь следующий час рассуждать на тему самоменеджмента. Он вообще уж очень любил рассуждать на различные темы. Так и сейчас, его мысль птицей унеслась куда-то вдаль, но её полёт был жестоко прерван внезапным воем приёмника. В общем, если бы Джон смотрел различные фильмы ужасов, то он бы сейчас предположил, что ?сумеречная зона? получила своё название вовсе не из-за отсутствия фонарей… Но, так как Гроссман такими жанрами не увлекался, то и суеверный ужас у него вызвал лишь тот факт, что его машина была явно не вполне исправна, отчего мужчина решил добавить в завтрашнее расписание непременный визит к специалисту. Но пока Гроссман, всё ещё шокированный внезапным звуком, пытался усмирить музыкальное оборудование, он совершенно забыл о том, что ему следовало смотреть ещё и за дорогой. К счастью, его машина сохраняла всё тот же медлительный темп, а он, то есть Джон, вовремя вспомнил о своих обязанностях водителя: какое-то движение перед машиной было вовремя замечено, а машина остановлена.

?О, нет! Я надеюсь, что никакого вреда не успел нанести этому пешеходу. Это просто возмутительно, что я так оплошал!? Без долгих раздумий, Джон вылетел из машины, и подбежал к пострадавшему. Конечно, его не пугали возможные судебные разбирательства. Главным для Джона здесь было другое: чтобы по его вине кому-то не пришлось страдать. — С Вами всё в порядке? — взволнованно спросил он, слегка заикаясь. — Вы ведь живы, не так ли? ?Боже, мой последний вопрос! — зло одёрнул себя Гроссман. — Я ничего не мог умнее спросить?!? Но заводить с собой дебаты на эту тему было некогда: в конце концов, на кону стояло здоровье пострадавшего пешехода. В отличие от большинства подростков, которые после школы тут же летели домой, Гилберт туда особо-то и не спешил — напротив, дом был одним из его самых ненавистных мест на всей планете: маленькая квартирка, полная орущих детей разных возрастов, да и родители, не ругающие за отвратительные оценки в школе, только лишь по той причине, что вообще не помнят об этом незначительном факте. ?Тупой день. Тупые родители. Тупая школа?. Такое отношение к людям, давшим жизнь, — естественно уже предосудительно, но думать о них как-то иначе Смит был не в состоянии: как можно вообще любить тех, кто называет всех своих детей одним и тем же именем, отчего членам дружной семьи Смитов-Дарлингов приходится носить номера, дабы не запутаться? Или уважать родителей, которые бездумно заводят новых детей, при этом с гордостью отказываясь от любой материальной помощи государства и балансируя на грани полной бедности? Практически спартанские условия жизни, где на всех пятнадцать или шестнадцать детей, еда (обычно это была подозрительного вида каша) готовилась в одном огромном тазу, не особо подстёгивали любовь и взаимопонимание между братьями и сёстрами, которые, напротив, старались перетянуть оделяло на себя (в буквальном смысле слова, так как спать так же приходилось по двое-трое человек).

?Чёрт возьми?.

Гилберт притормозил у какого-то фонаря, дабы поправить то и дело сползающую лямку старого рюкзака, с которым, наверное, ещё ходил в школу самый первый ребёнок.

?Как же я всё это ненавижу?. Тем не менее, слепая ярость была совершенно бесполезна: особого выхода из ситуации и не было-то: демонстративный побег принёс бы только лишь облегчение (порция каши другим стала бы чуточку больше), и вряд ли бы его стал кто-нибудь искать, а для самостоятельной жизни нужны были деньги, которые не так-то просто получить, не имея за плечами хотя бы свидетельства об окончании школы. Какая-нибудь робкая надежда на то, чтобы с отличием закончить ту и упорхнуть в какой-нибудь колледж, пробившись, быть может, там на стипендию, окончательно разрушилась ещё в начале года: в аттестате двойки активно сражались с единицами — а как ещё, когда дома — балаган, а не тихая библиотека с приятной атмосферой учёбы? Так что теперь будущее казалось одной сплошной чёрной дырой, постепенно затягивающей и убивающей своей безысходностью.

От этого давящего чувства отчаянья хотелось разреветься, но всё же это парень считал ниже своего достоинства, так что мужественно сдерживался, а за этими сражениями с собственными эмоциями даже и не заметил, как преодолел львиную долю пути от школы до дома: осталось всего минут двадцать.

Гилберт глубоко вздохнул, направляясь к пешеходному переходу — не то, чтобы он был активным приверженцем соблюдать правила дорожного движения, но этот глупый переход стоял именно там, где и следовало пересекать дорогу.

Приближающуюся машину Смит заметил далеко не сразу, точнее, именно в тот момент, когда предпринимать что-либо было уже поздно: он машинально замер и зажмурился, инстинктивно стараясь сжаться до габаритов Дюймовочки.

?Какая тупая смерть?, — промелькнуло в голове, но удара так и не последовало — только лишь надрывный визг тормозов, заставляющий всё внутри оборваться и бухнутся куда-то вниз. Гилберт приоткрыл глаза, и удивлённо уставился на бампер практически у самых своих ног: чудо, но машина успела остановиться.

— Что за?.. Из машины тут же выскочил довольно молодой мужчина, который тут же свалил на голову Гилберта целую кучу каких-то тупых вопросов. И без того съедающая изнутри злоба, наконец-то, нашла повод выплеснутся наружу буйным фонтаном в виде длинного потока отборной ругани, перемешанной с весьма искренним и, главное, закономерным любопытством вроде: ?Как тебе вообще права выдали?? или ?У окулиста давно был? А у психиатра??. Правда, даже этому потоку в результате пришёл конец, и оставалось только лишь отдышаться и успокоить бешено трепещущее сердце, которое всё не могло поверить в то, что оно ещё не отправилось на преждевременную пенсию. Ко всему прочему, водитель выглядел куда более внушительным, нежели шестнадцатилетний подросток, а тёмная безлюдная улица не особо способствовала подобным выкрикам в сторону незнакомого мужчины, но отступать было уже некуда. Конечно, Джон и не ждал добрых слов из уст своей жертвы, но всё же какой-то синдром педагога заставил сердце болезненно сжаться после каждого дурного слова, хотя чувство вины оказалось куда сильнее: волну возмущений Гроссман оставил при себе. ?И всё же я считаю непозволительным разговаривать в подобном тоне с любым человеком, даже если этот самый человек едва ли вас не сбил…? — мысленно принялся выказывать негодование мужчина, всё же не сумев подавить эту волну возмущений.

Конечно, размышления Джона объяснялись стилем его воспитанием по типу идеального ребёнка века эдак XVII, что уже стало для него настоящим диагнозом. Но мы не будем углубляться в изучение глубин подсознания нашего героя. Итак, Джон молча выслушивал разглагольствования возмущённого подростка, сокрушённо опустив голову. Оно и понятно, ведь совесть совершенно беспощадно терзала его добропорядочную душу многократно больше, нежели возмущение речью неизвестного, о чём уже было сказано раньше. ?Ведь этот юноша абсолютно верно характеризует меня и мои поступки. О нет, я не собираюсь прибегать к утверждению, будто бы плохие поступки не всегда сопряжены со степенью порядочности человека, ведь столь отвратительно мог поступить лишь соответствующий этому качеству человек. Как я только мог забыть о всех тех правилах, нарушением которых сам нередко попрекаю многочисленных водителей?! Это просто ужасно, невообразимо кошмарно, пугающе гадко с моей стороны! Я полностью очернил честь своей семьи. Мне больно представить, что сказали бы на это мои предки. Даже страшно подумать об этом. Завтра же я иду с повинной в полицию: я обязан понести ответственность за подобные действия, пусть даже это не успокоит мою совесть?. К счастью, Джон вовремя заметил, что молчит уже минут пять, в то время как таинственный пешеход давно окончил свою речь. Мысленно ругая себя за очередное проявление неуважения, Джонатан решил ответить: — Я просто не могу подобрать нужных слов, чтобы просить Вашего прощения. Больнее всего то, что я и сам отлично понимаю всю ничтожность и бессмысленность своего ?простите?. Бог мой, я… Одно лишь меня радует: Вы остались целы и физически невредимы, — взволнованно начал он. — Я понимаю, насколько Вы злы на меня, а также осознаю, что я вполне заслужил этот гнев. Но это всё слова, слова, слова… Они ведь даже ничего и не значат почти, ведь сделанного уже не воротишь. Несомненно, я не стану препятствовать Вашему заявлению в полицию. Напротив, я с уважением Вас пойму и возьму на себя ответственность как должное. Надеюсь, меня лишат прав и заставят понести соответствующее моему правонарушению наказание, что, я надеюсь, даст отличный урок и мне, и другим водителям, которые узнают о моей истории. Ох, я и забыл вовсе поблагодарить Вас о проявлении великодушной заботы моим здоровьем! Конечно, как водитель, хоть и никудышный, а также как преподаватель, я ежегодно прохожу медицинский осмотр, как у психолога, так и у окулиста! С этой точки зрения я нахожусь в полном порядке… Но давайте оставим заботу о моём здоровье в стороне. Не знаю, как же загладить свою вину перед вами… Наконец, Джон остановился, и глубоко вздохнув, в очередной раз виновато посмотрел на неизвестного. ?А ведь он, ко всему прочему, ещё совсем ребёнок! Я чуть было не лишил его жизни. Чудовищно! Я… мне нужно будет поговорить об этом с моим психологом!? Казало бы, весь его монолог лишь приумножил всю мощь приступа угрызений совести. Но тут как раз гениальная идея словно озарила Джонатана — он схватил подростка за руку и потащил в машину.

— Вы, наверное, очень замёрзли, ведь на поздний вечер, к тому же, весьма ветреный. После всего случившегося я просто обязан как минимум напоить Вас замечательным чаем, а после отвезти домой. Впрочем, лучше будет, если я Вас отведу, а не стану вновь пользоваться автомобилем, ведь с ездой на нём мне явно следует завязывать. Но, с Вашего позволения, ко мне домой мы всё же доедем (эвакуатор ждать будет слишком уж долго, а оставлять авто посреди проезжей части выглядит совсем уж неразумно). Но, я уверяю Вас, что буду ехать со скоростью не более пятнадцати километров в час. Упомяну, что речь свою Джон сопроводил запихиванием бедного ребёнка в машину, после чего сам он сел в кресло водителя и поехал по направлению домой. И не стоит даже говорить о том, что стрелка спидометра в этот момент замерла на отметке ?15?. Водитель хранил молчание настолько долго, что Гилберт подумывал уже развернуться и пойти прочь: свет фар, лупивший прямо по глазам, слишком уж снижал границу видимости и не позволял как следует рассмотреть человека перед собой, и вся эта ситуация достаточно сильно действовала на нервы. Тем не менее, когда несостоявшийся убийца, наконец-то, подал голос, то вместо длинной и подробной инструкции, куда Смиту следует пойти, он принялся советовать писать какую-то там повестку в какой-то там суд.

— Совсем придурок? — только и выдавил из себя парень, наконец-то убираясь с проезжей части: говорить с этим человеком дальше не было уже особого смысла, а домой, сколько бы того не хотелось, всё же нужно было ещё попасть.

Однако водитель вовсе не собирался отпускать несчастного паренька просто так: Гилберт не успел даже сообразить, что происходит, а его уже за руку настойчиво тянули к машине, обещая какой-то там запредельно прекрасный чай. — Эй, что ты делаешь, твою же мать!? Не трогай меня! Эй! Отстань! — но срывать горло криками было столь же бессмысленно, как и сеять пшеницу в ледяных пустынях Гренландии: мужчина не обратил на протесты, как и на отчаянные попытки вырваться, ровно никакого внимания, всё же умудрившись каким-то чудом запихать упирающегося подростка в машину.

Автомобиль двигался медленно, настолько неторопливо, что парень уже начал дёргать дверную ручку, дабы хоть выскочить на ходу, но та оказалась заблокирована, оборвав попытки выбраться наружу на самом корне. Конечно, оставалось ещё окно, но в момент удушающей паники Гилберт о нём как-то и не подумал, вместо этого только лишь забившись как можно дальше в угол и с подозрением косясь на своего похитителя. Если бы мысли не метались в столь хаотичном порядке, то Смит бы наверняка подумал и о положительных аспектах данного происшествия: домой ему теперь точно не придётся возвращаться.

Внезапно машина остановилась, причём в столь элитном районе города, где многочисленная семья Смитов-Дарлингов даже и подумать не могла о том, чтобы снять себе квартиру: огромные многоэтажки, обшитые пластиком, угрожающе возвышались, заставляя любого прохожего ощущать собственную ничтожность. Дверь с другой стороны открылась, и Гилберт едва не вывалился из машины, но всё же смог удержать равновесие. Он прижался к задней двери, пытаясь находиться от сумасшедшего как можно дальше и выбрать максимально удобный момент, чтобы сбежать.

— Постой, ты что, реально затащил меня в свою машину, просто чтобы потом напоить меня чаем?